***
Тихий вечер, звёздное небо, полный желудок и Ким, которого я держал под руку, практически скользя по стенам многоэтажных домов — разве это не счастье? Я с трудом передвигал ноги, но алкоголь так и провоцировал на глупости. В итоге я уболтал Кима прогуляться со мной, и мы наматывали уже второй круг по Стрит-сайд, беседуя обо всём на свете, кроме расследования, конечно, ибо я попросил его дать мне немного отдохнуть от чёртового Химика. После ужина я чувствовал себя неудовлетворённым, ведь история с запеканкой так и не получила продолжения. Мы были слишком взвинчены новыми открытиями, строили гипотезы, предполагали, рушили предположения и выдвигали новые версии. Вместе с тем я был и удовлетворённым как раз-таки тем, что расследование сдвинулось с мёртвой точки. Под предлогом необходимости отметить прорыв в деле Химика я заказал вторую порцию Джин-Фииза, легкомысленно предположив, что не опьянею от алкогольного коктейля так же быстро, как от алкоголя, и снова потерпел полное фиаско — меня развезло. — Энди, а где ты работал до этого? Нам навстречу шла парочка влюблённых: девушка с воздушными шариками и парень, пожирающий её взглядом. Они всколыхнули во мне внезапный приступ тоски по дому. Я всегда дарил двоюродной сестре шарики на день рождения. Каким же я всё-таки был моральным сучёнышем — никогда и доброго слова в адрес Кристи не сказал. Не посчитал нужным наладить с ней приятельские отношения, занять роль старшего брата или хотя бы друга. Поудобнее вцепившись в Кима, я повёл его в парк, освещаемый фонарями стоящими на расстоянии, которое скрывало непотребства, но берегло посетителей от настоящей опасности. — До этого я работал на одном небольшом канале и в детективном агентстве. За последние две недели эту фразу я произнёс раз десять. — Ты был детективом? — Не-е-ет, — протянул я. — Я был за пресс-службу. Совмещал в себе функции журналиста, оператора, монтажёра, эксперта по связям с общественностью… Как я тогда шутил сам с собой — и нет, это не жалко, шутить с самим собой — был работником полного замкнутого цикла. — Ну и шуточки у тебя. Пользуясь тем, что мы шли в темноте, я уткнулся ему в плечо подбородком. — Это из области ядерной энергетики. К слову! Он заинтересованно промычал. — Илон Маск. — И что Илон Маск? — Я два раза слышал о нём в одинаковом контексте. Ким задумался на секунду, а потом его лицо просветлело. — О том, что нам нравится Илон? — Именно! — Это мы троллим шеф-редактора. Он однажды брал интервью у Маска, и тот спросил, почему его позвали именно сейчас, когда нет новостей ни об одном проекте: новая машина выйдет не скоро, туннель не роют, солнечная крыша только разрабатывается… И наш шеф сказал — «Это просто потому, что вы нам очень нравитесь». Так и понесло фразочку по редакции. — Вот оно что. Моё хмельное дыхание наверняка щекотало ему щёку, но я был слишком пьян, чтобы вести себя сдержанно. Рук не распускал, но уж точно вторгся в личное пространство. Если меня оттуда не прогнали, я всё делал правильно. Мы уселись на скамейку; Ким вытащил сигарету и попросил прикурить её для него. Как по мне, это был один из самых многозначительных жестов между двумя людьми с романтическими намерениями: почти прелюдия к большему. — А я хотел стать детективом, между прочим. — Неужели? — удивился я. — Только родители отказались давать мне деньги на обучение, — Ким выпустил струйку дыма мне в лицо, — закатили истерику. Говорили, что это опасная работа, меня пристрелят на задании и их утешением будет американский флаг на гробе. У моей мамы всегда была наготове история о том, как кто-то сделал то, что хотел сделать я, но умер самой трагической смертью. — Так