***
Что происходило в редакции до трёх часов, мне неизвестно, но по возвращении из Сената я попал прямиком в кабинет редактора. А по пути туда столкнулся с Нилом, и он красочно обозначил ситуацию в редакции, чиркнув ладонью по горлу. Кима со мной на выезде не было — его решили допросить первым как нашедшего записку. И спустя два часа он всё ещё сидел в кабинете редактора, заметно раздражённый и уставший. Напротив расположились двое полицейских — подтянутый мужчина и тощая женщина с густыми рыжими волосами. Ким жестом пригласил занять его место и неспеша вышел из кабинета. Я осмотрелся вокруг: комната словно светилась изнутри, столько в ней было белых предметов. Лакированный стол и мягкие бежевые кресла в тон, никаких личных вещей. Что-то подобное я представлял, когда в фильмах упоминали элитные закрытые клубы для мужчин. — Энди, можно вас так называть? — После моего кивка рыжеволосая продолжила: — Я следователь Ронда Уолш, мой напарник — Марк Свел. Мы расследуем исчезновение Кристофера Пратта. — Появилась какая-то новая информация? — Пока нет, — ответила Уолш, едва я закрыл рот. — Вы давно знакомы с мистером Праттом? Что можете сказать о его поведении в последние дни перед исчезновением? — Я познакомился с ним в понедельник. — А работать когда начали? — В понедельник, — повторил я. Марк черкнул в блокноте, проследил за моим взглядом и улыбнулся: — Это простая формальность, Энди, — пояснил он. — Мы опрашиваем всех, кто контактировал с пропавшим. То, что мистер Пратт не сказал одному, мог сказать другому. — Но не мне. — Я пожал плечами, мол, сожалею, но это всё. Меня прогнали через стандартную процедуру: где, кто, когда, как долго, как вы думаете — почему? Я понимал, что это бесполезная трата времени, полицейские понимали, что это бесполезная трата времени, но, по негласному договору, тему не открывали. Потом в кабинет вернулся Ким, встал у окна и выкурил две сигареты, стараясь как можно скорее выпроводить детективов искать Криса. Они в ответ заверили, что все возможные меры приняты: отслеживаются транзакции по кредитным карточкам, банковская ячейка под наблюдением, фотография разослана патрулям. — Кстати, вы так и не нашли ноутбук Криса? — вспомнила Ронда Уолш, взявшись за ручку двери. — Важная улика, она поможет проследить перемещения пропавшего. — Не имею понятия, — ответил тот. — Может, Крис взял его с собой? — Не исключено. Полицейские покинули кабинет, прикрыв за собой дверь. Я слышал, как они перекинулись несколькими фразами с другими работниками и наконец вышли из ньюсрума. Если Кристофер действительно взял ноутбук с собой, то его исчезновение становилось похожим на бегство, а не на последнее паломничество куда-нибудь перед смертью. Что же он задумал? Ноутбук. Стоп. Пропавший ноутбук и сумка, с которой Ким вернулся от Криса. Разумеется, я обратил на неё внимание — сложно представить, чтобы Ким, поехавший искать пропавшего друга, забежал в магазинчик за каким-нибудь снаряжением. «Крис пропал, что уж тут поделать, куплю-ка я теннисную ракетку?» Нет, Ким выглядел взволнованным, он бы не стал так делать. — Ты взял ноутбук? — Нет, не брал, — с нажимом произнёс он, будто в словах имелся подтекст. — А что же тогда у тебя было в сумке? Ким вытащил меня из кабинета и завёл в комнату, которую назвали «пустышкой», поскольку большую часть времени она никем не использовалась. За исключением белых шкафчиков и двух стульев, в ней ничего не было. Ким закрыл дверь на замок, надел одноразовые перчатки и вынул из ящика лэптоп. Я наблюдал за ним со скрещёнными на груди руками, угадал. — Донесёшь полицейским? — Вряд ли. Сколько себя помню, старался держаться от патрульных машин и полицейских подальше. Привычка из детства — с того времени, когда кто-то с уличных приятелей кричал «копы, прячься!» и мы разбегались в разные стороны, толком не понимая зачем. Какое-то время мы молчали, наши взгляды постоянно сталкивались над ноутбуком, на который хотелось и не хотелось смотреть одновременно. Ким был другом Кристофера, а я с ним общался мало, и теперь разберись, сблизила нас ситуация или отдалила друг от друга. И целесообразно ли было ему вмешиваться в расследование просто потому, что они дружили? — Ты не задумывался, почему Крис никому не сказал про записку? — Вправду, очень странно, — согласился я. — Это не странно, это на Криса непохоже. Я бы понял, если бы он не пришёл на работу, если бы исчез, решив провести последние дни на Багамах. В ноутбуке может быть ответ на этот вопрос. Я заёрзал в кресле: улику стоило отдать профессионалам. — А если Крис не хотел, чтобы его жалели или ему сочувствовали? — Держать в тайне, что он вот-вот умрёт — на это должна быть веская причина, — Ким потянулся к сигаретам в кармане штанов, но не довёл движение до конца, вспомнив, что курить здесь запрещалось. — К тому же сомневаюсь, что человеку вообще под силу вести себя настолько невозмутимо, мы ведь обсуждали убийства Химика весь день! Он шутил по этому поводу, ёрничал. Ким поднял крышку ноутбука и чертыхнулся — вход был закрыт паролем. Я раздумывал всего секунду, прежде чем сказать: — Я могу с этим помочь.***
Моя мама, пусть и не была психологом, говорила: если хочешь сблизиться с человеком, помоги ему. Этот ноутбук запаролен, а я в состоянии решить проблему, зачем отказываться? Ким протянул мне перчатки и развернул ноутбук. Алгоритм я вспомнил не сразу и несколько секунд потратил на то, чтобы абстрагироваться и не обращать внимания на журналиста. — Хочешь найти доказательства, что Крис знал о записке? — Давай рассуждать логически: Крис сообщил, что его срок истекает сегодня, так? — Угу. — А Химик всем жертвам давал три дня. Значит, Крис получил записку три дня назад. Я хочу понять, как он вёл себя эти три дня, с кем виделся помимо работы. Если на то пошло, то Крис должен был сказать о записке, чтобы помочь расследованию, составить вместе с репортёрами и полицией список мест, где его мог подцепить маньяк. Я не высказал мысль вслух, чтобы не нарваться на замечание Кима. Это было эгоистично — полагать, что Кристофер, узнав, что умрёт, только и переживал о расследовании. Но я почему-то счёл его рациональным, пусть и местами эмоциональным, человеком. Я скачал программу на смартфон, перекинул её на ноутбук; результат не заставил себя ждать: у Кристофера был незамысловатый пароль — Tek1la. Я предложил Киму взять ноутбук, но он склонился ко мне сам. Мы просмотрели папки на диске: фотки с дня рождения подружки, хоррор-фильмы, автореферат по журналистике, снимки с корпоратива, альбом AC-DC. — А это что? — Где? — Да вот же. — Ким указал на ярлык на рабочем столе. — Открой. Я предположил, что это сетевая игра. Но вместо игрового интерфейса открылся личный кабинет пользователя в системе, озаглавленной «Раб и Принцесса». Рядом с надписью на ярко-красном фоне медленно «плавали» вверх и вниз плётки, маски для лица, назначение которых я представлял смутно. Под именем «Люк_Страх31» бежала строка загрузки. 