Littlefingered

***

- Ты просто не понимаешь. Ты ведь никогда не был женат... - Напротив! Я был женат даже дважды, - тон его был откровенно раздраженным и язвительным, - Первый раз я женился на шлюхе. Мне тогда казалось, она меня любит, а я так просто был от неё без ума... Глупо, знаю. Но у меня есть оправдание — мне было всего тринадцать лет, я был ребенком! Второй раз я сам женился на ребёнке. Помнится, ей тоже было тринадцать. Странное совпадение, правда? На твоей сводной сестре, Сансе Старк. Эта меня точно не любила. Ненавидела меня. Только за то, что я Ланнистер. Вздрагивала и морщилась каждый раз, как я к ней прикасался. Не могу винить её за это — она была всего лишь девочкой, глупой и наивной... А теперь она замужем за твоим любовником! Как тесен мир! - Санса всегда была дурочкой, но глупой и наивной не была никогда. Петир это понял, а ты нет. Может быть, поэтому она предпочла его? Тирион Ланнистер громко фыркнул. Он был очень зол, и злость лишала его почтительности, придавала ему смелости. - Просто удивительно, правда?! - его губы искривились в презрительной усмешке, и от этого лицо его сделалось ещё безобразней, - Кажется, всё семейство Старк без ума от Петира Бейлиша! Я даже начинаю думать иногда, чем занимался наш великолепный лорд Старк, наш безупречный десница, прогуливаясь под руку с лордом Петиром по тёмным аллеям? А его благородная супруга? Возможно, что мы все были неправы, подвергая сомнению рассказы нашего мастера над монетой о том, как именно сестрицы Талли лишились невинности... Это был перебор. Он сам это чувствовал, но остановиться не мог. Он давно не говорил с королём так дерзко. А ведь были времена, когда он позволял себе открыто журить и упрекать юного сюзерена! Но в последние годы, с того самого дня, как последний выживший дракон покинул Королевскую Гавань, король изменился. Он больше не был горячим и порывистым молодым мужчиной. Весь огонь, живость, страстность, которые некогда позволяли ему вести за собой людей в, казалось бы, самых безнадёжных ситуациях, исчезли без следа. На их место пришли холодное безразличие и непреклонная решимость. Хотя внешне король выглядел совершенно спокойным и даже величественным, спорить с ним и возражать ему хотелось всё меньше — кто знает, что прячется за этим спокойствием? Со временем Тирион привык к этому, даже стал находить это удобным... Однако стоило в столицу приехать лорду Бейлишу, как всё пошло наперекосяк! Иные возьми проклятого Петира Бейлиша, желчь ему в печёнку! Король окончательно свихнулся со своим любовником, будто снова превратился в глупого мальчишку! Ну а уж сам лорд Петир ведет себя так нахально, что того гляди начнёт отдавать приказы от имени короля! Всегда был скользким типом! Просто удивительно, что никто не видел этого раньше. Хотя, конечно, Роберт Баратеон был откровенно глуп! Отец знал, отец видел всех насквозь, он никогда бы не допустил... "А разве не он отправил Петира Бейлиша в Орлиное Гнездо и благословил его брак с леди Долины?" Не так уж прозорлив и дальновиден был старый Тайвин, раз уложил Лизу Аррен в постель к Мизинцу — ступенькой под ноги его амбиций. Тирион никогда бы так не поступил! Хотя это тоже была ложь. Он лгал сам себе, и это злило особенно. Было время, когда и он считал Петира Бейлиша весельчаком и отличным парнем. Бейлиш всегда был хитрец и проныра, но так остроумен, обаятелен и умён, что общаться с ним было сплошное удовольствие. К тому же отличный собутыльник, азартный игрок и гостеприимный хозяин лучшего борделя в городе. Тирион был одним из его завсегдатаев. Нет, надо признать, все тогда относились к выскочке из Долины с добродушной и снисходительной симпатией. Сестрица Серсея даже строила ему глазки, впрочем совсем немного. А сам Тирион был не прочь посидеть с ним за бокальчиком вина, утомленный шлюхами, расслабленный и довольный, похохотать над едкими шутками мастера над монетой и послушать свежих сплетен и пикантных историй о сильных мира сего. Уж чего-чего, а этого добра о каждом клиенте Бейлиш знал предостаточно... Так было до того момента, как Кэйтлин Старк рассказала ему о кинжале и о словах Бейлиша... А потом покатилось, как снежный ком! Тирион даже удивлялся самому себе — как он раньше не замечал очевидных вещей! Бейлиш ведь даже и не особо скрывался, просто никто к нему не присматривался. А стоило! Ко всему прочему добавилось мерзкое, но неистребимое чувство — уверенность даже, — что за отравлением Джоффри тоже