журналистика стала чем-то вроде компромисса? — Родители уступили, думая, что я стану каким-нибудь критиком литературы или кино, перееду в Голливуд… А я тут, делаю новости, копаюсь в грязи. — Зато мы с тобой встретились. Ким выбросил окурок в урну и улыбнулся мне как герой романтической драмы. Наши лица оказались слишком близко друг к другу, чтобы отбросить мысль о поцелуе. И ещё этот чёртов шоколад. — Я тоже рад, что мы встретились, Энди. На мгновение я перестал слышать окружающий мир. А ведь только вчера смотрел фильм, в котором главная героиня говорила подруге то же самое о встрече со своим дружком, — я бросил в монитор горсть попкорна, потому что всё это глупые выдумки и так не бывает. — Не надо тут шалить. Я отпрянул от Кима, даже не успев толком коснуться его губ. Мимо топала пожилая женщина; я покрылся испариной стыда и только потом увидел, что бабуля выгуливала собачку, такую же небольшую, как болонка четы Честферд. Именно ей и адресовались эти слова. Женщина, к счастью, даже не заметила нас. Господи, зря вспомнил про болонку — меня бросило в жар. — Спокойно. — Ким рассмеялся, притягивая меня к себе. Мы откинулись на спинку лавочки, его рука легонько касалась моего подбородка. — Она сказала это не нам. — Я уже понял, но… — Но? Ты жил в гомофобном городе? Смотри, как перепугался. — Все небольшие города гомофобны. Но откуда такая уверенность насчёт меня? — Тебя? — Ким взял меня за руку, потянув к тропинке, не освещавшейся фонарями. — Мне же нужно было что-то предполагать насчёт тебя, ты был таким таинственным… — Таинственным, хах? — Хочешь скажу, какое у меня сложилось впечатление после нашей первой встречи? Ким резко остановился около дерева и толкнул меня. Как в дешёвых романах. Я чувствовал себя полнейшим лицемером, ведь в эту секунду я так понимал — ох, как я понимал! — тех наивных барышень, лишившихся невинности в богом забытых лесах. — Если это не повредит нашим отношениям. Я взялся за его галстук, медленно притягивая к себе, пульс ускорился. — Энди, я сразу понял, что ты талантлив, только… — Чего не скажешь парню, которому хочешь залезть в штаны. Я рассмеялся — не то игриво, не то с плохо скрываемой истерикой, как человек, который так и не понял, как его мечта начала воплощаться в жизнь и за что ему это счастье. — Да помолчи уже. Как будто я не могу хотеть залезть в штаны талантливому парню. — Справедливое замечание. Вдалеке послышались женские причитания: бабуля с собачкой возвращалась обратно. — Нет, ты послушай. — Я хотел ответить Киму, что испытывал проблемы с концентрацией, но он не дал возможности сказать, прижав палец к моим губам. — Ты правда талантливый. Первое видео было далеко не идеальным по качеству, о чём я не преминул тебе сказать, но в нём чувствовался твой стиль, чувствовалась идея, душа. Может, используешь художественные задатки. — Задатки? — Только тебе не хватает уверенности. Я повёл тебя в казино, чтобы побыстрее адаптировать к нашему миру, темпу, жизни в целом. Операторы должны обладать такой же журналистской хваткой, цепкой и профессиональной, как и сами журналисты. — Он начал гладить меня по бедру, медленно подбираясь к заднему карману на джинсах. — Ты должен идти за журналистом и в огонь, и в воду. Привыкай, что журналиста ты будешь видеть чаще, чем себя в зеркале. Кстати, операторам удобно строить отношения с журналистами: хватает времени, чтобы побыть вместе. — Ты журналист. — Феноменальная наблюдательность. — Ким перешёл с ласками к мочке уха, пока я цеплялся за чужой пиджак, не зная, куда деть руки. Ким был таким горячим, мягким, покладистым в противовес тому жёсткому типу, с которым приходилось сталкиваться на