90%… 91%… 99%… — Что это такое вообще? — не удержался я. — Ещё не понял? Я отрицательно замотал головой. — Это БДСМ-клуб, один из самых правильных. — В каком смысле правильный? — Фундаментальный. — Ким криво улыбнулся. — Там есть всё для настоящих доминантов и сабмиссивов, без порицаний, без свидетелей, без документов. Разрешаются маски и другие инструменты, позволяющие оставаться инкогнито. Раскрученные клубы уже давно перестали быть домом для настоящих представителей этого фетишистского движения. Максимум, что в них светит, — плёткой по заднице и секс, секс, секс; но ведь БДСМ — это же целая культура. — И ты это знаешь потому, что?.. — Я повернулся к Киму, едва не задев его нос своим. — Я делаю новости, Энди, и бываю везде. Отличный текст для слогана. Я вспомнил вечеринку лёгкого свинга, на которую забрёл случайно в день переезда в Нью-Йорк. Туда вроде бы пускали только девушек и пары, но чувак на входе оказался жадным до денег, а я — легкомысленно щедрым. Пятьдесят долларов стали моим билетом внутрь, где танцевали, целовались и тёрлись друг о друга люди, голые по пояс. Через пятнадцать минут девушка со вторым размером, держащая за руку симпатичного парня, предложила мне тройничок у них дома. До сих пор жалею, что отказался. — Ладно, значит, Крис ходил в этот клуб. Что это нам даёт? Ким отстранился. — Крис не был любителем БДСМ. Он рассказывал мне всё, но не упоминал о подобном. — Но ведь это не то хобби… — Крис рассказал бы мне об этом, ясно? У Кима с Кристофером и были настолько доверительные отношения, чтобы обсуждать их сексуальные предпочтения? Я не планировал с ним спорить. — Поход в БДСМ-клуб — это странно, а странность может вывести нас на след. — То есть, ты пойдёшь туда. Один? — Энди, это клуб БДСМ, а не группа смерти. Люди приходят туда по своей воле и платят деньги за то, чтобы их унизили, ну, или за то, чтобы унизить самим. А ты хочешь присоединиться?***
Итак, спустя двадцать восемь часов мы с Кимом двинулись в «Энди, это клуб БДСМ, а не группа смерти»; иными словами — в «Раба и Принцессу». Если вы ожидали оправдания, почему, вместо того, что я обычно делаю по пятницам, я шёл в БДСМ-клуб, то его не было. Ким посвятил пять минут тому, чтобы объяснить тонкости работы заведения. Клуб по интересам госпожи Эльфи располагался в частном двухэтажном домике, переоборудованном под нужды клиентов. В райончике, от которого несло неприятностями. Стоило здесь постоять на одном месте хотя бы пять минут, чтобы предложили кокаин и секс-услуги. Стены здания были такими грязными, что я даже не взялся прикинуть, сколько биообразцов пришлось бы расшифровывать полицейским, случись им изучить эти кирпичи; зато двери и окна Эльфи заменила. Бывать в таких местах раньше мне не приходилось, но в литературе встречались описания БДСМ-притонов. Из последнего припомнил роман Гранже: в нём посетителям на входе выдавали салфетки и презервативы, а из открытых дверей тянуло фекалиями и спермой. Я ожидал увидеть женщин, ласкающих себя бритвами, парочек, закованных в цепи, бурые бассейны, готовился задерживать дыхание… Нам открыла дверь женщина за пятьдесят с прекрасной фигурой. Она поздоровалась с Кимом и провела нас в кабинет. Пока мы шагали по дому, я не заметил ничего подозрительного — услышал чью-то брань, доносившуюся с нижнего этажа, и только. Кабинет Эльфи (наверняка это её не настоящее имя) также выглядел подчёркнуто нормально. Маленькая комната, освещаемая несколькими лампами, с рабочим столом посередине и двумя креслами для посетителей. Эта дамочка собирала седые волосы в конский хвост, носила массивные серьги с камнями розового цвета и выглядела довольно привлекательно и сексуально в свои годы. — Ким, давно тебя не было видно… — Да ладно, я появляюсь на экране каждый день. — …У меня в кабинете. — Они обнялись. Когда Ким отстранялся, она смачно схватила его за задницу. И судя по его реакции, это было не впервой. — Чего тебе надо? — Нужна информация, как обычно. — Садись. А это кто? — Она посмотрела на меня своими тёмно-синими акульими глазами. — Заинтересованное лицо. — Заинтересованное в чём? — А о чём я тебе рассказать пытаюсь, а? На столе у Эльфи стояло пять статуэток с изображениями древних богов, крем для рук, антибактериальный гель, влажные салфетки и стопка бумаг. Значит, она была помешана на чистоте, увлекалась мифологией и имела математический склад ума, раз вела бухгалтерию своего заведения. Или нет. Я не Шерлок, но порой развлекался с умозаключениями насчёт других людей. — Ита-а-ак, — протянула Эльфи. — Это не для расследования, не для новостей вообще, я по личному вопросу. Мой друг посещал твоё заведение несколько раз; по крайней мере вывод я сделал, обнаружив у него на ноутбуке твою программку. Мне нужно знать, бывал он здесь или нет, и как часто. — Ты же знаешь, я не требую предъявлять документы на входе. — У меня есть фото. — И по-хорошему: я гарантирую своим клиентам анонимность. — Знал, что ты это скажешь. Итак, они хорошо знакомы. Ким знал повадки Эльфи; не ходил ли он в клуб в частном порядке? Мне стоило огромных усилий не представить Кима в ошейнике. И я проиграл сражение — в паху потяжелело. Я поменял картинку на Дональда Трампа без одежды, чтобы побороть возбуждение. Простите, господин президент. — Дэйв Лауэр. — А что с Лауэром? — расслабленное состояние Эльфи как ветром сдуло. — Мужчина, тридцать пять лет, задушил себя в клубе три месяца назад с помощью пластикового пакета на голове. Полиция сочла это самоубийством, и никто не стал упоминать о том, что он был посетителем одного уютного клуба. — Ким самодовольно прищурился. — Но раз уж я работаю в новостях — какое везение, не так ли? — могу исправить это печальное обстоятельство. Хочешь? Твои клиенты будут дико рады тому, как именно ты гарантируешь анонимность. В кабинете воцарилась тишина. Ким смотрел на Эльфи, Эльфи — на Кима. Между ними разве что не искрило от напряжения, но кто-то должен был признать поражение первым. — Как, говоришь, зовут парня? — Кристофер Пратт. — Не знаю такого. — А в лицо? Ким достал из кармана фотографию Криса. На снимке он обнимался с брюнеткой на фоне Эмпайр-стейт-билдинга. Солнце слепило им глаза, скользило по кудряшкам Криса и рыжим волосам его спутницы. Девушка казалась жизнерадостной и беззаботной, под стать своему другу. Кажется, Ким стащил фото из дома Кристофера. Какая предусмотрительность. — О боже, ну