стоит Мизинец. Нет, сам бы он на такое не пошёл — слишком мелкая сошка, — но руку определенно приложил. Недаром же Санса Старк оказалась в его власти! А раз так, то и суд, и грозящая Тириону казнь, и побег, и все его дальнейшие мытарства — всё это было виной Мизинца, хотя бы отчасти и косвенно. Конечно, доказать было ничего нельзя, да и по-правде сказать, Серсея только и ждала случая избавиться от ненавистного младшего брата, с Мизинцем или без. Но осадок всё равно остался. А теперь вот король... Эйгон Таргариен. Джон Сноу. Уж на что парень был далёк от всякой подлости и коварства, даже простоват иногда, чересчур благороден, как его приёмный отец. И так же упрям и несгибаем. Ну что у них могло быть общего с этим слизняком?! Ничего! А вот поди ж ты — влюбился, как последний идиот! Всё забыть готов ради своего любовничка! Да куда же это годится? Сам по себе факт, что юный король втрескался не в прекрасную девицу, как ему было бы положено, а в мужчину, уже был достаточно скандален. А поначалу-то, после смерти королевы Дейнерис, Тирион было опасался, что мальчик пойдёт вразнос! Ещё бы! Красавец, воин, герой, король! Прямо Роберт Баратеон в молодости! А вокруг столько красоток, желающих юному государю угодить... А вон оно как вышло! Ну да это бы ещё пол беды! В конце концов парнишка — Таргариен, а они всегда славились неоднозначностью своих любовных предпочтений. Ну выбрал бы себе король мальчишку-сквайра или ещё кого-нибудь, смазливенького и свежего. Слава Семерым, от красавцев всех мастей замок всегда ломился. Тут тебе и гвардейцы, и сквайры, и рыцари, и слуги — выбирай, не хочу! Ублажить короля никто бы не отказался. Но Петир Бейлиш! Из всех людей! Нет, конечно, он тоже не лишён привлекательности... Импозантен, манеры имеет такие, что куда королю! Модник тот ещё! Вечно в обновке! Обаяния — более, чем нужно. Умеет где лестью, где шуткой, где услугой добиться расположения. А когда хочет, может быть совершенно очарователен! Но слишком уж мягко стелет. Тирион научился видеть его уловки насквозь! Хищен и вкрадчив, как кошка — чуть зазеваешься, сожрёт и не поперхнётся! Умён, изворотлив, алчен и амбициозен. Да просто опасен! Как Эйгон этого не видит?! Из рук готов есть у этого мерзавца! Это не просто злило — приводило в ярость! Ярость застилала глаза, лишала рассудительности. - Ваше Величество, конечно, вольны выбирать, куда употребить своё свободное время, и кого одарить вниманием... Король Эйгон громко хмыкнул. Предупреждающе хмыкнул. Лорд Тирион шёл по самому краю. - Но позвольте Вам заметить, что из всех возможных кандидатур на постельные игрушки, лорд Петир кажется мне наименее подходящей! Полагаю, бывший владелец борделя знает пару-тройку приёмов и должен быть искусен в таком деле, достаточно для того, чтобы Ваше Величество оставались довольны. Но не слишком ли много воли забирает себе Ваш наложник? Голос звенел, слова хлёстко били наотмашь. Плевать! Все границы уже давно перейдены, к чему теперь осторожничать? Главное — это раскрыть ему глаза, заставить его увидеть... - Замолчи, Тирион, - произнёс король мягко, без тени гнева. - Замолчи, прежде чем наговоришь того, о чём пожалеешь, и толкнёшь меня сделать то, о чём пожалею я. Ты был мне другом и советником все эти годы, так не разрушай же того, что ещё осталось между нами. Это было так неожиданно, что Тирион Ланнистер замолк с раскрытым ртом и уставился на короля в неверии и отчаянии. Он ждал гнева. Ответной ярости. А получил мягкий упрёк и тихую печаль в голосе. Когда это король последний раз говорил таким голосом? Да что происходит вообще?! Когда-то давно, когда они только познакомились с юным бастардом Нэда Старка, брат королевы заметил у мальчика особый взгляд. Этим взглядом, когда он думал, что его никто не видит, Джон Сноу смотрел на своих братьев — законных лордов Винтерфелла. В нём не было ни капли обиды за очевидную несправедливость его положения, ни зависти, ни горечи, ни злости, ни отчаяния, но бесконечная, щемящая нежность и любовь: тайная гордость за Робба, ласковая забота о Бране, легкое беспокойство за Риккона... Мальчик был чист, невинен и бескорыстен, и это, помнится, подкупило тогда Тириона, особенно на фоне его собственного непростого положения в семье... Таким вот взглядом Джон Сноу смотрел на него сейчас. - Ты никогда не любил, Тирион. Ты не можешь понять. Ты не хочешь разглядеть человека за маской, хотя тебе ли не знать, как калечит и ранит душу людская жестокость и