***
По дороге на работу Ким поделился со мной тем, что отец киллера-террориста жил в Бронксе; он предположил, что Дейл Канс связался с плохой компанией именно в этом боро. Химик жил около меня? Ну жил и жил, больше меня заботило другое. Никак не удавалось выбросить из головы слова Кима о готовности к экспериментам, которыми он безжалостно проехался по моему воображению сегодня утром. Я искоса поглядывал на него, желая, чтобы его руки, обхватывающие руль, пригнули мою голову за затылок к ремню. Минет в автомобиле входил в перечень интересующих меня экспериментов. Но я не был настолько сексуально раскован, чтобы понять, когда подобное предложение было бы уместным, а когда вызвало бы смех. — Надо сказать Майку Кансу, что мы хотим обелить репутацию его сына-террориста. — Какого террориста? — Энди. Я потёр глаза, прогоняя реалистичную картинку. — Я хорош в постели, но прекрати уже летать в облаках. — Нет, спасибо. Он посмотрел на меня почти обеспокоенно. — Повторяю: скажем отцу Канса, что хотим оправдать его сына. Кивнув, я ощутил приступ дискомфорта: как и каждый раз, когда речь заходила об этом. Что бы там Ким ни думал, я не испытывал энтузиазма по поводу поездки к отцу террориста, а затем и в тюрьму. Я мог бы спокойно отпустить его на миссию одного, пересидев в машине. В конце концов, Ким у нас был магистром психологии, ему удавалось находить пути соприкосновения с людьми. Лично я испытывал проблемы на первом этапе коммуникации — передаче информации собеседнику. Но, разумеется, умолчал об этом. Нью-йоркский Энди действовал согласно принципу: ни шагу назад. Да и не хотелось, чтобы Ким посчитал меня трусом. В этот раз мы решили работать под другой схеме: минимум показушности, никаких камер, сумок и штативов. У нас в запасе был всего час до выезда на работу. Мистер Канс потерял единственного сына два года назад и с тех пор старался не попадать в объективы, не давал интервью. Мы понятия не имели, считал он сына виновным или копил злость на судебную систему Штатов. В газетах удалось накопать на Канса слишком мало информации, чтобы утверждать что-то определённое. Газетчики выяснили, что у отца с сыном были не ахти какие отношения и до теракта. Мистер Канс официальной работы не имел, занимался живописью, иногда подрабатывал вышибалой, жил один и длительных отношений с женщинами не имел. Его квартира находилась на третьем этаже. Канс был, пожалуй, единственным жильцом, кто озаботился сохранностью имущества и поставил новую дверь. Остальные выглядели слишком ветхими: казалось, что для их разрушения достаточно просто коснуться ладонью. Отец Дейла открыл сразу же. Он посмотрел на Кима, на меня и снова на Кима уже с улыбкой. — Здравствуйте, господа. Вы пришли за картиной? — Нет. — А, понял: вы пришли заказать картину? — Нет, мистер Канс, мы журналисты, — доброжелательно улыбнулся Ким пожилому мужчине с седыми волосами. Он напоминал молодящегося хиппи в футболке с надписью «Нью-Йорк никогда не спит», штанах с кляксами краски и радужной застиранной повязкой на голове. — Вы пришли написать про мои картины? — Да, именно это мы и собирались сделать. — Но… — начал было я, но Ким шикнул в мою сторону, не оборачиваясь. Когда мы расположились в такой же творческой гостиной, как и сам Канс, до меня дошло – уловка. Ким соображал быстрее: он понял, что можно притвориться журналистами, интересующимися его хобби, и таким образом расположить к себе. Художник сделал нам чай: по чашке травяного напитка каждому. Ким принял одну с благодарным кивком и спросил: — Мистер Канс, скажите, сколько картин было продано после выставки в Сохо? — Ого, вам это известно, — восхитился Майк. Он загуглил, ответил я про себя. Канс вернулся с кухни и вполовину не таким уверенным, каким туда уходил: видимо, до него наконец дошло, что придётся отвечать на вопросы и тщательно фильтровать слова. — Картин продалось мало, но это и неудивительно: я больше рисую на заказ. Он попросил нас подождать, пока закончит картину, ненавязчиво ввернув замечание, что можно было и предупредить. Но Ким, представляя собой непрерывный поток радости, сказал, что это вовсе не проблема. Он начал выхаживать мимо работ, даже делал пометки в блокноте, вынудив меня в итоге присоединиться. Я понял, чем Канс зарабатывал на