разумеется, я знаю этого человека. Его зовут Люком. — Как давно Крис, м-м-м, то есть Люк, к тебе ходит? — Уже два года. — Эльфи бросила снимок на стол. — У него были некоторые специфические пожелания, и мы сблизились на этом фоне. Впрочем, я не ожидала, что он назовёт настоящее имя. Да и что мне с имени? Я знаю о нём гораздо больше, дорогой мой. Логично, что Кристофер назвался другим именем — он был публичной личностью, мог потерять работу из-за всплывшего компромата или стать горячей сплетней жёлтой прессы. — А эти люди не были твоими клиентами? Когда мы уже собирались уходить, Ким, достал из кармана веер фотокарточек мужчин и женщин. Некоторых я узнал — остальные жертвы Химика. Эльфи отрицательно помотала головой. — Ладно, на этом всё, ведь ты больше и не скажешь. — Разумеется. Я задержался буквально на секунду, заглядевшись на аквариум с золотыми рыбками. Эльфи бесшумно подплыла ко мне, точно акула, и схватила за предплечье костлявыми, но сильными пальцами. Я сжал губы от дискомфорта и резкого аромата её парфюма. — Ты знаешь, как я не люблю посторонних ушей? Я отодвинулся, тут же уткнувшись затылком в стену. — Не знаю. — А что ты знаешь, малыш? — Э-э-э, американский флаг на Луне давно уже стал белым от радиации.***
Я догнал Кима на лестнице и отмахнулся от его вопроса, почему задержался. Мы покинули клуб и, не оглядываясь по сторонам, пошли по Уэбстер-авеню без маршрута и целей. Вот так я, стараниями Кима, заглянул в ещё один тайный уголок жизни местных. — Эльфи сказала, что Крис впервые пришёл к ней два года назад. Я знаю, почему. Я искоса посмотрел на Кима. — Почему? — Два года назад у него умерла невеста, Кристина. Она стажировалась на канале, когда случилась… Автокатастрофа, её сбила машина. Это она была на том фото, кстати. В молчании мы прошли мимо двух заправок, наполнивших мои лёгкие парами бензина, а на следующем перекрёстке я, не евший с двух часов дня, испытал приступ голода из-за McDonald’s. Но рассказ Кима будто притупил ощущения; мне пришла в голову наивная мысль, что Кристофер и Кристина смогут воссоединиться на небесах, если они вообще существуют. — Крис переживал по этому поводу? — Честно? — Ким горько усмехнулся. — Мы думали, что он справился. Однажды он пришёл на работу, открыто сказав, что больше не нуждается в особом отношении или в жалости. Что мы будем напоминать ему о прошлом, а он хочет забыть и жить дальше. Я подумал: «Хорошо, что он это пережил». А оказалось, он просто начал избавляться от душевной боли в БДСМ-клубе. Я не успел ответить: у Кима завибрировал телефон. Каким-то шестым чувством я понял — звонили из полиции. И я знал, что скажет детектив. — Мистер Даймлер, — заговорила Ронда Уолш. Я стоял рядом и слышал её голос, доносящийся из микрофона, так же хорошо, как и Ким. — Кристофера Пратта обнаружили на стоянке.***
Знаете, что Ким сказал, когда полицейская отключилась? Мы остановились напротив ирландского паба, откуда доносился галдёж, звон стаканов и чья-то брань — в общем, организовали себе великолепный антураж для серьёзного разговора. Тогда он признался: «Крис не рассказывал мне о фонарике на телефоне. Я узнал, что ты забыл свет, от знакомого из CNN». Очень вовремя, Ким! Я уже полтора дня, как мне казалось, жил в ожидании этой новости (не о накамерном свете, бога ради, о смерти Криса), но оказался к ней не готовым. Ограничился кивком, пребывая в шоке сначала от вестей Уолш, затем — от реакции на всё это Кима. И теперь, лёжа на полу в квартире, терзался сомнениями. Крис оказался скрытным парнем — Ким его не знал. Возможно, переживал личную драму, но это ведь не моя забота, так? Почему же я чувствовал себя такой сволочью? Мы с Кимом разошлись, не сказав друг другу ни слова. Я видел, как ему хотелось спрятаться в такси, чтобы подумать. И теперь жалел, что не сподобился на банальные слова утешения. Позвонить? Или не надо? Я прокрутил в голове разговор: ярко представил, как мнусь и произношу клишированное «мне очень жаль» или ещё более заезженное «он был хорошим парнем», а Ким бесцветно отвечает «спасибо за сочувствие». Пришлось отбросить идею со звонком. Я встал с пола, уселся за стол и включил компьютер. На сайте Седьмого канала не было упоминания о смерти Криса, зато на радио трещали о новом убийстве; правда, журналисты не докопались до имени погибшего. История с Химиком набирала обороты.***
Радиоприёмник соседа возвестил о наступлении понедельника; в окно заглядывали хмурые тучи, срывался дождь — погода была под стать моему настроению. Я взял велосипед под мышку. Оставалось только надеяться, что ливень начнётся не раньше, чем доберусь до офиса. Жители Бронкса сегодня выходили на работу неспешно, словно после кутежа. Проезжая мимо лавки с замороженными фруктами, я услышал, как пожилая женщина отчитывала ребёнка: «Ставь ящики на прилавок осторожно, к тому же не стучи, болит голова…». Как я тебя понимал, женщина! Все выходные провалялся кровати, делая редкие вылазки к компьютеру и на кухню, а ощущения испытывал, словно бежал, не останавливаясь. Из достижений: я вымыл грязную посуду в квартире и добавил шестьдесят долларов в свою копилку «на чёрный день». Из поражений: так и не выкинул Кима из головы. Всего за несколько дней я привык к его обществу и теперь ощущал одиночество в его отсутствие. Чем занимался Ким? Вёл ли расследование дальше, организовывал вечер памяти? Каким делам он посвятил выходные, я только догадываться. Первые капли застали меня около бизнес-центра, где располагалась редакция. Я поставил велосипед на стоянку, вошёл в лифт, примеряя задумчивый вид. Итак, огромная производственная машина под названием Седьмой канал продолжала работать, но различия с тем, что я увидел в первый день, поражали. Когда я пришёл сюда в прошлый понедельник, оказался в обществе довольных жизнью и положением людей: они флиртовали, кокетничали друг с другом, делились историями и прихорашивались почти у каждой зеркальной поверхности. Разговаривали громко, смеялись, обнажая зубы. Сегодня в ньюсруме было аномально тихо. Большинство журналистов сидели в наушниках, склонившись ниже к мониторам, хотя я знал, что утром, до вычитки сценпланов, у них работы немного. Конечно, не все дружили с Крисом, но внезапная смерть, произошедшая на их глазах, в любом случае заставляла задуматься. — Привет, Энди. Ким просил найти его. Мисс короткая юбчонка-тире-Кэтрин вышла из уборной с носовым платком в руках. Я поблагодарил её и пулей рванул к пустой комнате, где мы с Кимом узнали про увлечения Криса и договорились встретиться снова. Я постучал, услышал: «Подождите, мне нужно одеться». Приятно знать, что он не терял чувства юмора в такой ситуации, но я вошёл сразу. — Доброе