работе. Хотя я и не сомневался в том, что Ким делал так, чтобы заполучить того, кого ему хотелось. Меня нахальным образом соблазняли, а я готовил силы для стратегического отступления. Не хотелось быть застуканным какой-нибудь любительницей поздних прогулок с собаками или бегуном. И всё же покорно, даже призывно открыл рот, когда Ким прижался губами к моим. — Ким. Я разорвал поцелуй, стукнувшись затылком о дерево. — Тесла сказал, что ты ему понравился. Так что ты можешь приходить к нам. Ким снова заставил меня смеяться; так и влюбиться можно. — Прямо сказал? Ким чувствовал, что творилось у меня в штанах, но на полноценный секс я не рассчитывал: на завтра у Кима висели два сценплана, и если вместо этого он трахнет меня, то шеф будет трахать ему мозги как минимум несколько дней. Чёрт, встречаться с оператором журналисту действительно выгодно. Мы удовлетворили друг друга как подростки.***
На следующее утро, в законный выходной, я заставил себя собраться с мыслями и проанализировать все, что мы нарыли по делу Криса, Кристины и остальных. Ким дал детективу задание проследить, была ли связь между дантистом и исполнителями «несчастных случаев». Оказалось, что нет, и это убедило нас в том, что стоматолог ни при чём. Позже он сообщил, что в жизни всех жертв Химика были несчастные случаи в период с октября 2014 по ноябрь 2015 года, и прислал Киму на почту доказательства. У нас оставалась одна версия: Химик как-то связан с убийствами Кристины и Роберта (мы не сомневались, что авария и стрельба были подстроены, никакие это не несчастные случаи) и зачем-то спустя два года решил завершить начатое. Но что — начатое? Были ли в опасности друзья, родители и вторые половины убитых людей? Где стоило искать звено, чтобы выйти на Химика? Был ли он на тот момент марионеткой или уже кукловодом? Почему решил не выбирать жертв спонтанно, а использовать тех, кто уже пострадал от его рук? Как нам выделить его преступления на фоне остальных действительно случайных трагедий, чтобы предупредить ещё живых о том, какая им грозит опасность? Мы с Кимом полтора часа пытались найти ответы, не возвращаясь к вчерашнему веселью; в итоге он предложил приехать и поговорить дома. Ещё утром я пообещал себе, что не буду анализировать наше личное или напоминать об этом Киму, мы же взрослые люди, так? И мы только целовались. Много целовались, но дальше-то что? Подрочили, кончили и разошлись по сторонам. В подростковом возрасте для меня это вообще ничего не значило. С некоторыми экспериментировал, с некоторыми хорошо проводил время: как я уже говорил, в нашем гомофобном городе никто не пытался строить нормальные отношения. Повзрослел, к поцелуям прибавился секс — он был ничтожным кусочком той свободной жизни геев из больших городов, которую мы имели, но в то же время был для нас всем, что можно себе позволить. Было уже четыре часа дня, когда Ким открыл дверь в футболке и серых штанах, без привычной упаковки в виде костюма и укладки. Уютный. У его ног тёрся кот. — Привет, Ким. Здравствуй, Тесла. По дороге я заехал в магазин выпечки и преподнёс хозяину круассаны, которые вместе с чаем и обществом Кима Даймлера должны были согреть моё сердце в бесковровом доме. — Слушай, нельзя полностью исключать вариант, что Химик решил замести следы, убрать всех, кто что-то видел. — Ким поприветствовал меня поцелуем, больше напоминавшим клевок в губы, и повёл по коридору. — Этот сукин сын может быть очень изобретательным. Допустим, он хотел прикрыть свою задницу, но, чтобы сбить полицию с толку, придумал целое представление. — Ну-у-у, Кристофер и Лилу ведь не были с погибшими. Все думают, что это не более чем роковые