Вне эфира

      Другое здание.       Другой район.       Совершенно незнакомые люди на ресепшене.       Пришлось предъявить удостоверение, срок которого закончился девять месяцев назад, и долго объясняться с охранниками. Спасло то, что они находились в предпраздничном настроении накануне сочельника и не видели во мне угрозы.       В руках я держал упакованный в разноцветную бумагу подарок для Кима. Чего стоило выбрать его! Какие мучения пришлось пережить, разыскивая нечто такое, что могло бы сказать ровно то, что я чувствовал к нему.       Войдя в лифт, я выдохнул.       Что бы с нами ни произошло за этот год, он всё ещё был Кимом, которого я знал. Мой визит его удивит, но обрадует – так мне казалось.       В новом здании под нужды редакции отвели сразу два этажа. Я смотрел, как одна за другой загораются кнопки, сомневаясь во всём на свете. Не стоило сюда сегодня приходить и уж тем более с таким неоднозначным презентом. Ким сразу поймёт, что я думал над этим не один час. Хорошо это или плохо? Понятия не имею.       Тем временем створки разъехались, добро пожаловать на седьмой этаж. В конце длинного коридора слышались голоса – один из них принадлежал Киму.       — Собираем всю свою ловкость, сообразительность и профессионализм. Я хочу от вас нормального выпуска: без поблажек, без мыслей и предположений, что нормальные люди не будут втыкать в телевизор в рождественский вечер, понятно?       Сделав несколько шагов, я увидел его. Ким распинался перед своей командой. Настоящий выпускающий редактор.       Он получил новую должность в октябре и, насколько можно было судить, наслаждался своим положением. Я не кривя душой считал, что Ким это заслужил.       — Камилла, на монтаж, тебя уже ждут. Потом будем монтировать сюжет про обезьяну. — На этих словах Ким откинул с лица отросшую чёлку и уставился прямо на меня. — Энди!       — Ким, — с таким же энтузиазмом ответил я.       От его улыбки у меня защемило сердце. Что-то невообразимо большое и радостное раздулось внутри. Ностальгия? Привязанность? Стоило ли оставить всё как есть и не давать этому ощущению названия?       — Так, ребята, ну, работаем. Я буду у себя в кабинете.       Пока все собирали со стола свои блокноты и сцен-планы, Ким шагнул ко мне, но остался на почтительном «мы-только-друзья» расстоянии. На нём был галстук, подаренный мной на третий месяц отношений, и пиджак, который мы покупали вместе. В голове тут же замелькали картинки секса в тесной кабинке. Не исключено, что Ким думал о том же; я прочистил горло и поздоровался, чтобы разбавить вязкое напряжение.       — Я думал, этот момент никогда не наступит, — Ким продемонстрировал мне фирменную улыбку.       — Какой?       — Ты… — Он многозначительно окинул меня взглядом с ног до головы. — Здесь.       — Чувствую себя гостем, — честно признался я.       Конференц-зал я помнил смутно: офис со времени моего последнего посещения перекрасили, журналистам обновили столы, обустроили, наконец, кухню. В какой-то момент мои мысли полностью поглотило иррациональное желание увидеть, собираются ли до сих пор в раковине грязные чашки персонала. Кима это выводило из себя, но тогда он был просто журналистом, а теперь мог всерьёз попытаться установить порядок.       — Поговорим в кабинете?       Я согласился, хотя и не планировал оставаться с ним наедине. Альтернативой кабинету был конференц-зал со стеклянными перегородками вместо стен. Мы продолжали стоять у его коллег на виду, и мои ладони уже подрагивали от напряжения.       — Конечно.       По дороге к кабинету выпускающего я смотрел в пол.       Мой уход из редакции, бурный и эмоциональный, видела по крайней мере половина лиц, уставившихся мне в спину сегодня. Хотя они, разумеется, не узнали всей правды. Моё заявление об увольнении легло на стол Киму в полнейшей тишине и, как мне казалось, согласии. Я очень заблуждался, выводя наши отношения на уровень духовного взаимопонимания. Он даже не задумывался о том, какое давление я испытывал. Наоборот: взорвался, начал кричать на меня, говорить глупости — и всё это посреди рабочего дня. У Кима на тот момент кабинета не было, так что представление развернулось в ньюсруме. Его свидетелями стали посторонние люди, я чувствовал себя ничтожеством.       А Ким назвал меня слабаком.       И пусть я почти ненавидел себя, это оскорбление припоминал ему до сих пор. Разве я был слабаком и трусом, когда расследовал с ним убийства? Переживал все тягости судебного процесса? Сидел с ним рядом, следя за количеством выпитого?       — Проходи, Энди. Садись, пожалуйста.       Нарочитая вежливость.       Вот, значит, в чём заключалась его тактика. А я стратегий не готовил. Мы с Кимом не виделись довольно давно… Ладно, конкретизируем: с того самого момента, как я собрал свои вещи и бросил его.       