Первые в своем роде

      Аппарируя из дома на Тисовой улице, Дамблдор даже не задумался над такой вещью, как тайна личной жизни. Имея исключительную привилегию перемещения внутри защитных барьеров школы, директор Хогвартса вышел из аппарационного вихря сразу в личных покоях нужного ему сейчас мага — Северуса Снейпа. Единственной дозволенной поблажкой было то, что появился он не в спальне (где находился бы каждый уважающий себя человек глубокой ночью), а в гостиной. Альбуса извиняло то, что дело, из-за которого он явился, имело приоритет особой важности.       Осветив комнату, старец устало опустился в хозяйское кресло у камина; запас сил, выторгованный зельями, практически истощился, а сделать еще нужно было многое. Например, попросить Северуса пополнить запас этих самых зелий, так неудачно разбитых по неосторожности. Дамблдор не направился будить своего шпиона потому что точно знал: тот уже в курсе позднего визитера; иначе был бы плохим шпионом — то есть давно мертвым.       — Альбус, — знакомый голос застал на секунду расслабившегося старца врасплох; тот абсолютно не слышал, как Снейп вошел в комнату, — чем обязан?       Ничто не могло выдать то, что еще минуту назад Северус спал: полностью одетый и абсолютно собранный, он твердым шагом прошел к камину и остановился у второго кресла, не спеша садиться в него. Зельевар не был рад позднему визиту, но внешне оставался абсолютно спокойным, не давая даже намека на свои истинные мысли. Он также понимал, что просто так — по пустякам — Дамблдор не стал бы врываться к нему в покои.       — Северус, Гарри пропал, — старец не стал ходить вокруг, да около, сразу переходя к сути, что было редкостью. Только те, кто знал Альбуса достаточно хорошо — как Снейп — понимали, что он оставляет в стороне свою тягу к таинственности и недоговоркам, когда речь идет о чем-то важном.       — Темный Лорд? Вы подозреваете его? — Снейп моментально уловил главное, безошибочно определив причину, по которой Дамблдор направился сразу же к нему, не созывая Орден Феникса. Вряд ли бы директор явился так среди ночи, реши подросток поиграть в бунтаря и сбежать из дома в поисках приключений (а то, что Поттер любил приключения — было едва ли не всеобщеизвестным фактом).        — К сожалению, да, — призвав пустую колбу, Альбус прислонил палочку к виску, вытягивая серебристые нити, и осторожно опустил их в стеклянный сосуд. — То, что удалось выяснить, — пояснил директор, передавая свои воспоминания. — Узнай, у Волдеморта ли Гарри. Вернуть его нужно любой ценой — жизнь мальчика слишком ценна для нас, — Дамблдор не кривил душой ни на йоту. — И будь предельно осторожен: не дай заподозрить, что мы что-то знаем… или что у нас что-то произошло, — добавил он после короткой паузы, — на случай, если мои догадки не верны.       Приняв из рук старца фиал, светящийся ровным голубым светом, Снейп неуловимым движением спрятал его во внутренний карман мантии. Омут находился в прилегающем к личным покоям кабинете, и просматривать воспоминания зельевар предпочел бы без свидетелей. Ловкие пальцы действовали так быстро, что даже наблюдая за своим шпионом, Дамблдор едва мог вызвать в памяти момент, когда голубое свечение скрылось с глаз.       — Если Лорд захватил мальчишку — он будет занят его пытками, а не разговорами с Внутренним Кругом. Вы же знаете, как сильно он желал захватить Поттера, — Снейп излагал факты отстраненно и сухо, и лишь остановившийся на месте взгляд мог выдать крайнюю задумчивость своего хозяина; или же его хозяин намеренно хотел, чтобы эту задумчивость видели. — И если Поттер действительно у Лорда — до следующего собрания (когда Лорду попросту наскучит) он может не дожить. Я был в Крепости два дня назад, и причин появляться без вызова так скоро — у меня нет. Более того, это может вызвать ненужные нам подозрения. Разве что я мог бы поинтересоваться у Лорда необходимостью в моих услугах зельевара, ведь я буду какое-то время отсутствовать в стране. Вы ведь в срочном порядке отправляете меня на ежегодную Конвенцию зельеваров? — черная бровь выразительно изогнулась, а внимательный взгляд переместился на сидящего в кресле старца.       — Ее посещение так важно?       — Конечно, ведь на ней будет обсуждаться новая концепция преподавания курса зельеварения. А после проверки компетентного министерского специалиста, — на этой фразе Снейп позволил себе выразительно скривиться, — и неоднократных замечаний Министерства вы решили модернизировать учебный план на предстоящий год.       — Однозначно, — влился в своеобразную игру Дамблдор, позволяя легкой улыбке поселиться в уголках глаз, — мы не можем игнорировать наше уважаемое Министерство. Время идет вперед и нужно двигаться вместе с ним. Разумеется, Северус, посетить Конвенцию необходимо. И все дела тебе необходимо завершить…       — Завтра. Чтобы успеть прибыть вовремя в Бостон и зарегистрироваться для выступления.       Вместо ответа Альбус только согласно кивнул зельевару, пережидая короткую вспышку мигрени, поселившейся где-то в висках заунывным скрипом. Ощущения легкой усталости постепенно перетекали в болезненное недомогание — зелья прекращали свое действие, и угрожали совсем скоро превратиться в полноценную агонию. Круциатус не даром был запрещенным заклятьем — едва ли от него и его последствий существовало больше защиты, чем от той же Авады. И если директор хотел завершить разговор на более-менее «трезвую» голову — ему следовало поторопиться с этим.       Чуткий взгляд Снейпа сразу же уловил изменения: от него не укрылись заблестевшие глаза, забившаяся в седых висках жилка и опустившиеся плечи Дамблдора, вопящие во все голоса о смертельной усталости и слабости. Но тот явно не собирался делиться с зельеваром своими секретами, пытаясь держаться до последнего, а зельевар не спешил с расспросами.       Усилием воли поднявшись из кресла, Альбус привычным жестом (но чуть более дерганым, чем обычно) огладил свою бороду:       — Я свяжусь с остальными членами Ордена, чтобы они провели поиски по другим каналам. — «Но я уверен, что Поттер у Темного Лорда» — так и висело в воздухе.       — Я отправлюсь в Крепость с утра, чтобы не вызвать подозрений больше, чем нужно, –Северус еще не знал, каким именно способом будет вызнавать правду о Поттере, но уже заранее был готов к самым пренеприятным известиям. Это же Поттер — с ним всегда случалось только все самое пренеприятное, и этот мальчишка имел просто феноменальную способность втягивать в это пренеприятное всех вокруг.       Уже собираясь воспользоваться камином, Альбус остановился, чтобы попросить как бы между прочим:       — У меня заканчиваются некоторые зелья, Северус. Могу я рассчитывать, что по возвращении с Конвенции, ты поможешь мне пополнить запасы? — и, дождавшись кивка, исчез в зеленом пламени.       Оставшись в одиночестве, Снейп стремительно развернулся — как мог, наверное, лишь он один — и направился в свой кабинет к Омуту памяти. Он собирался просмотреть воспоминания очень внимательно, не желая упустить ни пылинки, пролетевшей перед глазами седобородого волшебника. Если уж ему придется рисковать — зельевар хотел точно знать: на каких основаниях и насколько сильно.              

