Вне эфира

      В моей жизни произошли непредвиденные изменения. Вместо квартиры в Бронксе я поселился в небольшой комнате с решётками, носил стильный оранжевый комбинезон и лишился средств связи с внешним миром. Только родителям можно было позвонить, но я не набрался смелости: не придумал, с чего начать рассказывать о связи Ребекки с моей сестрой. Последние несколько дней я говорил исключительно с Алексом на наших совместных с Кимом свиданиях в комнате для переговоров. Сейчас, когда улеглись страсти, я готов поведать, как всё было.       Узнав о том, что Ребекка с большой долей вероятности была виновницей смерти Мелиссы, я решил какое-то время провести сам с собой, побродить по городу, воткнув наушники в уши. Вернулся в Бронкс и обнаружил, что от взрыва пострадала только половина здания — моя квартира осталась цела. Правда, пока жильцов внутрь не пускали: существовала угроза обвала. Прогулка определённо пошла мне на пользу: я устал, ноги побаливали, но мозг проветрился, и мысли хотя бы немного собрались в кучу, позволив чувствовать себя бодрее и уверенней. Тихо повторял себе: «Ничего страшного», «Ты не останешься в тюрьме», «Признание необходимо», «Мы выкарабкаемся», «Алекс всё сделает», «Поздно жалеть о содеянном».       С Алексом и Кимом я встретился около четырёх: мы опять обсудили линию общения с копами и поехали в участок. Как Алекс водил, мне не понравилось: он дёргался каждый раз, когда впереди освобождалось немного свободного места, и сразу же сигналил, если кто-то не успевал заметить зелёный на светофоре. Про Ребекку и Мелиссу я не рассказал, но предвкушал, что Ким сам начнёт задавать вопросы — увидит, что кто-то открывал то письмо от Терри.       Когда мы подъезжали к Спейл-стрит, они ни с того ни с сего начали ссориться. Ну, знаете, разборки между родственниками, в стиле «началось с недокинутого до дивана пульта от телевизора, а через пять минут я припомнила ему предательство в две тысячи втором».       — М-да, никогда не думал, что буду защищать тебя, — сказал Алекс, раздражённо переключая радиостанции. — Хотя, учитывая твой характер, стоило подготовиться к этому.       — Я не понимаю, почему бы просто не замолчать?       — Почему бы не поразмышлять вслух? — парировал Алекс и взлохматил волосы Кима; последний оттолкнул руку брата от себя. — О том, как ты продолжаешь удивлять и расстраивать родителей.       — Я сам им скажу.       — Я уже сказал, они восприняли как обычно.       — Я же просил тебя не рассказывать им. Почему ты такой мудак, Алекс?       Они продолжали выяснять, кто был «золотым мальчиком», пока мы не приехали в участок. По всему выходило, что Алекс. Он успел упомянуть, как Ким убежал из дома в шестнадцать и как не оправдал надежд родителей, когда не захотел развивать художественные задатки.       А «золотые мальчики» оставались гордостью для своей семьи — выбирали правильные пути и руководствовались одобрением со стороны родителей. Мне пришло в голову, что мы с Кимом могли познакомиться на художественных курсах или какой-нибудь крутой выставке, если бы он продолжил рисовать, а я не обзавёлся в своё время фотоаппаратом.       — Но ведь я прав, ты был эгоистом, — с нажимом произнёс Алекс, пока Ким выключал вопящее голосом Сайрус радио. — Это не обвинение, я говорю о фактах. И раз уж мне придётся тебя защищать, мы могли бы кое-что выяснить. Например, что ты будешь со мной откровенен.       — Ты заговорил о честности. Мне не послышалось?       На парковке Алекс взял себя в руки и первым прекратил спор. Прекратил спор в довольно экзотической манере.       — Хватит вести себя как будто тебе до сих пор пятнадцать, Ким.       Детективы, встречавшиеся нам на пути, выглядели расслабленными и ленивыми, будучи уверенными в том, что человек, пожелавший рассказать об убийстве, не станет тянуть резину до вечера и воспользуется графиком приёма. К счастью, нас приняла хотя бы не Ронда Уолш. Мне не хотелось смотреть ей в глаза и видеть в них осуждение, сожаление или даже триумф.       Другие люди — мужчина за сорок пять и полная молодая дама — расположились напротив в допросной и как по команде скрестили руки на груди. Сначала взял слово Алекс, изредка мы отвечали на каверзные вопросы, подписывали отчёты и показания, просили воды и играли в утомительные гляделки с детективами, но всё шло согласно сценарию адвоката.       — Нет, это был несчастный случай.       — Мой клиент имеет разрешение на ношение оружия.       — У нас есть доказательства, что эта девушка была преступницей.       — Я же сказал: убийство было непредумышленным.       И так по кругу на протяжении двух часов. Потом следователи взялись за меня (решив оставить Кима на десерт). Они постоянно повторяли «Бездействие — тоже преступление», уточняли, не держал ли я Ребекку, когда Ким в неё стрелял, и почему получил такие ранения, если с ней не сражался. Когда у меня начали сдавать нервы, Алекс откинулся на спинку и положил руку мне за спину. Со стороны выглядело, будто он принял более удобную позу, но адвокат незаметно поглаживал меня по плечу, подбадривая и успокаивая. Ещё в машине, в перерыве между перепалками с Кимом, он сказал, что первые показания безумно важны.       «Взвешивай каждое слово».       Я старался. Рассказал всё, в чём был уверен. А если ощущал, что путался в воспоминаниях и мог сделать хуже Киму, говорил: «Извините, не помню, я пережил слишком сильный стресс».       Допрос Кима растянулся на два часа пятнадцать минут. Нам принесли кофе; мой кофе пришлось заменить на холодный чай. Я с трудом вспоминал, о чём рассказывал Ким и какие аргументы приводил в нашу пользу Алекс, зато отчётливо помнил мужика, обогнавшего нас на перекрёстке, и остывший чай. Исход, как вы уже поняли, банален — нас задержали. Поэтому мой мозг и занимали такие банальные вещи — как минимум на несколько дней я лишился возможности выбора: пить кофе или чай по своему желанию, ездить на такси или метро.       В тот же день нас оставили ночевать в изоляторе, а на следующий — перевели в тюрьму. Мне досталась одиночная камера, но Алекс сказал, что решит дело с выходом под залог. Предварительное слушание должно состояться сегодня.

***

      Могу с уверенностью заявить — самое сложное осталось позади.       В первую ночь я физически не смог уснуть: вскидывался от каждого шороха или шагов, провалялся на койке целые сутки и ни разу не сомкнул глаз. Представлял и пытался понять, сколько способен выдержать в этой атмосфере и не покончить с собой. Рано было, конечно, об этом думать, но одно дело бояться попасть в тюрьму, а другое — реально в неё попасть. Ким потом как-то сказал, что ожидал от меня злости и обиды за то, что он втянул меня в это, из-за истерики в машине. А у меня их не было. Иной раз хотелось переложить ответственность на кого-то другого, но стоило попробовать, как на ум приходил мой отказ выйти из машины Кима, когда он собирался поехать к Ребекке. И хоть сотню раз скажи себе, что ты такого не предусматривал, факты от этого не изменятся: у меня была возможность выйти, но я остался.       Некоторые люди в своих проблемах винили посторонних, а другие не могли отделаться от мысли, что виноваты сами. Я старался воспринимать действительность объективно — ни Ким (я ему поверил), ни я такого не планировали: нам просто не повезло, так выпали кости.       По правде сказать, эмоций у меня вообще было мало. Алекс каждый день приносил «сводку с фронта», как он сам её называл, — информацию о выживших, пострадавших и погибших при взрыве офиса Седьмого. Ему не составило труда найти и номера некоторых работников. Он спросил, не хотим ли мы позвонить, сказать слова поддержки или сочувствия. Но мы не хотели. Я безумно боялся, что кто-то из людей скажет мне в лицо «это твоя вина» и оставит с ответственностью на всю жизнь. Иной раз я даже верил, что тюрьма была лучшим местом для меня в этот момент. Иначе я бы поплёлся на руины Седьмого канала, включил новости и погрузился в ужас, которым была наполнена ситуация со взрывом.

***

      Предварительное слушание оказалось закрытым, коротким и абсолютно понятным для меня — человека без юридического образования. Судья, приняв во внимание, что мы пришли с повинной и готовы помогать следствию, назначил сумму залога на уровне десяти тысяч долларов для каждого. Прокурор, как и следовало ожидать, мне не понравился. Сложно проникнуться симпатией к человеку, стремящемуся засадить тебя за решётку, — вот в чём проблема. В нашем деле сторону обвинения представлял Эрик Мальцер — весьма самоуверенный типчик, несмотря на то что на висках уже начала появляться седина. А может быть, именно поэтому.       Когда мы наконец покинули тюрьму, Алекс рассказал, что помог журналистам вынюхать информацию про наш поступок, «чтобы СМИ использовали правильную точку зрения». На заднем сиденье, аккурат между мной и Кимом, лежала стопка газет — почти каждая напечатала статью об убийцах Ребекки на первой полосе. Алекс тем временем продолжал: журналисты полюбили меня за неспособность сохранять беспристрастное выражение лица. Мол, понятно, грустил я, волновался или злился. С Кимом другая история — он и до убийства работал на экране, считался одним из тех, кто формировал феномен доверия зрителей к телеканалам.       Существенная доля поклонников Седьмого канала, кажется, полюбила его ещё сильнее. Бедного мальчика, лишившегося друга, а затем и коллег, вставшего на путь борьбы с маньяком, терроризировавшим город. Но были и другие — они называли Кима Ветхозаветным богом, что бы это ни значило: город не жизнеспособен без пафосных кличек. Киму надлежало играть роль героя положившего свою жизнь на алтарь справедливости, а мне — провинциального умника, помогающего восстановить справедливость. Алекс был против раскрытия правды об ориентации:       — То, что геев уже не бьют на улице в светлое время дня, не означает, что от вас народ в восторге.       И постоянно напоминал, что конспирологи не дремали и в СМИ уже тиражировались истории, от которых хотелось смеяться, а иногда — плакать. Мафия, наркотрафик, спецслужбы и любовный треугольник — лишь малая часть гипотез, до которых додумались журналисты. Я перестал ощущать себя человеком, отныне Энди Флинн — лишь проект, тиражируемый массмедиа.       Теперь нас сопровождал охранник — тоже идея Алекса, но он хотя бы оказался ненавязчивым.       — Вы, ребята, даже не осознаёте, сколько нажили врагов, так ведь?       Он также пытался убедить нас переехать в отель; мало того, ещё и менять место дислокации постоянно. Но Ким категорически отказался прятаться, и я его поддержал. Хотелось простых человеческих удобств: пойти в душ, зарыться в одеяла на своей миссурийской кровати. И отключиться часов на двенадцать, абстрагироваться от проблем с Ребеккой, судом, Мелиссой, погибшими сотрудниками, не погибшими сотрудниками, требующими отмщения.       Но заснуть не получилось. Моё моральное состояние пошатнулось ещё на подходе к дому: я вспомнил женщину с красными туфлями, брошенную коляску и остальные изуродованные тела. На руинах соседнего дома до сих пор разбирали балки и бетонные блоки, но, наверное, без надежды найти живых. Я не остановился, опасаясь, что меня могли узнать, несмотря на капюшон. Когда заперся в квартире, пошёл в душ, потом — к компьютеру. Из-за своей рассеянности не заметил собственную швейную машинку на полу и набил синяк на лодыжке.       — Просто прекрасно, — воскликнул я и пнул машинку в ответ. — Только этого мне не хватало.       Я съехал на пол, поджав колени под себя. Чёртова машинка со времён, когда меня, как и любого молодого американца, беспокоили такие вещи, как секс, работа и деньги.       Зашёл в «фейсбук» и ужаснулся — тридцать шесть сообщений. Нет, ребята, не сейчас. Пролистывая новостную ленту, наткнулся на репост интервью Нила Томаса, владельца Седьмого канала. Надо же, за всё это время я ни разу не задумался о том, что, кажется, потерял работу.       Нил Томас эксклюзивно о взрыве офиса Седьмого, будущем канала и расследовании.       Я пропустил вступительную часть и перешёл сразу к интервью.       CNN: Известны ли вам подробности о ходе спасательных работ? Насколько мы знаем, сорок девять сотрудников Седьмого канала погибли, ещё четырнадцать получили ранения.       НТ: Мы владеем той же информацией, что и вы. Всячески помогаем спасателям и не теряем надежды. Сейчас разрабатываем вопрос компенсации тем, кто пострадал.       CNN: А что будет с каналом?       НТ: Мы, конечно, понимаем, что аудитория хотела бы восстановления канала. Но это очень болезненный процесс, мы хотели бы посоветоваться прежде всего с нашими сотрудниками.       CNN: В отношении ваших работников, Эндрю Флинна и Кима Даймлера, сейчас ведётся расследование по подозрению в убийстве. Ваша позиция по этому вопросу?       НТ: Как мне известно, мистер Флинн и мистер Даймлер сознались в том, что совершили. Наша позиция в отсутствии позиции. Прошу прощения, но говорить об этом я не готов.       Я не видел лица Нила, но почему-то был уверен: он брезгливо скривился.       На Седьмой канал нам путь заказан по умолчанию — держу пари, все выжившие поставят начальству ультиматум, что готовы работать только в том случае, если в команде не будет нас. Оно и к лучшему, правда? Эту историю необходимо оставить позади, чтобы уменьшить количество травмирующих психику событий, устроиться на другой канал. Для меня это если и чувствительный вопрос, то не так сильно, как для Кима, проработавшего на одном месте больше шести лет. Но эту проблему предстоит решить позже: когда мы хотя бы не будем подозреваемыми; когда у меня появятся силы вернуться к работе.