Тогда, на работе, между нами пробежала кошка. Очень очевидная крупная кошка. Первое время я её игнорировал, но от этого животное не исчезло.       — Путь сюда занял у тебя много времени.       — Это потому, что я только сегодня решил сюда прийти. — Мы уселись по обе стороны стола и улыбнулись друг другу. Справа, рядом с бумагами стоял стеклянный ангелок. Я был уверен, что это был подарок от мамы.       С миссис Даймлер я познакомился летом, когда ещё не считал наши с Кимом отношения обречёнными. Она постоянно повторяла, что нас от смерти и тюрьмы уберегли ангелы-хранители.       — Вижу, ты уже обжился в своём новом кабинете, — начал я.       Ким сощурил глаза.       — Да, конечно, — помолчал немного и добавил. — Он тебе рассказал?       — Он рассказывает мне всё, чего не рассказываешь ты. — Я откинулся на спинку стула, хотя этот манёвр не сделал взгляд напротив менее прожигающим.       — Нет, не так. Он рассказывает то, чего ты не спрашиваешь у меня, но можешь спросить у него. У Алекса.       — Ким, мы же не будем ругаться?       — Не знаю, — он выразительно пожал плечами. — Ты бросаешь работу, потом бросаешь меня, внезапно появляешься в офисе в канун Рождества, и я даже не догадываюсь зачем.       — Вручить подарок?       — Что?       — Поздравить.       — Да ладно.       — И сказать, что мне жаль.       Ким выдохнул.       Мы всё это уже обсуждали — поэтому я внезапно удивился собственному порыву. Мне казалось, мы должны были многое друг другу сказать, а теперь, сидя перед ним в кресле, я осознал, что планировал повторять.       Возможно, повторять бесконечно, чтобы он в конце концов понял. В глубине души я надеялся на другую реакцию, нуждался в его понимании. В тот день — помню его отлично от и до — я вернулся с работы раньше. Ким задержался, и когда он пришёл, я с порога заявил, что мы не подходим друг другу. Правильнее было бы сначала поужинать и вообще продумать разговор. Но я долгое время копил в себе это и случай на работе стал последней каплей. Нет, предпоследней.       Добило меня то, что он не стал это обсуждать.       Не извинился.       Он так и продолжал считать меня слабаком. А я нуждался в поддержке. За нами перестали охотиться дружки Химика, но репортёры все ещё называли нас улизнувшими от правосудия жуликами. Ким продолжил работать на телевидении, и его решение считали актом героизма. А у меня так не получалось.       После моего эмоционального заявления, он ничего не сказал, а меня словно прорвало. Я припоминал Киму всё плохое, что с нами произошло, говорил, что это он меня испортил, впутал в страшные вещи. Я презирал его за любопытство, за авантюризм; его стараниями мне пришлось пережить худшие дни в своей жизни, и больше терпеть подобное желания не было. Так я сказал и хлопнул дверями.       Вышел на мостовую и взял такси из Сохо до Бронкса. И с тех пор мы не говорили. Ким был прав: я узнавал информацию через Алекса.       Выкинуть его из своей жизни было выше моих сил.       — Ким, я хотел сказать, что многое из сказанного тогда было неправдой. Я все ещё считаю, что не могу быть с тобой вместе, но пока мы были вместе, я… Мне было хорошо.       — Мне тоже, — он скромно улыбнулся, и меня опять повело.       — Держи подарок, — я бросил Киму коробку — он едва успел поймать. — Нашёл одну удивительную мастерскую в Нижнем Ист-Сайде, там делают блокноты и артбуки по индивидуальным заказам. И поскольку ты неплохо рисуешь… — Ким медленно распечатывал мой подарок, а у меня уже вспотели ладони, — …и любишь блокноты, я решил, почему бы не совместить? Будешь рисовать, когда захочется, использовать в профессиональных целях, и… Вспоминать наше время.       Блокнот был непростым, да и с артбуком я здорово заморочился. На обложке красовался кот, как две капли воды похожий на Теслу. На первой странице Ким увидит тиснённое изображение своей любимой машины, а на пятой — разгаданный нами код Химика. Я по крупицам собрал воспоминания о нём и поместил их все сюда.       Таким я видел Кима и хотел, чтобы таким и он помнил себя.       — Энди, это очень круто… Боже, столько воспоминаний сразу, — восхищался он, перелистывая блокнот. Ким остановился на изображении бутылки вина. — Ты помнишь тот день?       — Конечно, нас пришла Уолш допрашивать.       — А потом?       — Потом мы говорили о Кристофере.       — Отлично всё помнишь, ну а дальше?       — Дальше ты встал передо мной на колени и расстегнул ремень, — я покраснел и опустил взгляд на свои руки. — Не стоит об этом говорить.       — Почему?       — Потому что это в прошлом.       — А может быть, нам нужно вернуться?       