***
Шут знает, зачем он к ней пошел. Повиниться? Обнадежить? Порыдать на груди? Чтоб она у него порыдала? Что-то ему подсказывало, что не будет ни первого, ни второго, ни третьего, и уж тем более четвертого. Солона Амелл не плачет. Также он совершенно не был уверен, что его вообще к ней пустят. Если в дежурстве Гай, или Драсс, или Мохнатый Билл — достаточно будет захватить бутылку самогона. Кромгайна можно подкупить. Но остальные… Он знал одно: он никогда себя не простит, если хотя бы не попробует. В этом и старый, и новый Алистер сходились. Ему повезло: в каморке надзирателей резались в карты Мохнатый Билл и новобранец, которого привели к ним около месяца назад, его имени Алистер не запомнил. — Что, к своей ведьме пришел? — заржал Билл, не успел Алистер раскрыть и рта. — А как же угощение для старины Билла? Рот-то пересох! Алистер подмигнул и передал ему бутылку. Билл вытащил пробку, понюхал, цокнул языком. — Задница Маферата! Малышка Кати делала! Плеснул немного самогона в кружку. Новенький не возражал, и тоже жадно смотрел на бутылку. — В конце коридора сидит, — наконец сказал Мохнатый Билл, сделав солидный глоток. — Иди к своей ведьме. А мы тут, — он снова заржал, — постараемся не подглядывать. Амелл сидела на койке, сложив руки на коленях. Что-то в ее позе было странным. — Пришел сплясать ремигольд? — вместо приветствия спросила магесса. — Что? — опешил Алистер. — Не помнишь уже? — усмехнулась она. — Ты обещал, что спляшешь. Ах да. Там, на болотах. Глупая была шутка. — Только тебе. И только если платье будет красивое, — улыбнулся он. Она пожала плечами. — Ты без доспехов, в одном гамбезоне. Вот я и подумала… Точно, он же и забыл, что уже два дня как снял доспехи храмовника и ходит в обычной одежде — желая показать, что больше не принадлежит Ордену. Амелл встала и подошла к решетке, и тут он наконец увидел, что было странно в ее позе: руки связаны крест-накрест. Так храмовники связывают малефикаров, чтобы те не резали запястья. Но Амелл не была малефикаром. Да, ее обвинили в пособничестве магу крови, но по словам Кэррола выходило, что сама она запрещенной магией не пользовалась, даже когда их поймали. — Зачем тебя связали? — тупо спросил он. — А ты как думаешь? Отыгрываются за сбежавшего Йована. Алистер был, конечно, хреновым храмовником, и часто нарушал правила, но Кодекс Ордена знал наизусть. Это было незаконно. — Сейчас схожу за ножом. Он был уверен, что Мохнатый Билл возражать не станет. А если станет — Алистер пригрозит рассказать обо всем Грегору. — Погоди. Раз ты туда уже идешь… — она хотела сказать что-то еще, но почему-то замялась. — В чем дело? — Мне нужны… — она снова замолчала, смущаясь. — У меня лунные дни. Но мне не дают даже полотна. Говорят, малефикарам не положено. — Мудачье! — Алистер заорал и со всей дури ударил стенку кулаком. Когда он вернулся, то первым делом разрезал ей веревки, а затем передал нужное. Отвернулся деликатно, все еще злясь. Надо было этим сукиным детям паленого самогона подсунуть. Или слабительного подсыпать. Они-то не поймут, зато ему станет легче. Она вернулась обратно к решетке, шурша подолом синей робы по полу, усыпанному полусгнившей соломой. Коса растрепалась, щеки грязные, но в остальном Амелл держалась хорошо. — Когда тебя отправляют? — зачем-то спросил он и тут же обругал себя: отлично, дружище Алистер, знаешь ты, как поддержать беседу. — Послезавтра. Она шмыгнула носом, и начала переплетать косу: Амелл не любила, когда в волосах был беспорядок. — Так почему ты не в доспехе храмовника? — напомнила она. — За неуставные отношения, насколько понимаю, тебя уже наказали. Или ты успел сделать что-то еще, за что тебя решили совсем выгнать из Ордена? Он сглотнул. Надо ли ей говорить? Да и как такое сказать? Амелл, ты отправляешься в самую страшную тюрьму Тедаса, а я теперь — член древнего таинственного Ордена? Прекрасные слова напоследок. Но солгать ей — сейчас — было бы еще хуже. — Почти. Меня призвали в Серые Стражи. Амелл посмотрела на него