жизнь: он перерисовывал знаменитые шедевры. Причём, вероятно, имел талант к копированию: «Мона Лиза» в его исполнении выглядела так же убедительно, как и «Постоянство памяти». — Мистер Канс, вы пишете «Гернику»? — спросил Ким, заглянув за плечо художнику. — Да, и предпочитаю углубляться в себя, когда занимаюсь. Пейте чай. Мы напросились выйти на балкон, где полушёпотом обменялись своими впечатлениями от знакомства со стариком. Ким рассказал, что этот был типичным представителем творческой, но увядающей богемы. Таким постоянно нужно доказывать, не столько окружающим, сколько себе самому, что они чего-то стоят. Вот поэтому он и заставил нас ждать, а сам теперь писал и думал, что являлся важной персоной. Но лучше не спорить, не то будет хуже. Ким закурил сигарету, и я уставился на его губы, мягко сжимающие фильтр. — Похоже, он не очень-то горюет по сыну, — сказал я. — Вряд ли они были близки — уж слишком разного поля ягоды. Я читал про его сына Дейла: тот был реальным затворником. А теперь посмотри на это. — Ким махнул в сторону Канса, почти пляшущего напротив холста. — За последний год он сумел выбить четыре выставки в не самых плохих выставочных залах Сохо. И это при том что он — на секундочку! — перерисовывает. — Ого. Ким отвёл сигарету от лица и посмотрел на меня, приподняв бровь. Я переживал, что люди меня не понимали, а с ним старался быть непредсказуемым намеренно. Ким вообще влиял на меня странно: я не любил сигареты, но именно в его пальцах они смотрелись так естественно. — Это было так… ух. — «Ух»? — Всё-таки в тебе сидит художественный критик. Ким коснулся моего плеча и сжал его. — Энди, а как бы ты отнёсся к фотохудожнику, который не создаёт свои фотографии с нуля, а старается максимально скопировать уже существующие шедевры, а? — Наверное, я бы посчитал его чудаком. — Правильно: в Сохо к нему так и относятся. Мы не успели договорить: Канс позвал нас обратно в гостиную, где я убедился, что он таки был чудаком. На свежей картине лежало оранжевое покрывало. Чтобы ткань не соприкасалась с поверхностью холста, её удерживали на весу тонкие деревянные палочки. Вся эта конструкция была сделана с одной целью — скрыть от посетителей его новую работу. — Мистер Канс, вы начали писать картины три года назад, верно? — Не совсем так. — Художник уселся на кресло напротив нас. — Я занимался с детства, но долгое время это оставалось только хобби. Официально я работал менеджером в банке. — А что случилось потом? — Меня уволили, — хмыкнул Майк и пустился в рассказ о том, как с ним несправедливо поступили. А поступили с ним действительно по-свински: уволили после того, как началось разбирательство с его сыном. Пресса дружно обвинила Дейла в причастности к ИГ, когда он расстрелял Роберта у входа в супермаркет, а ещё несколько людей получили ранения. Скажем так, число жертв не увеличилось благодаря уникальному стечению обстоятельств. Но в банке избавились от родственника предположительного террориста. — Простите за нескромный вопрос, но ваш сын вправ… — Без понятия, — вспыхнул Майк, бросив кисточку на столик. — Если он появлялся на моем пороге, то только для того, чтобы в очередной раз одолжить денег. Он снимал квартиру, жил отдельно и не сообщал мне о намерениях подстрелить людей в супермаркете, ясно? — Я этого и не говорил. — Ну да, извините, — пробурчал Майк. — Вы остались на мели и пришлось начать подрабатывать художником? — продолжил Ким. — Что-то типа того. Да ещё и затраты на адвоката — о да, мне пришлось нанять адвоката, представьте себе, господа! Не то бы и меня в пособники террористов записали. — Должны же быть какие-то доказательства того, что он работал с ИГ или другой группировкой. Вам в полиции говорили об этом или гипотеза была основана на косвенных уликах? — В качестве доказательств мне предоставили книги. — Какие? Майк махнул рукой, но потом передумал и сказал, что сейчас принесёт. Он вернулся в комнату с двумя томиками в чёрных обложках, не менее шестисот страниц в каждом. Я осторожно взял в руки тот, что был чуть меньше – книга не имела названия, не был указан и автор. — Их я нашёл в тайничке у сына в квартире, когда убирал вещи. Полицейские не додумались заглянуть в ящик стола и проверить, нет ли там двойного дна, профессионалы. — О чем