Я невольно уставился прямо Киму в глаза. Он жалел? В моём воображении Ким выпил виски больше обычного, хмыкнул и пошёл в ночной клуб кадрить девочек или мальчиков. Он относился ко мне несерьёзно, верно? Впрочем, и сейчас блеск в его глазах говорил о предложении перепихнуться по старой памяти, а не о чём-то серьёзном. Я сглотнул, почувствовав при этом, будто проглотил острое лезвие ещё свежей обиды.       — Я скучаю по тебе, — продолжал Ким, — мне не хватает тебя, наших разговоров, нашего секса… — он лукаво улыбнулся. — Ты вспылил, Энди, не обдумал всё как следует…       — Что? Нет-нет, я как раз таки всё обдумал.       Я собрался свалить прямо сейчас, пока мы не наделали рождественских глупостей. Все-таки, Ким мог бы приехать ко мне и заставить всё обдумать, не буду обманывать, я ждал, что он как-нибудь зайдёт.       — Разве ты не вспоминаешь, как нам было хорошо?       Ким встал, подошёл ко мне сзади и положил руки на плечи.       — Дело в том, что мы с Алексом... — выпалил я, прикрыв глаза.       Его ладони смяли ткань моей куртки.       — …Я работаю. Работаю с Алексом, он помогает мне найти жилье получше. Тот дом признали аварийным после взрыва, что-то там с несущими конструкциями. Да, и я опять в поисках работы. Плюс, хочу открыть собственный бизнес, придётся, наверное, брать кредит.       Ким молчал, мне стало неуютно.       — Подработка для операторов, так?       — Вроде того, — я расслабился: удалось увести Кима от опасной темы. — Я заметил, что многим компаниям и людям нужны видеооператоры для разовой подработки, было бы неплохо собрать такие предложения у нас и давать людям возможность зарабатывать. Алекс считает, что… — Я запнулся, когда Ким резко развернул моё кресло на себя.       Он положил руки на подлокотники и наклонился ко мне. Наши лица разделяло несколько дюймов, и я затаил дыхание. Он точно не собирался меня целовать.       — Что у тебя с моим братом?       — Ничего.       — Он, конечно, по девочкам, но, может быть, сделал для тебя исключение?       — Ты просто… невыносимый, — Ким толкнул меня в грудь, не дав подняться.       Я снова ощутил это: мы не понимали друг друга. Совершенно.       — Так вот из-за кого ты ушёл от меня?       — Я ушёл из-за тебя! — Эмоции, злость и негодование придали мне сил встать и наброситься на него с упрёками. Как тогда, в день расставания. Да как он смел? Ничего так и не дошло за это время! — Это всегда был ты, Ким! Причина всех наших проблем кроется в тебе. Меня никто не соблазнял, я ни в кого не влюблялся. Просто ты перестал меня уважать.       — Да что ты себе надумал?       — Ты нетерпеливый эгоцентричный засранец, который только требует от окружающих. А если окружающие не соответствуют твоим ожиданиям, то ты называешь их слабаками.       Он скривился, будто мои слова приносили физическую боль. Что же, мне тоже было неприятно. Я жалел, что наша встреча превратилась в ссору.       — Это всегда был ты, — повторил я уже без запала. — Мне пора, до встречи… Как-нибудь, — Наши взгляды встретились. Видимо, Ким тоже не знал, что сказать. Неловкость просто зашкаливала.       — Энди.       Ким окликнул меня у дверей.       — Он обожает модели кораблей. Пропавших или затонувших. Все эти странные случаи или трагические случаи… В Бронксе есть мастерская, ты ещё успеешь забежать.       Я стиснул ручку, которая уже нагрелась от моей ладони, и медленно повернулся к нему. Мне стало тоскливо при мысли, что я, возможно, вижу его в последний раз. Я по сей день был в него влюблён. Я не знал, что с собой поделать. Ощущение, что я поступил как последний дурак меня не покидало. К чему я пришел? А мог бы сегодня нежиться в его объятиях, распивать с ним одну бутылку вина, целоваться с ним.       — Счастливого рождества, Ким.       Он кивнул, словно отпускал меня.       Я проглотил второе лезвие. С привкусом болезненного, но несомненно правильного решения. Я не ушел бы от него тогда, если бы все было хорошо. И я не мог вернуться сейчас, когда все осталось по-прежнему. Улыбнувшись ему так искренне как только мог, я ответил:       — Счастливого рождества.       Я спустился на первый этаж и поблагодарил персонал за то, что пропустили. Словно в тумане перекинулся с ними парой фраз и вышел на улицу. На Нью-Йорк наползал ранний вечер, шёл снег. Красиво, сказочно, самое время целоваться и греться в объятиях. Но я практически потерял надежду, что проникнусь рождественским настроением.       Мне не хватало Кима.       Я остановился около дороги и поднял голову к небу.       Синяя бесконечность бросала мне в лицо белые хлопья, и ничего прекраснее нельзя было представить. Хотя нет. Когда я нащупал в правом кармане упакованную модель корабля «Марии Целесты», а во втором кармане завибрировал телефон, жизнь стала чуточку лучше. Я посмотрел на сообщение и рассмеялся.       15:02 Алекс       Нужны поддержка, виски и салфетки после беседы с моим милым братом?