***
Первый настоящий рабочий день для меня наступил, когда представилась возможность поработать с Кимом. Мы ехали на приём в честь очередной годовщины создания корпорации Boeing в банкетном зале отеля «Четыре сезона» по 57 стрит. Нашу машину зажал в тиски Манхеттен — безжалостный, как судебный пристав. Шофёру Стенли приходилось лавировать между многочисленными автомобилями, на водительских креслах которых сидели мужчины, все как один уверенные, что исключительно они одни в этом мире опаздывали. — Нам понадобятся минимум два синхрона, один от главы компании, он будет давать брифинг для СМИ, не зевай там, ладно? — Ким всю дорогу давал наставления, записывая их на скомканном листе бумаги. — Второй синхрон возьмём у заказчика самолётов. Идеально будет, если отыщем представителя American Airlines — они стали самыми крупными покупателями в прошлом году. Хотя что значит «если»? Мы его обязательно отыщем, понял меня? Стенли сбавил скорость до двадцати, а я подвинул ближе свою сумку, «любезно» собранную Кимом, вставил аккумулятор в Sony, вдвинул флэшку в слот. Когда Ким посмотрел в мою сторону, в его глазах прыгали чертенята: он был игрив почти до неприличия. Уверен, на его языке крутилась колкость, что он-то накамерный не забыл, когда складывал для меня оборудование, хотя даже не был оператором. Очаровательная язва. А я ведь всегда держался от таких подальше. Мы подъехали ко входу в «Четыре сезона», и я оказался в гуще колоритной авиационной тусовки. Стенли, с которым пришлось ездить на первое задание, снова пожелал мне «хорошей работы»; даже не ожидал, что это будет так приятно. Ему в прошлом году исполнилось шестьдесят лет, но он казался молод душой и порой отпускал такие непристойные шуточки, что даже Крис краснел. Но вместе с тем был примерным семьянином, как сказал Ким, и заменил отца внучке. К стеклянным дверям вела «оскаровская» красная ковровая дорожка. Сбылась моя детская мечта — пройтись по ней. В воздухе смешались ароматы десятка разных парфюмов, и я закашлялся. — Заявочный план. — Ким схватил меня за плечо, когда я сделал шаг на дорожку. — А, точно, сейчас. — Энди. Через десять минут мы оказались внутри, пожали руки пожилой даме из числа тех, что предпочитают стоять на входе и здороваться с прибывающими. В зале, отделанном деревом и камнем, расслабленно фланировали и переговаривались гости. По периметру стояли диваны, на одном из которых парень громко делился впечатлениями о лагере для творческой молодёжи. У него из кармана выглядывала мятая десятидолларовая купюра. Женщина постарше — наверное, мать — рассеянно кивала, слушая его и оглаживая свои ляжки. Нью-йоркские реалии. Я как раз шёл мимо компании дам за сорок, когда Ким взял меня за локоть: — По правому борту чета Уолрекс, советую не связываться — скандалисты. Однажды я брал у них интервью, а жена потом обрывала телефон, утверждая, что выбран неудачный ракурс. А как насчёт похудеть фунтов на двенадцать? Почему им это в голову не приходит, а? Я взглянул в сторону парочки: бабочка на шее мужчины подобрана в тон платью женщины. С виду образцовые добропорядочные супруги, но фальшь и ханжество меня не удивляли. В первый день в Нью-Йорке я собственными глазами видел, как мелкая девчонка с косичками, азиатской внешности, наставила на бродягу пистолет, требуя деньги. — А это Роберт Дамески, возглавляет подразделение Boeing в Восточной Европе. Знатный ловелас, меня недолюбливает, лучше возьмём синхрон у кого-то другого. — Ким прервался на полуслове, чтобы поздороваться с ним, и продолжил шёпотом: — Мы с Робертом нос к носу сталкивались на презентации Dreamliner в прошлом году, большая шишка. — Dreamliner 787. — Что? — Н-н-ничего. — Я прикусил язык. — Так что там с Дамески? — Хотел склонить меня к неподобающим, даже неприличным действиям. — К каким же? — Сделать заказной материал. — Про Boeing? — Там была тёмная история — взятки, коррупция. — И ты как законопослушный гражданин обратился в полицию? — Что? Делать мне больше нечего, — фыркнул Ким. — А это Гарди Саммерс. Я поглядывал в сторону Дамески, поглаживая шлёвку на сумке. С виду — типичный ловелас: значит, старался держаться от таких кадров, как Ким (то есть, себе подобных), подальше, чтобы не столкнуться с конкуренцией. Я представил их вместе в какой-нибудь тесной кабинке наедине. В голове вспыхнул образ: этот субтильный мужичонка с прилизанными волосами и — брр! — подтяжками суёт Киму в карман деньги, а тот ехидно улыбается и выбрасывает их. — Здравствуйте, мистер Саммерс. — Ким обменялся с кем-то рукопожатием, пока я выпал из реальности, и перешёл на полушёпот, когда мы остались одни. — Тот ещё лицемер. — А что случилось? — Подал на канал иск на три миллиона долларов. Двуличная тварь. — О, ну и кто выиграл? — Ханжа, — продолжал тихо ругаться Ким. Я спрятал смешок в ладони. Мне