с сомнением, не зная, шутит он или нет. — Чистая правда. В Башню Кинлох пришел Дункан, Командор Стражей Ферелдена, знаешь ведь? Был турнир. Я продул Бейлору, но Дункан почему-то все равно взял меня. Она промолчала. Он тоже замолк, не зная, что еще сказать. — Стражей считают благородными рыцарями, спасающими людей от ужасных чудовищ, — сказала она наконец. — Есть очень красивая легенда о том, как они спустились с неба на белоснежных грифонах и спасли королевство от Мора… — Амелл, грифоны вымерли. — Это сказка, — возразила она. — А жизнь, конечно, другая. Без грифонов, без благородных рыцарей, зато с малефикарами, некромантами и порождениями тьмы. Поэтому и нужны… такие, как ты. Этот Дункан, видимо, хорошо разбирается в людях. От осознания несправедливости момента подкатила тошнота к горлу. Она, осужденная магесса, в тюрьме, без надежды на светлое будущее — поддерживает его. Он очень хотел сказать что-то, но… что он ей скажет? Амелл, ты ошиблась, я трус, слабак и глупец, и Дункан взял меня из жалости? Он прислонил лоб к решетке, запустил пальцы сквозь прутья, и зачем-то погладил ее по щеке, чувствуя злость и бессилие. До него вдруг дошло, что он больше не увидит ее. Никогда. Она задрожала и закрыла глаза. В какой-то момент он подумал, что сейчас, наверное, она заплачет, но нет, из нее рвались не слезы. — Не вини себя, — наконец сказала она, каким-то не своим, незнакомым ему голосом. — Я такой родилась. Я маг. Опасна для других, опасна для самой себя. На мне словно метка, я чувствую ее, она — часть меня. Я… притворялась все это время. Легко быть сильной, когда искушений нет. А когда появились, сразу же и поддалась. Я слаба. Меня и вправду нужно… спрятать. Ему захотелось заорать. Амелл, что с тобой сделали? Ты любила свою магию, ты гордилась своей магией! Видеть тебя такой — еще не сломленной, но уже смирившейся — было невыносимо. — Но теперь уже недолго, — продолжала она все тем же странным голосом. — Моя сказка уже рассказана, Алистер. А твоя только начинается. Иди. Я не люблю долгих прощаний. Он понял: или он разворачивается и уходит прямо сейчас, или не сможет уйти вообще. И он пошел. Ничего не видя перед собой, на негнущихся ногах, стараясь не вспоминать ее последние слова, зная, что будет помнить Амелл совсем иной — гордой, злой, сильной, с ледяным взглядом.***
До его отбытия из Башни оставался всего один день. По-хорошему, надо было бы проставиться, но никого из Ордена Алистер видеть не хотел. Впрочем, был один человек, с которым он бы хотел поговорить. Резерфорда он нашел на берегу озера, недалеко от входа в Башню, что само по себе было необычно. Бывший опекун Амелл редко бывал на воздухе, и даже в свои свободные дни предпочитал заниматься каким-нибудь делом. Теперь же храмовник сидел на скамье и смотрел на водную гладь. Завидев Алистера, он не выказал удивления, словно бы ожидал его появления, и пригласил сесть рядом. Какое-то время они молчали. Между ними возникла та самая тишина, которая красноречивее всяких слов. — Удалось с ней поговорить? — наконец спросил Резерфорд. — Да. — Что она сказала? — Что не любит долгих прощаний. И чтобы я не винил себя. Каллен горько усмехнулся одними краями губ: — Похоже на нее. Они снова замолчали. Алистер думал, что застанет Резерфорда в раскаянии, печали, ярости… но храмовник казался спокойным, хоть и грустным. — Резерфорд, я всегда был хреновым храмовником, но ты дело другое. Ты разве не переживаешь? — не выдержал Алистер. — Что плохо исполнил свой долг? Недоглядел? Что на тебе вина за все случившееся? Он ожидал, что Каллен повинится, или будет оправдываться, но… — А что такого ужасного сделала Амелл? Она не прибегала к магии крови или другой запрещенной магии. Не употребляла магию во вред другим, даже когда ее поймали. Не вызывала демонов, не стала одержимой. Не контролировала ничей разум, не подставляла и не предавала никого. Она просто хотела помочь другу избежать участи, которую считает страшной. На ее месте мог оказаться кто угодно. Не маг