***

      Я почти не спал, чувствовал себя уставшим и взмокшим, когда в дверь постучали. Первой мыслью стало предположение, что пришёл Ким. Ему стало тоскливо и грустно, но на улице пять тридцать утра! А Ким, в отличие от моих сов, не был жаворонком. Он любил поваляться в кровати «ещё пять минут». А если вставал первым и выходил из душа, когда я ещё сопел в постели, то забирался ко мне под одеяло, давая возможность ощутить аромат чистой тёплой кожи и геля для душа.       Может быть, полиция опять что-то захотела узнать? А если в мою дверь постучали по ошибке? Я лежал минуты три, надеясь, что нежданный посетитель уйдёт. Но он, наоборот, стал добиваться аудиенции со мной ещё более настойчиво, громыхая по деревянной поверхности.       Ладно, мама всегда говорила: «Тот, кто стучал, зла не замышлял».       Я остановился напротив зеркала, пригладил волосы и широко открыл глаза, пытаясь прийти в себя. Заглянул в глазок, как велел Алекс, потому что в городе всё ещё были люди, ненавидящие меня, и оторопел. На лестничной клетке стояли мои родители и двоюродная сестра Кристи.       Неужели и у них что-то случилось?       Или они узнали, что случилось здесь у меня?       — Мама? — Я открыл дверь и оказался в окружении. Мама продолжала громко причитать, стиснув меня в объятиях, Кристи вприпрыжку побежала в комнату, отец вежливо пожал мне руку. От них пахло дорогой: бензином, жвачкой и влажными салфетками с лимоном.       От резкого шума снова разболелась голова.       — Что с твоим телефоном, родной? — Она отстранилась, осмотрела меня, как лот на аукционе, оставила руку на моём плече. — Когда по телевизору объявляют, что мой сын подозревается в убийстве, я хочу, чёрт возьми, позвонить ему и спросить: какого чёрта, Энди?       Я застонал, надо было конечно же позвонить домой и не вынуждать их срываться в Нью-Йорк. Мама выглядела плохо: наверное, не спала всю ночь; папа постарел.       — Энди, ты миссурийская катастрофа, — с театральным драматизмом произнесла Кристи, катающаяся на моём компьютерном стуле, и вздохнула, словно несла на плечах тяжкий груз. Сестра фанатела от Гиллиан Флинн и её «Исчезнувшей», иногда козыряла фальшивыми родственными связями перед приятелями. Так вот, фраза про катастрофу взята именно оттуда.       Мама велела мне идти в комнату и готовиться к разговору. А как к нему подготовиться? Я с гораздо большим удовольствием уделил бы время душу, хотя бы умылся. И вообще, этот день я хотел провести за совершенно обычными занятиями: например, уборкой.       — А Кристи-то вы зачем взяли?       — Девчонка хотела увидеть Нью-Йорк.       Они расположились на диване; Кристи так и не слезла с кресла, а я сел на кровать. Помечтал о холодном душе, который бы точно уменьшил звон в ушах и прояснил голову, которую словно набили ватой, но остался на месте. Мама сцепила ладони, едва не царапая саму себя ногтями. В самолёте скорее всего выдёргивала ресницы от волнения, потому и веки стали красными. В полиции нас пропустили через мясорубку, так что я физически не мог говорить связно.       — Так, эм, вы хотите спросить…       — Как тебя в это угораздило ввязаться?       Алекс бы посмеялся, но я с огромным трудом подбирал слова.       Уже несколько дней мне не давала покоя мысль, что я вроде как отомстил за погибшую Мелиссу. Судьба, Вселенная или высший разум подготовили для меня путь. Вера в это была притягательна, как глоток воздуха для утопающего. Я понял, почему Ребекка была так помешана на неслучайных случайностях. Она отвергала свою ответственность — чью бы то ни было ответственность в принципе. Она думала, раз это случилось, то не по вине человека: просто так сложились обстоятельства. И нет никаких причинно-следственных связей, только известное стремление человека проанализировать реальность и как-нибудь структурировать её.       После смерти Мелиссы мама и начала пить — наверное, напоминать ей о трагедии и совать под нос информацию об убийце сейчас было бы жестоко. Зато она бы осознала мои мотивы (пусть они и появились позже) и перестала смотреть с таким недоверием, словно на психа.       — Ну? Почему тебя обвиняют в убийстве, Эндрю?       «Эндрю» из её уст я слышал не часто, и оно всегда означало, что мама злится.       — Наш канал расследовал одно дело, другое убийство.       — Убийство этого Кристофера Пратта? — встряла в разговор Кристи; я с изумлением обнаружил, что её ручонки уже добрались до моего «фейсбука». Вчера я случайно наткнулся на страничку памяти Криса. Вся лента пестрила эмоциональными записями друзей и родственников. И я прочитал их практически все, не мог остановиться. — Он был всеобщим любимчиком.       — Убери оттуда свои лапы.       Кристи начала размахивать ладошками, как котёнок, не давая оттащить себя от компьютера. Я попытался отвести её руки за спину: мы так сильно толкались, что едва не опрокинули стул.       — Тётя Кара, скажите ему, — захныкала она, отбиваясь.       — А ты все такая же ябеда, малая?       — А ты все так же ввязываешься в неприятности, миссурийская катастрофа?       Господи.       И в этот момент я рассмеялся. Когда три недели занимаешься бог знает чем, переживаешь о том, чтобы тебя не убили, расследуешь преступления, работаешь на крупном телеканале, а потом внезапно оказываешься в такой привычной среде, с двоюродной сестрой, которая тебя раздражает… Да, в общем и целом, это не должно вызывать смех. Но я был на грани нервного срыва и поэтому рассмеялся. А Кристи смеялась со мной, запрокинув голову назад.

