Иголки омелы

Часть первая *** Привокзальный воздух всегда пахнет по-особенному. Дикая смесь запахов масла, раскаленного железа, грязных стекол и отсыревшего щебня причудливо перекликается с ароматом ожидания, который окрашивает пространство вокруг тебя в нужный цвет. Если ты ждешь, то вдыхаешь этот химически дополненный кислород с чувством трепетной легкости — так пахнет приближающееся счастье. А если не ждешь, то ядовитый газ опускается на стенки легких тяжелым слоем принятия. Так пахнет данность, ошибочно принятая за счастье. Невилл жадно вдыхал густой пар, пытаясь успокоить свое неподдающееся дыхание. Сердце стучало так сильно, что его бит отдавался на губах, которые Лонгботтом периодически зажимал между зубами. Невилл ждал; ждал уже давно, с того самого двадцатого декабря, когда отправил выращенный собственными руками росток омелы международной совой в призрачный Прованс. С того вечера прошло уже сто тридцать два дня, и каждый из этих дней он жил в ожидании чего-то, что Полумна в свойственной ей прямой манере назвала бы чудом. Невилл же в своей голове называл это словом попроще. «Взаимность». Все началось спонтанно. Если бы кто-то сказал ему, что когда-то сам профессор Травологии Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс увлечется бульварным чтивом, мистер Лонгботтом рассмеялся бы ему в лицо. Он и его друзья (читай, Гарри и Гермиона) не переносили эту беллетристику с того времени, как Рон крутил роман с глупышкой Лавандой. Та любила оставлять эти книжонки в гостиной, Мерлин знает зачем. Может, чтобы мальчишки увидели, что она уже взрослая, или чтобы почерпнули для себя что-то новое, романтичное, а может просто потому что была крайне забывчивой и невнимательной. Гриффиндорцы и правда узнали для себя две важных вещи: Рон был обречен, а все девчонки чокнутые, если им это нравится. С того памятного цитирования опуса под названием «Лавина желаний» прошел не один год, но Невилл все так же тщательно обходил стороной длинные полки книжных лавок с яркими зазывающими обложками. А бывал он там не так уж и редко. Сначала для новых знаний — после окончания Хогвартса он несколько лет наращивал багаж знаний касаемо тонкого искусства травологии. Профессор Стебль, будучи уже в преклонном возрасте, еще на пятом курсе признала в неуклюжем студенте будущего приемника и основательно взялась за его подготовку. Какие-то книги он находил в библиотеке школы, какие-то приходилось покупать в лавках, а некоторые даже заказывать из других стран, дабы быть в курсе всех последних веяний и исследований. После вступления в должность преподавателя у мистера Лонботтома было достаточно средств и знаний чтобы совмещать преподавательскую и исследовательскую деятельность, и тут уже самого юного профессора начали печатать в таких уважаемых изданиях как «Травология сегодня» и «Мир колдогранома». Его работы о модифицированной пересадке молодых мандрагор и прикладном лечении стволов волшебных яблонь в равной мере стали прорывом и в научной, и в сельской среде. Бабушка Лонгботтом, будучи в овощном магазинчике, гордо сравнивала яблоки на прилавке со своими, выращенными на заднем дворе, каждый раз благодаря Мерлина за талант своего внука. Спустя еще пару лет в печать вышла его совместная работа с Гермионой. Ломая все ожидания, после Войны мисс Грейнджер занялась трансфигурацией, сначала как помощник директора Макгонагалл, а потом и вовсе как ее последователь. Они вошли в состав преподавателей с разницей в год — Гермиона позже, потому что магические разводы решаются гораздо дольше маггловских, даже если у пары не было детей, — и на волне подчеркнутого одиночества начали работать вместе, не забывая про собственные проекты. Работа произвела фурор в научном обществе: молодые ученые решили замахнуться на закон Гэмпа, а точнее на его исключение в виде еды и, ко всеобщему удивлению, им удалось его обмануть. Прикладная магия Невилла с его настоями, сыворотками и экстрактами вкупе с талантом Гермионы сделали невозможное возможным: подумать только, обычное зернышко пшеницы, вымоченное в ускоряющем рост растворе и нужным заклинанием трансформации превращалось в сдобную, пышущую жаром булку! Неудивительно, что они начали издаваться. Сначала в журналах как исследователи, затем как авторы учебников. И Невилл каждый раз чувствовал необъяснимое тепло, когда видел на зеленой обложке золотую вязь слов «Профессор Н.