случайности. К тому же, за эти преступления уже осудили других людей. — Случайности. Ким изогнул бровь. — Ты о чём? — Да так, не бери в голову. Мы уселись за круглый стол, на котором стояли фрукты и бутылка виски. Ким взял у меня из рук круассаны, восхитившись ароматом выпечки (его непристойный стон предвкушения стоял у меня в ушах до сих пор), начал возиться с кухонными ящиками: эргономичными, стильными и функциональными, как и всё остальное в этом доме. — Убийства двухлетней давности выглядят как плод труда человека, — продолжил я, — желающего сделать всё как можно тише, не привлекая к себе внимания. Я имею в виду, не привлекая внимания к организатору, к тому, что может прослеживаться система. А то, что Химик творит теперь — может быть, он и не планировал так дразнить полицию и становиться известным на весь город, но, кажется, эта слава ему не мешает, преступления ведь продолжились. — К чему ты ведёшь? — Не верю, что дело в свидетелях: либо тот, кто организовал происшествия, работал с Химиком — то есть они были связаны, либо это его новый проект. — Я вот о чём подумал: поговорим с родственниками стрелка из супермаркета, спросим его о фразе про кости, а потом поедем в тюрьму к Ллойду, расспросим его о смене показаний и яде. Я неуверенно кивнул, это не укрылось от внимания Кима. — Что? — Детективы справились бы с этим лучше. Ким скрестил руки на груди. — Энди. — Только не начинай со своим «Энди», — одновременно и недовольно высказались мы. — Как ты хорошо меня знаешь. Ким склонился к холодильнику, позволив изучать взглядом его поясницу и лениво раздумывать над расследованием. Как можно было бы убедить его отдать дело? А задница у него очень даже ничего — наверное, в спортзал ходит. Нет, Ким не позвонит Уолш, у него слишком большое эго. И задница красивая. Наверное, Ким считал полицейских тупыми, поэтому и взялся за это расследование. И о том, что я пялился на него сейчас, точно догадывался — с такой-то задницей. — Ты не особо-то любишь виски, да? Как насчёт вина? — Я думал, ты сделаешь чай. — У нас будет время и для чая, но я… — Ким очаровательно смутился. — Дело не в том, что я хочу тебя споить. Сегодня выходной, к тому же День святого Патрика. А у меня хранится изысканное вино 1956 года; его обязательно нужно попробовать. И разве можно говорить об этом Химике столько времени на трезвую голову и не двинуться умом, а? Я подозревал, что однажды различия в широте наших с Кимом знаний проявят себя. Он мог сколько угодно восхищаться тем, что я разбирался в ядерной физике и квантовом мире, но никто не отменял моего невежества в вопросах, назовём их так, настоящих мужчин. — Вау, 1956 год, это просто нечто, — фальшиво восхитился я. Ким удивился, затем рассмеялся и с разгону сел на стул рядом со мной. — Извини. Понятия не имею, что это за вино. Мой друг из Иллинойса привёз его в качестве подарка, сказал: чтобы произвести впечатление на пассию, сообщи, что это тот самый 1956 год. Я вздохнул, положив голову ему на плечо. — Что скажешь? — Ты произвёл впечатление, но пассия разбирается в винах не больше тебя.***
Все шло к сексу, разве нет? Уверен, кому бы я ни рассказал об этом (предположим, у меня были друзья), все бы твердили то же самое. Не скажу, что душа Кима была менее интересна, чем его тело, но планы я строил другие. Тем не менее, сидя в этот вечер на диване, я имел дело с его душой. Всё началось с моего совсем невинного вопроса, в порядке ли Ким. Пока он ходил за вином, я заметил на полке помимо фотографий с семьёй и карточку, на которой были запечатлены радостные Ким и Кристофер. Я подумал, сколько раз Ким, должно быть, бросал на неё взгляд, вспоминая, что друга