нравилось, что мы с Кимом были в одной команде на вечеринке. Он доверительно рассказывал мне о знакомых и не пытался пропихнуть меня в их компанию. — Очевидно, не вы. Так у тебя богатое криминальное прошлое? — Ты не представляешь какое. Мы подошли к стене, вдоль которой расставили высокие столики. На каждом — по два бокала шампанского, что весьма кстати — я старался не пить крепкие напитки, особенно на работе. Официальное начало мероприятия назначили на девять вечера; у меня оставалось от силы пятнадцать минут для непринуждённой беседы с Кимом. — Так расскажи. — Что? Как меня вместе с парнями из колледжа приняли за эксгибиционистов? — Не может быть. — Я оперся о стол. Ким прислонился к нему с другой стороны. — Может. — Как это случилось? Я жажду подробностей! — Ты жаждешь знать, не показывал ли я бедным девчонкам свои половые органы в юности? — Ким рассмеялся, гладя указательным пальцем ножку стакана. — В людных местах не показывал, хотя случай вышел дурацким. В колледже я возглавлял сообщество расследователей. Мы брались за дела, которые федералы так и не раскрыли в связи с недостатком улик. — А что, почему бы и нет? Куда им до ваших ресурсов и смекалки? — Вот. — Он указал на меня пальцем, едва не подавившись шампанским. — Вот и мы так подумали. Задания были вроде квестов, ну, чтобы не только расследовать, но и веселиться. Мы же были студентами, не суди строго. И на одно задание вышли в длинных плащах. Вечером. В парк. Единственное, чего мы опасались, так это того, что нас примут за настоящих детективов, — он округлил глаза, переходя на шёпот, — и придётся кого-то спасать. Я смеялся, не в силах удержаться. Мужчины с чувством юмора очаровывали меня — так было всегда. Я только надеялся, что не заглядывал Киму в рот слишком откровенно. Приходилось постоянно себе напоминать: он твой коллега, твой коллега… Было бы непрофессионально увлечься им, а ты уже увлёкся. Но разве я рационален? Способен отключить эмоции? Не чувствовать? Мои страсти, будь то человек или занятие, полностью увлекали меня. — Они заглянули нам под плащи, поняли, что мы не эксгибиционисты. Как будто эксгибиционисты ходят стаями. Хотя, может, это они были вуайеристами и хотели просто посмотреть? Я пялился на него с вежливой улыбкой. Честно говоря, мне было плевать, что он говорил. Главное, что он говорил, между нами происходил диалог, мы узнавали друг друга. — А у тебя есть забавная история с ФБР? Наверняка есть, это же Нью-Йорк. — Ну-у-у. — Я пожал плечами. — Большую часть своей жизни я провёл в Миссури. — Миссури? Ну, «покажи-ка мне», Энди. — Выйдет не так эффектно — я не в плаще. Когда Киму стало известно о моих корнях, он спросил, как так получилось. «Это длинная история», — ответил я. Хотя, по правде, рассказ банально не вписывался в категорию развлекательных; не подходил для бесед на светском рауте, чтобы коротать время между первым и вторым бокалом шампанского. Испорчу Киму настроение, покажусь нытиком, вывалившим на собеседника проблемы в ответ на вопрос «Как дела?», заданный исключительно из вежливости. Уж лучше не открывать рот. — Ладно, а чем в Миссури молодёжь занимается? Ким подбивал меня на рассказ из категории «восемнадцать плюс», но у меня таких не водилось. Разве что баловство с компьютером. Знаю, о чём вы подумали! Но я говорю о сомнительного уровня навыках хакера. Умею взламывать почту и аккаунты в социальных сетях. Может, банковские счета — никогда не пробовал этим заниматься. Были ещё истории с парнями — поцелуи, секс в гараже, — но их я сразу вычёркивал из перечня публичной информации. — Я был необщительным ребёнком. — Ха, а стал скрытным парнем. Я мог бы рассказать о Миссури, но патриотизм по отношению к малой родине — не моя сильная сторона, простите, Марк Твен. Том Сойер, крупный ботанический сад, что ещё? Когда я как следует покопался в памяти и составил небольшой рассказ, Ким уже велел снимать. Окей, шеф. Набрать красивых планов, снять синхрон, включить свет, надеть наушники, жёлтое гнездо, спрятать петличку. Люфт, конечно: Ким испытывал журналистский оргазм от люфтов (может быть, и не только журналистский). Раскадровка маленьких моделек самолётов, представленных в зале, раскадровка цветов, раскадровка платья, ну, чего тебе ещё надо? — Стенд-ап. Я установил камеру перед сценой, на которой была размещена часть фюзеляжа новенького лайнера, а также его уменьшенная копия. Когда Ким убедился, что и то, и другое влезло в кадр, он начал говорить. Надо отметить, импровизация у него получалась отличной: я залюбовался. — Позади меня находится уменьшенная модель нового самолёта авиастроительной корпорации. MAX-10 способен стать конкурентом для разрабатываемого Airbus А-350, по крайней мере, об этом заявил сам концерн. Новый MAX-10 сможет сэкономить до двенадцати процентов авиационного топлива в год, предназначен