несправедливость? Ты не умеешь прощать, - король поднял руку, останавливая его возражения, - Я знаю лучше тебя, что Петир Бейлиш совершил много ужасных поступков в своей жизни. Но я также знаю и причину, почему он это сделал. Когда сам прошёл через подобное, легко понять другого... Однако, он вовсе не воплощение зла, как тебе представляется. Петир слишком много страдал, это озлобило его, сделало немного чёрствым. Так же, как и тебя, как и многих других, несправедливо пострадавших. Лорд Бейлиш, верно, не самый благородный и великодушный человек, но он и не так ужасен, как ты говоришь. Он спас тебе жизнь, помнишь? И не раз спасал мою. Но даже это не важно! - он запнулся на секунду, а потом взглянул Тириону прямо в глаза и произнёс твёрдо, - А важно то, что я его люблю. Тирион Ланнистер замер. С раскрытым ртом и выпученными глазами он напоминал какую-то уж слишком безобразную рыбу, выброшенную на берег. Во всё время королевской тирады лорд Тирион едва сдерживался, чтобы не возразить ему. Все аргументы Эйгона казались ему надуманными, незначительными. Теперь же он не мог вымолвить ни слова. Он, конечно, и раньше знал, что Эйгон влюблен в проклятого Мизинца, но что он вот так открыто признает это?!.. О таком ведь не говорят! Даже если тебя застали со спущенными штанами, даже если ты всеми признанный любитель подобных утех, как например, Оберин Мартелл, о любви речь никогда не идёт. Все говорят о похоти, о наслаждениях плоти, жажде острых ощущений... Но к чему же приплетать сюда сердце? Так открыто заявлять о чувствах? Это разврату можно предаваться на глазах у всех, а любовь следует прятать подальше. Переспи со всеми служанками и гвардейцами замка, и все вокруг только головой покачают. А признайся, что безумно влюблён в свою собственную жену, и тебя сожрут с потрохами! А ведь тут речь не о жене... Тирион закрыл рот и сглотнул. - Думай, что хочешь, - продолжал король горячо, - Я люблю его, Тирион. Петир Бейлиш для меня не игрушка и не наложник. Он мой возлюбленный. И я не желаю больше слышать ни одного непочтительного слова в его адрес. Лорд Ланнистер, оправившись от первого шока, тихонько фыркнул, но почёл за благо короля не прерывать. - Я скажу тебе больше: я ему тоже не безразличен. Молчи! Ты ничего не знаешь! Что бы он ни говорил, как бы ни пытался это скрыть, не смотря даже на то, что я сделал с ним... В нём нет ни капли ненависти. Он никогда не причинит мне вреда. Он заботится обо мне, и ты сам, Тирион, был свидетелем этой заботы не раз. Я знаю, ты действуешь из лучших побуждений, тебе кажется, ты защищаешь меня. Но поверь мне, ты делаешь только хуже, пытаясь разлучить меня с ним. Король отвернулся и говорил теперь тихо, глядя куда-то в сторону, как будто продолжая с кем-то давний спор, будто Тириона и вовсе не было в комнате. - Всё, что судьба посылала мне, я принимал, и старался по мере сил выполнить свой долг, - король кивал головой на каждое слово, словно пытался убедить невидимого собеседника, - Ты знаешь, как претит мне та жизнь, которую я веду, как я пытался отказаться от всего этого... Но я смирился, подчинился, вопреки своей воли и желаниям. Я воевал и умирал, убивал и даровал жизнь, казнил и миловал... Я был королём все эти годы, и ненавидел каждый миг своей жизни... Я заслужил его! Я заслужил любовь! И я никому не позволю отнять его у меня. Только не теперь, когда я вновь обрёл его... Оставь его, мой друг. Петир Бейлиш не угроза ни мне, ни королевству. Петир Бейлиш моя награда! - король наконец взглянул на своего десницу, и голос его стал твёрдым, - Я говорю тебе, как друг: не лишай меня тех крупиц счастья, что боги даровали мне, если не хочешь, чтобы я сошёл с ума от отчаяния. Я говорю тебе, как твой король: не становись между мной и тем, что мне дорого, не смей угрожать ему! Не смей, Тирион! Ибо с ним я Джон Сноу, а без него я Таргариен, и всё, что из этого следует. Тирион Ланнистер снова сглотнул комок в горле — слишком уж тяжёл стал взгляд короля. Когда у короля такой взгляд спорить с ним неразумно. Похоже, этот бой был проигран. Петир Бейлиш останется в Королевской Гавани, пока его Величество не решит иначе. Но слава богам, Бейлиш женат! Прелестная леди Санса не позволит мужу задержаться слишком уж надолго. А при случае может и королю написать, на родственных правах... Давненько Тирион не общался со своей бывшей супругой... Интересно, сможет ли он найти повод написать ей? Лорд Ланнистер почтительно поклонился королю.