уже нет, начал размышлять, не скрывал ли он свою депрессию по этому поводу. После истории с Крисом я стал немного параноиком, чего уж тут. Когда Ким вернулся, я стоял около этого фото, так что он всё понял. Тогда я и озвучил роковой вопрос. — Не хочу говорить о нём. На этом моменте мой воображаемый друг наверняка бы посоветовал последовать воле Кима и поплыть на волнах алкогольного опьянения к близости, которой мы оба хотели. Но это же был Ким! Не парень из клуба, чьё имя я имел полное право не запомнить, не мальчишка для экспериментов в брошенном гараже или в кустах около автомастерской, не мужчина из эскорт-услуг. Иной раз я думал, что дружба между нами — мостик, который останется, даже если буйную реку похоти и чувств захлестнёт гроза. Не стану лицемерить: я не только чувствовал, что стоило поддержать его. Я хотел этого. Поэтому принял стакан с вином, но пить не стал. — Ким, со мной ты можешь поговорить. «Очень оригинально», — съязвил внутренний критик. — Ты сочтёшь меня нытиком… — Это вряд ли. — Или просто идиотом. — Да нет же. Ким сделал глоток вина и поставил стакан на стол, расплескав его содержимое. — Я не верю в то, что это случилось. — Так тоже бывает. — Отвлекался работой, мелкими заботами; два дня назад решил дополнить рацион Теслы белковой пищей — полтора часа выбирал у стенда самый оптимальный корм… — Ого. — Вот именно. Лишь бы чем-то заниматься, не сидеть дома. Расследование помогает не загоняться на Кристофере. Но дело не только в этом. То, что я могу найти психа, лишившего его жизни, важно? — Ким выдернул ладонь из моих рук. — Мы с ним столько всего прошли. Если что-то происходило в городе, всегда обсуждали вместе. Мне нравилось, как Крис любил жизнь — звучит банально, — но, несмотря на потерю Кристины и другие неурядицы, портящие нам настроение, он её любил. Он мог сказать «забей», и из его уст это было реальным советом. Я кивал, сомневаясь, что Киму нужно что-то помимо готовности слушать. — Оказалось, что вся моя жизнь наполнена сотней привычек: позвонить Крису, чтобы проверил, «слил» ли оператор видео на «облако», если я уходил раньше, добавить ему в кофе двойные сливки, купить настолку на девятое июня. Самое ужасное, что это быстро уходит из памяти, как песок сквозь пальцы. Вчера я вспомнил про файлы, позвонил Нилу вместо Криса. И даже не подумал про Криса! И эти вроде бы мелочи были ежедневными отношениями. Ким говорил, говорил и говорил: ему становилось легче по мере того, как уровень вина в бутылке падал. Я почти не пил — время от времени подносил к губам стакан, позволяя напитку увлажнить губы. К семи вечера мы добрались до тонкой психологической материи, которая, как ни странно, была не чужда и мне, — к чувству вины, и я мягко приобнял его за плечи. — Скажи мне честно, Энди, — продолжал Ким, — ты ведь тоже считаешь, что я должен был быть к нему внимательнее и как коллега по работе, и как близкий человек? Признайся, что это мой прокол: ничего не заметил — ни его проблемы, ни депрессию, ни двойную жизнь… Все мы что-то должны мёртвым. Например, я ощущал обязанность хранить в памяти образ погибшей Мелиссы. Стёртый, потрёпанный, нарисованный детским сознанием. — Была ли у него депрессия? — Конечно же была. Иначе почему он решил убежать от себя? Ко мне вернулось то жалкое чувство ревности, которое я испытал на похоронах. Я попробовал утопить его в вине, но вместо этого ощутил новый приступ жалости к себе, будто ничтожность просочилась ко мне в живот вместе с алкоголем. Я поступал плохо, предъявляя права на прошлое Кима и был таким жалким, что боялся, как бы мёртвый человек не отобрал у меня мужчину. — Ким, человека невозможно заставить