для перевозки тридцати пяти пассажиров, является дальнемагистральным судном… Чёрт. «Тридцати пяти» — зачем я это сказал? — Что не так? — Я выждал две секунды и выключил запись. — Энди, ты вообще слушал? Я сказал тридцать пять вместо трёхсот пятидесяти. О-хо-хо, и чья в этом вина? Сняв стенд-ап, мы вернулись к облюбованному ранее столику. В руках Кима снова оказался бокал с шампанским; у меня закралось подозрение, что и предыдущий он не оставил полным на столе. Не мне судить — сюжет-то делать придётся завтра. На щеках Кима появился красивый хмельной румянец, глаза заблестели пуще прежнего. Он стоял рядом со мной, опираясь рукой о колонну, и наклонялся, пока я собирал сумку, словно к полу был прикреплён магнит. — Звони Стенли. Как жаль, что работа с ним заканчивалась. Водитель забрал нас в начале двенадцатого, и к часу ночи я добрался домой. Повалился на кровать и уставился в потолок с блаженной улыбкой. И внезапно для самого себя отключился, не успев подумать, какой интересный прожил день.***
У них, видите ли, традиция. Ну почему так сложно? В четверг я пошёл к Нилу, чтобы узнать, как там дела с сюжетом по Boeing, и заодно спросить о так называемом первом свидании. Ким не захотел раскрывать подробности — сказал, чтобы я как и прежде не планировал ничего на сегодняшний вечер, и грациозно скрылся в туалетной кабинке. Я не решился вести переговоры через дверь. — О, Энди, ты жив! — оптимистично отметил Нил. Но поговорить не получилось: в комнату заявился Майкл и занял монтажёра срочным заданием. Крис — тоже не вариант, возьмёт и донесёт Киму. Я бродил по редакции, надеясь случайно столкнуться с Кимом, пока мы не поехали на военный полигон. Ракетные системы и джавелины ненадолго отвлекли меня от «первого свидания», но вернувшись в офис после стрельб, я вновь сосредоточился на встрече. Киму предстояло сделать сюжет за два часа; я, мысленно пожелав ему удачи, воспользовался правом откланяться и поехал домой в Бронкс.***
Он позвонил в шесть и сказал, что заедет за мной в девять. Я забрался в шкаф в надежде, что в коробках, которые не разобрал, найдётся что-то подходящее для ужина. Схватив первую, чихнул, оказавшись в облаке пыли. В ящичке с оборванными краями лежало несколько футболок, скейт, распечатанные студенческие конспекты, мятые и выцветшие. Чем я думал, когда собирал вещи? Во второй нашёлся набор по уходу за волосами, гарантийный талон смартфона и часы. Я думал, что забыл будильник, с которым просыпался на протяжении десяти лет, дома. И теперь крутил его в руках, размышляя, оставить купленный в Нью-Йорке с изображением Тауэра или выбрать этот? Ну нет, старые часы, символизирующие прошлое, мне не нужны. Будильник около трёх тысяч дней был первым звуком, который я слышал по не-самым-удачным-и-счастливым-в-моей-жизни утрам. Привет из далёкого детства, Энди. Я швырнул старый будильник в коробку и перешёл к следующей. Но ни в ней, ни в остальных кучах хлама не нашёл костюмов. За два часа до встречи внутренности начали сжиматься в маленький трясущийся комок. Сцепив зубы, я пересчитал деньги, нашёл в интернете круглосуточный (чего только не найдёшь в Нью-Йорке) магазин, продающий мужскую одежду в среднем ценовом диапазоне. Три квартала туда и обратно пробежал за семь минут.***
Казалось, прошла вечность, прежде чем позвонил Ким. Я ощутил глупый прилив гордости, как будто потом мог показать маме звонок и сказать: «Смотри, мне Ким звонил, я взрослый мальчик». Закрыв дверь на два замка, я спустился вниз. Ким должен был ждать меня во дворе. Я долго и безрезультатно отговаривал его, предлагал, чтобы мы встретились уже на месте. Я поброжу по незнакомому городу, только бы ты не увидел мой убогий район, как тебе план? «Я ведь приглашаю тебя», — сказал он и отключился. Как хорошо, что в Бронксе почти нет фонарей: шансы, что Ким сумеет рассмотреть что-либо, — минимальны. Я гадал, была ли у Кима собственная машина и если была, то какая? Поскромнее типа «форда», или шикарная типа «феррари»? Ставлю на то, что Ким любил мощные авто, те, которые в социуме считались «мужскими». Если человек руководит компанией, работает на Уолл-стрит, стоит во главе корпорации или слывёт классным журналистом, то обязательно должен любить дорогие машины, выдержанное вино, брендовую одежду, люксовую мебель, кварцевые часы. Ему полагалось разбираться в том, чем отличается венге от зебрано, кашемир от шёлка, почему бабочку нельзя носить с мокасинами, какой галстук подобрать к загару. — Эй, красавчик, подвезти? Машина подъехала так тихо, что я, не заметив её, трусливо отскочил в сторону. Ким сидел на водительском кресле красного автомобиля без особых внешних изысков и наворотов. — Я лучше на такси поеду. — Не валяй дурака. Торопливо обойдя авто, я устроился на пассажирском сиденье рядом с Кимом. В машине пахло ванилью, на зеркале заднего