***

- Вы подружились? - Да, он милый... Мы играем вместе... - она говорила неохотно. Шёлковым носком туфельки ковыряла песок садовой дорожки, крутила на палец каштановый локон. Весь облик её был исполнен печали: глазки долу, губки надуты, и даже щёчки как-будто бледнее обычного. Джон погладил дочь по голове, подцепил её под подбородок пальцем и поднял к себе лицо девочки. - Что случилось, малышка? Вы поссорились? - Мы не ссорились, - произнесла принцесса совсем тихо, и её прекрасные глаза наполнились слезами. Король нахмурился, подхватил дочь на руки и нежно прижал к себе. - Что такое, девочка моя? Что случилось? Расскажи мне! Он обидел тебя? Он что-нибудь тебе сказал? Сделал что-нибудь? Что? Девочка в ответ только головой качала. Слёзы в её глазах грозили вот-вот перелиться через край. - Нет, папа, - наконец вымолвила она, - Он ничего не сделал. Он очень хороший. И умный. И смелый. И... Только... Она снова замолчала. Слезинки потекли по её щекам, а этого Джон никак не мог вынести. Он горячо прижал к себе малышку, целуя её щечки, гладя её по голове и бормоча слова утешения. - Что случилось, моя маленькая? Хорошая моя? Только не плачь, не плачь! Ты папе сердце разрываешь... Скажи мне, что случилось! Через всхлипывания, шёпот и икоту, ему удалось уловить едва слышное: "Он меня совсем не любит..."

***

- Почему? - лорд Бейлиш смотрел на сына с изумлением. - Она девчонка, - пояснил Джон, пожав плечами с таким видом, словно бы это всё объясняло. Петир Бейлиш скептически хмыкнул. - Она не просто девчонка, мой мальчик, она принцесса. И между прочим прехорошенькая. Не может быть, чтобы ты этого не заметил! Юный лорд презрительно наморщил нос. Щёки его, однако, при этом вспыхнули, выдавая его с головой. Но отступать он не собирался. - Она всё время командует, - заявил он, насупившись и внезапно становясь похожим на своего тёзку, - Заставляет всех играть в свои дурацкие игры! Она в куклы играет, папа! Последнее было сказано с возмущением, приправленным толикой презрения. Это был весомый аргумент. Такой аргумент должен был перевесить всё остальное, включая прекрасные лиловые глаза в длинных ресницах и очаровательные веснушки на хорошеньком носике. Джон победно взглянул на отца. Но тот не был обескуражен. - Научи её своим играм, сын, - сказал он значительно, - Может быть, ей они понравятся. Возможно, принцесса играет в куклы просто потому, что не знает ничего другого. Это было неожиданно. Мальчик растерялся. С минуту он сосредоточенно хмурил брови, размышляя над предложением отца. Сомнения явственно читались на его лице. - Она трусиха, - наконец произнес он. Но уверенности в его тоне поубавилось, - Все девчонки трусихи... Хорошо, что его сёстры не слышали его! Они задали бы ему такую трёпку! Уж они-то трусихами не были! Особенно Алейна... Алейна была уже совсем взрослая и очень-очень смелая. Это он понимал даже в свои восемь. Отец, казалось, прочитал его мысли. Поджал губы и покачал головой. - Она наполовину дорнийка, Джон. И она дочь самого Джона Сноу, а это что-нибудь да значит! Не мне тебе объяснять, кто такой Джон Сноу, и чем он знаменит. Ты знаешь о его подвигах больше моего. Так что не спеши