сказать, если он не хочет. Нас прервал стук в дверь. Не тихий и стеснительный, который используют дети, рекламщики и продавцы, а агрессивный и настойчивый. Ким на нетвёрдых ногах поднялся с дивана, бросив мне через плечо, что никого не ждал. Меньше всего я ожидал услышать голос детектива Ронды Уолш. Я испытал волнение и облегчение одновременно — может быть, она пришла сказать, что найдены новые улики по делу Кристофера или что Химик пойман? Тогда бы наше безумие закончилось. — Вы хотите поговорить со мной наедине? — А вы не один? — полюбопытствовала детектив. Я слышал её шаги по паркету, успев только отодвинуть от себя вино и взять в руки телефон, прежде чем она вынырнула из-за угла. Только что я был расслаблен, словно желе и теперь пытался собраться. — Неожиданная встреча. «А что, журналист не может сидеть и пить вино с другом в воскресенье вечером?» — подумал я, произнося вслух жизнерадостное «Здравствуйте, детектив». Уолш критически осмотрела комнату: от её внимания, конечно же, не укрылась почти опустошённая бутылка вина. Она сжалилась надо мной и сказала, что могу остаться. Наверное, оценила мои шансы доехать домой в таком виде на велосипеде или автомобиле как критически малые. Ким вернулся на диван. Детектив устроилась напротив и положила на стеклянный столик стопку бумаг официального вида. С полминуты все молчали, обмениваясь взглядами. — Я сразу хочу предупредить вас, мистер Даймлер, что на данном этапе наши вопросы можно назвать просто уточняющими. Мы ни в чем вас не подозреваем и не обвиняем, это понятно? Мы с Кимом переглянулись. — Ладно, я перехожу к главному. — Она положила на стол отчёт. — Ноутбук Криса. — А что с ним? У меня в груди похолодело. — Наши эксперты выяснили, что ноутбуком кто-то пользовался уже после исчезновения Кристофера. Вы сказали, что нашли его в комнате, куда, как правило, никто не заходит. Тем не менее ноутбук кто-то брал, что-то в нём искал и пытался замести свои следы. — Может быть, его кто-то и брал, — пожал плечами Ким — мистер невозмутимость. — И мне понятно желание анонима замести следы, как вы сказали, после того, как Крис пропал. — Вы брали ноутбук? Она склонилась над столом, превращаясь в злого полицейского. Нахмурила брови, сжала губы в тонкую линию. Я посмотрел на блузку Уолш, педантично застёгнутую на верхнюю петельку. — Нет. — Что вы искали там? Что хотели узнать? А может, не узнать, а удалить? В комнате воцарилась тишина. Если бы я был один, уже бы вслух сокрушился собственной глупости. Хотя, погодите, разве Ким спросил, могу ли я замести следы? Разве поинтересовался, сможем ли мы одурачить полицейских? О, нет, он спрашивал своим медовым голоском лишь о том, почему Кристофер так странно себя повёл. И я купился, утешил себя, что не делаю абсолютно ничего «такого». — Да что вы в самом деле! — возмутился я. — Вы его подозреваете, что ли? Уолш нехотя оторвала взгляд от Кима, повернувшись ко мне. — Мистер Флинн, советую вам воздержаться от комментариев, тем более я уже сказала, что об обвинениях речи не идёт. Мне просто хотелось бы услышать правду от вас. Тем не менее, она нас обвиняла. — Ладно, я вам её скажу. Ким едва заметно дёрнулся, но он не мог закрыть мне рот в её присутствии, а я — сказать, что не такой уж тупой и способен отделаться от детектива. Если от тебя требовали правду, скажи полуправду. Она развернулась вполоборота ко мне, будто с этого момента я перестал быть надоедливой мушкой и превращался в полноценного собеседника. — Все гораздо прозаичнее, чем вы думаете. Мы искали в ноутбуке ответ только на один вопрос, которым вы тоже задавались: почему Кристофер не сказал, что получил записку. Ким был его