тоже. — То есть, ты хочешь сказать, что Амелл невиновна? — с удивлением спросил Алистер. — Я такого не говорил. Она все-таки помогла малефикару и несколько раз нарушила правила. И с Йованом, и с… с тобой, — добавил он, смутившись. — Правила существуют не просто так, Кодекс Ордена придуман не на пустом месте. Маги опасны. Храмовники должны защищать обычных людей от магов, как и магов от самих себя. Мы должны быть спокойны, беспристрастны, объективны. Но одно дело, когда маг режет себе вены, чтобы подчинить разум другого для своих целей, или оживляет трупы, или вызывает демонов. И совсем другое, когда… Словом, она ведь пыталась защитить друга. Резерфорд помолчал, а потом продолжил: — Ее трудно в этом винить. Йован остался ее единственным другом, с тех пор, как Сурану усмирили. — Она рассказывала. За что ее усмирили? — Сурана сама попросила, очень боялась Истязания. Амелл, правда, отказывалась в это верить. Ну и вот — Усмирение уже забрало у нее подругу, а теперь Ирвинг хотел забрать еще и Йована. Больше у нее никого не было. Я бы очень хотел, чтобы она не пыталась ему помочь. Но Амелл поступить иначе не могла. Она такая… да ты и сам знаешь. Алистер кивнул. — Мы не приветствуем личные союзы магов, — продолжал Резерфорд, глядя на водную гладь, — стараемся, чтобы их не было, а связь с храмовниками — вообще серьезный проступок. Я знаю, откуда взялись наши правила, знаю, почему они такие. Но обвинять кого-то в том, что он захотел близости, или захотел защитить кого-то близкого, тоже не могу. Это… как сказать?.. бесчеловечно, что ли? Разве маги — не такие же дети Создателя? Алистер слушал внимательно со все возрастающим удивлением. — Не ожидал таких слов от тебя, Резерфорд, — наконец сказал он. — Думал, ты будешь… Ну, не знаю… — Что сказать? Я не такой уж хороший храмовник, Геррин, как тебе кажется, — покачал головой Каллен. Алистер подумал, что все совсем наоборот. Что Резерфорд, возможно, даже слишком хороший храмовник. Но озвучивать это вслух не стал. Зачем? Каллен нервно потер затылок, помолчал, а потом спросил, смущаясь и краснея: — Геррин, можно спросить… ммм… не то чтобы из праздного любопытства… но хочется прояснить… — Про меня и Амелл? — перебил его Алистер, усмехнувшись. — Да. Вы действительно тогда… или… Когда у вас началось? Амелл послезавтра увезут в Эонар, у него самого завтра наступит новая жизнь. Врать уже не было смысла. Наверное, потому Резерфорд и спросил. — Еще там, на болотах. И, поверь мне, никаких таких намерений в начале у меня не было, да и у нее. Мы были слишком заняты тем, чтобы остаться в живых. Помню только, что в какой-то момент мне очень сильно захотелось ее поцеловать, а дальше как-то само собой все случилось. Знаешь, ты будешь смеяться, но мне иногда кажется, что нас как будто… свел кто-то сверху. Воспоминания о тех нескольких днях, проведенных на болотах, вспыхнули перед глазами. — Кровь и сопли Андрасте! — выдохнул Алистер с горечью и злобой. — Если бы она не была магом, если бы я не был тем, кто я есть, если бы был другой мир, другое время… В груди полыхнуло, словно бы кто-то разбередил рану, только-только начавшую заживать. Он замолчал. Словами и сожалениями ничего не изменишь, дружище Алистер. — Но ты теперь станешь Серым Стражем, — задумчиво сказал Каллен, обдумывая что-то свое. Какое-то время они сидели молча, а затем Резерфорд встал. — Мне нужно кое с кем поговорить, — сказал он и, попрощавшись, ушел. Алистер сидел и смотрел на воду озера, и ему отчаянно хотелось лириума, точнее, успокоения, который он приносил. Можно было бы переплыть озеро, пойти в «Избалованную принцессу» — у тамошнего хозяина всегда была припрятана пара зелий для храмовников, которым было мало… для таких храмовников, как он. Эта мысль неприятно полоснула. До сих пор ему почему-то не приходило в голову, что он зависим, ему казалось, что должна пройти еще пара лет, а так-то он может бросить, когда хочет… Но нет, дружище Алистер. Не обманывай себя. Церковь все-таки посадила тебя на свой