судить принцессу, мой мальчик. Поверхностные суждения почти всегда ошибочны. Мне кажется, юная Дейнерис может ещё удивить тебя. На этот раз юный лорд крепко задумался. Он долго молчал и кусал губы. Ведь в конце концов его отец всегда был прав. Не было ещё ни одного случая, чтобы он ошибся. Мог он быть прав и теперь... Но врождённое упрямство, позаимствованное, по утверждению лорда Бейлиша, у Старков и самого королевского тёзки мальчика, не позволяло ему так просто сдаться. - Она не захочет, - он упрямо мотнул головой, говоря с убеждённостью, которой не чувствовал, - Не согласится. Она ведь принцесса... - А ты мужчина! - отрезал лорд Бейлиш, и взглянул на сына строго, - К тому же ты Бейлиш. Ни одна женщина ещё не отказывала мужчинам нашего рода, сын. В конце концов, ты сам сказал, она просто девочка, хоть и королевской крови. Найди способ убедить её. Джон Бейлиш моргнул, опустил глаза и снова покраснел. - Если тебе действительно нравится эта девочка, малыш, - сказал ему отец, смягчаясь, - глупо от неё бегать. Она может решить, что ты трусишь. - Я не трушу! - Джон снова упрямо мотнул головой. - И я не бегаю! Мы просто играли с Джеем! - На конюшне? В казарме? Лазая по деревьям в Богороще? Принцесса говорит, что вы двое не разговариваете с ней и прячетесь от неё уже два дня. Юный лорд громко и презрительно фыркнул и даже вздернул голову в упрямом жесте. Иногда он так напоминал своего тёзку, что это пугало. Щёки его, однако, продолжали полыхать. - Так не годится, малыш, - лорд Бейлиш покачал головой и погладил сына по кудрям, - Так ты её никогда не завоюешь. Тебе придётся действовать решительней. Смелость и упорство годятся не только на военное дело, знаешь ли, но и в делах сердечных. Не позволяй её титулу смутить тебя. Будь настойчивым. Но и постарайся узнать её, понять, что она любит и чего хочет. Поняв это, ты поймёшь, как добиться от неё того, чего хочешь ты. Понимаешь? И ещё одно, малыш: Джей­хей­рис ещё слишком мал для некоторых твоих игр и пока не годится тебе в товарищи. Зато в твоих делах с принцессой, он может стать тебе верным союзником. Вы ведь подружились с юным принцем? Он, кажется, ни на минуту от тебя не отходит... Поговори с ним! Лорд Бейлиш продолжал ободряюще гладить сына по голове. Мальчик, однако, с каждым словом отца становился всё мрачнее и мрачнее. Кончик носа его предательски покраснел, и глаза защипало, но слёз он себе не позволил — только не перед отцом. Всё было совсем не так просто! - Что такое, сынок? - лорд Петир присел перед ребёнком и взял его лицо в ладони, - Есть что-то ещё? Чего я не знаю? Что, мой хороший? Скажи мне, я попытаюсь помочь. Маленький Джон закусил губу стараясь не разреветься. Разве такое объяснишь? Такое постыдное, обидное и непоправимое! - Она назвала меня речником, - сказал он тихо после минутного молчания, - Сказала, что я простой речник, а она принцесса, и я должен слушаться... Она... - юный лорд судорожно вздохнул, попытался отвернуться и добавил едва слышно, - Она меня не любит... Петир Бейлиш поднял к себе лицо сына, взглянул на него со всей нежностью и любовью, которую только чувствовал к своему малышу и произнёс твёрдо: - Полюбит!