***

      К двенадцати я выпроводил родителей смотреть Нью-Йорк и попытался убраться к приезду Кима и Алекса. Адвокат позвонил час назад: сказал, что есть новости; а я сообщил, что теперь мои родители в курсе произошедшего. Как отреагировали? Мне кажется, к моменту приезда в Нью-Йорк они исчерпали большую часть эмоционального задела. Ну, и плюс ко всему, мама с папой не могли нецензурно выражаться при Кристи. Они ядовито проехались по моему стремлению, процитирую, «стать настоящим ньюйоркцем» и приняли Кима за провокатора. Мол, таким он был злобным и хитрым, взял меня в оборот и использовал для своих целей. Я не стал это комментировать — очевидно же, что Ким не нравился родителям уже потому, что был ньюйоркцем. Папа вообще называл его «мутным типом». Не по имени, а только «мутным типом».       Бр-р-р, бесило.       Зато Кристи Ким понравился. Она предприняла попытку залезть в мою с ним переписку, а я выдернул шнур системного блока из розетки — чтобы сестра не увидела интимные фото, которые он мне отправлял. Причём отправлял всегда не тогда, когда я просил. Перед сном мы могли переписываться, и я в игривом настроении просил у Кима пикантный снимок, а он присылал его на следующий день, во время съёмок конгрессмена или интервью с ребёнком.       В последний момент я решил сбегать в минимаркет за какой-нибудь едой и столкнулся с гостями на лестничной клетке. Провёл Алекса в квартиру, велев ему располагаться, а с Кимом задержался на пороге ровно настолько, чтобы успеть поцеловаться. Он был в ярко-зелёном свитшоте и кожаной куртке, выглядел ещё круче, чем обычно, и ласкал меня языком так, что в какой-то момент я ощутил слабость в ногах. Уже несколько дней мы не позволяли себе вольностей.       — Кстати, сегодня в два часа дня состоятся похороны продюсера, и вы там будете.       Когда мы вошли в комнату, Алекс уже занял весь диван, улёгшись на него с ногами. Скривившись, он засунул руку за спину и вытащил из-под себя пачку презервативов. Я забыл их убрать — сбросил со стола и не заметил на разноцветной обивке. Адвокат молча передал мне Durex.       — Зачем нам там быть?       — Знаю-знаю, вам не хочется никуда ехать и кого-либо видеть. Но поймите уже наконец, что общественное мнение может вытащить вас из тюрьмы или лишить даже шанса на положительный исход дела. Вы должны мелькать на всех этих мероприятиях, попадать в объективы камер, выглядеть очень печально — можно даже слезу пустить, выйдет хороший кадр.       — Нет.       Алекс возмущённо поднял брови.       — Энди, хотя бы ты на него попробуй повлиять. А не то он и тебя на дно утащит.       Я многозначительно спросил:       — Как?       Если Алекс так хорошо знал брата, то должен понимать — он не поддавался влиянию; и я отказался от идеи дрессировать Кима (или в более мягкой формулировке — подгонять под себя).       Ким продолжал смотреть в окно, хотя из-за тумана ничего не было видно. Горела настольная лампа, тикали мои нью-йоркские часы, за стеной сосед, как обычно, слушал радио.       — Большая часть людей, которые придут на похороны, считает меня виновным в смерти Дэйва, — начал он, повернувшись к Алексу. — Ты хочешь устроить какой-нибудь скандал?       — Никто не будет устраивать скандал на похоронах.       Мы с Кимом переглянулись.       — Да ладно, ребята, если вы не появитесь, будет гораздо хуже. Пойдут слухи, что вам всё равно, что вы не горюете по погибшим. Какая-то сволочь напишет, что вы были заодно с Химиком и просто не поделили, э, деньги. И начнётся всё сначала. А знаете, сколько я… Мы… Все мы выбрасываем денег, чтобы поддерживать нужную репутацию через газеты и телеканалы?       Я этого не знал. Мне просто не сообщали о расходах: оставалось теряться в догадках, сколько нынче стоят услуги адвоката и сопутствующие опции. Я бы и хотел встать в позу, сказать: «Нет уж, сам за себя заплачу», но у меня на руках было несколько сотен долларов. В тот единственный раз, когда об этом зашла речь, Ким отмахнулся от меня, заявив, что я плачу ему натурой. Забавно, конечно, но мне до сих пор становилось неловко, когда Алекс упоминал о деньгах.       — Ты говорил, что у тебя есть новости. Может, начнёшь рассказывать?       Алекс уставился на Кима:       — Ты пойдёшь на похороны?       — Алекс.       — Мне нужно твоё «да» прямо сейчас, — напряжённо произнёс он. — В моём контракте с клиентом есть пункт о полном послушании в процессе ведения дела в суде. Он нужен для того, чтобы не было таких ситуаций.       — Нет у тебя такого пункта.       — Откуда ты знаешь? Ты же не подписывал контракт. — Ким уже открывал рот для ответной реплики, когда Алекс выставил ладонь вперёд. — Ладно, делать мне больше нечего, как с тобой спорить. Пойдёшь, никуда не денешься, и ты, — он указал на меня пальцем, — тоже.       — Ладно, — примирительно ответил я.       — У меня новости по поводу вируса: им наконец-то вплотную занялась полиция. — Алекс раскрыл перед собой папку с разноцветными стикерами. — Мы поймали крупную птицу, ребята. В лаборатории выяснили, что вирус, который был на записке, — генетический.       — Генетически модифицированный?       Свлад говорил об этом.       — Нет, это вирус, который действует на человека только в том случае, если в его ДНК есть определённый ген. Тут написано, что Льюис использовала генетическую рекомбинацию ДНК вируса, что предусматривает, э-э-э, обмен между гомологичными участками генома.       — А попроще? — нетерпеливо попросил Ким.       — Такой вирус создать очень сложно. Для работы с ДНК и РНК нужно много оборудования, времени и знаний — так мне сказали. Ты упоминал, — Алекс направил ручку на Кима, — что несчастные случаи начались два года назад, а книжки появились шесть лет назад. В тот момент она наверняка уже занималась разработкой вируса. Льюис охотилась на людей, у которых мутировал ген, отвечающий за выработку моноаминооксидазы типа А. Этот фермент разрушает лишний серотонин. Такая мутация у Хомо сапиенс встречается довольно часто.       — Что особенного в этом гене?       — Вы не в курсе, хах? Его называют геном зла, — с триумфом в голосе отозвался Алекс. — Проводились исследования, и учёные вроде как определили зависимость одного от другого, но психологи выступили против и опровергли эту теорию — мол, влияет и воспитание, и генетический комплекс, и то, в каком обществе растёт каждый человек.       — Но Ребекка эту теорию запомнила, — тихо произнёс я.       И зачем же тогда эта сучка убила Мелиссу? Зачем вообще устроила все те несчастные случаи, пока разрабатывала свой вирус? Я никак не мог уловить её извращённую логику.       — Вот почему в письме по электронке она писала, что я могу выжить! Она выбирала жертв и играла с Вселенной в кости — угадала с геном зла или не угадала, понимаете?       — Кажется.       — Поэтому она и назвала тебя злом, — додумался я. — В том же письме.       — Так что, это доказывает, что Льюис была Химиком?       Алекс фыркнул, не отрываясь от своих записей в папке.       — Это уже кое-что, но теперь им надо понять, как этот вирус действовал: найти образцы в её лаборатории, сделать эксгумацию предположительных жертв и тому подобное.       Алекс поднялся на ноги и надел пиджак.       Адвокат никогда не задерживался просто так, поболтать. Всегда торопился, имел срочные дела; и отлично: его присутствие не надоедало, но было источником напряжения. Другое дело Ким, когда он начал собираться, я подумал, как бы намекнуть на уединение. Но в голову ничего не приходило. Я до этого момента не знал, рассказал ли Ким о нас Алексу. По логике, должен был, но это же Ким — никогда не знаешь точно, в какой момент ошибёшься.       — Может, ты задержишься? — выпалил я.       Ко мне повернулись оба брата. Ещё бы немного, и я покраснел.       — Зачем? — улыбнувшись с хитрецой произнёс Ким.       Я оторопел, не зная, что ответить. Зачем, зачем, зачем… Я думал, ты понятливее, я соскучился. Секунды тянулись и тянулись, пока Ким не сказал:       — М-м-м, почему бы и нет, поищем информацию про этот ген зла, верно?       — Именно это я имел в виду.       Ким хлопнул в ладоши, демонстрируя готовность действовать, и пошёл к компьютеру. Алекс так и остался стоять около чемоданов родителей, рассеянно поправляя галстук. Он, кажется, не понял, свидетелем чего стал. Кто бы мне объяснил, зачем было устраивать неловкость?       — Энди, а почему компьютер не включается?       — Включи его в розетку, пожалуйста, — ответил я, потирая шею.       — Ага.       — Ага, — повторил Алекс. Он выглядел так, словно решал в уме сложную задачу.       — Я провожу тебя до двери?       — Конечно, вдруг со мной что-то случится по дороге.       Мы в тишине вернулись в прихожую, и я открыл дверь. С лестничной клетки повеяло холодом и сыростью. Я надеялся, что Алекс не начнёт говорить о Киме, и вообще чувствовал себя крайне неловко, оставаясь с ним наедине, поэтому предпочитал беседовать только о деле или на нейтральные темы. Не мог избавиться от глупой мысли, что Алекс оценивал меня как родитель, он же старший брат. Иногда во время нашего с Кимом общения у него на его лице появлялась улыбка, будто он жалел меня, думал, господи, почему ты с ним связался?       — Энди. — Алекс взялся за дверь, когда я хотел её закрыть. — Я на вас рассчитываю: сегодня в два часа, в Соборе Святого Патрика. Чтобы были оба — скорбящие и грустные.       — Я тебя понял.

***

      Когда я вернулся в комнату, Ким потерял всякий интерес к компьютеру. Он расположился на моём крутящемся кресле, хлопнул себя по колену, указывая, куда мне стоило сесть.       Алекс поставил перед нами очень сложную задачу — лицом к лицу столкнуться с людьми, пострадавшими от взрыва. Наверняка на похоронах, а особенно на поминках, завяжется разговор о Ребекке Льюис, её смерти, её убийцах. И какая реакция будет правильной? А когда они начнут беседовать о Дэйве, его семье, амбициях, карьере на Седьмом? Алекс не дал нам инструкций — решил, что мы и так справимся. Ким, может быть, и способен, но мне становилось не по себе от такого задания. Я сел, обнял его руками за шею, коротко поцеловал в губы.       Но Ким не проявлял особенной настойчивости, и я догадывался почему. Ему не нравилось, что Алекс им командовал. Наверное, такая ситуация была в детстве — может, и в юности — постоянной. И ему не нравилось, что я прогибался под Алекса и никогда ему не перечил. Об этом тоже зашёл разговор на одном из «свиданий». Мне казалось, Ким принял мои аргументы — а аргументы были следующими: он адвокат, я вообще не имел возможности нанять такого квалифицированного работника и даже Алексу заплатить за услуги не мог, куда ещё и спорить?       — К тебе родственники приехали?       Я перехватил взгляд Кима на вещи родителей.       — Да. Кстати, насчёт этого — они просто невыносимы, постоянно спрашивают об одном и том же. — Я замялся и опустил взгляд в пол. — Может, я мог бы переехать к тебе на время. Пока всё не утихнет. Что скажешь? Будем держаться вместе и преодолевать препятствия.       Он промолчал. Но это было не простое молчание, а многозначительное, которое заставляет мгновенно усомниться в своих умственных способностях и подумать, что сморозил фигню.       — Это просто в качестве временной меры, не то чтобы я претендовал на отцовство для Теслы.       Я нервно засмеялся, отодвинувшись от него.       Мысль возникла ещё утром, когда мама начала туманно намекать, что ей нужен алкоголь. В Миссури у нас был дом побольше, а в этой маленькой квартире они имели все шансы свести меня с ума. И тогда я подумал — почему бы не предоставить родителям эту квартиру? А я переберусь к Киму: несколько раз мне пришлось ночевать в его доме, и он был совсем не против. Только не учёл, что во всех предыдущих случаях речь шла о сексе, а не о совместном быте.       — Нет, дело не в этом, — осторожно произнёс Ким. — Но я сейчас не способен быть интересным и удобным собеседником. Или парнем, или другом, или любовником, или кем ты меня считаешь.       — Ничего себе заявления. А сам-то ты кем себя считаешь?       — Энди, я просто предупредил.       — Окей, я предупреждён.       Я попытался встать, но он поймал меня за шлёвку на джинсах.       — Я знаю себя двадцать восемь лет, Энди, и говорю, что лучше нам не жить под одной крышей. Не вообще, а сейчас — когда нам очень сложно. Плюс ко всему, за нами следят. Одним людям нужна компания, а другим не нужна, так вот: я отношусь ко второй группе.       — Хочешь сказать, я тебя не знаю?       — За три недели узнал?       — Я с тобой работал, спал, ездил на убийство, а ты говоришь, что я тебя не знаю.       — Хорошо, смягчим формулировку: недостаточно знаешь.       — И что это вообще должно означать? Ты перестаёшь свои действия контролировать? Если нет, значит, ты намеренно так себя ведёшь. А это уже смахивает на мудачество, Ким. — Я вспылил и мгновенно позабыл, что хотел обращаться с ним помягче. — Даже если вокруг творится черт знает что, случившееся не без твоего участия, кстати, ты можешь хотя бы пытаться проявлять эмпатию?       — Энди, чего ты хочешь?       Я отстранился и начал ходить по квартире, собирая вещи, которые и так лежали на своих местах. Самое время для уборки.       Схватил за ручку швейную машинку, чтобы поставить на стол, и тут Ким перехватил мою ладонь.       — Просто иди и наслаждайся одиночеством.       — Энди, иногда ты королева драмы. Я попросил немного личного пространства. Хочешь, сниму для твоих родителей номер в отеле? Отличное решение проблемы, не находишь? Недалеко от тебя, но и не близко, чтобы у тебя тоже было личное пространство, — с нажимом произнёс он.       — Обойдусь.       — Энди.       — Отпусти руку, иначе я брошу машинку тебе на ногу.       Он опустил взгляд.       — Швейная машинка. Откуда? Погоди, молчи, ничего не говори. — Он закусил губу, будто только что не злился на меня. — Её тебе из Миссури привёз муж сестры твоей...       — Ты думаешь, тебе достаточно заговорить о кошках, улыбнуться или очаровательную херню сделать и всё, проблемы нет? Иногда, конечно, это срабатывало, но не в этот раз.       — Да, думаю. Я руководствуюсь принципом, который сформулировал ещё Шоу. Он сказал, что иногда людей, которые хотят тебя повесить, надо рассмешить; а тебя можно ещё и приласкать хорошенько. Почему ты отстраняешься? Ты ведь за этим попросил меня остаться, верно?       — Не совсем.       Я отвернулся к окну, продолжая держать машинку.       — Что ты там ищешь?       — Своё самообладание, Ким.       — Мне нравится, когда ты ищешь самообладание, чтобы слишком громко не кричать. — Он оттеснил меня к стене. И я упустил момент, когда между нами не оказалась воздуха. А злиться на Кима, целующего меня в шею, гораздо сложнее, чем на Кима, не делающего этого. Я бесился из-за мягкотелости, возбуждения, а его почти ненавидел. Этот гад всегда добивался своего.       Машинка как-то сама по себе выскользнула из рук.