крючок. Уязвленная гордость смешалась с ненавистью к Ордену и его порядкам. Алистер стиснул зубы и пообещал себе больше не принимать лириум. Он и так слишком долго был марионеткой Церкви. Хватит с него. Он сидел там, погруженный в мысли и воспоминания, пока не начало клонить в сон. Тогда он подумал, что надо бы вернуться в казармы, но пребывать в стенах Башни совсем не хотелось. И он заснул прямо на скамье. Проснулся на рассвете, замерзший, но бодрый. Прошел в свою комнату, собрал вещи в дорогу и надел новый доспех, который купил вчера — пластинчатый, из жесткой кожи, намного легче доспехов храмовников. Вернулся в зал для приемов посетителей, последнее перед выходом помещение Башни. Дункан уже был там, а также Ирвинг и Грегор; последний явно страдал от похмелья. — Ты уже пришел, хорошо, — своим удивительно успокаивающим и мудрым голосом сказал Страж-Командор. — Подождем второго рекрута. Второго?.. Прежде чем он сумел задать вопрос, дверь, ведущая в комнаты магов, распахнулась, и оттуда вышла Амелл, сопровождаемая Мохнатым Биллом. С короткими, обрезанными выше плеч волосами, в серой неприметной робе. На лице все та же маска спокойствия и уверенности. Солона Амелл не плачет. Солона Амелл не просит. Солона Амелл принимает то, что ей положено по праву. Он смотрел на нее во все глаза, как будто на чудо, сотворенное Создателем; по сути это и было чудом. Медленно, еле-еле, до него дошло: Амелл — тоже рекрут Серых Стражей. Она не отправится ни в какой Эонар и не сгниет заживо в каменном мешке. Она сегодня, буквально через несколько минут, на законных основаниях покинет Башню и не вернется в нее никогда. И, что самое важное, они покинут Башню вместе. Дункан провозгласил официальный призыв и дал еще несколько минут, чтобы они могли попрощаться с близкими и друзьями — возможно, они видят их в последний раз в жизни. Ему самому прощаться было не с кем, а Амелл подошла к Ирвингу. Алистер подумал, что она хочет попросить у него прощения. Но у магессы было на уме совсем иное. — Первый Чародей, — сказала она тихо и твердо. — У меня есть основания полагать, что засаду на болотах, в которую мы попали, спланировали. И спланировал ее маг Корвин, который каким-то образом связался с тевинтерскими магистрами. — Что? — брови Ирвинга сошлись на переносице, то ли от возмущения, то ли от удивления. — Это серьезное обвинение, девочка. У тебя есть доказательства? — Честно скажу, что прямых нет. Но я знаю, что Корвин втайне увлекался некромантией, а его сестра возглавляет торговый дом в Вольной Марке, и ей бы не составило труда выйти на кого угодно. Я бы рекомендовала поднять его переписку. — На чем основаны твои подозрения? — Корвин очень странно вел себя во время боя. Почему-то побежал в лоб на противника, владеющего магией крови, хотя здравый смысл подсказывал, что лучше бы ему было остаться под защитой храмовников. Затем маг, который мог бы его убить, почему-то всего лишь наложил «Демоническую ловушку». Также я подозреваю, что в заговор был включен и храмовник сэр Мэвис, по своей воле или вынужденно. Именно он решил свернуть с Северной дороги, именно он вывел нас на место засады, именно его действия спровоцировали нападение. Если бы не Алистер, нас всех не было бы в живых. — Так, — проронил Ирвинг в своей обычной стариковской манере, — позволь спросить: когда ты собиралась мне об этом рассказать? И собиралась ли вообще? Амелл пропустила оскорбление мимо ушей и спокойно ответила: — Раньше у меня не было времени и желания обдумать случившееся. А в тюрьме времени было много. Либо мои подозрения верны, либо мы имеем дело с невероятным, чудовищным совпадением. Решайте сами, Первый Чародей. Теперь проблемы Круга меня не касаются. Она подошла к Дункану и сказала, что готова. Алистер смотрел, как открываются толстые, окованные сильверитом ворота Башни — ворота, за которыми лежал остальной Ферелден — и подумал о сказках. Как там говорила Амелл? Эта сказка уже рассказана? Что ж, ему не терпится узнать, как сложится новая.