утро. Ты хотел меня видеть. Ким пригласил сесть на привычное кресло, а сам закрыл дверь и проделал ту же самую последовательность действий, что и позавчера: надел перчатки, вытащил из шкафа ноутбук, дал перчатки мне и только после этого положил мне на ноги девайс. — Я не хотел тебя дёргать в эти выходные: сам понимаешь, у нас они бывают не часто. Но сегодня придётся вернуть ноутбук полицейским. Уолш активно интересуется им — ещё чуть-чуть, и я стану подозреваемым номер один. Майкл тоже обеспокоен этой ситуацией. «Майкл обеспокоен» — так Ким решил описать ссору на повышенных тонах, от которых на кухне чашки звенели. Случилась она в пятницу. Весь отдел слушал, как Ким и Майкл пытались прийти к соглашению по поводу сюжета о смерти Криса. Редактор стоял на позиции, что никакой информации по этому вопросу быть не должно, пока полиция не разобралась с делом, ну, а Ким плевать хотел на полицию и утверждал, что общественность должна узнать. В итоге первыми информацию распространил CBS, нанеся Седьмому личное оскорбление. Я выдавил из себя «Ясно». — Давай сосредоточимся на «фейсбуке» и почте, которые не успели посмотреть в прошлый раз. У нас сегодня первый выезд на задание в двенадцать, можем пару часов посвятить этому делу? — Конечно. А чем же ты занимался все выходные? Разумеется, я не задал вопрос вслух. Хотя кольнула обида: свободное время Ким посвятил другому или другим. А вслед за этим в голову пришла крамольная мысль, что зачатков дружбы между нами не образовалось — Ким использовал меня в своих интересах, а я надумал всякого. В конце концов, с чего я счёл его благородным? Ким попросил изучить программы, проверить, не было ли у Криса скрытых папок. Интересно, почему он принял меня за гениального хакера? Я понятия не имел, как должны выглядеть тайники, и решил обращать внимание на всё необычное. Кое-что мы накопали, но не так много, как ему хотелось. Ким записал упоминания магазинов, ресторанов и кино в переписке Криса, стараясь составить расписание. А потом позвонил детективу и эмоционально рассказал, что нашёл ноутбук Кристофера, и нет, не трогал его, да, позвонил сразу, не показывал никому и сам в него не влезал. Уолш сообщила, что приедет через час. Оставалось минут двадцать на то, чтобы стереть следы активности, но где-то на периферии мыслительного процесса меня не оставляла идея, что мы пропустили нечто важное. Я кликнул на иконку, куда вводится имя пользователя в «фейсбук», и повнимательнее пригляделся к перечню логинов. Мы видели их раньше, но не стали терять время, сойдясь на том, что в «фейсбук» с ноута мог заходить кто угодно. Я бы и остался приверженцем этой версии, если бы не разглядел во втором логине знакомое имя Люк. — Чёрт возьми. — Что там у тебя? — Ким заглянул в экран, склонившись ко мне. — Второй логин с именем Люк! С именем, которым Крис представился в клубе.***
Давайте, как говорил Ким, будет мыслить логически. Для общения с хозяйкой БДСМ-клуба не имело смысла заводить новую страничку, ведь заведение разработало удобное ПО, в котором присутствовала функция сообщений. Использовать одно и то же имя для сомнительных дел, пожалуй, правильно: не велик риск запутаться в личинах. Но чем занимался Кристофер, что ему понадобилась запасная страничка? Чтобы знакомиться с девушками для одноразовых встреч, смотреть порно или ролики БДСМ, постить дурацкие мемчики? Не все жители Нью-Йорка смотрели Седьмой канал и запоминали, как звали того кучерявого журналиста — так что Крис имел возможность представляться кем угодно. Я взломал и эту страничку; мы попали в профиль с минимумом информации и без фотографии. Львиная доля диалогов действительно велась с девушками, и предметом разговора выступали встречи. Но нас привлёк Томас Джефферсон, с которым Крис договорился о фальшивых документах. Если запасное имя для защиты репутации, зачем водительское удостоверение и паспорт? К тому же вход на страницу Люка предусматривал двухфакторную авторизацию. Для входа в «фейсбук» требовался пароль, отправленный на почту, а вход в почту подтверждался при помощи сообщения на мобильник. Это делало невозможным вход на страничку Кристофера с паролем и логином с любого другого устройства, помимо этого ноутбука. По крайней мере, мне в голову не приходило, как обойти ограничение, а ноутбук предстояло отдать Уолш через каких-то десять минут.***
Сара Андерсен, психолог, с которой мы желали обсудить судьбу парня, избежавшего гибели от рук Химика, оказалась брюнеткой в облегающем брючном костюме. Типичной бизнес-леди, способной дать фору по красоте и грации Элис. Она провела нас в комнату с видом на Гудзон. — Добрый день, мистер Даймлер, примите мои соболезнования, — слова слетели с её языка естественно и казались полностью искренними. Моя шея начала гореть, когда я вспомнил, что так и не поговорил нормально с Кимом о Кристофере. — Благодарю, мы хотели побеседовать с вами по поводу Роберта Лейтца. Того парня, что сумел избежать печальной участи. О последствиях такого инцидента для психики. — Конечно. Вы и вправду считаете, что его записка подлинная? — Об этом мы тоже хотели поговорить, — улыбнулся он, усаживаясь на кресло, которое обычно занимали пациенты. — Но если вас интересует официальная версия, то источник в полиции сообщил: графологическая экспертиза показала совпадение. Я установил камеру на расстоянии десяти сантиметров от плеча Кима; Сара попросилась отлучиться в дамскую комнату, чтобы припудрить носик. Её кабинет находился в бизнес-центре не самого лучшего качества — может, поэтому пришлось ждать минут десять. За это время мы с Кимом вернулись к разговору о найденных в ноутбуке Кристофера доказательствах его двойной жизни. Для Кима это стало настоящим шоком — как я понял, он то выдвигал безумные теории, вроде сотрудничества Криса со спецслужбами, то убеждал меня в обыденности ситуации. Я же осознал только одно: Крис жил на две жизни. Банальная мысль, но если копнуть чуть глубже? Когда Сара вернулась в комнату, я понял, о чём должен спросить её. — А что вы знаете о раздвоении личности? — ненавязчиво поинтересовался я, цепляя ей на блузку петличку. Сара выдохнула и обдала меня ароматом арбузной жвачки. — Мы всё ещё говорим о Роберте Лейтце? — Не совсем. — Если Ким это слышал, он догадался о моих намерениях, я не хотел сталкиваться с ним взглядом. — На самом деле это личная просьба о консультации. — Что ж, раз вы здесь, почему нет? Раздвоение личности в научных кругах зовётся расщеплением личности, это к слову. Что вы хотите знать о заболевании, Энди? — Часто ли оно встречается? — Нет, безусловно. В психиатрии — это феномен. Хотя подобного рода симптомы можно встретить у бывших военных — например, у