***

- Сколько ещё ты будешь меня изводить? Король тяжело вздохнул. Больше десяти дней прошло с того дня, как Петир Бейлиш с сыном прибыли в столицу. Петир порывался уехать едва ли не на следующий день, но Джону удалось убедить его, что глупо и нелогично провести в дороге неделю, чтобы пробыть в городе всего пару дней, прежде чем снова отправиться в недельное путешествие. Лорд Бейлиш задумчиво хмыкнул и нехотя согласился. - Хорошо, я останусь ещё немного, - сказал он небрежно, чтобы король чересчур не радовался победе.- Откровенно говоря, я не спешу расстаться с сыном. После первой ночи Джон приходил к нему почти каждый день. Он забирался к нему в постель и обнимал своего друга, не смотря на его протесты. Так они проводили целые ночи за разговорами, воспоминаниями и откровениями. Изредка Петир позволял ему себя целовать, но большего Джон так и не добился. - Сколько можно упрямиться, Петир? Ты ведь сам этого хочешь! - Ты в этом уверен? - Я уверен! - Джон тянулся к нему губами, - Пожалуйста, любовь моя! Петир отворачивал голову, так что до его губ было не дотянуться. Приходилось довольствоваться шеей, бьющейся жилкой под челюстью и нежной выемкой между ключицами. Дальше его не пускали. - Ты знаешь, любимый, у меня богатый опыт во взятии крепостей! - Эйгон Завоеватель! - смеялся Петир, - Не всякую крепость можно взять штурмом, знаешь ли. Но Джон сдаваться не собирался. Просто осада займёт немного больше времени, чем он надеялся... Вот и сегодня Петир упрямился. Нет, он был мил и весел, смеялся и подшучивал над Джоном. Но в остальном вёл себя так, будто они никогда и не были любовниками, избегал прикосновений и почти не смотрел на него. - Твой сын весь в тебя! - Джон чувствовал легкую досаду, - Знаешь, он уже успел разбить сердце моей дочери. - Вот как? Что же, юная Дейнерис, находит моего мальчика привлекательным? - Бейлиш расплылся в самодовольной улыбке. - Весьма! Вообще, мой десница утверждает, что все Старки питают слабость к Бейлишам. Я начинаю ему верить! Моя бедная девочка плачет из-за твоего мальчишки, так же, как её отец готов плакать из-за тебя! - Ты в моей постели, Джон. Разве ты не этого хотел? Ну вот и добился своего. Чего ещё ты от меня ждёшь? Нет, жалостью Петира было не пронять! Он только улыбался шире и щурился насмешливо. С каждым днём нетерпение короля всё возрастало. Это было как сидеть на берегу прохладного прозрачного озера, испытывать жажду и не иметь возможности утолить её! Вот же оно, его счастье, — только руку протяни! Однако, он и сам понимал: то, что Петир не прогоняет его вон, не отказывается с ним говорить и вообще остаётся в столице само по себе уже чудо. Джон напоминал себе об этом каждый день, каждую минуту, что они были вместе. "Не торопи его. Ты ведь уже едва не убил его однажды своими поспешными и необдуманными действиями! Не настаивай! Действуй осторожней, наберись терпения!" Только вот терпение никогда не было его сильной стороной... С другой стороны, внезапность часто помогала ему в трудных ситуациях! Он осторожно погладил тонкий шрам на левой щеке любимого. Глянул так виновато, что Петир не отвернулся, когда Джон в очередной раз потянулся губами к его лицу. Губы легонько коснулись прохладной кожи, пробежали вверх по шраму, вдоль скулы к виску, снова вниз по линии челюсти, по мягкой щетине на подбородке, пока одним плавным, текучим движением не захватили свою цель. Губы Петира пахли вином и терпким гранатом, кислили на вкус... Сдерживать себя более было невозможно. Джон слегка потянул его на себя, прижался к нему всем телом, податливо развёл колени... "Я твой. Весь без остатка. Возьми меня!" Несколько долгих секунд Петир позволял ему целовать себя, но потом отстранился, мягко высвободился из объятий короля, улёгся с ним рядом, как ни в чём не бывало, и засмеялся хрипло. - Хитрость — это не твоё, мой мальчик. Твои манёвры видно за семь миль! Как ты умудрился выиграть войну, не представляю! Джон глубоко вздохнул, восстанавливая дыхание, и прикрыл глаза. - Сколько ещё ты будешь меня изводить? Разбуженное желание пульсировало в животе, билось в рёбра, подкатывало к горлу. Просто довольствоваться тем, что имеешь, внезапно стало невмоготу. Хотелось большего. Немедленно! Голос разума, твердивший об осторожности и терпении, заглушался теперь бешеным биением сердца, пением крови в ушах и полыхающим огнём в чреслах. - Иные тебя