здесь, если коротко? — Муть какая-то. Но были и другие — об агрессии, об исламизме. Я взглянул на оглавление. Книжка состояла из четырёх гигантских глав под названиями: «Как нашей жизнью руководит случай?»; «Судьбоносные решения и как их принимать»; «Строим счастье сами: техники внушения и гипноз»; «Экзамен». Я нахмурился: обычное пособие для неуверенных в себе людей, чтобы те подняли задницу с дивана и начали, как здесь написано, «строить счастье самостоятельно». И гипноз: гипноз наталкивал на определённые мысли, но я полагал, что эту технику невозможно освоить при помощи парочки книг. Неужто Химик пользовался таким примитивным способом? — Так были и другие книжки? — спросил Ким. — Сказал же вам, что да. — И что же в тех книгах, эм, террористического? — Полиция обнаружила в них призыв к насилию, ну, между строк. — Майк обозначил в воздухе кавычки. — Там был всякий бред о силе человека, о естественных потребностях к доминированию над другими. Короче, то же самое, что и в этих, читайте, если интересно. Я взглянул в книгу, которую держал Ким. На первых страницах говорилось, что это вторая часть некого курса. Глава 1. «Начинаем с себя, влияем на других». Глава 2. «Нейтрализация негативных событий». Глава 3. «Играем в кости со Вселенной вместо Бога». Я дёрнул Кима за рукав, прочитав последнюю строчку. Ведь про кости упоминал и сам Дейл, когда полицейские принялись расспрашивать его о мотивах убийства! Тогда фраза показалась знакомой; теперь я понял, она была перефразированной цитатой Эйнштейна. — А вы когда-нибудь слышали от Дейла фразу «Так выпали кости»? — Нет, ничего подобного. — Может быть, в других вариациях? — Я же сказал, что нет. — Майк похоже уже пожалел, что принёс нам книги. — Может, он и говорил об этом с другими, но я с ними не общался, мы не ладили. На этом в разговоре о Дейле пришлось поставить точку. Мистер Канс так нам и сказал: либо мы возвращаемся к беседе о картинах, либо уходим из его дома. Чтобы оставить о себе более-менее приятное впечатление, Ким продолжил болтать об искусстве ещё пятнадцать минут. К слову, усилиями своей матери, он был неплохо подкован в сфере живописи. Итак, книга. Книга была довольно странной смесью научных фактов и мистики с угрожающими мотивами, призванными внушить человеку, что он бог не только своей жизни, но и чужих. В последней главе про Эйнштейна я столкнулся с самой необычной интерпретацией квантовой механики в жизни, но как, чёрт возьми, это могло быть связано с убийством? Да, Эйнштейн был против квантовых странностей и не считал, что Вселенная случайна. Да, он потерпел поражение после эксперимента со спинами. Да, опыт с котом Шрёдингера, ещё одного противника квантовой физики, звучал нелепо. В конце концов, он и был создан с целью поглумиться над квантовой физикой. Но при чём тут, господи, стрельба в невинных людей из пистолета? Яды? Убийства? Социопаты?***
Я сидел в машине Кима с книгами на коленях, пока журналист пытался освободить себе вторую часть дня, придумывая для начальства реалистичные отмазки. Ким увлёкся, плевать он хотел на свои обязанности в редакции, однако я не решился это обсуждать. Поскольку Майк дал нам книги лишь до завтра, я сразу начал со второй. Пока что бегло ознакомился с первой сотней страниц, уверившись в том, что у книг было продолжение и выпускались они небольшим тиражом. Книги для избранных? Ни на обложке, ни на первых страницах не было указания, что это за писульки, кто их автор и кому они могут быть интересны. Я смутно представлял себе её поиск. «Дайте мне книгу без названия» или что? Выпускались работы в частном издательстве, которое специализировалось на эксклюзивных изданиях и не работало с массовыми тиражами, к тому же рассылало экземпляры книги лично адресатам. Книге в марте исполнилось шесть лет, а выглядела она великолепно. До Дейла Канса её никто не читал и даже в руки не брал, скорее всего. Её подписали от руки. «Так выпали кости», — гласило послание. — Ким, эта книга точно как-то связана с преступлением, которое совершил Дейл, — заговорил я, когда он закончил говорить с Майклом. — Посмотри, снова упоминаются кости! Теперь предстояло поинтересоваться у второго подозреваемого — Ллойда, — сталкивался ли он с книгами. Мы сразу же согласились, что полагаться на