другом, я — коллегой, и мы все недоумевали, почему он не поделился с нами своей бедой. — Почему в этом принимали участие вы? — сощурилась Уолш. — Я же сказал… — Удивительное бескорыстие. — Он мой друг, — вступил в разговор Ким. — Энди оказал мне моральную поддержку. — Мистера Флинна вы тоже знали два дня и уже друзья? — Друзья. Она сделала пометку в блокноте. Черкнула всего одно слово: «дружба». — И каков же ответ? — Мы его не нашли, — в один голос ответили я и Ким, что заставило детектива приподнять бровь. Она вынудила обстоятельно пересказать, как мы составили таблицу последних передвижений Криса, посетили несколько мест, где он был, но Ким утаил догадку о связи смерти Криса и Кристины. И это был, чёрт возьми, прекрасный момент, чтобы поведать всё. Но Ким сидел рядом, и я понимал — он убьёт меня, если я расскажу. Детектив вытащила визитку и положила на стол с дежурной фразой «позвоните, если вспомните что-то ещё». Я столько раз слышал это в фильмах и сериалах, что едва удержал истерический смешок, когда Ким пошёл провожать её до двери. Поверила ли нам Уолш? Или только сделала вид? Может быть, завтра придёт сюда в тёплой компании ордера на обыск? Даже если и так, это можно пережить, ведь мы ничего не утаивали. Ну, кроме полномасштабного расследования преступлений Химика. Но это не каралось законом, журналисты имели право, ведь так? А если детектив сочтёт это очередным доказательством того, что Ким как-то связан с преступником? А если нас посадят? А если над нами начнётся судебный процесс? Надо выпить. — Сто процентов, она подумала, что мы спим вместе. — С этими словами Ким вернулся в комнату; я вздрогнул. — Подумала, ну надо же, какой милый парень, этот Энди, сама бы его оседлала. — Я не хочу это представлять. — Я, честно говоря, тоже. Он опустился передо мной на колени, медленно расстёгивая ремень. Пришлось поставить стакан на стол. — Погоди, погоди. — Я положил руки на его ладони, удерживая их на месте. — Ты не хочешь обсудить то, что сейчас случилось? Она подозревает нас в… В чём-то? — Если мы будем постоянно обсуждать то, что происходит, никогда не займёмся сексом. — О боже, — рассмеялся я. — Делай, что должен. — Должен снять с тебя штаны, мистер Флинн. Я уже весь горел к тому моменту, когда Ким избавился от одежды, тёрся щекой о его щёку, негромко постанывая. Я прижал Кима, открыл рот, в котором тут же оказался его язык. В едва заметном дрожании уловил его желание поскорее войти в меня. Но то ли Ким любил прелюдии, то ли привык растягивать удовольствие — он продолжал практически пытать меня, терзая поцелуями по всему телу. В итоге я схватил его руку и опустил к промежности, игнорируя тихий смешок. «Просто трахни меня, пока какая-нибудь бабуля с собакой или детектив опять не прервали нас!» — думал я, выгибаясь от его сладких, как шоколад, ласк. Мои тихие «пожалуйста» не остались без ответа: Ким лёг на меня и начал медленно двигаться. Вот так, теперь всё как надо, только быстрее. Ещё раз, войди так же глубоко. Я положил руки ему на ягодицы, подталкивая вперёд. Когда я уже переставал внятно мыслить, Ким останавливался, переходил от толчков к поглаживаниям эрогенных зон. Он не отрывал от моего лица взгляда, пока был сверху, легонько скользил пальцем от скулы к подбородку, касался волос; целовал меня в спину и шептал в ухо пошлости, когда брал меня сзади. Мы были в постоянном контакте, а затем — в минутном экстазе. После секса с ним у меня на языке будто чувствовался маршмеллоу — уникальное послевкусие. Мы вернулись в постель после душа: от Кима пахло мятой, от меня — им. И когда я засыпал, он поцеловал меня, придерживая за подбородок, будто клёвый парень.