вида качалась из стороны в сторону полоска освежителя воздуха, и стало тоскливо оттого, что из-за нового костюмчика побаловать себя ванильным я смогу только после зарплаты. Я посмотрел на приборную панель, и… Погодите-ка, да это же «Тесла». Электрокар с системой автопилота. Модель S или L. — Вау, электромобиль. Не думал, что ты заботишься об экологии. — Может быть, мне просто нравится Илон Маск. Ладно, хорошо, спокойно: когда-то я пойму эту внутреннюю шутку. — Долго мы там пробудем? — Я сменил тему. — А ты торопишься? Девушка? — Работа. — Погоди, мне нужен был тот Энди, который работает у нас! — Я тот самый Энди, только с дополнительной работой в интернете. Мы переглянулись. Машина катила по тихой Риверсайд, напичканной домиками в викторианском стиле. По крайней мере мне хотелось так думать. И верить, что я немного разбираюсь в архитектуре, — это же звучало клёво, верно? «Он разбирается в архитектуре». Небось творческая личность и при деньгах, иначе зачем сдалась ему архитектура? Моя мама говорила: если видишь огромный дом с куполом на крыше, верандой и террасой, то он викторианский, будь уверен. — Крис сказал, что ты штудируешь ядерную физику. Крис говорил обо мне Киму? Он запомнил, что я люблю физику? Вам должно быть известно это чувство. Представьте, что вы второй раз встретились с кумиром, дали ему диск на подпись, а он поднял глаза и произнёс: «Погоди, тебя ведь Энди зовут, я прав?» — Хочешь сказать, что это странно? — Почему? Майкл, наш редактор, говорил, что репортёр должен знать всё. Первые пять лет он постоянно дёргал меня без повода. Мог подойти и сказать: «Найди-ка мне демографическую статистику Мэна». Или спросить, сколько рыбы выловили в реке Чикаго, или — когда в последний раз американец выигрывал в лотерею миллион долларов. Только представь, каких нервов стоило сохранить с ним приятельские отношения вот после такого беспощадного троллинга. — Но я оператор. Ким рассмеялся. Боже, какой у него был заразительный смех. — Ну так, когда всё успеваешь? — Я не общаюсь с людьми. — Да брось. — Ну уж нет. — Мы снова переглянулись с улыбками на лицах. Кроме Кима, Криса, Элис, блондинки в юбчонке и соседей в Бронксе, я в Нью-Йорке ни с кем не общался. Не дружил достаточно близко, чтобы предложить прогуляться, не выглядя при этом гибридом мизантропа и ходячего одиночества. Правда, в Миссури дела обстояли так же: я вываливался из молодёжных тусовок и в них не возвращался. — Я общаюсь эпизодически. Погоди, так это Крис тебе сказал про накамерный свет? — Нет. Почему ты затворник? — Крис тебе сказал. — Я сам увидел, профессиональное чутье. — Ким надменно вздёрнул подбородок, насмешив меня. — Что? Думаешь, журналист не отличит свет от фонарика? — Ну да, конечно. Думаю, что отличит, если ему об этом прошепчут на ушко. Мы приехали в подпольное казино на 169 стрит в боро Куинс. Ким постоянно косился в мою сторону, наверное, ожидая реакции. Чего-чего, а казино я не предвидел. Столы, отделанные деревом, обычные стулья вокруг, крупье с приклеенными улыбками оставили меня равнодушным. Казино не было шикарным как в Лас-Вегасе, больше напоминало клуб по интересам с приглушенным светом и особенными правилами на входе. В Ханнибале тоже работала игорная зона — любимое место подростков и представителей «золотых семидесятых». Пару раз я бывал в «Дейки»: от звона монеток, летящих в прорези автоматов, начинала болеть голова, и, естественно, мне тотально не везло. — Ну, что скажешь? — Мы заняли столик в отсеке для неиграющих, и я невольно проникся атмосферой. Нарушать закон, так по полной. Тут для удобства игроков создали нечто вроде бара. — Твой испытательный срок продлится два месяца, а значит, мы как минимум снимем тридцать пять сюжетов. Нам нужно прийти к взаимопониманию, узнать друг друга. Рационально. — Это желание взаимно. — На канале есть традиция, так что если тебя будут спрашивать про первое свидание, — Ким с обходительной улыбкой подал мне меню, — то речь идёт именно об этом. Но ты-то со мной флиртовал не из-за традиции, верно? Мы беседовали о музыкальных вкусах, фильмах и книгах. Оказалось, Ким фанат детективов и мистики, как и ваш покорный слуга. Я с гордостью упомянул, что собрал изданные в Америке тексты Лавкрафта. У Кима даже глаза загорелись — ну, ещё бы, это было моё сокровище. Сам Ким оказался поклонником авторов, которых часто называли интеллектуальными, — Митчелла, например. И почему я не удивился? В музыке он любил поп-рок, а я — симфо-рок; в фильмах мы совпали — детективные истории, триллеры и научпоп. — За знакомство в неформальной обстановке. Я присмотрелся к вину, которое принесли немногим позже. Было бы нетактично отказаться, хотя я привык обходиться без алкоголя, а Ким, вообще-то, приехал на автомобиле и, несмотря на всю его беспилотность и инновационность, должен пребывать в