возьми, Петир! - король повыше подоткнул подушку у себя под головой. Он всё ещё тяжело дышал, и голос его сорвался в конце, - Тебе просто нравится издеваться надо мной! Когда это ты отказывался от удовольствий плоти? Он сердито скрестил руки на груди, пытаясь унять дрожь, и хмуро уставился в потолок. - Я знаю, ты ходил в свой бывший бордель... - Следишь за мной? - Петир всё ещё улыбался. - Просто беспокоюсь о тебе... Ты был в борделе, Петир! Спишь со шлюхами, но не со мной? - в голосе Джона явственно звучала обида. Когда он целовал Петира, ему казалось, что он чувствует его ответное желание. Насмешки и отстранённость глубоко ранили его теперь. Мягкое, но упорное сопротивление возлюбленного было ему непонятно. Он отвык от такого! За последние шесть лет никто и ни в чём не отказывал ему. Никто не смел ослушаться короля... - Я ведь всё-таки твой король! - в его тоне появились новые, властные нотки, - Ты отказываешь самому королю, Петир! Уж я-то, наверное, получше всяких шлюх! Я мог бы приказать тебе, знаешь... Он ещё что-то говорил в том же духе, упрекал его обиженно, с толикой досады. Неутолённое желание жгло и требовало выхода, а потому слова сыпались из него сухим горохом, пока он не заметил наконец: Петир молчит в ответ. Не язвит, не насмехается над ним, не возражает... Король осторожно повернул к нему голову. Петир Бейлиш лежал неподвижно и смотрел прямо перед собой, на лице его не было ни следа веселья. Это Джона испугало. - Петир? - он приподнялся на локте и встревоженно посмотрел на своего возлюбленного. Долгое молчание было ему ответом. Джон осторожно погладил его по плечу, и Петир немедленно сбросил его руку. - Ты всегда был заносчив, - проговорил он очень тихо, хрипловатым голосом, - Как все Старки. Заносчив, высокомерен и упрям. Даже когда был совсем ещё молокососом, не выигравшим ни одного сражения, глупым мальчишкой, не имеющим представления ровным счётом ни о чем, безродным ублюдком Нэда Старка, сыном шлюхи, ты уже был спесив, как чёрт знает что. Король стал белее полотна. Лицо его застыло, словно маска, и весь он будто заледенел, даже дышать забыл. А Петир продолжал тоном ровным и холодным. - Ты не представляешь, как раздражал меня тогда. Как я презирал тебя, маленького бастарда, напыщенного идиота, играющего в благородство и власть! Мне доставляло удовольствие насиловать тебя в грязных подвалах. На коленях и с моим членом во рту тебе было самое место, Джон Сноу. Тебе и сейчас там самое место. Джон Сноу вздрагивал от его слов, как от пощёчин. - Прости меня, Петир... - пролепетал он. Он, должно быть, сболтнул лишнего, понял Джон. Невзначай задел Петира за живое, а это было самым последним, что он хотел бы сделать... - Прости! - Простить? Смотри, как заговорил! А минуту назад едва ли не требовал от меня утолить твою похоть. Любишь меня, говоришь? А если я не захочу к тебе прикасаться, что тогда? Заставишь меня? Прикажешь? Не отпустишь домой? Натравишь на меня ещё кого-нибудь из своего зверинца? - Петир презрительно цедил слова, а Джон всё больше леденел от того, что ему слышалось в тоне любимого: настоящая ненависть, та, которой он страшился больше всего, - Я видел шлюх, вроде тебя, Джон. Стоит им получить в свои руки власть, и их не узнать! Они становятся такими заносчивыми, капризными сучками, отдают приказы налево и направо, сыпят угрозами. Прямо как ты. Знаешь, что я делал с ними? Я их наказывал. Так наказывал, чтобы они навсегда запомнили своё место, чтобы у них даже мысли не возникало перечить или приказывать мне. - Прости, пожалуйста, прости, Петир! Я не хотел... Я не это имел в виду. Петир повернул к нему голову и посмотрел так холодно, что у Джона сердце остановилось. Такого взгляда он и ждал, и боялся всё это время, с тех самых пор, как получил письмо из Озёрного замка. - Пожалуйста, Петир, пожалуйста... - Ты хотел, чтобы я тебя трахнул, Джон? Я, пожалуй, выполню твоё желание. Вон из моей постели, маленький ублюдок. Здесь тебе не место. Снимай с себя всё и становись на колени. Вон там, ближе к камину. Джон шумно сглотнул, неуверенно сел на кровати и растерянно оглянулся. Он не знал, что ему делать. Был ли Петир действительно зол на него, вправду ли его ненавидел, или это была просто часть игры? А впрочем, какая разница? Петир и должен быть зол, Джон это заслужил! Он заслужил всё, чтобы Петир не захотел теперь с ним сделать. - Или раздевайся и