серийных убийц, социопатов. Они воспринимают действительность несколько иначе, деля её на определённые сегменты. — Человек, обладающий расщеплением личности, может вести нормальную жизнь? — Повторюсь, расщепление личности — это очень, очень редкое заболевание. За весь мой десятилетний опыт в психиатрии мне ни разу не встречались такие люди. Но я читала об этом. И исходя из мировой практики, — Сара говорила медленно и осторожно, — пациенты ведут более чем нормальную жизнь. Многие могут контролировать смену личности, находясь в любой ипостаси, знают о существовании другой личности, о том, как эта личность относится к его другу или врагу. Если вы ведёте к тому, могут ли они успешно скрывать свою проблему от окружающих, то мой ответ — да, даже от самых близких. Они могут жить нормально, не испытывая дискомфорта. А порой мозгу приходится работать даже больше: две жизни — вдвое больше эмоций, информации… В секундной тишине послышался выразительный кашель Кима. — А что может привести к расщеплению личности? — Психологические травмы. Особенно сильно им подвержены дети, но во взрослом возрасте тоже случается. Аварии, автокатастрофы, стихийные бедствия, потеря любимого — всё оставляет след на психике. Какой бы ни была травма, люди создают личность, чтобы убежать от проблемы. Вторая личность обычно не знакома с проблемами первой. Можно говорить о выборочном восприятии отдельных элементов действительности. Боль потери, одиночество — мозг блокирует их, и человек живёт будто ничего не произошло. Некоторые со временем уже не возвращаются к первой своей личности и живут только со второй. Я поблагодарил Сару и почти не удивился, когда Ким позвал выйти на минутку. Он пригвоздил меня к стене вопросом: «Ты думаешь, у Кристофера было раздвоение личности?»; я мягко коснулся его плеча, успокаивая. — Я просто предположил… — На каких основаниях? — Крис сделал документы для клуба, — начал я, собирая в голове факты.— Неудивительно, правда? Но у него была страничка в «фейсбуке», он вёл переписку с людьми от своего имени, встречался с девушками. Ты, вот, говоришь, что Крис рассказывал тебе всё. Но разве ты знал о второй странице, о Люке, о встречах, об этом клубе и фальшивых документах? Ким отошёл от меня на шаг, и я перестал балдеть от его запаха. — Сара сказала, что причиной часто становится психологическая травма. А теперь вспомни, когда Крис обратился к тому парню с просьбой сделать фальшивые документы? — Продолжал я. — Два года назад. И тут меня осенило. Вот оно! Я схватил Кима за галстук. — Почему он никому не сказал, что получил записку от Химика? Мы нашли ответ! Мы были знакомы с Крисом Праттом. Записку получил не Крис, её получил Люк.***
Стоило признать, теория базировалась на пустом месте. Моё откровение не повергло в такой же священный шок прозрения и Кима. Правда, он решил поделиться тем, чем занял выходные. Ким ездил по друзьям и знакомым Криса, спрашивая, когда они в последний раз виделись и не вёл ли он себя подозрительно. Результаты мини-исследования загнали его в ещё большую депрессию. Крис до последнего строил планы на будущее, приглашал к себе на следующей неделе, принимал участие в благотворительной акции, запланированной на двадцатое число. В итоге Ким признался, что моё предположение позволяло объяснить хотя бы что-то. — Я хочу попасть в места, которые упоминал Люк в переписке с девушками. Помнишь, была стоматология, презентация книги… Сможем узнать больше, где он был в последние дни, или даже подтвердить теорию про две личности, хотя я и сомневаюсь… Ким любезно предложил понести штатив, пока мы шли по направлению к машине. Я слушал его вполуха, стараясь по возможности противиться второй за сегодняшний день догадке, посетившей голову без спросу. Но чем больше времени проходило, тем сильнее во мне зудело желание сказать: дело не только в Кристофере. Раз уж я втянут в это дело, имел право знать. — Ты можешь ответить честно, если я тебя кое о чём спрошу? — Нет. — Он остановился в двух метрах от автомобиля и переложил штатив в другую руку. — Когда мы были у Эльфи, ты дал ей посмотреть фотографии других погибших. Логично предположить, что раз уж БДСМ-клуб оказывался личной тайной посетителя, то Химик мог выбирать себе жертв именно там — гарантированное алиби. Но зачем тебе это выяснять? Ким показательно поклонился. — Ты отлично справляешься с разгадками моих мотивов. — Но это же убийство, Ким! Наша работа — делать новости, а не лезть в такое… — Да неужели? — протянул он. Ким сел в машину, и я замолчал — не говорить же о расследовании в присутствии водителя. Тихонько злился всю дорогу до редакции и понимал, что Ким плевать хотел на моё мнение. Во время катавасии я на время забыл о невыпущенном в эфир сюжете по стрельбам, а сегодня Киму пришлось рассказать, в чём дело. Оказалось, произошло ЧП: Ким пошёл сливать видео на облако, и что-то пошло не так — файлы пропали. Потом они выяснили, что в той же папке (за день) были видео с идентичными номерами (удивительное стечение обстоятельств!). Ким не обратил внимания и нажал «не заменять видео», подумав, что выскочила стандартная плашка «вставить». Из восьмидесяти семи файлов нетронутыми остались семь. Конечно, Ким получил огромный втык от редактора; конечно, переснять сюжет было невозможно; конечно, видеоролик не вышел в эфир. Но Ким этого так не оставил: придумал легенду про потерянное видео, продлил аккредитацию, снял стенд-ап на милитари-площадке, каким-то совсем чудесным образом заполучил видео ВВС США, договорился с двумя генералами… Это я к тому, что в случае с Кимом говорить о полумерах не приходилось. Если ему ударило в голову, он доведёт дело до конца. И я серьёзно боялся, что расследование Ким тоже доведёт до конца.***