Лонгботтом». Однажды в среду, когда завтрак уже кончился, а обед еще даже не думал начинаться, мистер Лонботтом заглянул в Хогсмидскую книжную лавку. Приближался новый учебный год ,и пусть большинство волшебников закупались в Косой аллее, стоило позаботиться о том, чтобы учебники были и в отдаленных колдовских поселениях. Директор Макгонагалл выдала ему длинный свиток пергамента со списком нужной литературы, наличие которой стоило проверить, и Невилл медленно ходил вдоль старых полок, вычеркивая пункт за пунктом, как вдруг справа что-то упало. — Идиот! — картонка с человеческим силуэтом завопила, лежа лицом вниз. Уши Невилла резко начали краснеть, но мужчина напомнил себе, что теперь он взрослый человек, а конфузы не так страшны уже в его возрасте, и просто поднял стенд (это оказался именно он). Обошел его стороной и обомлел. На него смотрела Паркинсон. Та самая Пэнси Паркинсон, которая издевалась над ним все семь лет обучения в школе; подружка Драко Малфоя, доносчица Дружины, трусливая девчонка, что хотела сдать Гарри Волдеморту в битве за Хогвартс. Невилл наклонил голову вправо и рассматривал изменившееся за десять лет лицо: губы стали полнее, но не слишком; нос, который в школьные годы подпортил хозяйке жизнь, сейчас был мило вздернут, но не настолько ,чтобы дразнить Паркинсон «мопсом»; волосы черными волнами спадали на плечи, отчего кожа девушки казалась светлее, чем была раньше. — Откройте для себя новый мир, — зачарованное изображение внезапно мило улыбнулось. Невилл увидел, что в руках нарисованная Паркинсон держит книжку. Беглый взгляд на обложку сразу дал понять, что это — очередная чушь. Красавица в средневековом платье, с оголенными плечами, в окружении гипертрофированных кувшинок-маслениц, которые почему-то были с зубами, призывно поднимала руку и смотрела вдаль. Завершали эту картину горящие закатным блеском буквы «Пэнс Паркин. Заря терновницы». Брови Невилла поползли вверх. — Серьезно? — пробормотал он сам себе. Уже сделал шаг в сторону, чтобы направиться к другому стеллажу, но тут что-то его остановило. Что-то, что потом Гермиона классифицировала как любопытство, когда случайно увидела корешок опальной книги на столе у друга. — Ну и как? Марлен уже выбралась из плена? — Лонгботтом лишь удивленно уставился на коллегу. Его большие глаза и красные уши рассмешили мисс Грейнджер еще больше, и Невиллу пришлось терпеливо дождаться, пока она отсмеется. — Не обижайся, но вид у тебя был очень комичный. — Откуда ты знаешь как зовут героиню? — О, я уже прочитала книгу, — Гермиона удобно устроилась в одном из ушастых кресел и вытянула ноги в сторону камина. Летом в Хогвартсе было тепло, но Невилл исправно каждый вечер разводил огонь, и Грейнджер не могла не признать, что это придавало сумеркам очарование. — Мне, знаешь ли, стало интересно, что мисс Паркин, не блистающая талантами в юном возрасте, могла написать в таком объеме, что выпустили аж четыре книги. — Четыре? — воскликнул удивленно мистер Лонгботтом, впрочем, не прекращая разливать ароматный чай по фарфоровым кружкам. — Да-да, четыре. И это еще не конец, если верить анонсу следующих книг, — Гермиона благодарно приняла чашку и с удовольствием вдохнула ежевичный пар. — И как тебе? — Невилл оставил пузатый заварник и сел напротив, удобно пристраивая свою чашку на коленке. — Знаешь, неплохо. Кровь из глаз у меня не потекла, — девушка фыркнула, вспомнив, как бывший муж однажды написал ей письмо на день рождения. — Истории банальны, но не до ужаса. Герои не картонные, чувства реалистичные. Но только, — она прервалась чтобы сделать глоток, — ты не замечал, что у нее все персонажи словно списаны с нашей жизни? Тот же Майкл Лаврье вылитый Снегг! Невилл подозрительно поднял на нее глаза. — Так же ненавидит людей? — И это тоже. А еще он одинокий педагог, воспитывающий сына своей возлюбленной от другого мужчины, любящий черные плащи и длинные грязные волосы. — Однако, не замечал. — А еще там есть Малфой-старший. — И кто же? Гермиона хихикнула. — Мадам Орасто. Невилл подавился чаем. — Но у нее же дочь! — Именно. И юная Ариана влюблена в сиротку, которую опекает тот самый одинокий педагог, — мисс Грейнджер уже смеялась в открытую, наблюдая как образы и аналогии складывались воедино в голове друга. — Видимо, Малфои слишком ее достали, раз она сделала их почтенными леди. — Теперь я буду читать эту книгу, а перед глазами будет Малфой, рыдающий от неразделенной любви к Гарри, — Лонгботтому стало смешно. — Ну, уж лучше так, чем Рон, поющий серенаду директору. — Которому? — А какая разница? В тот вечер комнаты профессора Лонботтома впервые слышали столько искреннего смеха. Задавшись целью найти всех своих знакомых, они отлевитировали остальные книги из покоев Гермионы и с каждым новым персонажем веселье набирало обороты. — Скажи мне, — вытирая мокрые от слез глаза, сказал Невилл, — а мы тут есть? — Пока нет. Хотя, может я пропустила? — Грейнджер взлохматила волосы и глубоко вздохнула. — Себя же всегда сложнее увидеть. — Ну, тогда, если ты не против, я одолжу у тебя сей чудный опус?