его слова не сможем. Проверить, к сожалению, тоже, но выбора не оставалось. Мы смотались в издательство, я поговорил с симпатичной, но нервной девушкой, пока Ким устроил конференцию через скайп в автомобиле. Как оказалось, можно было выяснить, кому предназначался экземпляр, если с момента выполнения заказа прошло не более двух лет. Потом записи отправлялись в таинственное место — архив. Моя собеседница не смогла сказать, где он находился и реально ли было туда попасть. А когда я начал давить, возмутилась и заявила, что это конфиденциальная информация. Мы зашли в очередной тупик, поэтому ехали в тюрьму без особого энтузиазма. «Как и все, кто ехал в тюрьму», — отметил Ким. Ллойд ждал нас в комнате для переговоров — затасканной и грязной. Столики разделяла стеклянная перегородка, а для беседы предусмотрели телефон. Ллойд, надо сказать, не сильно-то и постарел, даже наоборот — сбросил несколько лишних футов, отрастил стильную бородку. Такой зрелый мужчина, но без криминального прошлого пришёлся бы мне по вкусу. — Кто такие? — спросил он, пока мы пытались вдвоём уместиться за столом. — Журналисты, интересующиеся твоим делом. Я так и не понял, почему Ким сказал правду, но он предупредил, что не станет врать, ещё в автомобиле по дороге в Райкерс. Пояснил, что у Джимми могло сотню раз перемениться отношение к своему делу; теперь он, возможно, даже хотел с кем-то поделиться тем, что произошло в ту ночь на дороге на самом деле. Я согласился, что это перспективно, но рискованно. Если Ким ошибся, то Ллойд пошлёт нас прочь с порога. Тем не менее, услышав, кто мы, Ллойд почти не изменился в лице. У этого парня хватило бы силы с лёгкостью свернуть человеку шею, подумалось мне. — И? — Странное дело, странные показания. — Ким положил на стол со своей стороны вырезки из газет. На них Ллойд свидетельствовал сначала о яде, потом о том, что сам виноват. Он не предпринял попытку рассмотреть статьи, пожал плечами и уставился на что-то позади нас. — Мы могли бы тебе помочь выйти отсюда, — доверительным тоном произнёс Ким. — Ты кого-то покрываешь — кого-то действительно важного. Я думаю, что за такое тебе существенно снизят срок, а сидеть тебе ещё много — целых десять лет, если не ошибаюсь. — Сложили два плюс два, молодцы. — Что ты имеешь в виду, Джимми? — Раз уж мне сидеть ещё десять лет, то я точно захочу кого-то сдать, ведь жизнь у меня тяжёлая, а тюрьму нельзя назвать курортом, — пробормотал он и тихо рассмеялся. — Психология типичного заключённого. Но я не типичный, со мной штучки не пройдут, понял? — Ты признаёшь, что кого-то покрываешь. Осталось сойтись в цене? — подхватил Ким. — Конспиролог хренов. Я поменял свои показания, потому что мне попался придурковатый адвокат. Он посоветовал мне обвинить кого-то, а потом сказал, что эта затея сделает только хуже. Пришлось на ходу менять показания. И адвоката тоже. — У тебя был один адвокат, Ллойд. Ты врёшь. — Да нет. — Он забарабанил пальцами по столу со своей стороны. — Не вру. Это неофициальный защитник, он был передо мною в долгу и помогал без денег, за «спасибо». Когда Ким показал Ллойду книги и спросил, видел ли он их раньше. Заключённый не напрягся, у него не забегали глаза, не участилось дыхание: либо парень был чист — и мы снова пошли по неправильному следу, — либо отлично врал — мог поупражняться в тюрьме. Ким встал и, не скрывая своего разочарования, громко пододвинул стул; я сделал то же самое, мельком взглянув на охранника. В комнате для свиданий мы были одни: Ллойд продолжал сидеть, а затем начал смеяться. Когда Ким уже взялся за ручку двери, заключённый резко встал и крикнул, показывая в нашу сторону пальцем: «Химик следит за вами! Он знает!».***