Во вторник я узнал, что на четверг намечены похороны Криса. Я-то позабыл, что должны быть похороны. Днём в редакции стало тихо, но до этого в кабинете Майкла разразился очередной скандал. Он рвал и метал, когда выяснил, что найденное тело Криса не подлежало захоронению, поскольку оно — улика в деле. А значит, вся похоронная процессия сводилась к декларации хороших слов на фоне портрета Кристофера. Он высказал это полицейским, но те, естественно, ничего нового не ответили. Уолш повторяла «вы должны понять», «для общего блага», «ведётся расследование». Майкл вспылил и назвал их мягким синонимом слова «тупые». Тем временем весь отдел работал под девизом «Сцепить зубы и выпускать новости». Ким начал туманно намекать на расследование, так что сегодня, снимая сюжет о волонтёрах, я ни на чём не сосредотачивался до конца: ждал, ждал, ждал момента расспросить его как следовало. Но посторонние некстати оказывались поблизости. Ким два раза просил водителя заехать «кое-куда». Сначала — в книжный магазин, затем — в стоматологию. Торжество на его лице меня воодушевило и напугало одновременно. На обратной дороге Стенли забежал в магазин купить минералки; не теряя времени, я приступил к расспросам, на что Ким ядовито ответил: — Энди, я думал, тебе это неинтересно. — Интересно, если спрашиваю. — Но это же убийство. — Он развернулся в пол-оборота, улыбнувшись. — Жуткая вещь, оператор не должен вмешиваться, это не его работа. Ну, я прав, коллега? — Ладно, ты отомстил, окей? И доказал, что обладаешь отличной памятью. Он быстро заморгал, продолжая мило растягивать губы. — Ты не расскажешь? Если не хочешь, то так и скажи, и я отстану. — Мне просто нравится, когда ты просишь. Стенли вернулся в машину, и мы отправились в путь. По дороге нам позвонила Лея. Я, как и Ким, поприветствовавший её словами «Уже едем», подумал, что она хотела напомнить о следующей съёмке. Но потом Ким сказал: «Что-что?» и ещё «Ты не шутишь?». Я занервничал — уж слишком много случилось за последние дни. В трубке я слышал тихий голос Леи, но я не разобрал ни слова. Такой уж у Леи водился характер — её сложно было не ревновать к каждому. Девушка имела уникальный дар — находить подход к любому коллеге. Или, скорее, быть одинаковой с каждым, не обращая внимания на статус, пол, особенности темперамента и настроение. Лея струилась доброжелательностью, ни одна проблема не выводила её из равновесия, и я ни разу не слышал, чтобы она повышала голос или чтобы с ней самой ругались. Так что каждый звонок Леи Киму я внимательно слушал, хотя и понимал, что вёл себя неправильно. — Ладно, тогда мы едем. — Ким положил трубку и уставился перед собой. — Наш интервьюируемый умер. Роберт Лейц, который избранный, взял и покончил с собой. — Так что, едем в офис? — Да. То есть, нет! — встрепенулся Ким. — Едем к дому Лейтца. Как я не подумал? — Так он же умер, ты сам сказал. — Вот именно, и это новость! Давай, Стенли, быстрее! К моменту нашего прибытия вокруг дома стояло две группы журналистов и один фургончик, предназначенный для прямого эфира. Нам с Кимом предстояло выходить в эфир завтра во время дневного выпуска новостей с репортажем из гей-парада, и меня немного напрягала ответственность; хотя настоящая ответственность лежала на Киме. — Будем ждать? — Я повернул камеру к дому, в котором продолжали копаться полицейские. — Или запишешь пока стенд-ап? — Энди, не мешай, я и пытаюсь прочитать информацию, чтобы составить текст. А ты, — он обвёл рукой подстриженный газончик, — поснимай пока машины полиции, окей? Я набрал достаточно видео, но чтобы не бездельничать, начал снимать лица журналистов крупным планом. Кадры можно поставить на слова о массмедиа, приехавших на место преступления. Я предположил, что тело Роберта забрали судмедэксперты и никаких «горячих» кадров не перепадёт. Полиция также отделается коротким, похожим на пресс-релиз, выступлением, репортёрам едва ли дадут заглянуть в открытую дверь дома. — Какая ирония: он выжил в схватке с Химиком и сам лишил себя жизни. Ким подошёл ко мне сзади и положил руку мне на плечо. — Ещё не доказано, что это самоубийство, — ответил я. — Возможно, Химик просто завершил своё дело. А если он был одним из тех, кто призывал Химика по «твиттеру» и «фейсбуку»? — А Химик сидел и читал «твиттер», ну да, — фыркнул Ким. — Ты, я смотрю, любитель конспирологии. Наверное, много книжечек про лунную миссию прочитал и про 9/11? — Что? Почему это? — А что, нет? — Нет, вообще-то. — Я ни с того ни с чего решил проверить, хорошо ли прижаты на штативе створки, удерживающие ножки, чтобы отвести взгляд. — Я считаю, что Вселенная хаотична и нет никакой судьбы. Чем дольше мы живём, тем больше становится хаоса на планете. Ким выгнул бровь. — Платон? — Нет, второй закон термодинамики. — Ах, точно, — поджал губы он, — забыл, что ты физик. А мне нравится думать, что у каждого из нас есть предназначение, что существуют события, которые точно произойдут. Вселенная так или иначе, рано или поздно приведёт нас к тому, что нам предназначено свыше. — А как же свобода воли? — А как же замысел творца? — парировал он. — Ты католик? — Нет, атеист. Мы получили комментарий полиции, хотя он не сильно отличался от того, что я спрогнозировал; а когда приехали обратно, нас ждал шведский стол памяти по Крису. В ньюсруме к центру сдвинули несколько тумбочек, разложили канапе, фрукты, купили виски. Я встал между Элис и Кэтрин, Ким — напротив. Первой слово взяла Эшли, с которой у нас сформировалась привычка не здороваться друг с другом. Несколько роковых стечений обстоятельств (сначала я не признал в ней коллегу, потом был слишком поглощён мыслями о начальстве, а вишенкой на торте стал четверг, когда я перепутал её с героиней сюжета), и девушка убедилась, что не нравилась мне. Я дал себе обещание обязательно купить ей цветы в знак примирения после первой зарплаты. — Крис был профессиональным и талантливым парнем, — начала она, промокая глаза салфеткой. — Я не хочу быть банальной, но ведь он был хорошим человеком. Знаете, как сложно найти хорошего человека в наше время? Я не понимаю, почему бродят всякие психопаты… — Справедливость восторжествует, — пафосно заявил Ник, и кто-то цокнул языком. — Какая справедливость? Человека больше нет! — Вы можете не ссориться хотя бы сегодня? — вспылила Кэтрин. — Мы можем, наверное, шотландка. — Я из Северной Ирландии, тупица! — Да какая разница. — Ник влил в себя весь бокал залпом. — Я с ним больше работать не буду, слышали? — Я страдать не буду. — Ах ты, географический импотент! Элис накрыла ладонью рот и заплакала. Остальные держались нормально, Лея медленными глотками пила сок, а Ким не прикоснулся к своему бокалу. Мне казалось, что его щёки на прошлой неделе были порядком полнее, костюм опрятнее, а причёска ухоженнее. — Ребят, я… — Они как по команде повернулись в мою сторону — я даже дыхание перевести не успел и сразу же пожалел, что открыл рот. — Я только хотел сказать, что тоже потерял Криса. Да я король пафоса, мать вашу. В общем, это был сложный день. И когда я на выходе из ньюсрума пристал к Киму с просьбой рассказать, что он выяснил, то был готов к тому, что он меня пошлёт. — Ох, Энди, у тебя врождённая способность выбирать правильное, прямо-таки идеальное время. — Он перевёл дыхание. — Хотя, если у тебя нет проблем со сном на чужой кровати, можем поговорить у меня дома — поспишь в гостевой, утром подброшу тебя на работу. Идёт? — Дома? — тупо переспросил я. — Да. В качестве бонуса есть вино. — Я не очень люблю алкогольные напитки. Но я не против, только мой велосипед… — Занесёшь на ресепшн, я договорюсь с охраной. — Ладно. А на чём мне завтра ехать сюда? — Я подвезу тебя, сказал же. — Ким открыл двери, ожидая, пока я выйду. А, точно. Все мы немного плохо соображали.***