***

      — Не ври мне, ты сделал это специально. — Ким уже, наверное, раз пятый задавал мне один и тот же вопрос с разными интонациями. Мы стояли перед зеркалом, пытаясь совладать с галстуками.       Алекс позаботился о чёрных строгих костюмах: их привезли минут пятнадцать назад. О предстоящих похоронах мы, причём не сговариваясь, решили не упоминать.       Использовать стратегию слона в посудной лавке — игнорировать тот факт, что идти туда безумно не хотелось. Игнорировать все возможные неприятные варианты развития событий. Игнорировать прессу. В нашем случае правило можно было назвать «Принципом трёх «И». Если об этом не заговаривать, то ситуация, возможно, решится сама по себе и мы переживём этот день.       — Да, специально.       Он перехватил мой взгляд в зеркале.       — Я подумал, что у тебя появится причина не идти на похороны.       — Из-за синяка на ноге?       — Ну, если бы бросок был более удачным…       — Бросок? — выразительно повторил Ким. — Какой ты милый и заботливый бойфренд, Энди.       — Зато уже бойфренд.       — Я думал, это важно только для девушек.       Покончив с галстуком, Ким помог и мне сделать нормальный узел. Искусство настоящих мужчин не поддавалось мне уже несколько лет. Не надо было смеяться над Кристи, которая безрезультатно училась вязать. Кстати, забыл сообщить родителям, что буду недоступен по телефону. В Нью-Йорке у мамы появилась дурацкая привычка звонить и спрашивать «ЧД?». Так она сокращала вопрос «Что делаешь?». Я отвечал «Нормально», и она отключалась.       Я подумал про своих, про Кристи, Мелиссу и вспомнил, что так и не удосужился рассказать Киму про автоответчик. Если он увидел письмо Терри, то ситуация становилась вдвойне неловкой — Ким знал, что я залез в ноутбук, но не отчитал меня за это. Почему сам не заговорил про Мелиссу?       — Ребекка убила мою сестру.       Ким поднял взгляд. Он выглядел растерянно — значит, не видел письма.       — Ты связывался с Терри?       — Нет, я просто… Когда был у тебя дома, послушал сообщения на переполненном автоответчике, хотел узнать, кто выжил. И там было сообщение от него. Терри нашёл фотографию убийцы Мелиссы вместе с Ребеккой. Скажи, что это не может быть простым совпадением?       — Конечно, это не совпадение.       Я облегчённо выдохнул. Иногда мне казалось, что я хотел повесить на Ребекку всё то, что приносило боль. Просто нашёл себе удобный источник зла и оправданий.       — Расскажи Алексу. Может быть, Ребекка таким образом уже убила сотню людей. — Он взял моё лицо в ладони и мягко коснулся губ. — Теперь ты знаешь, что у тебя тоже была причина для мести.       — Эта Вселенная меня уже достала с совпадениями. — Я закусил губу, чтобы не дать волю чувствам. Я словно на несколько секунд превратился в маленького мальчика, которого несправедливость доводила до слёз. Как так вышло, что Ребекка жила в Чикаго, где жил я, потом приехала в Нью-Йорк, куда переселился я, задумала убить Криса… Цепочку дурацких совпадений, можно продолжать бесконечно. Почему эта сука так вцепилась в нашу семью?       — Не бывает совпадений.       — А как же квантовая механика?       — Мы же не субатомные единицы, в конце концов. — Ким заглянул мне в глаза, заставляя поднять голову. — Так это всё, что ты внезапно захотел мне рассказать?       — Нет, не всё. Ещё я залез в твой ноутбук, чтобы посмотреть фотку, о которой говорил Терри.       — Как удачно, что я поудалял сообщения от других горячих парней.       — О-о-о. — Я позволил Киму оттеснить меня к дивану, думая: — надо же, он мне доверял.

***

      Алекс заехал за нами ровно в полвторого. Он всю дорогу рассказывал о погибшем — в основном то, что писали в Интернете. Дэйв начал работать на Седьмом четыре года назад, у него есть жена и два сына, пяти и восьми лет. На церемонии наверняка будет присутствовать его сестра-близнец. Родители умерли в том же месяце, когда он пришёл на Седьмой. Только никто об этом не знал — первое время Дэйв был скрытным. Эта информация должна была помочь поддержать разговор, который мы даже начинать не планировали, но Алекс всё не умолкал.       — Ничего не получится, — равнодушно бросил Ким. — Нет тут никаких журналистов.       Я всмотрелся в окно автомобиля: церковь находилась по ту сторону цветущего парка Уоки. Люди в чёрной одежде, спешащие внутрь, шли по брусчатке, смотрели в основном себе под ноги. Я попытался представить их горе, проникнуться им, чтобы выглядеть соответственно. Раз уж Алекс приволок нас сюда, то я хотя бы сделаю все возможное, чтобы не мешать семье скорбеть.       — Ваши снимки всё равно появятся в «фейсбуке», не волнуйся.       — Ты нанял фотографа.       — Я думал над телеоператором, но у нас ещё будут похороны, верно?       Мы одними из последних вошли в храм — ничуть не хуже того, где состоялось прощание с Крисом. Речь произносили только викарий и сестра Дэйва. Мальчики, потерявшие папу, плакали, но знали, что выставлять свои слёзы напоказ мужчине нельзя, прижимали к носам платки и пытались спрятаться за мамой. «Друзья, мне тоже было сложно. Особенно в ту ночь в больничной палате, когда я понятия не имел, жив ли Ким и кто из моих коллег пострадал», — хотелось сказать мне, чтобы не чувствовать себя таким лишним. Близняшка сказала, что поминальная служба по Дэйву состоится только через несколько месяцев: семье нужно прийти в себя. Кремация назначена на вечер, присутствовать на ней будут только члены семьи. На нас никто не обратил внимания, а Ким так и вовсе вооружился очками-каплями, которые закрывали половину лица.       Когда по дороге к стоянке мы обменялись несколькими фразами с родственниками жертвы, у меня возникла неприятная догадка, что им всем раздали инструкции быть с нами доброжелательными и ни в коем случае не упоминать о взрыве.

***

      Алекс названивал мне постоянно. Я возненавидел мелодию на звонке, но не рискнул ставить виброрежим: если я не брал трубку хотя бы один раз, Алекс начинал разговор с резких замечаний. «Я тут пытаюсь вытащить твою задницу из тюрьмы…» — и так далее; он был нетерпимым. И всегда хотел быть на связи со своими подзащитными, чтобы сообщать о подвижках в деле, доказательствах, расследовании смерти Льюис. Он меня достал вместе с мамиными «ЧД».       И вот опять.       Я сидел в компьютерном кресле, рассматривая модельки маленьких самолётов, которые Кристи стащила у пиарщиков (хотя она утверждала, что консультанты сами раздавали пассажирам нового Boeing сувениры, но не могла ответить на вопрос, почему их было сразу семь), когда зазвонил мобильный. Я извинился перед мамой с папой, обсуждающими ВИЭ (опять), и прошёл в кухню.       — Алекс?       — Привет, Энди, ты сейчас свободен?       — Если не считать, что мне запретили покидать штат. — Я заметил очертания Кристи за рельефными стеклянными квадратиками, когда пытался прикрыть двери, показал ей средний палец через стекло, а она обнажила зубы. — В общем, свободен, а что?       — Я у Кима дома.       — И?       — И он пьян в стельку, не соображает, что происходит, совершенно. А у меня нет возможности торчать ночь и следить, чтобы он не разбил нос, не порезался, не потерял сознание, не ударился головой о косяк, не начал крушить дом или ссориться с журналистами. Я подумал, что…       — Он напился? — Эта новость меня буквально сокрушила.       Ким держался гораздо лучше меня, я и вообразить не мог, что он учинит подобное.       — Да, очень сильно. Присмотришь?       — Наверное, лучше всего будет уложить его спать? — неловко произнёс я.       На моей памяти с Кимом такого не случалось: он пил в меру. Но и с убийствами мы прежде не сталкивались. Каким же я выставил себя идиотом сегодня утром! Сам разваливался на куски, вот и не заметил, что ему тоже сложно. И всё же Ким не хотел моей компании и то, что он сейчас был пьян, не отменяло факта, что завтра утром придётся объясняться, какого хрена я пришёл.       — Ты что, приехать не можешь?       — Не могу.       Алекс умолк на полуслове, он оторопел. Я представил его округлившиеся глаза, напряжённую челюсть и медленно созревающий в голове вопрос: что за фигня?       — Я не пойму, а почему?       — Ну, это личное. — Я замялся и отошёл от двери, за которой Кристи продолжала корчить мне рожи. Идея с переездом уже не казалась такой удачной, как утром, и я не хотел, чтобы Алекс опять начал меня жалеть, смеяться в душе над моей наивностью или что он там обычно делал. — Ким сказал, что не хочет видеть меня в своём доме пока что. Буквально сегодня днём так и сказал.       — Вы что, поссорились?       — Нет; то есть да, но ненадолго. Не в этом дело.       — Энди, выкладывай.       Алекс произносил моё имя иначе, чем Ким. Из уст младшего брата оно всегда звучало так многообещающе, что ли. Но Алекс просто не оставлял мне шанса промолчать.       Он вытаскивал правду, не применяя ни малейшего принуждения.       — Я предложил ему пожить вместе какое-то время, чтобы родители с сестрой нормально сосуществовали в квартире. Тут очень мало места, а с отелем вышли проблемы.       — У тебя нет денег на отель? А сказать об этом не мог? Я сижу за компьютером и в режиме онлайн выберу приличное заведение, — ухмыльнулся Алекс, и я услышал стук пальцев по клавиатуре. — Надо что-то недалеко от Бронкса, но поприличнее, четыре звезды подойдёт?       — Нет, Алекс, подожди с бронированием отеля. Дело не в этом. Он сказал, что против моего переезда. И мне бы не хотелось его беспокоить. От этого никому не станет лучше. — Кровь прилила к моему лицу, как будто я делился с ним чем-то интимным.       — Ты его не побеспокоишь, он тебя даже не заметит. Ну же, Энди, помоги мне.       — А-а-алекс, — протянул я.       Сколько можно заставлять меня делать то, чего делать нет желания?       — Энди.       Мы оба рассмеялись, он замолчал.       — Ты говоришь, Ким может покалечиться?       — Ким может что угодно в таком состоянии. Одна ночь. Ты можешь с ним даже не разговаривать.       В трубке послышался чей-то возглас и следом недовольное ворчание.       — Ну вот, он уже возмущается, да?       — Нет, — едко произнёс Алекс. — Он разговаривает со своим котом об инвестициях. Приезжай.