***

             Эдна смотрела на свернувшегося калачиком мальчика и не могла заставить себя сойти с места. Умом она понимала, что ей нужно двигаться, ей нужно действовать, помочь несчастному ребенку, но тело сковало потрясение. Долгих несколько минут, показавшихся вечностью даже ей самой, женщина невидящим взором раз за разом проносилась от черноволосой растрепанной макушки до грязных скрещенных ступней. Из этого состояния вывел колдомедика возвратившийся домовик:       — Зелья, которые просила мисс.       Эдна уже даже не помнила, о каких зельях идет речь, полностью опустошенная произошедшим на ее глазах насилием, но на автомате кивнула, позволяя домовику оставить свою ношу у трансфигурированной мебели и покинуть подземелья. По ее щеке споро скатилось несколько слезинок, неприятно защекотавших кожу, и волшебница отмерла, порывисто вытирая соленую влагу и начиная, наконец, двигаться.       Приблизившись к юному пленнику, Эдна быстро осмотрела его — уже осмысленно, пока так и не решаясь вновь касаться чужой кожи. Ее пальцы еще хранили ощущение дрожи и влажного тепла (и ей казалось, что хранить будут очень долго). Колдомедику хотелось верить, что к следам, синеющим на теле юноши, не имеют отношения избиения и пытки, кроме случившегося насилия. А после увиденного только верить и оставалось. О том, что мальчик — самый настоящий пленник, и был до этого на сомнительных правах дознавания «обработан» Антонином — Эдна как-то позабыла.       Влажно всхлипнув, колдомедик взяла себя в руки, и принялась рыться в принесенных домовиком зельях. Что могло сейчас пригодиться? Успокоительное? Заживляющее? Зелье сна без сновидений? На краешке койки уже выстроилась почти целая батарея аккуратно подписанных пузырьков, когда белокурую головку посетила мысль: «А подействует ли?..» Ведь с черноволосым мальчиком был совершенно особенный случай (впрочем, как часто бывало, касайся дело Гарри Поттера), и Эдна отчетливо могла воссоздать в памяти свои страх и отчаяние, когда ее пациент корчился в агонии минувшим утром, не реагируя ни на медицинские заклинания, ни на зелья. Как тогда помочь ему? Если его желудок не выдерживает, можно было бы использовать целебные мази для внешнего применения. Но вряд ли мальчик захочет чувствовать на себе чьи-то руки, пока будет в сознании. И не ждать же, когда он уснет сам! Свежие раны обработать нужно сразу же — быстрее и лучше заживут.       Увлеченная своими мыслями, Эдна не заметила, как угловатый клубочек начал мелко дрожать и полузадушенно шмыгать носом. Пальцы, покрытые бурыми разводами, сильнее стиснули острые плечи. Волна неприятия, закованная ранее в оскверненном теле, прорвала плотину страха и боли, ослабевших с уходом Волдеморта, и сейчас по-хозяйски омывала свою покинутую «темницу». Нестабильные эмоции брали верх над Поттером, забирая бразды правления в свои руки, а он даже не сопротивлялся, погруженный в себя, забившийся в самый дальний уголок своего разума, где до него не могли достать цепкие пальцы опасного мага. Гарри просто не мог поверить в произошедшее. Это все неправда. Не его похитили из дома (хоть и нелюбимого, но единственного, который он знал), не его пытали в этой камере, пытаясь что-то вызнать (потому что это что-то — не было его тайной), не он давал то интервью в газете и не его сейчас… истязал Темный Лорд. Просто потому, что так не может быть. Не могло быть в том мире, в котором Поттер жил до недавнего времени — справедливом мире Света.       Гриффиндорец скукожился — будто можно было сделать еще сильнее! — и отрицательно мотал головой, теснее прижимая колени к груди. Жалость к самому себе и боль (от причиненных страданий и разорванного в клочья достоинства) затапливали опустошенный организм и рвались наружу, буквально прожигая грудную клетку своей яростностью. Желчь подкатывала к горлу, вынуждая давиться собой напополам с рыданиями, и Гарри безропотно слушался.       — Нельзя же так! Как же можно… — чувствуя зарождающуюся в Поттере истерику, Эдна с силой выдохнула, собирая всю свою решимость, и заставила себя вспомнить, что она не сторонний наблюдатель — она колдомедик, и только она может помочь юноше. Нет, она должна помочь ему. — Гарри, — осторожно позвала Эдна, деловито обрабатывая руки дезинфицирующим раствором и набирая в ладони немного густой мази — согревать, — я — колдомедик, я хочу помочь тебе. Я сейчас коснусь тебя, не пугайся, хорошо?       Не то, чтобы она ждала ответа, но предупредить мальчика было нужно. Скорее всего, Поттер ее даже не слышал, все еще пребывая в шоке от всего случившегося, но эти успокаивающие слова и ласковый тон могли хоть как-то расположить испуганного пациента к своему целителю и не дать наделать глупостей.       Эдна знала, что самые серьезные раны сейчас у мальчика находились также и в самом постыдном для него месте. И не было никакой возможности обработать кровоточащие разрывы так, чтобы это осталось незамеченным. А потому, чтобы Поттер не взбрыкнул от неожиданности не ко времени, ему нужно привыкнуть к мысли, что его снова будут касаться там.       Невесомо устроив ладонь на остром плече, Эдна тут же ощутила, как Гарри вздрогнул и сжался, явно желая уйти от чужого прикосновения. И словно в унисон екнуло ее сердце; она будто переживала те же эмоции, что и Поттер, чувствуя за него его же страх и отчаяние, недоверие и отрицание. Не пытаясь как-то усилить касание, колдомедик стиснула зубы, на мгновение испытывая гнев, направленный на всех насильников вместе взятых и одного совершенно конкретного, и медленно выдохнула, выпуская ярость — та совершенно точно не годилась сейчас в помощницы.       — Гарри, — вновь мягко позвала она, — мне нужно обработать твои раны. Хорошо? Сначала может быть больно и неприятно, но это нужно сделать, понимаешь?       Эдна готова была проклясть саму себя за то, что нес сейчас ее язык — глупее она еще никогда себя не чувствовала. Что это вообще за убеждение такое? Она сама себе не верила, а уж ожидать, что ей сразу же поверит и доверится жертва насилия — и того глупее! Но придумать что-то лучше попросту не могла, совершенно не той была ситуация, где можно отвлекаться на размышления и выстраивать речь.       — Гарри, мне нужно, чтобы ты расслабился и не зажимался, иначе тебе будет больно.       Немного помедлив, Эдна перенесла свою руку на испещренное синяками бедро и принялась аккуратно обрабатывать тягучей мазью поверхностные повреждения, предпочитая не думать пока о том, что после придется смазывать еще и внутренние разрывы. И колдомедик была права, когда думала, что ее слова не достигают ушей шокированного ребенка. Но, пожалуй, это был как раз тот самый случай, когда она предпочла бы ошибаться.       Стоило только прикосновениям Эдны коснуться его интимных мест, Гарри тут же взвился.       Странное и необъяснимое существо — человек. Он мог тонуть в унынии и жалости к себе, оплакивать свое истерзанное тело и попранную гордость, разбитые веру, надежды, мечты, но только лишь показалась на горизонте «точка невозврата», как покорность судьбе и слабость мгновенно обращались в нечто иное: дикое, необузданное, наполненное желанием борьбы и волей к победе.       Черпая в себе эти новые силы, Гарри вслепую отмахнулся ногой от того, кто снова трогал его, даже не разбирая: попал или нет, и неловко перекатился по кровати, спускаясь на ледяной пол по другую сторону. Обхватив себя руками в защитном жесте, юноша исподлобья уставился на неясную фигуру напротив и срывающимся голосом процедил:       — Не трогайте меня, — в его ушах сейчас набатом стучал собственный участившийся пульс — ответа он бы точно не услышал, да и не хотел слушать. — Не смейте!       