— Итак, значит, стоматология. — Стоматология. — Мы с Кимом вырулили на шоссе. Я невольно вспомнил, как несколько дней назад мы ехали на презентацию и единственное, что меня беспокоило, — как пройдёт предстоящий приём. Ни я, ни Ким тогда не знали, что Кристофер был уже обречён. — Я проверил места, где Крис должен был появиться, но не пришёл. Он, оказывается, был у стоматолога, только упоминания визита мы нашли на странице Люка, а не на его основной страничке. — И? — А потом я добрался до электронной базы пациентов и… Ким выдержал интригующую паузу. — И обнаружил, что ещё одна жертва была на приёме у стоматолога. — Совпадение? — То самое, которое не смогли найти полицейские. — Ким посмотрел на дорогу, давая мне переварить новость. — Ничего общего между жертвами до этого момента! Они ходили в разные банки, кафе, магазины, не были знакомы друг с другом, не имели сходств по сексуальным девиациям, внешности, происхождению, вероисповеданию или вредным привычкам. — Откуда ты знаешь, что совпадений не было? Он промолчал. — Ладно, второй вопрос: кто тебе дал доступ к электронной базе? — Деньги. — Слушай, — я развернулся вполоборота к Киму, — ты хочешь сказать, что эта стоматология… Стоматолог, у которого были сразу две жертвы перед смертью, и есть Химик? — Энди-и-и, такие смелые предположения. — А что тогда? — Не знаю, мы нашли след. Надо по нему идти, что ещё остаётся? Мы въехали в Сохо. Я был здесь несколько недель назад, окрылённый упоминаниями о сотнях выставочных центров, арт-галерей и музеев. В Интернете писали, что Сохо похож на Европу — то ли комплимент, то ли акт уничижения. Ни разу не выехав за пределы США, я только догадывался. Слабые знания о других континентах и странах — моя ахиллесова пята. Ассоциации к слову Норвегия: хаски, нефть, лёд. Ассоциации к слову Испания: манго, скрэббл, океан. Район оказался уютным, словно для избранных: с узкими улочками, хрупкими зданиями и брусчаткой под ногами. Высоких вилл по сравнению с центром построили катастрофически мало — ветер свободно гулял между домами, иногда по-викториански завывая. Ким припарковался у небольшого особняка и привёл меня внутрь. Пока он кормил кота, которого, к слову, звали Тесла («Тесла, в честь учёного, придумавшего электричество?» — «Нет, в честь компании „Тесла“, названной в честь учёного, придумавшего электричество»), включал подогрев, чтобы мы не замёрзли, и предлагал несколько сортов виски вместо вина, я успел сложить первое впечатление об апартаментах. Чего-то такого я и ожидал от человека, проигравшего за один вечер шесть тысяч долларов. В наличии кухня, сделанная из хрома и гранита, гостиная номер один с баром, гостиная номер два с бильярдом и дартсом, лоджия, несколько спален, комната кота. — Нет, я сначала купил кота. То есть не купил — взял! А потом машину. Не, наоборот, всё-таки, кот — это же кот, а машина неодушевлённый предмет. Хотя у кота и нет таких кожаных сидений, и он не разгоняется до 52,14 мили за три секунды, а движок-то… Принесу выпить. Я поблагодарил Кима за гостеприимство. Хотелось верить, что мы притёрлись друг к другу, как механические детали после смазки. Я понимал его мимику и чувствовал, когда он расстроен, но все ещё не расслаблялся в обществе Кима полностью. Передо мной стоял высокий книжный шкаф с большой коллекцией современных авторов. Никаких Камю или Аристотеля, зато Барнс, Митчелл, Буковски. Почему-то я ни секунды не сомневался — Ким прочёл их все и хранил не ради красоты. Когда он вернулся, я внезапно понял, что меня раздражало на задворках сознания. Едва я вошёл в дом, как начал по какой-то причине испытывать небольшой дискомфорт. Итак, Кима стоило призвать к честному ответу, поскольку в доме не было ковров, ни одного! — Ким, а почему у тебя нет ковров? — Они же собирают пыль. — Ким на секунду замер, затем как ни в чём ни бывало разложил на стеклянном столе стаканы, графин виски и стопку заполненных бумаг. Я должен был сказать, чувак, да ты рехнулся! Ковры, ну надо же. Когда я представлял с тобой секс на полу, под нами должен был лежать ковёр, но ты всё испортил. Но, как последняя моральная подстилка, которой нравился этот парень, я кивнул в ответ. Словно сам избегал ковров и считал, что они собирали пыль, одним словом, был таким же ненормальным чудаком. Мы начали работать, как в детективных кинофильмах. Я по распечаткам и скринам сложил полную картину передвижений Кристофера за несколько дней до убийства. Ким составил биографию врача, попавшего под наше подозрение, покопавшись в его профилях в социальных сетях. Он был среднестатистическим ньюйоркцем: хорошо одевался, ухаживал за собой, если и не ужинал в ресторанах, где на входе выдавали пиджак, но наверняка имел амбиции. Обладал добрым взглядом и не натянутой улыбкой. Хотя это ничего не давало: люди, поедающие детей на завтрак, старались выглядеть настолько невинно, что матери сами отдавали им своих малышей. Потом Ким попросил меня взломать «фейсбук» бедного стоматолога; но, если он и был Химиком, то уж точно не тупым. Мы не обнаружили ни одного намёка на незаконную деятельность (кроме моего взлома, конечно, который считался вторжением в личную переписку). — Пей виски. — Ким кончиком пальца подтолкнул стакан. — Устрою-ка я за этим врачом слежку, найду хорошего частного детектива. А мы тем временем пообщаемся с родственниками Лилу — это та девушка, которая тоже была у него на приёме и умерла. Может, узнаем что-то. Я сделал несколько глотков, скривившись. — Выбирать жертв среди своих пациентов глупо, полиция бы очень скоро вышла на след. — А если он один из подельников Химика? — Дающий наводки? — Соображаешь. Алкоголь, чувствовавшийся внутри пока исключительно струйкой тепла, в один момент сделал меня параноиком. Или это был не алкоголь, а приступ здравого смысла? Вести собственное расследование и пытаться поймать противника, который имел гораздо более значительные ресурсы, — не наивно ли? Если вспомнить об истории с плащами и расследованиями висяков ФБР, да ещё и об азарте Кима, сложно удивляться, что он настойчиво шёл вперёд. И не видел особой разницы между тем, чтобы взламывать компьютер сотрудника-друга и подозреваемого в убийствах маньяка. Хотя и я сам показал себя не с лучшей стороны. — А что будет, если мы вправду найдём Химика? — Хватит драматизировать, Энди. Мне не очень хочется это признавать, но велики шансы, что мы вообще движемся не в том направлении; что банально ошибаемся. — Если ошибаешься, ты выдвинешь новую теорию, пойдёшь по правильному пути. Так что мой вопрос всё ещё