***

      Я собрал немного вещей, чтобы не беспокоить Кима просьбами дать мне щётку или майку для сна. Ограничился самым необходимым: взял белье, две сменных футболки, зубную пасту, щётку, расчёску и пузырёк снотворного. Мама всё это время бегала за мной по квартире, талдычила, что я драматизировал и без всякой на то причины собирался сорваться с дому. И это говорил человек, приехавший на четырёхчасовом рейсе из Миссури, словно меня хотели линчевать!       Потом она употребила вина и заявила, что я не должен сразу же бежать к Киму под порог, как сучка, только потому что он немножко напился. Мама знала толк в том, когда ситуация с алкоголем могла выйти из-под контроля. Это ещё ничего: раньше мы с ней заговорили о моих с Кимом отношениях, и она спросила, какое у меня сложилось о нём мнение.       Я что-то лепетал о доброте, профессионализме и чувстве юмора, а затем мама выдала: «Как можно было не сложить мнение о том, кто на тебя верхом каждый день садится?».       У меня даже в сердце закололо: я не готов был совершать каминг-аут таким образом.       Оказалось, она забыла, что Ким не был моим начальником, поэтому так выразилась.       — Квартира в вашем распоряжении, только не подожгите её.       Я вышел за двери и посчитал про себя до двадцати, чтоб успокоиться. Ничего, Энди, мама протрезвеет и потом вы поговорите. Что ты такой чувствительный, в самом деле? Тебя полгорода считало убийцей, а ты расстроился из-за реакции нетрезвых родителей на твой визит к Киму.       Я сделал ощутимый крюк, пешком прошёлся от Кипс-Бея до Ист-Ривер — зелёного парка с детской площадкой, — но попытка проветриться не увенчалась успехом. Слишком много людей. Я сел в метро, забился в угол вагона и всё равно не избавился от ощущения, что на меня пялились.       Но я же не параноик, чтобы звонить телохранителю или просить Алекса спасти меня.       Около дома Кима и днём, и ночью дежурили журналисты — хотел бы я почувствовать к ним нечто вроде солидарности…       В этот раз мне тоже пришлось пробираться к дому по газону к задней двери: всю подъездную дорожку забили операторы. Я набрал в лёгкие побольше воздуха и открыл дверь ключом, оставленным Кимом ещё бог знает когда на всякий случай. Дверь поддалась только наполовину, я кое-как пролез в открывшийся проём и чуть не споткнулся о человеческие ноги.       — Господи. — Я сбросил рюкзак со спины и склонился к Киму. Вот сейчас ему бы не помешала мятная жвачка. В коридоре не горел свет, и я не знал: был ли он способен злиться?       — Ветхозаветный, если точно.       Он сидел на полу и пил виски из бутылки.       — Можешь не обращать на меня внимания, Энди, — желчно отозвался Ким и посмотрел на что-то позади меня. Я тоже повернулся: в коридоре стоял Алекс с видом хозяина положения.       Вот оно что.       Не было никаких разговоров с Теслой об инвестициях, Ким слышал наш с Алексом диалог.       — Извини, — снисходительно улыбнулся он и кивнул на мои вещи. — А это что?       — Я подумал, вдруг придётся задержаться на пару дней и проконтролировать Кима.       — Исключено.       — Но почему? — Я последовал за ним на кухню, окончательно запутавшись.       То приедь, то уходи. Разбираться с двумя братьями — увольте.       — Потому что журналисты на лужайке, Энди, записывают время твоего прихода и ухода. Если ты останешься на несколько дней, дашь им повод. Они подумают, что либо вы гомики, либо замышляете что-то страшное. Одна ночь в принципе таких подозрений не вызовет.       — А что я хороший друг, решивший поддержать его, они не подумают?       — Нет. Ты же встречаешься с журналистом, знаешь, как они мыслят. — Алекс занял место около стола, и я увидел, что до этого он резал овощи для какого-то блюда — готовил.       В комнате витал аромат мяса, соуса, кориандра и других специй.       — Так, — я выдержал паузу, — он тебе рассказал?       — О чём?       Господи, а я так наделся, что Алекс из понятливых.       — О том, что мы встречаемся.       — Нет, не рассказывал, но это очевидно, разве нет? Очевидно для меня.       Я кивнул, не желая продолжать тему.       — Я всё-таки хочу остаться у Кима. Мои родители приехали из Миссури на судебный процесс. Вот причина, по которой я решил переехать. Ты же уже однажды доносил до сведения СМИ нужную нам информацию, может быть, и на этот раз выйдет, а? — взмолился я.       — Может быть, я подумаю. — Он грациозным движением стряхнул овощи на сковородку. На секунду мне даже показалось, что Алекс меня не услышал. — Так, а что случилось? Ты же вообще не хотел сюда ехать. Упрашивать пришлось, хм, выполнить свои обязанности бойфренда.       — Я подумал, что, возможно, мне стоит быть рядом.       Впервые на лице Алекса появилось что-то похожее на одобрение.       Он резко сменил тему и сообщил, что готовил стейк с гарниром из овощей, чтобы нам с Кимом было чем подкрепиться сегодня вечером, ночью или утром. Ну, точно заботливая мама. Дождавшись, пока он закончит рассказывать о чудесном рецепте, я вернулся в прихожую, помялся немного на входе в коридор, но потом присел рядом с Кимом. Он смотрел на противоположную стену; я сделал то же самое. Мысленно попросил его довериться, поделиться.       — И долго ты собираешься тут сидеть? — Но не выдержал первым.       — Пока все мои няньки не разойдутся по домам.       — Тогда я принесу тебе сюда подушку, потому что лично я планирую остаться на ночь, — подчёркнуто бодро произнёс я. На самом деле Ким не был уж таким «в стельку пьяным», как сказал Алекс. Но на его месте я бы тоже не рискнул оставлять Кима одного. Он выглядел разбитым — люди в таком состоянии непредсказуемы, могут закатить вечеринку со шлюхами или попытаться выброситься из окна.       — Делай, что хочешь.       Ким допил бутылку и швырнул её мимо меня: она чудом не разбилась о паркет. На мои ноги улёгся Тесла, и я погладил его за ухом, удивляясь, что кот выбрал моё общество. Наблюдал как в пустой бутылке отражается лунный свет. Кажется, ситуация усугубилась.

***

      — И часто с ним такое происходит?       Я вернулся на кухню, где Алекс сидел за столом, разбирая бумаги; его стейк с овощами достиг последней стадии приготовления. Я задал вопрос первым, чтобы Алекс не начал выспрашивать, как там Ким и сделал ли я с ним что-нибудь. Нет, ничего не сделал, сдался и ушёл. Я тупица в отношениях, что поделать? К тому же на пьяных людей у меня аллергия. Буду следить за Кимом всю ночь, но объясняться придётся утром. А можно и не объясняться, просто уйти.       — Ты имеешь в виду алкоголь? — Я кивнул. — Ну, Ким всегда старался убежать от проблем, алкоголь — одна из возможностей. — Алекс равнодушно пожал плечами.       — Разве он бежит от проблем?       — Бежит. — Он отвлёкся от бумаг и пододвинул их мне. — Знаешь, что это? Страховки, сообщения о возмещении ущерба, судебные иски — не волнуйся, фигня. Да, я его адвокат, но, как правило, клиенты стараются быть в курсе ситуации, интересуются. Только не Ким. Он даже слушать меня не захотел. Подумаешь, с ним хотят судиться. Тебе ведь, например, интересно?       Я встал на сторону Кима и уверенно заявил:       — Это нормальная реакция.       — Хорошо, приведу тебе ещё один пример. У нас в детстве была собака Бентли. Она прожила всего одиннадцать лет — резко заболела, отказали почки. — Алекс отвернулся к плите. — Ветеринар сказал, что ей осталось несколько дней, можно усыпить, можно подождать. Родители не стали поступать гуманно и заставили Бентли мучиться ещё два дня: они были католиками. И все это время я был с ней рядом, Энди. Я смотрел, как она не могла доползти до воды, чтобы попить. Я делал ей уколы, чтобы она не страдала. Но ей было так больно от малейшего движения, что, когда я брал её на руки, она почти теряла сознание. Я просыпался ночью и шёл к ней, чтобы убедиться, что она ещё дышит; что ещё мучается и, не знаю, попрощаться.       — Зачем ты это рассказываешь?       — И тогда я усвоил, как мне кажется, хороший урок, а Ким убежал. Уехал в университетское общежитие, сказал, что не сможет этого пережить. Здравая мысль, он не запомнил Бентли мёртвой, у него нет этих воспоминаний. Но это не отменяет очевидного — он сбежал от проблем.

***

      К одиннадцати вечера я остался на первом этаже один. Помог Киму дойти до кровати, закрыл за Алексом дверь и… Остановился посреди комнаты, не зная, что предпринять дальше. Спать не хотелось, я знал — если пойду в кровать, то буду лежать и пялиться на потолок несколько часов, а потом отключусь, и мозг, продолжающий активно работать, подкинет мне кошмар.       Снотворное тоже не спасёт от тревожных снов.       Лучше провести это время более продуктивно, например, осмотреть владения Кима. Алекс всеми этими речами о том, каким был его брат, как хорошо они друг друга изучили, какими Ким обладал недостатками, здорово выводил меня из себя. Я не мог ничего противопоставить: во-первых, был знаком с Кимом слишком мало, во-вторых, понимал, что с братом он вёл себя не так, как со мной. Можно было махнуть рукой, но я и правда не знал, чем себя занять до утра или до появления желания поспать.       Я включил лампу на столе перед диваном; рядом лежали счета, выписки и чеки.       Электрический камин не работал, широкий плазменный телевизор отражал шарик света, книжный шкаф вроде бы остался прежним. Одна из записных книжек Кима была небрежно воткнута между двумя книгами Клер Макинтош. Странный выбор для чтения — один из романов этой женщины был настолько пропитан радикальным феминизмом, что едва не столкнул меня в мизогинию.       — Я не лезу не в своё дело, не лезу…       Я потянулся к блокноту, между страницами которого лежала ручка. На одной стороне Ким написал несколько столбиков цифр, на второй — около пятидесяти букв, которые совершенно не складывались в слова. Вернувшись к столу, поближе к свету, я посмотрел на код ещё раз. Он показался мне знакомым. Между цифрами Ким поставил скобки, необычная манера писать числа… Необычная манера, которую использовал один человек — Ребекка Льюис.       Этот был тот самый шифр из её записки, а Ким пытался его разгадать. Узнал бы я правду, разгадай Ким код? Или он бы рассказал об этом в последний момент, как про письмо? Могла ли разгадка шифра помочь мне понять, зачем Льюис убила Мелиссу? Если да, то Ким должен был сказать.       Я смотрел на эти цифры, а в голову ничего не приходило.       Ким попробовал подставить под цифры буквы, он делил их, умножал, потратил на всё это, наверное, уйму времени. Но в запиской книжке не было разгадки, или он её не написал. Я потёр глаза: голова привычно начинала побаливать, стоило загрузить чем-то мозг; виски сдавило, как перед мигренью. Нужна подпитка: на кухне я видел сок! Надеясь обойтись без света и не побеспокоить Кима, я продвигался к холодильнику почти на ощупь, пока не столкнулся с кем-то.       — Энди.       — О господи. — Я машинально схватился за сердце и отпрянул назад.       — Подумал, что я привидение? — Вторая фраза Кима была пропитана привычной доброй насмешкой. Он держал бутылку минералки около виска, как в тот раз, когда нашёл записку на пороге. — Ты сам не лучше — подкрадываешься тихонечко ко мне.       — Я не подкрадываюсь.       Часы на панели возле плиты показывали полвторого ночи. Оказывается, я посвятил шифру Кима гораздо больше времени, чем думал. Хотя стоило, наверное, просто спросить.       — Так ты что-то хотел? — Он кивнул в сторону холодильника.       — Ага.       Ким отодвинулся, давая пройти, включил кухонную подсветку.       Тишина угнетала, но я не мог найти подходящей темы. Молча достал кувшин и налил себе полстакана ярко-оранжевой жидкости, ожидая, когда Ким спросит, зачем я приехал. Опять выскажет претензии, что я стал парнем на побегушках у Алекса...       Прохладный сок взбодрил, я улыбнулся, бросив на него взгляд через плечо.       — Так что, вы поладили с Алексом? — первым заговорил Ким, я молча уставился на него. — Только, умоляю, затыкай его, когда начнёт рассказывать истории из детства.       — Он рассказал про Бентли.       — Про Бентли? — Ким повторил мои слова; я понял: затем, чтобы дать себе время. — Он носится с этой историей с тех самых пор, как я бросил его. Ничего в ней нет.       — Я и не сказал, что в ней что-то есть, — поспешил объясниться я. — Подумал, что тебе будет интересно или, не знаю, важно знать, что он… О чём мы говорили с ним.       — Ты встал на сторону Алекса?       О, ну разумеется, для Кима эта история что-то значила, для них обоих.       — Вовсе нет.       Он подошёл ко мне вплотную, словно пытался прочитать ответ по мимике.       — Я хотел узнать о тебе больше, вот и все.       — Энди, ты же осознаёшь, что ты услышал только одну сторону? — Он легонько коснулся моей руки. Ладонь у Кима оказалась ледяной после бутылки, и я невольно вздрогнул. — Я принял решение, что видеть этого не хочу. А он строил из себя героя перед родителями. И именно поэтому его так задело моё решение уехать. Потому что он тоже хотел уехать, но не мог. Родительский любимчик с гипертрофированным комплексом ответственности. Если бы Алекс поддержал меня, мы бы усыпили бедную Бентли и она бы не мучилась.       — Ты имел право уехать, — искренне сказал я.       — И я уехал. Родители хотели, чтобы я наблюдал агонию своей собаки. А я просто сказал «нет». Нужно уметь говорить «нет», Энди, даже своим близким или друзьям.       Я поставил стакан на стол, обнимая его.       — Ты был сложным ребёнком.       — Поэтому вырос злопамятным. Так что, мистер Флинн, вам придётся отработать свои грешки за сегодняшний вечер. — Рука Кима поползла с моей спины на бедро.       — Какие грешки?       — Неправильный вопрос. Спроси: как отработать?