Стоя на подрагивающих ногах он представлял собой жалкое зрелище, и вряд ли смог бы защитить себя, если кто-то действительно захотел бы продолжить сеанс «увлекательной беседы», но для Эдны такой малости было уже достаточно, чтобы стушеваться и временно отступить. Временно только лишь потому, что как бы пленник не хорохорился, ему нужен был колдомедик. Гарри напоминал сейчас загнанного в угол зверька, готового ломать зубы, но драться за себя до последнего.       Поттера колотило и распирало. Еще бы чуть-чуть и он, наверное, растерял остатки самосохранения и попытался бежать прямо так: слепой, нагой, босой, истерзанный, не знающий дороги и — самое главное — без палочки и без малейшего представления что делать, смоги он выбраться из подземелий.       Если бы Эдна могла, она бы восхитилась упрямством, которое читалось в зеленых глазах, сверкающих из-за завесы спутанных волос. Если бы. Как говорится: «если — хорошее слово». Вместо этого ее внимание привлекли тонкие пальцы, беспокойно «перебегающие» с места на место, выдавая нерешительность своего хозяина, который не знал, что и от чего ему следует защищать в первую очередь: то ли плечи от прикосновений, то ли все ниже пояса от взглядов. Это, кстати, было хорошей новостью — значит, психика мальчика была еще не сломана окончательно и восстанавливалась даже сквозь потрясения. А Эдну же заинтересовало вот что: те самые пальцы, которыми защищался Гарри, были совершенно… целые и невредимые. Колдомедик отчетливо помнила, что еще несколько часов назад на них места живого не было, сейчас же на коже не осталось ни следа полученных от Антонина и его дознаваний ран. Сразу же вспомнилось и замечание Долохова о чудесно исцеленных ногах парня; точно так же — в короткие сроки.       — Гарри, — женский голос вновь звучал ровно и спокойно, взывая к вниманию бунтаря, — успокойся. Все хорошо. Я не причиню тебе вреда.       Гарри и не думал отвечать ничего на это. И тем более, он не доверял сладким словам незнакомки, по опыту общения с Беллатрисой зная, что волшебницы темной стороны могут быть куда опаснее и безумнее волшебников. Настороженно подобравшись, он неясным взором наблюдал за фигурой напротив, а успокаивающий жест руками воспринял будто движение палочки. Резко отшатнувшись (полностью уверенный, что сейчас в него прилетит какое-то проклятье), юноша с силой ударился спиной о стену камеры; воздух с присвистом выбился из его груди.       — Оставьте меня в покое! Я ничего не знаю! — в пронзительном голосе проскальзывали предистерические нотки; Гарри сам не заметил, как по щекам вновь брызнули злые слезы.       Эдна была таким себе знатоком душ; ей не приходилось иметь дело с жертвами жестокости и насилия. Кто бы что себе ни думал, в Крепости их Лорда никаких кровавых обрядов, жертвоприношений, оргий и прочего бесчеловечия — не происходило. А если и происходило, то она о том не ведала. Конечно, женщина не была совсем уж наивной, и понимала, что боевой отряд — не для красоты собирался каждую неделю. Не просто так проводились собрания. И не просто так звучало слово «война». Но их Лорд стремился всячески оградить своих вассалов, обычных — не боевых — магов от всего, что выходило за рамки простой размеренной жизни. И Эдна (как и многие другие) привыкла к этому зыбкому чувству безопасности и спокойствия. Колдомедик могла сколько угодно ворчать на Антонина, показывая свой якобы «характер», но этот «характер» совершенно не защищал ее от тяжести сострадания и боли участия — вечных спутников ее эмпатического наследия.       