— Что это, чёрт возьми, было? — Не скрывая дрожи в голосе, спросил я, когда мы добрались до автомобиля Кима. Я с трудом сдерживал озноб и выглядел наверное странно со стороны, кутаясь в куртку при плюс восьмидесяти семи по Фаренгейту. Меня перестали как следует слушаться челюсти, язык и губы, а внутри поселился такой первобытный страх, словно Химик должен был выпрыгнуть из-за ближайшего мусорного бака и пристрелить меня на месте. — Просто блеф, дурак задумал нас припугнуть. — Откуда же ему знать, что мы расследуем дело Химика? Ким вырулил со стоянки, немного слишком резко для человека, уверенного, что это блеф. — Все сейчас говорят о Химике, а в тюрьме тоже есть телевизор. Как успокаивающе это звучало; даже немного самонадеянно. У убийцы из супермаркета были книги по исламу, а у Джимми — идиот-адвокат. Ну и что, что он нам пригрозил? Ллойд как будто ждал, что к нему придут с вопросами, и придумал целое маленькое представление. Пункт первый — убедить нас, что его дело пустяковое, приведя убедительные аргументы насчёт адвоката. Пункт второй — выступить с заключительным словом и сполна насладиться перепуганной физиономией гостя… Нет, я в это поверить не мог. Пока мы ехали обратно в редакцию, Ким вёл себя как обычно: рассказывал о необходимости опросить родственников остальных пострадавших, чтобы выйти на более разговорчивых исполнителей «несчастных случаев» двухгодичной давности. Он не успел закончить, приняв звонок от сыщика. Мне впервые представилась возможность послушать их разговор. — Я покопался в этих делах, что ты мне дал и нашёл интересную закономерность, — послышался голос из микрофона. — На данный момент Химик убил девятерых. У каждого в прошлом кто-то умер насильственной смертью, а среди исполнителей, виновных, в живых осталось только трое. Понял, Ким? Все остальные шестеро умерли в течение года после «несчастного случая». И тут мне стало совсем нехорошо.***
Мы вляпались. Непонятно на каком этапе, но Химик обратил на нас внимание, начал следить и, возможно, строить планы, чтобы отравить меня или Кима. Нас выдал интерес к двум трагедиям, которые случились два года назад. Теперь Ллойд, который наверняка имел связь с Химиком, расскажет ему о визите в тюрьму и подтвердит подозрения маньяка. Тот начнёт реализовывать последнюю стадию своего плана — нейтрализацию нежелательных людей, нас. За Ллойдом, точнее, за его посетителями, всё-таки стоило проследить. tab>Я уселся на пол в своей квартире перед ноутбуком. Итак, что мы имели? Химик начал заниматься своеобразной сектой ещё шесть лет назад. Он опубликовал книги и отобрал людей с внушаемой психикой, убедил их совершать преступления, зомбируя при помощи книг. Даже не так: убеждал принимать изощрённые яды и полагаться на случай (несчастный), если брать во внимание показания Ллойда. Сам Ллойд, скорее всего, выпил снотворное, находясь за рулём, а Дейл мог принять психотропное вещество, которое превратило его в агрессивного маньяка. Предположим, Химик руководил сектой, но затем что-то случилось, и он решил выступить самостоятельно, не отказываясь от схемы с ядами. И если показания Ллойда правдивы, то Химик был прекрасным химиком ещё четыре года назад. Уже тогда ему было под силу изготавливать яды, действующие по-разному и не оставляющие в организме следов. Мог ли он за это время придумать что-то новенькое и начать травить людей «спустя три дня»? Почему нет? Если Химик был любителем символизма, его выбор в пользу родственников жертв выглядел логичным. Он завершал то, что начала сама Вселенная. Ведь его яды, плюс то, что написано в книгах, наталкивали на мысль, что он был приверженцем теории случая. Однако своим жертвам он шансов выжить не давал. Раньше его адепты действительно «искали» жертв как шальная пуля, полагаясь на стечения обстоятельств, но теперь Химик убивал намеренно и целенаправленно. И следующими его жертвами можем стать мы.***
Заиграла мелодия на смартфоне; я дёрнулся, стукнувшись о раму открытого окна. Взглянул на экран и передумал дописывать слово «адронный» в текстовом редакторе. — Алло. — Обошлось без записок? — спросил Ким, почти мурлыча мне в трубку. — Это не смешно. Но, да, обошлось без записок. — Хочешь, приеду? Только учти, я не смогу уснуть на миссурийской кровати. Тебе придётся развлекать меня всю ночь. Такой себе вынужденный секс-марафон, а, Энди? — Завтра рано вставать, — вяло запротестовал я, покосившись на визитку детектива Уолш. Последние полчаса я с переменным успехом пытался отговорить себя от идеи обратиться к следователю. Но чем больше думал, тем привлекательнее становилась эта мысль. Просто дать возможность расследовать дело тем, кому за это платят, а не журналисту. Если Ким приедет, посмотрит на меня, ещё и погладит по какому-нибудь открытому участку тела, я сдамся и всё выложу, хотя рассказать ему — тоже так себе