***

      На следующее утро я завтракал с Кимом на диване в гостиной. Его ежедневник лежал на столе: я так и не вернулся сюда вчера, чтобы его убрать, пришлось констатировать:       — Нашёл твой блокнот с шифром; хотел спросить, ты его не разгадал?       Мы соблазнились булочками в пекарне напротив.       Пока я отсыпался, Ким принял душ и принёс вкуснятину. А я лежал в его кровати и наслаждался приятной усталостью в ногах; тем, что вокруг были его запах, его вещи, личная среда. Наконец мне представилась возможность засунуть нос в его вещи. Осмотреться. Киму был не чужд беспорядок — чего стоили одни только коробки, которые он так и не разобрал, когда переехал в этот дом. Объяснил мне, что понял: ставить всё равно некуда — и оставил в спальне. А ещё в комнате было много бумаги: всякие сценпланы, блокноты, книги, — оно заполнило всё свободное пространство, и бороться было бессмысленно.       Ким схватил записную книжку, отодвинув чашку с кофе. Расслабленно положил голую пятку на стеклянную поверхность.       — Нет, ещё нет. А ты что думаешь, Энди?       — Я об этом не думал особо, — виновато сказал я и тут же ощутил, как запрыгали мысли и предположения. — Ты проверял алфавит, как я понял, почему?       — Это банальная мысль, но маньяки обычно пользуются шифрами с общедоступными кодами — я читал в Интернете. Им нравится думать, что жертва может разгадать код, а может и не разгадать.       — Значит, нам нужен какой-то общедоступный интерпретатор.       — Да, и книги отпадают, слишком узко.       Льюис всё же действовала прямолинейно, хотя и пыталась придать этому сакральный смысл. Письмо на электронку с инструкциями — и жертва попадала в её сети; а записка с вирусом, который распадается через несколько часов, выносила смертный приговор. Если же кто-то смел ослушаться, то она убивала его, несмотря на наличие или отсутствие гена зла.       — Она искала ген зла. Может быть, что-то связанное с генетикой?       — Хорошая идея, — кивнул Ким, — информацию можно найти в Интернете, но это должно быть что-то лёгкое. Что-то доступное пониманию каждому. Есть такое в генетике?       — Едва ли карту генов можно назвать таковым.       Его рука поглаживала меня по затылку.       — Давай думать, что ещё упоминалось в её письмах?       — Зло в сообщении на электронку, случайности, случаи, — медленно перечислял я. Стоило произнести это вслух, как я снова подумал о Мелиссе и о том, какой бесполезной выглядела её смерть. Я пережёвывал эту мысль столько времени, что она уже не казалась мне страшной или странной. — Но в квантовой физике в основном оперируют формулами. — Ещё кое-что вспомнил, самое главное: она написала в письме слово «яд».       Я пока не понял, к чему он вёл.       — Яд — поэтому её и начали называть Химиком. А что тебе первое приходит на ум, если подумать о химии? — Наверное, впервые с того дня, как мы встречались в редакции после убийства, у него так заблестели глаза. — Ну же, думай. Ты же мастер гениальных догадок.       — Химия?.. Химия — это химические элементы.       — Они размещены в периодической системе; в ней есть такие цифры?       Он схватил со стола блокнот: первым было написано сто девяносто шесть.       — Если о количестве элементов, то их точно меньше. — Осторожно уточнил я. — Но там есть и другие характеристики у элементов. Указанные в квадратиках с элементами.       — Какие?       — М-м-м. Валентность, относительная атомная масса ещё, не знаю.       Ким уже искал в телефоне эту таблицу. Мы склонились над смартфоном, высматривая нужное число. Я держал в руках блокнот, где Ким выписал шифр, а он телефон.       196(1)6(1)10(2)63(3)1(2)4(3)55(1)20(4)39(4)12(1)28(4)4(2)18(4)63(2)47(3)58(6)       — Вот, смотри, есть сто девяносто шесть!       — Это золото.       — Впиши букву «з», видишь единичка в скобках?       И как он… Додумался!       — Затем шесть. Шестёрка у лития, и тоже единичка.       После третьего числа мы уже не сомневались, что нашли ключ к шифру. Первые три цифры составили слово «Зло». И Ким был прав: она выставила ответ напоказ; оставалось понять, что Льюис хотела сказать своим жертвам. Едва ли можно впихнуть в двадцать букв что-то важное.       — Шестьдесят три — «д», один — «о», четыре — «л». Что у нас тут?       — Второе слово — «должно».       Ким усмехнулся, и я снова уставился на его зубы.       — Пора узнать, что должно случиться со злом по мнению Химика.       Шифр поддался нам за семь минут:       — «Зло должно умереть».       Мы переиграли Ребекку после её смерти, но ничего не получили. Разве Кристофер был злом? А Мелисса или Лилу Честферд были злом? Правильно, что Ребекка умерла, подумалось мне, но я не решился произносить это вслух. Мысль оказалась странным и внезапным откровением. В предыдущие несколько дней я позволял себе робко задумываться над тем, какого гнусного человека застрелил Ким, но до прямого признания не доходило.

***

      Иногда Алекс предпочитал работать у Кима дома. Тогда к нам заваливались также его помощники с секретарём, и о покое можно было не мечтать. Мы с Кимом запирались в комнате и просто лежали на кровати, лениво обсуждая какие-то мелкие дела, только там прятались от гиперактивного адвоката. Но перед первым заседанием с присяжными Алекс сидел на кухне один, сгорбившись перед ноутбуком. Его поза показалась мне напряженной и усталой, а я не мог сосредоточиться последние двадцать четыре часа. При одной мысли, что скоро придётся встретиться с людьми, которые решат мою судьбу, к горлу подкатывал ком.       — Чем занимаешься?       Алекс поднял голову и скривился.       — Энди, а чем я могу ещё заниматься? Как обычно, пытаюсь вытащить ваши задницы. К слову, ты задумывался над бессмысленностью этого выражения? Как будто для человека зад важнее всего. Хотя, если он гей, стоит над этим задуматься. — Он ехидно улыбнулся и отставил стул рядом с собой. — А ты только по мальчикам, да? Трудно, наверное, было жить на Среднем Западе.       — Давай… Сменим тему.       — А у Кима была девушка, до тебя.       Алекс опять это делал: вываливал на меня информацию, которую я знать не хотел. Даже забавно, что Ким предупредил об этой черте характера своего брата, хотя легче не стало. Конечно, у Кима были до меня любовницы и любовники. Я же не идиот, уж точно понимал, что не первый. Но зачем мне знать истории или имена, у меня и без того проблем хватало.       — Я не понимаю, к чему ты клонишь.       — Моя девушка. Он чуть с ней под венец не пошёл. Как каждому из нас хочется думать, что мы особенные, а не очередные, скажи? — Он почти мечтательно вздохнул. — Смотри сюда, это список присяжных. У стороны защиты и прокурора есть право удалить из списка присяжных по два человека, не объясняя причин. Прекрасное право, только двое — мало. Приходится дотошно выбирать: остальных можно поменять, только доказав, что они необъективны к моим клиентам.       — И кого мы убираем? — спросил я, пытаясь переварить информацию про девушку.       — В общем, нам не выгодны люди, имеющие положительный опыт с полицией. Они подсознательно будут доверять прокурору. Конечно, не останутся равнодушны к моей речи, тем не менее. Нужны люди, считающие, что государство в лице полиции поступило с ними нечестно.       — И как это можно выяснить?       — Через Интернет: в том числе не совсем законным путём. — Алекс сжал моё плечо. — Энди, судебный процесс — грязное дело, доверь это плохим парням вроде меня. Я остался сидеть рядом с Алексом, соприкасаясь с ним коленями.       Кем же была эта роковая дама, сумевшая разбить сердце братьям? Они казались мне довольно требовательными к женщинам: достаточно было посмотреть на Алекса — к такому не побоятся подойти только самые смелые. Может быть, я и не был объективен в отношении Кима, так как считал его обалденным самим по себе и, естественно, ожидал от него самовлюблённости и нарциссизма. И всё же. Раза три я открывал рот, чтобы спросить, и останавливал себя. Алекс рассказал мне о женщине ровно затем, чтобы я задумался. Но что было, то прошло? Я не стал продолжать разговор с Алексом и ничего не сказал Киму. Мне не хотелось повторять предыдущую ошибку и видеть, как Ким вздыхает:       «Ты опять услышал только одну сторону».       Если Ким захочет, сам поделится со мной. Но даже в этом случае я не знаю всей правды.       Так зачем начинать копаться в давних историях?

***

      Мы ехали в машине на первое слушание с присяжными.       От моего дома до первой развилки нас сопровождали активисты с трогательными плакатами: «Убийцы должны сесть в тюрьму!» или «Не позволим оклеветать невинную девушку!». Меньше всего дёргался по этому поводу Алекс. Он сказал, что защищал в своей жизни разных подонков, в том числе и тех, кого хотела линчевать толпа. И, разумеется, адвокат тут же попадал под раздачу — мол, как можно защищать интересы такого монстра? Одно время ему приходилось ходить с охраной. «День, два, и им надоест», — пожал плечами Алекс и углубился в бумаги. Я попрощался с ним и Кимом, как будто нам предстояла долгая разлука, и сел в такси.       Алекс настоял на том, чтобы я приехал в суд вместе с родителями.       — Когда всё это закончится, Энди, тебе нужно уехать домой, — возмущённо сказала мама, пока девушка пыталась доказать нам что-то через стекло, хлопая по нему ладонью. — У нас в городе тихо и спокойно, сможешь отдохнуть и прийти в себя после этого бардака.       — Домой?       — В Ханнибал.       Я промолчал, отвернувшись к окну.       Не время говорить об этом, но не планировал возвращаться в Миссури. Это даже прозвучало дико. Во-первых, здесь был Ким; во-вторых, бегство из Нью-Йорка, если, конечно, нас не запрут в тюрьму, я считал проявлением малодушия и слабости. Я ведь приехал сюда строить карьеру, а теперь что, волочиться обратно? Не я начал херню с записками, чтобы прятаться.       Хотя меня никто бы не осудил, поступи я как Элис. Вчера мы проводили её до аэропорта. Она была с чемоданом и новой работой. Кабельный канал предложил вакансию на вечерних новостях. Своеобразное понижение, но неплохой вариант, если учесть, что половина работников Седьмого вообще погибла. К тому же подальше от Нью-Йорка — Элис его возненавидела.       — Мой предок взял билет на чёртов «Титаник», знал об этом? — спросила она, а я отрицательно мотнул головой. — А муж моей сестрички-бедняжки сгорел заживо во Всемирном торговом центре. А теперь я чуть не лишилась жизни из-за психопатки-истерички. И знаешь, с меня хватит.       — Я бы не стал так говорить о Нью-Йорке, учитывая, что твой самолёт будет взлетать по нью-йоркской ВПП, — усмехнулся Ким, и она не сильно двинула его в плечо.       — Ну ты и мудак, Ким. Иди сюда, я тебя обниму.       Потом она прижала к себе меня, обдав приятным цитрусовым ароматом. Самолёт взлетел без эксцессов, а через два часа Элис уже запостила в инстаграм фото с нового рабочего места и написала «Жизнь продолжается, смотрите CW сегодня вечером».       В суде не осталось ни одного свободного места. Прокурор и Алекс доброжелательно поздоровались в центре зала, потом каждый направился к своей команде. Наверное, их связывала длительная история ненависти. Я старался ни на кого не смотреть и не встречаться глазами с присяжными, хотя постоянно ощущал на себе их взгляды. Хотелось взять Кима за руку, но Алекс бы убил меня. Он три раза повторил, чтобы мы не выпендривались.       — Начну с одного из беспочвенных обвинений прокуратуры, — сказал Алекс, когда судья предоставил ему слово. — Прокурор несколько раз заявил о том, что мои подзащитные якобы виноваты во взрывах по улице Стор-стрит и в бизнес-центре, где располагался Седьмой канал. Сторона защиты хотела бы вызвать свидетеля, Морана Бауэра, эксперта по безопасности и установке защитных систем, чтобы прояснить, эм, некоторые моменты.       Бауэр оказался мужчиной в теле. На суд он надел белую рубашку и широкие чёрные брюки.       — Скажите, мистер Бауэр, какие меры безопасности устанавливаются в бизнес-центрах, чтобы не допустить незаконного проникновения? Нас интересует типичная модель.       — Если в бизнес-центре функционируют хотя бы несколько офисов, то должна быть служба безопасности, обычно их офис располагается на первом этаже или под ним.       — Чем эта служба занимается?       — Под наблюдением должны находиться все здания: то есть на каждом этаже устанавливаются камеры, в обязанности работников входит наблюдение за состоянием экстренных систем.       — Правильно ли я понял вас, что незаконное проникновение в здание является сферой ответственности службы безопасности?       — Я протестую, — вклинился прокурор. — Представители службы безопасности, к сожалению, погибли во время обрушения, и мы рассматриваем…       Алекс поджал губы:       — Вы, может быть, дадите мне закончить?       — Протест отклонён, — сказал судья, — продолжайте, мистер Даймлер.       Бауэр дождался, пока Алекс повторил вопрос:       — Помимо службы безопасности, ответственность, конечно, ложится и на сотрудников ресепшена.       Следующим в суде появился мистер «Приятного дня», сотрудник ресепшена.       — В офисе Седьмого действовали ключ-карты на основе электронного кода. К тому же пройти мимо нас могли только люди с картами работников или временными картами, — рассказывал он, переводя взгляд то на Алекса, то на судью. — Временные карты мы выдаём только после предъявления документов, они также являются именными.       — То есть вы утверждаете, что пройти в офис инкогнито — а я напомню: взрывчатка была заложена в офисе именно Седьмого канала — невозможно?       — Ну… — парень занервничал. — В некоторых случаях ключ-карта не требуется.       — В каких случаях?       — Когда к нам приходят ремонтные бригады — например, сантехники, компьютерщики, у них мы требуем только удостоверение, что они работают в компаниях.       Алекс с триумфальным выражением лица попросил включить присяжным запись с камеры, находящейся на ресепшене. В нужный день дежурила девушка: кажется, её звали Лекси. Видео длилось тридцать секунд: за это время секретарь перекинулась несколькими фразами с мужчинами в светло-бежевой форме и пропустила их внутрь.       — Я обращаю внимание присяжных на этих посетителей, они представились сотрудниками компании «Интер Корпорэйшн», пришли ремонтировать интернет.       — И?       — Этих мужчин звали Саймон Барк и Эдвард Коулс, — растягивая слова, ответил Алекс. — Проблема заключается в том, что в «Интер Корпорэйшн» не работают Барк и Коулс. Итак, либо миссис Льюис владела экстрасенсорными способностями и могла видеть будущее, либо, что более вероятно, планировала взрывы до того момента, как мои подзащитные с ней встретились. Я попросил бы сторону обвинения впредь воздержаться от нападок на моих клиентов.       Я с облегчением выдохнул, мне слушание давалось с трудом.       Несмотря на то что Алекс всегда предупреждал нас о новых уликах и я был в курсе, осознание того, что Ребекка вовсе не мстила нам, убивая тех людей, а целенаправленно планировала теракт со столькими жертвами, вгонял меня в эмоциональный ступор. Как к этому подойти? Она посчитала нужным убить стольких ради нас? Или планировала повесить эти взрывы на меня и Кима? И зачем тогда подкинула Киму записку под дверь и предупредила?       Мелькнувшая в голове догадка заставила вздрогнуть: а что, если нас хотела убить не только Ребекка? Может быть, она написала записку, а теракты осуществил кто-то из её последователей, оставшихся в живых? Но кто? Зачем? Где его искать? Опять столько вопросов.       Позже Алекс наслаждался нашим вниманием и похвалой, сидя в баре.       — С прокурорами иначе нельзя, — разглагольствовал он со стаканом в руках. — Они же не просто на стороне закона, друг мой. Они полагают, что и являются законом. Наша система правосудия довольно прогрессивная, но на практике имеет ма-а-ассу недостатков.       — Каких, например?       — Да хотя бы прокуратура! Офис прокурора всегда хочет только одного: доказать в суде вину подозреваемого, подтвердить свой статус — и точка. То есть виновен ли он на самом деле — никто даже не пытается разобраться, плевать. Мы, адвокаты, вынуждены играть по тем же правилам. И мы, и они, по сути, боремся за свою репутацию, а не за клиента.       — Даже нарушая закон?       — Да плевать мне на закон, Энди. У нас суд присяжных: главное, убедить их, что клиент не плохой человек, раскаивается в содеянном, занимается благотворительностью.