трезвом состоянии, чтобы сесть за руль. Новые правила дорожного движения не позволяли водителям читать, пить, играть в консоль и заниматься сексом во время езды на автопилоте. Шучу, про секс там ничего не было. — За знакомство. На какое-то время воцарилась тишина, а потом я поинтересовался: — И ты всех операторов водил на свидание сюда? Ким поднял глаза и улыбнулся над бокалом. — Почему же так двусмысленно? — Это не я придумал «первое свидание», терпи. Мы переглянулись и уставились в тарелки. — Так, а сколько у тебя было операторов? Ким вздохнул. — Я… — Я понял. — Он тепло усмехнулся. — Перед тобой я работал с Тоддом; когда он пришёл на канал, ему исполнилось сорок два. Не пойми меня неправильно, для оператора это нормальный возраст — наверное, лучший. Но человек стоял на позиции, что он гений операторского искусства. Сюжеты снимал хорошие, но как по инструкции: никакой творческой жилки, никакой импровизации, в конце концов. В советах от меня не нуждался, только орал. Я вспомнил нашу первую совместную съёмку. Ким пусть и поразил меня составленным планом, но ничего меганеобычного в нём я не разглядел, только добротную работу репортёра-зануды. — Когда мы снимали Boeing… — Не в каждом же сюжете мне настолько выпендриваться, правильно? Зато на полигоне сегодня, помнишь? Ты снял шикарные кадры снизу и те, у военного самолёта. Он мечтательно скосил глаза. — Ага, которые ты мне подсказал. — Тут сложно не согласиться. — Всё равно снял ведь. А Тодд бы сказал: «Я тебе что, клоун лезть под самолёт?» Я сдержанно рассмеялся, поскольку солидарность к брату по операторскому ремеслу уступала жгучему желанию произвести на Кима самое лучшее впечатление. — Кстати, хотел спросить об этом: сюжет вышел в эфир, всё нормально? Ким отрицательно мотнул головой, не поднимая взгляда. — Нет, не вышел. — Не вышел? — тупо повторил я. — Как? Почему? — Я не хочу об этом говорить. — Но, Ким… — Я едва не подавился. — Это из-за меня? Он фыркнул, посмотрел на меня долгим, тяжёлым взглядом. — Я бы обязательно сказал, если бы это было из-за тебя. — А, точно. Но в чём тогда дело? — Энди, что тебе непонятно во фразе «не хочу об этом говорить»? Ближе к ночи Ким потащил, точнее, попытался затащить меня в игровую зону. А когда выяснил, что я буквально антиазартный и понятия не имею, как играть в покер, предложил попытать удачу на рулетке. Мол, там ничего сложного, только число выбрать надо. — Так ты любишь играть, — сделал я очевидный вывод, когда мы остановились у окошка для покупки фишек. — Что ж, это довольно любопытно, как по мне. Очень любопытно. — Я не люблю, я обожаю играть. — О нет. — О да. Мне в последнее время так везёт. — Везение — чистая случайность. В квантовой физике это называется вероятностью. Ким снова пропустил мои слова мимо ушей, расплачиваясь. — А вероятности того или иного исхода всегда сводятся к пятидесяти процентам. — А по виду и не скажешь, что такой зануда. — Он похлопал меня по плечу. — Ты знаешь, что рулетку ещё называют чёртовым колесом? А почему, Энди? Потому что если приплюсовать числа на игровых секторах, получится шестьсот шестьдесят шесть. — Вот именно, адский аппарат. — Красное или чёрное, Энди? Чётное или нечётное? Не дождавшись моего ответа, Ким сделал несколько ставок, пока крупье раскручивал колесо. Шарик катался минуты три, а затем не остановился на нулевом секторе под групповой вздох разочарования. Мы постояли минут пять, и я отпустил Кима играть в покер, почувствовав себя жёнушкой, которая позволила благоверному расслабиться с друзьями. Я обнаружил, что Ким засунул мне в карман брюк несколько купюр, даже не предупредив об этом, и направился к барной стойке, где куковали менее зависимые от игры гости (или те, у кого уже не было денег). Бармен предложил фирменный коктейль: им оказалось мохито. Долька лайма, веточка мяты, ярко-оранжевая соломинка. Я сделал глоток и скривился: сладость вперемешку со спиртом была омерзительной. Дайте-ка мне лучше воды, спасибо. Я повернулся в сторону покерного стола, за которым шла оживлённая игра. Иногда до меня долетали обрывки фраз, вроде «У вас что, семёрка, повышаете ставку?» или «Это не холдем, чтобы сдавать в пас», но я не мог и представить, о чём идёт речь. Гора фишек в середине стола увеличивалась, а голоса игроков становились громче. Ким сидел рядом с крупье с невозмутимым выражением на лице. У меня появилось время подумать о случившемся. Почему сюжет не вышел в эфир? Неужели проблемы возникли у самого журналиста? Теперь, когда мы вроде как стали командой, я ощущал с ним родственную связь. А поведение Кима как прикажете расценивать? Он пытался быть со мной вежливым и обходительным, хотя обладал совсем не лёгким характером; оплатил ужин, правда, потом поддался эгоистичному импульсу и пошёл играть в покер без меня; но это не задевало, хотя, возможно, и