вариант. Он репортёр, привык оперировать фактами и, в отличие от меня, не сомневался в ощущениях. Он способен убедить меня — хотя бы на время, — что Ллойд наврал. Для этого Киму достаточно рационально и обстоятельно изложить информацию, задать мне несколько наводящих вопросов, заставить самостоятельно прийти к нужному ему выводу, одобрительно кивая. Займёт минут пять, гарантирую. — Ты вообще в порядке? — Конечно, только от совиного уханья вскакиваю иногда. С постели. Посреди ночи. После паузы Ким ответил: — Рад, что твои совы-жаворонки всё ещё на месте. — На месте, — я выпрямился в кресле, в котором до этого полулежал. — Тебе снятся кошмары? — Нет; то есть, иногда бывает. Но с этим же все сталкиваются, верно? Недавно мне снилось, как за мной гнался По Дамерон из новых Звёздных войн с кольцом всевластья, а потом нас заперли в бункере, где Китнисс Эвердин готовилась к Семьдесят третьим Голодным играм, и все умерли. — Да уж, действительно кошмар. Я посмотрел на своё отражение в окне и в очередной раз восхитился блаженному выражению, которое появлялось на лице, когда я говорил с Кимом и не контролировал мимику. — Может, на этом стоит остановиться? — Остановиться? Сейчас? Энди, в тебе совсем нет авантюризма. Или ты говоришь о наших отношениях? Было бы глупо останавливаться, не попробовав позу шестьдесят девять. — О боже, нет! — «Боже, нет»? — То есть, боже, да! — Он фыркнул, заставив меня рассмеяться в первый раз за день. — Я говорю о расследовании. И ты прав, я ложусь в девять вечера с затычкам в ушах. — М-м-м, как это… Многообещающе! — Самая странная характеристика затычек, которую я слышал. — А повязку на глаза надеваешь? — Ким, это… Разговор пошёл немного не туда. — Я сдавленно рассмеялся и хлопнул себя ладонью по щеке. Только бы не покраснеть как четырнадцатилетний от этих намёков. Сложно сказать, почему, но заниматься сексом мне всегда было легче, чем говорить о нём с кем-то. — Я просто соскучился. — Ты видел меня два часа назад, слабо верится. — Как писал Дэвид Митчелл: чем больше в человека мы проникаем, тем больше им проникаемся. Речь, правда, шла о женщине, но концепция верна и для нас с тобой, Энди. — Боже мой, какой ты интересный собеседник, когда пьян. Ким рассмеялся. — Признайся, — попросил он вкрадчиво, — ты до сих пор думаешь про позу шестьдесят девять. Я, продолжая прижимать трубку к уху, нечленораздельно промычал. — Мне нужно снять джинсы и мы продолжим. — Секундочку, я не соглашался на секс по телефону. — Хочешь изнасилование по телефону? — Ким. — Энд-и-и, — протянул он. — Скажи что-нибудь возбуждающее хотя бы. — Люфт. И не забудь завтра приехать пораньше и собрать для меня сумку на выезд.***
Ронда Уолш встретила меня взглядом, в котором читалось столько понимания моей жизни, что стало неловко. Она, пожалуй, догадалась о моей ориентации, об отношениях с Кимом и том, что в тот вечер, когда детектив пожаловала к нему домой, я утаил информацию из-за Кима. Не сказал о том, о чём хотел рассказать только потому, что боялся его неодобрения. Я позвонил с утра в субботу — думал ограничиться беседой по телефону, но Уолш пригласила меня в участок, я просто не успел придумать весомого аргумента, чтобы отказаться. — Проходите, мистер Флинн. Вспомнили что-то? Детектив села напротив в допросной (я оценил её решение посадить меня на обычное для преступников место). Когда я по пути сюда прокручивал в голове разговор, он казался мне пустяковым. «Ничего такого, Энди, ты просто облегчишь совесть и позволишь заниматься делом профессионалам, — говорило подсознание. — Ты никого не предашь, ты обезопасишь себя, Кима, помощь копам поймать маньяка, выполнишь своей гражданский долг». В конце концов, тот парень в тюрьме мне угрожал. В детстве я дал себе обещание, что в случае экстремальной ситуации выключу лояльность, сделаю по-своему, даже если придётся врать, например, любовнику. Если эта ситуация ещё не стала такой, то она очень ловко прикидывалась. Я планировал усидеть на двух стульях: не нужно приводить в пример пословицы по этому поводу. Я ведь не один такой на свете был — мечтающий, что однажды встречу интересного и симпатичного мужчину. Не раскрашенного драг квин, не сверхуверенного в себе альфа-самца, а, не побоюсь этого слова, личность. Мне двадцать