Эдна была таким себе знатоком душ. Она не знала, как себя вести с юным пленником. Но смотря в невозможно зеленые глаза, она каждой крупицей своей души чувствовала агонию, терзающую Поттера. Эта агония тяжелым камнем ложилась на сердце и будто придавливала к земле, не давая ступить и шага. Это был первый раз, когда Эдна чувствовала чью-то боль так четко и ясно; такого не было даже тогда, когда она долгие часы провела среди раненых беженцев из разрушенной деревни (а ведь женщина знала лично каждого из них, и должна была чувствовать их как себя).       — Что я вам сделал?! — срывающимся шепотом зачастил на повторе Гарри, обхватывая себя руками как можно крепче и обессиленно сползая вниз по стене. — Что я вам сделал? Почему я?..       Прерывистый всхлип, заглушенный острыми коленями, в которые согбенный мальчик уткнулся лицом, без ножа оставил на сердце Эдны кровоточащую рану. А ведь действительно: что мог сделать этот несчастный ребенок? Школьник. Сирота. О, Эдна была одна из тех, кто вырос на чтении биографии Золотого мальчика. Но она также была и одной из тех, кто знал, что верить в этой самой биографии можно, в лучшем случае, в половину из написанного в книгах и прессе. Ведь никакого героического поступка, на самом деле, и не было, как и не было в доме Поттеров их Лорда в ТУ ночь. И не было никаких побед над «Восставшим Злом», потому что не было никакого «Зла», и уж тем более «Восставшего». Отчаянно не хотелось верить, что все несчастья мальчика только лишь от того что пишут в газетах. Не хотелось верить, что их мудрый и сильный предводитель истязал и мучил ребенка (пусть хоть трижды героя пророчества) только лишь из-за гнева, вызванного языкастыми писаками.       От едва слышных глухих всхлипов, у Эдны буквально опускались руки — она не знала, как подступиться к пленнику, совершенно растеряв всю свою уверенность и силу. Но желание помочь хоть как-то страдающему юноше никуда не делось.       Осторожно, не делая резких движений и произнося заклинания почти шепотом (от Эдны не укрылось, с каким ужасом Гарри отреагировал недавно, явно решив, что в него бросят проклятие), колдомедик трансфигурировала смятую прелую солому под зажатой фигуркой в плотный ковер. Не хватало еще простуды в копилку остальных несчастий, а уж ее запросто можно было подхватить в негостеприимном холоде подземелий! Холод! Мерлин всемогущий, а ведь на мальчике не было ни нитки! И дрожь его — реакция на насилие только отчасти, он же банально замерз в этом каменном мешке! Подняв палочку, Эдна сомневалась только мгновение — ровно до того момента, как взгляд ее не попал на поджатые пальцы босых ног, а затем наколдовала прямо на пленнике теплые вещи. Она нарочно создала одежду размером больше, чтобы та не стесняла движений и ни в коем случае не обтягивала покрытую синяками кожу. Признаться честно, женщина не была до конца уверена, что на этот раз ее направленное волшебство подействует, но от того, чтобы пытаться ее ничто не удерживало.       Гарри почувствовал изменения далеко не сразу, — и тут же перекрестил ступни в мягких шерстяных носках. Сжимая пальцами до белых костяшек плотный флис наколдованной пижамы, он будто боялся, что ее могут отнять, не позволив даже согреться, и всем своим видом давал понять, что будет стоять за этот неожиданно подаренный клочок ткани до последнего. Сверкнув из-под спутанной челки влажными зелеными глазами, Гарри отчаянно ловил короткие промежутки между резкими вздохами, пытаясь выдавить из себя то, что вертелось в голове в бесконечном круговороте:       — Что вам… от меня… нужно? Я… ничего… не знаю!       И Эдна не знала, как ей ответить на этот вопрос. Потому что будь ее воля — она бы уже вывела пленника из темниц, довела до границ барьера и аппарировала мальчика туда, где ему помогут. Но, к сожалению, ее воля власти здесь не имеет. А зачем Поттер нужен их Лорду — мог ответить только сам Лорд. Единственное, что могла сказать Эдна: Гарри нужен живым. Ей же остается лишь позаботиться о том, чтобы после всего мальчик остался еще и здоровым.