должно было. — Вы оператор Седьмого канала? Мужчина лет шестидесяти с цветастым галстуком, свисающим до ширинки, смотрел мне в глаза. В первое мгновение я подумал, что меня будут бить. Сам не понял почему. — Э, да. Да, а что вы хотели? — Мы сегодня с вами встречались на приёме Boeing, а теперь встретились тут, вы, оказывается, тоже любите покер и всякие незаконные у нас в штате штучки, судьба. — Случайность. Мужчина не ответил, усаживаясь рядом. — У нас на следующей неделе пресс-конференция. — Он замолчал, ожидая, наверное, что я скажу: «Ах, да, конечно, та самая пресс-конференция». Но откуда мне знать? — По поставкам истребителей, думал, вы в курсе. Мы связывались с отделом новостей канала. — Ясно. Если вы связывались, то тот, с кем вы связывались, в курсе. — Что ж, да. — Мой собеседник смягчился. — Так вас ожидать на пресс-конференции? — Я обязательно напомню нашим журналистам об этом. Мы ни за что не пропускаем такие мероприятия, будьте уверены. Поставки в Индию! Истребители! Это же просто вау! Боже, я вёл себя как идиот. — В прошлый раз вас не было. — О чём мы сожалеем. Тогда камера вышла из строя. Мистер Липпер наконец представился. Мы только-только начали налаживать контакт, беседуя об F-5 и F-6 — предполагалось, что я, словно специалист, понимаю, какая между ними разница, — когда Ким подскочил ко мне сзади, схватил за плечо и вкрадчивым тоном поинтересовался: — У тебя на такси деньги есть? Тот факт, что Ким проиграл все деньги в покер, уравнивал нас в моих глазах. Я не мог совладать с уборкой, а Ким не использовал мозги за покерным столом. Взял да и проиграл всё до цента. Мне стало любопытно: как часто он оказывался в таком положении? Мы скомканно попрощались с Липпером — ей-богу, Ким даже не попытался спросить, что он хотел, — и выбрались на свежий воздух. Нью-Йорк даже ночью пах жареными сосисками из хот-догов. Гости разъезжались по домам, кто-то громко заказывал такси по телефону, жаловался на некрепкий виски, хаял слишком медлительного водителя. — Может быть, мы Стенли позвоним? — Нет, — отмахнулся Ким. — Он работает на канале, а не моим личным водителем. Но можешь попробовать, если нуждаешься в пополнении запаса колоритных ругательств. У нас было несколько вариантов, как поступить. На машине ехать обратно Ким не мог: в его крови более чем достаточно алкоголя, так что тесле предстояло остаться на стоянке казино этой ночью (и кто в этом виноват? [2]). Можно позвонить другу — Крису или ещё кому-то, кто обрадуется подъёму в три часа утра. В конце концов, у нас были деньги, которые я не успел пропить в баре, но их не хватало на поездку и в Бронкс, и в Сохо одним рейсом, только до Бронкса. Метро уже закрылось, а весь хмель выветрился из меня почти мгновенно. Мы стояли на 169 стрит, прислонившись к стене, исписанной граффити. И тут Ким начал смеяться, сначала тихо, украдкой, а потом закинув голову назад. Несколько секунд я от неожиданности не мог отделаться от идеи, что он перехватил кокаина. — Скажи, как со мной бывает весело. А, Энди? — Не то слово. Когда я высказал предположение про наркотики, Ким посмотрел на меня большими глазами и спросил: «Ты серьёзно думаешь, что в Нью-Йорке все наркоманы?» Мы выяснили, что он не принимал расширителей сознания, и тогда я предложил единственный вменяемый вариант — поехать ко мне. Я предоставлю Киму постель, переберусь на диван, а утром он позвонит Стенли, и водитель подкинет нас к офису — ему всё равно по пути. Гениально же? Мы сели в такси, меня стали занимать более приземлённые мысли. А что, если Ким попросит кофе? У меня же не было чистой посуды. И если ему захочется есть, у меня всё ещё не будет чистой посуды. Постель. Чистая ли она? Где носки? Машинку из-под ног надо было убрать, нижнее белье сложить в ящики. Я даже не помнил, спрятал ли все те шмотки из Миссури. К моему дому мы добрались в четыре утра, и единственным живым существом, которого нам удалось встретить, стала кошка. Южный Бронкс в это время суток выглядел живым мертвецом: тёмные глазницы окон, угрожающие улыбки трещин на кирпичных домах, редкие ННН, задёргивающие шторы. Мало кто в этом месте понимал, что Ким одет в костюмчик не дешевле трёх тысяч долларов, да и бродяги, как я успел убедиться, были довольно безобидными. Они влачили жалкое существование, ночуя на пропитанных влагой картонках под мостами. Я держал сжатые кулаки в карманах, придумывая, о чём бы поговорить. — Может, тебе нужно позвонить домой? Ну, если тебя кто-то ждёт. Ким посмотрел на меня с хитрецой: — Ждёт, но звонить не буду. — Давно встречаетесь? — Живём вместе семь лет, но мне кажется, что я с ним всю его жизнь. — Что ж, ясно. — Я демонстративно разглядывал мусорные баки. Три пустых упаковки от хлопьев, грязные салфетки, измазанные в чём-то похожем на кетчуп, бонусные карточки на пятипроцентную скидку в