четыре, для Нью-Йорка — почти подросток. Я даже не предполагал, что жизнь сведёт меня с таким, как Ким, ещё и настолько скоро. И что теперь, я должен опасаться за будущее из-за угрозы придурка Ллойда? — Итак, мистер Флинн. — Я хотел вам кое-что рассказать. — По поводу ноутбука? Мистер Даймлер что-то скрыл? Он вас шантажировал? Угрожал? Может быть, даже бил? — Я подтянул воротник на рубашке, чтобы скрыть свежий засос. Почти в каждом детективном сериале находилось место хорошему парню, которого подозревали в чём-то нехорошем, задавали неудобные вопросы, пытались вывести из себя. Только в фильмах не предупреждали — не повторять подобного в домашних условиях, поскольку ощущение оказалось не из приятных. — Мне угрожал другой человек, и Ким здесь ни при чём. Около локтя появилась чашка с кофе, от которой я неловко отказался — пью чай. — Недавно я посетил Джимми Ллойда — того, который сидит в тюрьме за убийство Кристины Бейли. — Я положил руки на стол. — Он фактически проговорился, что каким-то образом связан с Химиком: сказал, что Химик будет следить за мной. Причём, сказал это, ни с того, ни с чего. Детектив приподняла бровь. — Не хотите облегчить мне работу, не так ли? — О чём вы? — Рассказать все с самого начала, Энди. В прошлый раз мы с вами общались в гостиной вашего друга насчёт смерти Кристофера Пратта, а точнее, его ноутбука. Вспомнили? — Я уже сказал про ноутбук. — А теперь вы приходите и утверждаете, что знаете человека, связанного с Химиком. В глубине души я соглашался с Уолш, со стороны выглядело немного странно. Но ситуация завела меня в тупик. Те же сериалы научили одному, уверен, работающему приёму — полицейским можно сказать только часть правды. И как бы им ни хотелось сунуть нос мне за пазуху, работать придётся с тем, что досталось. Уолш придётся работать с тем, что досталось. — Я пришёл к Ллойду по работе. Нужно было кое-что выяснить по поводу происшествия двухгодичной давности, оно к нынешнему делу отношения не имеет. И никто не заговаривал о Химике, понимаете? Он сам внезапно сказал о нём… Если вы заинтересованы в зацепке по делу Химика, то устройте ему допрос с пристрастием, как вы это умеете. Расспросите о гибели девушки, Кристины, из-за которой он и попал в тюрьму, и выйдите на неуловимого Химика. — Энди. — Детектив схватила меня за локоть, когда я поднялся на ноги. — У вас есть право меня задерживать? — Я не буду вас задерживать. Лишь хочу уточнить, что вы выглядите не очень-то и обеспокоенным, как для человека, которому угрожают. Я думаю, вы не глупый парень и слышали о процессуальных тонкостях; а если не слышали, то я вам скажу, что нам нужны доказательства, чтобы поднять дело. Пустяковое дело, по которому найден виновный, ваших слов недостаточно. И тут я вспылил. — Детектив Уолш, вы ведь тоже кажетесь умной женщиной, если вам в руки попадает определённая информация, её стоит проверить, правда? А теперь, извините, мне надо идти.***
Я вылетел из участка, боясь, что Уолш не то погонится за мной, не то позвонит; но из издания никто не выбежал, а телефон продолжал молчать. Мой поход в полицию, стоящий стольких нервов, оказался абсолютно бесполезным. Полицейские не всегда оказывались проницательными добряками, готовыми нарушить правила, чтобы выйти на негодяя-преступника. Надо было продумать спич, составить список, а не идти с пустыми руками. Я не ожидал, что детектив поступит так по-свински, надумал лишнего: что в отделении все буквально будут плясать вокруг меня с информацией. Пока я добрался домой, почти убедил себя, что Ллойд поприкалывался над нами. Разозлился, что Ким записал его в «типичные заключённые», и решил отомстить. А под душем снова пришёл к выводу, что тот был связан с Химиком. Во время чтения книги меня посетило краткое умиротворение — зачем Химику общаться с отбросом вроде Ллойда? Заключённый наверняка захотел привлечь к своей персоне внимание, да и только. И так весь вечер…***