актуален: что будет, если он узнает о нашем расследовании? — Откуда мне знать? Я не телепат и не экстрасенс. — Позволь я предположу: он убьёт тебя. Ким, кажется, смутился. Мне тоже стало не по себе; мы сидели в комнате, освещаемой одной лампой на столе, в атмосфере, созданной для непринуждённой беседы. Может быть, не для такой уж и непринуждённой, но точно для беседы. Может быть, и не только для беседы, но и для горячего секса. Может быть, даже для томных признаний в вечной привязанности. — Надо сказать детективу Ронде Уолш. — Да нечего ей говорить, мы же просто предполагаем! — Он откинулся на спинку дивана. — Ладно, мы поговорим об этом завтра. Или послезавтра. Или в выходные. — Или никогда, — вставил я, — ведь ты всё равно сделаешь по-своему. — Надо было идти тебе в прокуроры — отличные беспочвенные обвинения, Энди. Я вздохнул, избегая его взгляда. Промолчал, вместо того чтобы накричать, испортить отношения, потерять его благосклонность или вылететь с работы. Я все же драматизирую, Ким прав. — Ты знаешь, что Марк Твен любил кошек? Я повернулся к Киму, хмурясь. — Это ты к чему? — Просто вспомнилось — ты из Миссури, из городка, где жил Марк Твен. А я люблю кошек, которых тоже любил Марк Твен. Между прочим, Твен говорил, что от скрещивания человека и кота кошачий род только бы потерял. Сам посуди, чего нет, например, у Теслы, что есть у нас? — Ну-у-у, он же кот. — По кошачьим меркам, он счастлив. А ты, Энди? — По кошачьим меркам — определённо, по человеческим — возможно. — Подробнее. Я не оценил его попытку увести меня от темы. — Ким, пообещай мне, что, если всё зайдёт слишком далеко, ты расскажешь детективам, ФБР, кому угодно. У тебя ведь есть инстинкт самосохранения? Теперь пришла его очередь вздыхать. Ким поднялся и посмотрел на меня нечитаемым взглядом. — Некоторые пытаются прикрыть инстинктом самосохранения свою трусость. Вот так я остался один в пустом бесковровом доме. Ким ушёл в комнату — понятия не имел, в какую, — и прикрыл дверь. Не велел убираться, не намекнул, даже не сказал, где искать гостевую спальню для ночёвки. Что ж, по крайней мере Ким не подозревал меня в воровстве ложек. Я уселся на пол перед электрическим камином. В доме было совсем не холодно, но тоскливо. Может вернуться к бокалу виски и влить его в себя, избавиться от сомнений? Нет уж. Я вспомнил маму, старающуюся пройти от спальни до кухни после славного кутежа. Она постоянно цепляла картину локтем, будила меня, встречала убийственным дыханием и измученной улыбкой. Я возненавидел ту картину, моего авторства вообще-то. В детстве я проявлял художественные наклонности, но потом узнал о существовании фотоаппаратов и видеокамер. Фиксировать действительность при помощи техники оказалось гораздо интереснее, чем рисовать. Наверное, к алкоголю у меня выработалась естественная аллергия, которую я маскировал под: «Да мне как-то не хочется сегодня пить, спасибо». В двенадцатом часу я решился на вылазку в таинственную комнату. В конце концов, тупо хотелось спать и расставить точки над «і» перед сном. Ким хотел узнать обо мне больше? Пожалуйста, поделюсь некоторыми фактами. С выражением мрачной решительности я постучал и сразу услышал разрешение войти. Тайная комната оказалась рабочим кабинетом, обставленным в старинном стиле. Мне сразу представился писатель, перекладывающий рукописи, ну, или политик, уставший от визжания толпы, весь такой мудрый и опытный. — Я думал, ты уже спишь. — Знать бы где, — тихо ответил я, но Ким услышал. — О, извини, я забыл… — Нет, подожди. Ким привстал, опираясь на ручки кресла, и медленно сел обратно. Заинтересовался. — Я родился в Чикаго, в котором прожил семь лет. Там были жуткие туманы, обволакивающие город так, что иной раз не было видно пальцев на вытянутой руке; я помню холод, грохочущее метро. Но мне нравились чикагские парки. Позже построили памятник капельке ртути, хотя вообще-то он называется «Облачными вратами»; вспоминаю его, когда смотрю «Облачный атлас». Мичиган-авеню стоит внимания; сам Мичиган, разумеется, тоже. Так что Ханнибал нельзя назвать моей настоящей родиной. Я оказался в этом городе только в восемь лет. — Почему? — Родители были владельцами птицефабрики, но, как могу предположить, им не хватило предпринимательской хватки, и бизнес со временем пошёл ко дну. У нас забрали дом, заложенный в банке, а в Миссури жила мамина сестра с семьёй: они приютили нас. Я подошёл к столу и опустился в мягкое кресло. — Миссури. Так вот, тётя Эллен жила в Ханнибале — маленький город с необычной концентрацией старых и славных достопримечательностей. Парк Марка Твена, забор, который красил Том Сойер, лавчонки, комплексы развлечений, а сходить некуда. Я продолжал рассказывать, купаясь во внимании Кима, но так и не признался в личном. Я промолчал о финансовых проблемах и о том, что мамина сестра была просто «в восторге» от нашего переезда. Живёшь в небольшом доме, сам себе хозяин, и тут на голову сваливается семья, которой просто нельзя отказать. И вместо трёх человек в доме ютятся шесть, одна ванная комната на шестерых. Таким должен представляться Ад. Был ещё дядя Билл со своим нездоровым желанием сделать из меня миссурийца. Малопонятные мне развлечения на реке и кемпинги на природе. Алкоголизм или что-то близкое к этому у матери после смерти моей младшей сестры. Пофигизм и бесконечный запас лени у отца. Почти развод. Несколько не совсем удачных трудоустройств после университета — первый канал, где я работал, распустили, а детективное агентство переехало в Вашингтон. И — родительский подарок на день рождения. — Что это был за подарок? — Деньги, на которые я мог купить себе что-нибудь или уехать. Я выбрал Нью-Йорк. На самом деле подарок собирали не только мама с папой, но и семья Эллен. Они выли от бессилия, потому что шестеро взрослых в одной хибарке — это гораздо хуже, чем четверо взрослых и двое детей. Ни у кого не было личной жизни, плюс моя двоюродная сестра входила в подростковый период и постоянно орала, что у неё отсутствовало личное пространство; да так оно и было. А я вёл себя, наверное, слишком эгоистично с ней: меня раздражало даже слово «сестра» в её отношении. Никогда её так не называл, утверждая, что «моя сестра уже умерла». Меня поставили перед фактом: я должен уехать и найти работу где-нибудь не здесь. — Вот так я и оказался в Нью-Йорке. Ким потянулся как кот, завёл руки за голову. — Довольно эксцентричный поступок, — усмехнулся он. — Ты о переезде в Нью-Йорк или о том, что я посвятил тебя в хронологию моей жизни? — Видишь, Энди, прослеживается тенденция. — Ким встал и спрятал в папку листы, которыми занимался. — Ты гораздо более рисковый парень, чем хочешь показаться.