Hermes, целая пачка. Он сказал «с ним»? — И как он относится к работе? — У него много времени, чтобы побыть одному, это плюс. А когда я прихожу домой, он обычно уже ждёт меня в кровати. Устраивается у меня под боком и мурлычет. — Мурлычет? — Это кот, Энди. Великолепный, ослепительно рыжий кот. Я неловко рассмеялся. Интересно, как часто Ким проделывал такое с парнями? Многие ли из тех, кто это слышал, были такими наивными, как я? Когда-то мама говорила, что я словно открытая книга — бери и читай. Я перестал ей верить, успешно скрывая ориентацию на протяжении многих лет. Но сегодня опять почувствовал себя уязвимым, будто Ким видел меня насквозь. — А у тебя есть кто-то? — Животные или люди? — уточнил я. — Энди. Привычка Кима повторять моё имя делала мне хорошо. Его интерес делал мне хорошо. Я с трудом вспоминал, кто и когда меня так внимательно слушал, с кем я так легко говорил. Кто заставлял меня смеяться над обыденными вещами? Когда я вообще столько улыбался? — У меня на дереве возле окна можно увидеть сов. — В городе? Это же аномалия. Я повёл Кима к квартире, любезно пропустив вперёд на лестничной клетке. Боги, зачем надевать такие джинсы? — Да, не знаю, с чем это связано, но я их постоянно вижу, часов с пяти… — В пять ещё даже не темнеет. Странные совы у тебя. — Совы-жаворонки просто. Я вообразил, как бы мы могли жить в Нью-Йорке вместе. Я учу Кима кататься на велосипеде, а он водит меня в шикарные рестораны. Я рассказываю ему о Миссури, он мне — о Манхэттене. Лёжа в кровати перед сном, мы обсуждаем миграционную политику Трампа, пока Ким не начинает клянчить еду. Я ворчу, что не нанимался ему готовить, хотя уже испёк блины. Он щекочет меня, затем гладит и целует. Все выходные мы объедаемся мороженым, затем идём в театр, а вечером пьём вино и занимаемся сексом на полу. — Что, замок заел? Ким, привалившись к грязной стене, посмотрел на мои руки. Нет, дорогой, я помечтал минутку о нашей совместной жизни. Входи. Последнее слово я произнёс вслух, и мы оказались в квартире. К счастью, я оставил окно приоткрытым и, пока меня не было, затхлый запах из коробок выветрился. Секунду я мечтал о том, что Ким попросит не включать свет, плюхнется на кровать и позовёт меня. Но он молчал, ибо так бывает только в порно. Я щёлкнул выключателем. — Давно ты тут живёшь? Ты вообще давно переехал в Нью-Йорк? Я повесил его пальто, пахнущее шоколадом, на вешалку. Гостеприимно приглашать в единственную в квартире комнату не пришлось — Ким сам нашёл дорогу. И переступил швейную машинку так, будто каждый день только этим и занимался! У меня отвисла челюсть: пришлось срочно брать себя в руки. Он просто внимательный, ничего такого. — Три месяца назад. У меня здесь есть уголок Миссури даже, вот, кровать. — Ты привёз кровать из Миссури? — Он потрогал матрас, словно проверяя степень мягкости, и уселся на него. — Не хочу делать поспешных выводов, но кров-а-а-ать из Миссури? Она дорога тебе как память? Был слишком хороший секс? Или ещё какие упражнения, а? Я сподобился только на смущённую улыбку. — Ничего такого. Муж сестры моей матери работает дальнобойщиком, он помог. — Муж сестры твоей… То есть теперь дома кровати у тебя нет? Я пожал плечами. — И тебе это не кажется, м-м-м, немного странным? Твои родители хотели тебе кое о чём намекнуть, Энди. — Ким хохотнул и лёг на кровать, заложив руки за голову.***
— Просыпайся, Нью-Йорк. Впереди пятница! Бодрый голос радиоведущего стащил меня с дивана в 6:30. Ким уже проснулся: в комнате его не было. Пока пытался встать на ноги, прикидывал вероятность того, что Ким ушёл готовить завтрак, желая отблагодарить меня за предоставление кровати или в качестве компенсации за ночь на диване. Я даже улыбнулся, представив реакцию Кима на холодильник, наполненный пиццей и гамбургерами. Но у меня хранились яйца и кофе, если что. Хотя не обязательно быть экстрасенсом, чтобы понять — Ким не из тех людей, которые наутро несутся на кухню готовить. Он не был клёвым парнем, уж поверьте. В паре роль клёвого обычно доставалась мне. Когда я чувствовал что-то похожее на влюблённость, во мне просыпался кулинар-маньяк. Я тратил половину месячной зарплаты, чтобы приготовить что-нибудь экзотическое. Всматриваясь в окно, я вспоминал вчерашний день. Наши посиделки, разговоры и то, как Ким оказался в моей постели. К тому же вовсе не в той роли, в которой хотелось. Потянулся, чтобы размять спину, затёкшую за ночь. Прямо напротив окна рос дуб — его крона заглядывала в окна десятого этажа; мне же достался толстый ствол. Неудачники всегда видят перед собой стволы. — Доброе утро. Я застыл в нелепой позе, медленно повернулся. — Доброе. — Что-то я так и не увидел твоих сов, которые жаворонки. — Они же жаворонки, в четыре часа ночи уже легли спать, я думаю. Мой мозг воспринимал действительность с опозданием, как компьютер, медленно