***

      Больше журналисты в подрыве нас не обвиняли — основная часть негодования посыпалась на мёртвую Ребекку. Журналисты мусолили просочившиеся в СМИ (угадайте, кто в этом виноват) данные об «Интер Корпорэйшн», и бедный гендиректор предприятия три дня вынужден был оправдываться в прямом эфире. Но я запомнил понедельник не поэтому. Алекс пришёл к нам домой с утра, открыл дверь своим ключом и оставил на столе распечатки чьего-то дневника. Мы обнаружили их часа через два, и, судя по поведению Кима, он уже был уведомлён.       — И что это такое?       — Энди, присядь. — Ким потянул меня к дивану. — Ты хотел узнать про несчастные случаи. Полиция нашла в доме у Льюис дневник, который проливает на это свет.       — Что?       Дневник? Ким смотрел на меня с жалостью, но почему? Я хотел узнать, почему погибла Мелисса, поставить в истории с Химиком ещё одну точку, прояснить ситуацию.       — Ребекка Льюис с детства была одержима геном зла. В юности у неё не было такого инструмента, как вирус. Она использовала людей. Забивала головы тем, что на их плечах лежит миссия. Использовала курительные смеси, почти зомбировала их, рассказывала о случайностях…       — И что?       — Эти люди — Ллойд и другие, уже погибшие, делали за неё грязную работу. Выходили на улицу, полные решимости, что могут видеть зло, и просто кого-то убивали.       — Хочешь сказать, какой-то ублюдок увидел мою сестру и подумал, что девочка — исчадие ада?       — Не исключено, что её влиянию подвергались люди, изначально агрессивные, которым нравилось причинять боль, — мягко начал Ким. — Но в дневнике всё есть — эти люди были убеждены, что Вселенная приведёт их к людям с этим геном зла, они были не в себе.       — Идиотизм.       — А потом они все приняли вирус, Энди. Поэтому большинство исполнителей несчастного случая погибли. Льюис убедила их, что они тоже должны умереть, если имеют такую… предрасположенность. Теперь ты понимаешь, что они сошли с ума?       — И не было никакого яда.       — Не было. А убивать она начала родственников, друзей и любовников, потому что верила — ген зла передаётся по наследству. И только такие же люди способны строить с жертвами отношения.       По крайней мере, у меня появился ответ на вопрос, почему, пусть и весьма своеобразный. И теперь я окончательно решил, что с родителями делиться не буду. Я мудак, полез в дело спустя столько времени, но они не подписывались на подобную хрень. Ким продолжал гладить меня по голове: стало даже неловко. Новость не произвела на меня особого впечатления, я успел смириться с тем, что Ребекка была психопаткой, а не гением или избранной.       — В кого у тебя такие глаза?       — Что? — Ким приподнял моё лицо, взяв за подбородок.       — У Алекса голубые глаза, а у тебя карие. Голубой цвет – это рецессивный ген, значит…       — И не стыдно, да? Меня моим же приёмом? Решил с темы свернуть?       — Почему нет?       Ким коснулся кончиком языка моего уха, лишая всякого желания думать о генетике. Я взял его руку и обратил внимание, что он всё это время не снимал браслет, который я заметил, увидев его впервые в редакции. Вблизи он не казался идеальным — автору не хватило мастерства.       — Кто его сделал?       Ким опустил взгляд, продолжая держать меня за затылок.       — Тесла сплёл.       — Какой у тебя способный кот.       Мы поцеловались.

***

      Кажется, жизнь начала налаживаться. Второй судебный процесс прошёл ещё лучше первого, Алекс в пух и прах разбил доказательства прокуратуры относительно того, что мы были заодно с Химиком и заранее планировали это. Главной звездой второго заседания стала Ронда Уолш. Она вынуждена была признаться в том, что я приходил к ней и просил разобраться с Ллойдом.       — А почему же вы проигнорировали свидетельства моего подзащитного? — сурово спросил Алекс, вышагивая перед Рондой. Он снова по нотам разыгрывал свою партию. — Разве не в ваши обязанности входит принимать на веру слова об угрозах жизни и здоровью?       — Он… — женщина прочистила горло, — он не предоставил доказательства.       — Прекрасный аргумент, детектив. Полагаю, если бы вы чаще использовали эмпатию, у нас в Нью-Йорке было бы меньше изнасилованных и убитых. Ведь если человек говорит, что его преследуют, он не предъявляет доказательств: он не следователь, ему просто нужна защита.       — Мистер Даймлер, — предостерегающе взмахнул рукой судья.       Помимо Уолш на суде выступил и Ллойд.       Он был гораздо более сговорчив, чем с нами. Сказал, что действительно угрожал мне, произнёс те самые слова, но не признался в связи с Льюис. Алекс заставил его выдать всё при помощи дневника Химика, и тогда-то я и решил, что Джимми Ллойд был больным на голову.       — Правильно ли я понял: вы выходили на улицу и верили, что видите, эм, зло?       — Я не видел, я его чувствовал, — Ллойд потирал ладони. — Кто-то называл это аурой, кто-то энергетикой, но злые люди ощущаются как-то иначе, поверьте мне.       — Простите, не буду. Так, а почему вы не убивали постоянно?       — Не было под рукой инвентаря.

***

      Настроение у нашего адвоката постоянно улучшалось.       Алекс заимел привычку подходить к нам сзади и зарываться пальцами в волосы, словно мы оба стали его младшими братьями. И провозглашать при этом мотивационную хрень. А ещё они начали разговаривать, болтать на посторонние темы. Как-то я спросил Кима о намерениях общаться с братом после окончания судебного процесса, и он сказал, что посмотрит.       Когда я не сдержал улыбку, опять начал щекотать меня.       В среду нам на электронку пришли письма от владельца Седьмого. Вежливое предложение работать. Оно сделало меня счастливым на десять минут, пока не вмешался Ким со своим традиционным скептицизмом и рационализмом. Он только вернулся с кладбища, навещал могилу Криса, так что я не ожидал от него особенного проявления радости.       — Просто из-за суда, — брезгливо сказал Ким, захлопнув крышку ноутбука. — Даже не ясно, что скажут присяжные, а этот уже зовёт нас на канал, ради пиара, очевидно.       — Во-первых, Алекс уверен, что присяжные вынесут оправдательный приговор, а во-вторых, какая вообще разница, плевать на причины. Это же круто, что у нас появилась работа.       — Тебе всё равно?       — Да, можно и так сказать. — Я поднял подбородок, отстраняясь. — Я знаю, что, если нам предлагают работу, я избавляюсь от необходимости искать работу. Помнишь, ты советовал мне говорить «нет»? Позволь и тебе дать совет: упрощай. Я мастер, я знаю, о чём говорю.       — Не уверен, что стоит туда идти.       — Давай пойдём, пожалуйста? — Я потёрся носом о его щёку. — Посмотрим, что там за новый офис. Они в курсе, что мы не виноваты во взрывах, ты имеешь право, как и остальные, показывать свою тоску по погибшим, понимаешь? Обсуждать это. Давай пойдём, прошу тебя.