Звонил телефон. Показалось. Нет, всё-таки он звонил. Я со стоном перекатился на спину и дотянулся до мобильника. Мокрый, взвинченный, старающийся прогнать из сознания сон, в котором призрак сначала кормил меня помидорами, затем распорол живот и начал доставать помидоры оттуда, чтобы снова запихнуть в рот. — Алло? — Надеюсь, ты выспался, Энди. Судьба та ещё сучка: у нас выезд. — Который сейчас час? — Довольно-таки неудобный для звонка, полагаю, — рассмеялся Ким и следом чертыхнулся. Наверное, бегал по своей квартире в поисках одежды. — Я захвачу камеру из офиса, а потом мы со Стенли заедем к тебе по дороге к месту преступления. Ты там встаёшь? — К месту преступления? — Эта фраза здорово взбодрила. — О да. Но не просто к месту преступления, а к особенному месту преступления. Помнишь девчонку, которую ФБР не уберегло от Химика? Наверняка помнишь. Так вот, её дом сгорел дотла. — зазвенел голос Кима. — То есть ужасно, конечно, но такое пугающее совпадение. Словно на самом Химике лежит какое-то проклятие и он распространяет вокруг смерть… — Он и так распространяет смерть — через записки. Я опёрся о локоть, пытаясь взглянуть на часы. — Тесла, отстань! Ладно, поговорим позже. — Окей. Надо было сказать Уолш больше. Едва мой мозг стал способен соображать, как я вернулся к событиям вчерашнего дня, и в голове вспыхнула мысль. Надо было рассказать всё. Теперь получалось, что я предал доверие Кима, не добившись результата. Я покрутил в руках визитку детектива, а потом спрятал её в прикроватную тумбочку на тот случай, если решусь на повторный звонок. Восприняла ли она мои слова всерьёз? Поговорит ли с Ллойдом? Господи, а ведь мне раньше не приходило в голову, что привлечение полиции приведёт к возможному ускорению нашей казни. Пару секунд я размышлял над тем, чтобы вывалить это на Кима, но пришёл к безутешному выводу — его и это не остановит; к тому же мы поссоримся. В дверь постучали, когда я натягивал брюки. Я поздоровался со Стенли и пропустил его внутрь. Наш водитель накинул куртку на что-то напоминавшее пижамную футболку и постоянно зевал, заставляя меня делать то же самое. Он взял в руки купленные в Нью-Йорке часы, покрутил их так и эдак и положил на место. — Симпатичная квартирка. — Спасибо, вы серьёзно? Не различаю сарказм спросонку. — А сам как думаешь? Этот слой пыли настоящее произведение искусства. Я скорчил гримасу. — Вы как обычно. Проясните, куда мы едем? — На поджог. — Это я понял, куда именно, в какой округ? — Давай быстрее, Энди. Ким тебя в клочья порвёт, если мы опоздаем.***
Как мне объяснили в машине, сгорел дом, в котором жили родители Кейси Спейл. Она умерла ровно в тот день, когда я впервые попал в офис Седьмого. О её гибели мне сообщил Ким; точнее, не мне, а коллегам в ньюсруме. Я тогда подумал, что в Нью-Йорке к такому стоило привыкнуть. Семейство Спейл проживало в Бронксе, в пяти минутах езды от меня. От двухэтажного дома остался только один этаж, когда мы приехали на место события. Перекрытия провалились внутрь, а огонь продолжал вздыматься в небо, освещая улицу на несколько миль. Около здания стояли пожарные машины и несколько десятков сочувствующих соседей и незнакомцев. — Преступник хотел убить всех, кто находился в доме, поджог совершён ночью, — размышлял вслух Ким, поглядывая на горящее здание. — Найдены два трупа, её родители. — Цепочка смертей. — Да, принцип домино, — кивнул Ким. — Сначала несчастные случаи, потом жертвы Химика, потом тот парень, выживший после записки, теперь семья жертвы. О, кстати, ты слышал, что мать ещё какой-то там жертвы тоже скончалась? Кажется, смерть разгулялась. — Мне это очень не нравится. Ким моих слов уже не услышал: пошёл искать людей для синхрона. Возможно, до него пока не доходило, но я ждал, что вскоре станет понятно, как глубокого мы забрались. На обратной дороге Ким шёпотом сказал, что попросил своего детектива раскопать, с кем и как часто видится Ллойд. И во мне впервые за день проснулось иное, помимо беспокойства, чувство — интерес. Я ни разу не видел детектива, его звали Терри (хотя не факт), он прекрасно справлялся со своей работой, и мне бы хотелось пожать ему руку, ей-богу. А может, спросить совета насчёт сложившейся ситуации: Терри был специалистом. Ну, нет, делать это опять через голову Кима я не стану. Как минимум двадцать четыре часа я вообще ничего не буду делать, хорошенько обдумаю следующий шаг, чтобы не получилось, как с детективом Уолш. К сожалению, мне никто не сказал, что следующие сорок восемь часов перевернут мою жизнь с ног на голову сами по себе, чужими руками, и мне не придётся что-либо предпринимать.