загружающий операционку. Ким стоял передо мной одетый, слегка помятый, но не настолько, чтобы подумать, будто он спал не раздеваясь. Комната наполнилась ароматом шоколада, и я невольно бросил взгляд на его карманы: где же он прятал этот искусно мучивший мою фантазию парфюм? — Это всё твоя миссурийская кровать, я не смог уснуть. — Как легко обвинить во всём миссурийскую кровать, — фыркнул я. — По правде говоря, это моя извечная проблема: не могу отключиться на чужой кровати. — Ким подошёл к окну, опёрся на потрескавшийся подоконник. — Помню, каким мучением для меня в детстве был летний отдых на Кейп-коде. Неужели нельзя просто взять с собой кровать? Я почувствовал себя отомщённым. Уж я-то заснул бы на своей кровати. Когда кто-то в Миссури говорил о Кейп-коде, то обычно в связке со словами «богатый» и «пижон». Я стал предателем, потому что общался сейчас с человеком, которого у нас назвали бы любимчиком судьбы. Мама и папа постоянно вспоминали о Вашингтоне, Манхэттене и Лос-Анджелесе, как будто людям там по умолчанию жилось лучше. Может быть, поэтому во мне родилось жгучее желание попасть в Нью-Йорк, чтобы стать одним из счастливчиков. — Не знаю. — Сказал человек, притащивший кровать из Миссури. Кстати, мы начали разрабатывать твою историю о выживших. Я стремительно выглянул из-за двери ванной. — Правда? — Ещё бы. Спасибо за идею. Я прикусил губу, чтобы не расплыться в улыбке на все лицо от удовольствия.***
В восемь утра Ким позвонил Стенли, в 8:20 мы ехали в офис. Я был мокрый от напряжения и нервов после того, что вынес дома. Пришлось собираться (включая поиск носков по квартире, глажку костюма на не самой подходящей для этого поверхности и чистку зубов) при Киме. Тут стоит рассказать об одном из моих комплексов: я уверен, что жалок в бытовых вещах. Бывают люди, которые даже в полном сраче умудряются грациозно и уверенно двигаться. У них не подгорают рёбрышки, не падает одежда, не рушатся пирамиды из книг на столе. Я же не могу похвастаться такой ловкостью. Когда я собирался, то по большей части бесцельно бегал туда-сюда, на ходу вспоминая, что мне нужно, и резко меняя направление. Ким, к его чести, молчал, смотрел снисходительно, словно я забавный зверёк, за которым интересно наблюдать. Вовсе не та реакция, которую я бы хотел получить от привлекательного мужчины. Почти в полной тишине мы запаковались в авто, и Стенли, что удивительно, не пошутил по поводу ночёвки Кима у меня. Ни когда мы зарулили на Макомбс Дэм, ни пока ехали по Западной 155 стрит, он и словом не обмолвился. Либо от меня ускользал какой-то нюанс, либо на его величество Кима Даймлера даже шуточки не распространялись. — Сколько просадил? — Стенли посмотрел на Кима в зеркало заднего вида. — Шесть тысяч. — Ничего себе. И денег на такси не оказалось? — Ты же меня знаешь — иду до конца. — Они переглянулись. Мы ехали по Амстердам авеню. Пейзаж постепенно приобретал очертания Нью-Йорка, который печатают на открытках. Зеркальный, выхолощенный, строящийся. Чем ближе мы подъезжали к центру, тем интенсивнее становился шум отбойных молотков и ругань строителей. Обычно я проезжал этот путь за двадцать минут на велосипеде; Стенли, с объездом пробок, понадобилось десять. Мимо жёлтыми метеорами проносились такси. — Энди, а ты играешь? Я взглянул на Стенли, неопределённо пожав плечами. Чтобы понять, нравится покер или нет, нужно сыграть. Я же никогда не садился за стол. Жители Нью-Йорка, может, и любят на выходных позависать в казино или собраться для партии, но на Среднем западе развлекаются лодочными прогулками. Мы ближе к природе. Ха, папа всегда возносил в настоящий культ близость реки, будто она была чем-то, э, полезным в коммерческом плане. — К играм я равнодушен… — Возможно, потому, — заговорил Ким, — что никакой удачи нет, всё это вероятности, за которые отвечает Вселенная. Или что-то типа того. — Он толкнул меня в плечо. — Так и есть. Я уставился на его руки. И колени. Ким поглаживал себя по бедру; этот жест казался не вполне приличным. — А как ты контролируешь это? Ну, свою… — Я едва не ляпнул «зависимость», но вовремя спохватился. Кому будет приятно от такого вопроса? —…тягу к игре. — А похоже, что я контролирую? Мы поднялись на этаж. Пару секунд я пребывал в замешательстве, не понимая, почему редакция столпилась у телефона. Некоторые девушки прижимали ладони ко рту, другие едва не плакали, задумчиво хмурились или смотрели вдаль. Поколение, выращенное на Голливудских мелодрамах и детективах, вело себя соответственно. Я бросил взгляд на окно — может, подорвали что-то? Какой-то теракт? Почему они выглядели так, будто наступил локальный конец света? Грудь сжало недобрым предчувствием. — Народ, а что случилось? Киму ответили не сразу. Элис зябко обняла себя за плечи и вздохнула. — Кристофер получил записку. Химик выбрал его.