***

      Новый офис Седьмого канала располагался тоже на Манхэттене, в бизнес-центре прямоугольной формы. Не таком высоком, как предыдущий, но тоже симпатичном. Когда мы в первый раз пришли на канал, то никто ещё не работал над новостями: сотрудники обустраивали свои рабочие места. Ко мне относились доброжелательно; некоторые даже обнимали и сочувственно произносили: «Ты столько пережил». Неловко становилось, когда пытались сочувствовать незнакомые люди. Но были и знакомые лица. Например, Нил, Эшли из Ирландии и Кэтрин. Остальные, как мне сообщили, не захотели возвращаться на канал. Хотя в новом помещении совершенно ничего не намекало на произошедшую трагедию — комнаты были выкрашены в брендовые цвета канала. Планировка получилась другой: кухня — рядом с ньюсрумом, начиточная — напротив студии; Нил пошутил, что журналисты будут набирать вес на кухне рядом с рабочим местом, а потом сгонять калории, бегая начитывать через весь офис.       — Лишний вес остался твоим больным местом, — констатировал Ким.       — Почему больным? Как раз-таки, если меня ударят в живот, больно не будет. — Он поправил футболку. — Я называю это естественным защитным барьером, чувак.       Мы рассмеялись.       В коридоре ничего не было: благодарности, фото и тот стенд сгорели во время взрыва. Полное игнорирование случившейся трагедии. И мне пришла в голову идея это исправить: а если сделать стенд, похожий на тот, который висел на Седьмом канале, когда я пришёл работать? Я знал нескольких людей, Ким — остальных, плюс Элис сказала, что ей можно звонить в любое время. Втроем мы сможем возродить память о людях, работавших тут раньше. Даже если я не останусь на канале, меня уволят или уйду сам, то сохранится стенд с фотокарточками.       Эта идея так сильно захватила меня, что следующие два дня я посвятил ей львиную долю свободного времени. Купил деревянную рамку с ватманом коричневого цвета внутри. Я и Ким выбрали фото сотрудников, хотя мой энтузиазм и подвергся серьёзному испытанию после просмотра десятка страничек в социальных сетях с записями-реквием.       — А что ты скажешь о Дэйве, Элис? — спросил я, набирая её номер в четвёртый раз.       — Ты опять хочешь до слёз меня довести?       — Нет, я хочу, чтобы новое поколение помнило, что за новости можно умереть.       — Ого.       — Да, я настроился на волну пафоса, так что?       Элис попросила дать ей время подумать, в трубку задувал ветер. Она находилась на свежем воздухе и одна. А в Нью-Йорке стоял штиль и солнечная погода, я время от времени забывал, что Элис переехала, иногда по ошибке называл её в числе сотрудников Седьмого канала версии 2.0.       — Можно написать «Пошла заставка», — сдавленно ответила она. — Режиссёр так говорил мне в ухо, хотя я тоже видела заставку на экране. Он любил повторять. Не знаю, подойдёт ли.       — Хорошо, я ещё думал над фразой: «Нет новостей? Хорошая новость».       — Да. — Элис уже плакала, но пыталась сделать вид, что всё в порядке, а у неё насморк. — Фраза принадлежала какому-то актёру или сценаристу, но он её очень любил.       Лея выжила, но ушла работать в новостное агентство, поэтому я оставил прежние записи о ней. А когда дошла очередь до Криса, то опять пристал к Киму. Он читал газету за столом, медленно завтракал яичницей, а мой завтрак — омлет с тостами — остался нетронутым.       — Я тут…       — Ну, кто теперь? — Ким отложил чтение.       — Кристофер.       Я уселся напротив, глотнув сока из стакана, предназначавшегося мне. Я думал, что Киму, как и Элис, понадобится немного времени, но он ответил сразу, не раздумывая:       — «Срочность возбуждает».       Я одобрительно улыбнулся и записал.       — Потом «Знал заранее». — В этот раз усмешка появилась и на лице Кима. — Кристофер утверждал, что знал заранее, и его просто не послушали идиоты всякие.       — Спасибо.       Я поцеловал его в щеку и направился к выходу.       — Подожди, а третья фраза?       — Третья у меня уже есть — увидишь, когда я повешу стенд.

***

      Я вспомнил тот самый первый день в офисе и то, как Крис мне помог на самом деле. Прокрутил в голове нашу беседу и выудил из памяти фразу о тёмной стороне силы. Эшли сказала, что Крис действительно фанател от джедайской истории, и я остановился на такой третьей цитате:       «Тёмная сторона силы не возьмёт нас».       Крис такого не говорил, но я знал: он бы одобрил. В кои-то веки я был хоть в чём-то уверен. Кристофер был эдаким лучом света, которого мне так не хватало на первой съёмке: он любил жизнь и хотел, чтобы другие её тоже любили, Ким был прав насчёт этого. Уверен, что Кристофер попал в хорошее место на небесах, хотя мне ближе концепция реинкарнации.       Я пытался совладать с петельками на стенде, когда в коридор вошёл Ким.       — Почему не попросил заняться этим кого-то другого? — Он подошёл ко мне, сидящему на коленях на полу, и пряжка его ремня оказалась прямо перед моим лицом.       — Гвоздики я уже вбил, осталось повесить стенд на стену.       — Не обязательно было портить стену, есть…       — Ким.       Он какое-то время молчал, когда мы встали напротив моего законченного творения. Может быть, вышло и не так красиво, как с предыдущим, но я был доволен. В эту часть коридора заходили не так уж и часто, только чтобы добраться до техники на складе. Так что сотрудникам не придётся смотреть в глаза своим мёртвым товарищам по пять раз на дню. Но тем не менее каждый из них будет знать, что они здесь. Невидимые наставники, мученики, герои — для каждого кто-то свой, а для нас с Кимом потерянные друзья. Почему-то фраза «жизнь продолжается» мне казалась эгоистичной по отношению к погибшим, но я не придумал другого варианта, как поступить. Я планировал жить дальше, пользоваться тем, что рядом оказался такой человек, как Ким, работать, любить его по нескольку часов в день, и со временем я снова стану счастливым.       Если кто-то однажды спросит, как я мирюсь со своей причастностью к этой адской истории, я вспомню доску с фотографиями. По крайней мере я не спрятался, но я смирился.       Кое что сделал для них, самую малость.       — Хорошая третья фраза для Кристофера, Энди.

***

      Я убедил родителей поехать домой: вовлёк в процесс убеждения тяжёлую артиллерию в виде Алекса. Он почему-то маме с папой понравился. Такой разумный, статный мужчина; мне казалось, скажи я родителями, что сплю с ним, и мою гомосексуальность приняли бы моментально. Алекс доказал родителям, что суд — дело решённое, так что им лучше дожидаться звонка дома. Я же использовал в основном экономические аргументы: чтобы жить в Нью-Йорке, ездить смотреть достопримечательности и обедать в кафе, нужны деньги, а они заканчивались.       Ким решил не вмешиваться, он не простил отцу «мутного типа».       — Вы и так свои сбережения потратили, — повторял я, обнимая маму и папу в аэропорту. — Я в порядке, не стоит волноваться. Я сразу сообщу новости, все будет окей.       — Алекс сказал, что за тобой присмотрит.       — Да, мам.       Я коротко взглянул на Кима, стоящего около машины, и скорчил гримасу. Кристи что-то печатала на телефоне, когда я щёлкнул её по носу, отвлекая от смартфона.       — Пора прощаться?       — Ты скоро приедешь, — недовольно сморщилась она.       — Не знаю, как скоро, но обязательно приеду.       Мне пришлось наклониться, чтобы Кристи обняла меня за плечи. Она уже не так сильно напоминала мне о Мелиссе. Переосмысление на фоне дела Льюис дало мне возможность понять, что я оберегал память о сестре, которой по сути и не было. Я мало что помнил, ещё меньше — осознавал. Мы с Мелиссой были знакомы очень мало. Конечно, с возрастом я выдумал себе то, чего меня лишили. Как мы вместе ходили бы в школу, смеялись над общими знакомыми, подшучивали друг над другом. Я наивно убедил себя, что Мелисса бы точно поняла меня и приняла мою ориентацию. И стала другом, которого так не хватало. Двоюродная сестра была практически ровесницей погибшей Мелисы, я всерьёз вознамерился с ней подружиться.       — Пока, миссурийская катастрофа!       — Пока, сестра. — Кристи почти не выдала своего удивления.       Она понятия не имела, что я осознал. Если мне удастся остаться в Нью-Йорке, то Кристи приедет ко мне после школы. Кажется, я опять задумался и произнёс слова вслух. — Насчёт остаться в Нью-Йорке… — Ким просунул руку мне под куртку и обнимал незаметно для остальных. — У меня дома ты можешь задержаться на неопределённо длительное время.       Мы целовались на заднем сиденье, как влюблённая парочка, пока Алекс ходил в магазин.

***

      Мы вошли в зал суда. Атмосфера, несмотря на близость принятия решения, уже была не такой тяжёлой, как на первом заседании. Каждая сторона сделала всё возможное, осталось дело за присяжными. Я думал, самым сложным будет суд, но оказалось, что сложнее сидеть и ждать вынесения решения. Стараешься продумать возможные варианты, предусмотреть свою реакцию, подготовить себя, но в глубине души надеешься на хороший исход, ждёшь его.       Алекс не терял самообладания, но у меня понемногу начали сдавать нервы.       — Энди, прекрати стучать ногой.       — Ты точно уверен?       — Уверен, девяносто девять процентов тебя устроят?       Мы снова замолчали.       Ким решил абстрагироваться от происходящего. Меня так и подмывало спросить, о чём он думал. Наша история близилась к концу, и в воздухе чувствовалась некая торжественность. Сложно объяснить, но я думал о моменте, когда мы сможем не вспоминать о случившемся. Если получится, то прекратятся бесконечные слушания, разговоры о Ребекке и её убийствах. Прокурор больше не будет обвинять нас, Алекс не будет защищать, мы станем обычными людьми, детьми Нью-Йорка. Дерзкими, но незаметными в общем потоке личностей. Больше никаких авантюр, расследований и инициатив, буду ходить на работу и радоваться рутине.       Если только нас оправдают. Пожалуйста, пусть нас оправдают.       Когда присяжные вернулись на свои места и судья спросил, какой вердикт они вынесли, я схватил Кима за рукав пиджака. Так мы и стояли, пока члены жюри проходили процессуальные процедуры. Всё было неважным, кроме одного слова, и я наконец расслабился.       Уже ничего нельзя изменить, просто смирись.       Смирись, Энди.       — Оправданы.       Смирись с тем, что ты на свободе.       Ничего не желал слышать больше, чем одно определённое слово в данный момент. Алекс вскочил на ноги и попытался меня обнять, но я не устоял и повалился обратно на скамейку. Оправдан, не виновен, чист. Так, давайте вернёмся к фактам: это было справедливое решение. Ребекка первая начала играть с нами в кошки-мышки, когда убила Кристофера; мы выполнили свой долг перед другом. Но я не хотел её убивать в тот вечер и Ким не планировал убийство. Кажется, это даже не мои мысли, просто Алекс их слишком часто повторял.       Когда я хотя бы немного совладал с эмоциями, я прижал к себе Кима, второй рукой обнимая Алекса. Мы стояли втроём и не могли отпустить друг друга, пока присяжные, судья и команда прокурора уходили со своих мест. Мы выиграли в поединке с Химиком.       — Я же говорил, у них не было даже шанса.       — Спасибо, Алекс.       — Спасибо, брат.       Мы вышли из суда, улыбаясь во все тридцать два; журналисты столпились вокруг Алекса, он спровадил их фразой «Комментарии позже». Шум массмедийной тусовки почти оглушал. Когда мы сели в машину, Алекс велел водителю ехать в Сохо — нам предстоял шикарный банкет на троих в честь победы. Адвокат уже позаботился о том, чтобы в доме Кима нас ждала пицца, алкоголь и много мороженого. Он повернулся к нам, сидящим сзади.       — Ким и Энди, я хочу, чтобы вы поняли — осуществлять возмездие гораздо эффективнее при помощи судебной системы, какой бы несовершенной она ни была. И удобнее это делать, когда ты сам не сидишь на скамье для подозреваемых, ясно? В таком случае не приходится отвлекаться.       Мы переглянулись, не понимая, о чём речь.       — Читайте. — Он передал газету со статьёй на первой полосе «Химик вновь среди нас?».       Я открыл рот от шока; Алекс потянулся, чтобы закрыть мне его, и я щёлкнул зубами.       — Ещё одна жертва, снова записка.       Нет, нет, нет.       Я посмотрел на дату, когда был отпечатан выпуск. Он оказался вчерашним. Зря мы решили абстрагироваться от информационных потоков. Наверняка в игру включился один из её последователей. Из числа тех, что хотели нас убить. Я дал себе обещание не думать об опасности, исходившей от её последователей хотя бы первый день. Ага, держи карман шире.       О, чёрт.       — Подражатель? — осведомился Ким.       — Ну не восстала же она из мёртвых, в самом деле.       И они рассмеялись. Ким обнял меня одной рукой, так и оставив газету на колене. Никто не сказал, что с ней делать. Никто не заговорил об этом. Мол, ерунда. Признаться, мне и самому было сложно проникнуться ощущением опасности: в венах играл адреналин — я только что избежал тюремного заключения, рядом сидел мой горячий парень, а впереди наш спаситель.       — Вам нужно открыть собственное детективное агентство. Я даже знаю, как оно будет называться, — разглагольствовал Алекс. — Детективное агентство «Даймлинн», звучит!       — О, заткнись уже.       — Нет, ты подумай, Ким. Клиентура у вас появится сразу.       — Просто помолчи.       — А Энди что скажет?       — «Даймлин» звучит не так уж и плохо, — ответил я.