становись на колени, или убирайся, Джон, - повторил Петир холодно. Джон неловко скатился с кровати. Под ледяным и презрительным взглядом любимого он неуклюже стягивал с себя одежду, подрагивая от страха и... возбуждения. Вопреки здравому смыслу он чувствовал, как внутри него вновь разгорается пламя, растёт радостное предчувствие. Впрочем, какой здравый смысл, когда речь идёт о его Петире? Раздевшись, он зачем-то прикрылся руками, как девственница в первую брачную ночь. Понял нелепость жеста и попытался руки опустить, но они упрямо сцеплялись в замок, прикрывая пах и признаки похоти, которые почему-то казались ему сейчас постыдными. Разве так принимают наказание? Джон опустился на колени на прохладные плиты пола и покорно склонил голову. Бейлиш долго молча разглядывал его, сидя на кровати, скрестив ноги. С тех пор, как Петир приехал в столицу, они ещё ни разу не видели друг друга полностью обнаженными. И теперь лорд Трезубца внимательно и подробно изучал открывшееся ему зрелище. Рассматривал шрамы от ударов ножей, что были получены Джоном много лет назад, ещё в Ночном дозоре. Они стали немного бледнее, но всё ещё резко выделялись на мраморно-белой коже. Оглядывал тело короля, его впалый живот, выпирающие рёбра, сухие мышцы груди и рук, голубые жилки, просвечивающие из-под тонкой кожи, тёмные заросли на груди и в паху... - Твоего повара следовало бы казнить, - наконец произнёс Петир всё тем же холодным тоном, - Ты тощее уличного пса. Что с тобой? Ты болен? - Нет... Я здоров, просто... Это моя вина. С тех пор, как я получил твоё письмо... Я ждал нашей встречи и... немного волновался... По-правде сказать, я очень боялся... Боялся вот этого: холодного взгляда и голоса, презрения в глазах любимого, его ненависти. - Я не очень... У меня не было аппетита — не до того было. А ты всё не ехал... Петир молча кивнул и поднялся с кровати. Сердце Джона пустилось вскачь от ужаса и восторга. Петир не торопясь подошёл к нему и схватил за волосы, оттягивая его голову назад. - Ты так жаждал видеть меня, что истязал себя голодом? - произнёс он насмешливо, - Это трогательно, но глупо, Джон. И это чересчур, как, впрочем, и всё в тебе. Ты ни в чём не знаешь меры, не так ли? Никогда не умеешь вовремя остановиться. При других обстоятельствах я бы, наверное, почувствовал жалость или даже вину за это. Но твой дракон навеки лишил меня чувства вины, Джон. - Прости меня... - Джон робко поднял руки и попытался обнять его, за что немедленно получил звонкий шлепок по рукам. - Не смей меня трогать! - прошипел Петир, - Ну-ка, дай сюда руки! - Зачем? - встревожился Джон, - Что ты собираешься сделать? - То, о чем ваше Величество просили меня, - отвечал Петир, поднимая с пола тунику короля и одним движением отрывая шёлковый рукав. - Руки за спину, живо! Шёлк не врезался в кожу, как верёвки, но держал надёжно. Один рукав стянул запястья, другой — локти короля. Плечи вывернулись наружу; это было не больно, но чувствительно. И очень тревожно — Джон всегда терпеть не мог связанных рук, чувствовал себя от этого беззащитным. Но смирился: наказание есть наказание. Петир с удовольствием осмотрел свою работу, подёргал за путы, хмыкнул довольно и встал перед королём. - Вспомнил, кто ты, Джон? Ты горазд болтать, но слова — это всего лишь слова, а я хочу, чтобы ты прочувствовал. Кто ты, Джон? - Я твоя сучка, Петир, - прошептал король, задыхаясь от счастья. Петир дал ему пощёчину. - Ты, кажется, думаешь, что я с тобой шучу? Убери улыбку с лица и скажи громче: кто ты? - Я твоя сучка! - улыбка не желала убираться. Он так долго ждал этого, видел это во сне. Боль и наслаждение... От очередной пощечины он застонал. Петир был груб и безжалостен, он не церемонился. Для начала королю велели открыть рот... Хотя Джон и не был уверен, считается ли это наказанием, если ты сам этого хочешь? Если всё внутри замирает от счастья и тянется к своему мучителю? "Сильнее, пожалуйста, сильнее..." Он улыбался и постанывал, причмокивал с таким видимым удовольствием, что Петир решил изменить тактику. Он толкнул короля в спину, роняя его лицом на холодные плиты. Камень под щекой приятно остудил разгоряченную кожу. Джона вздернули на колени, раздвинули ему ноги, сильно прогнули в пояснице. И он замер в предвкушении, не переставая улыбаться. "Давай! Давай же, любимый!" Никакой подготовки, никаких ласк. Было больно, и поначалу Джон даже стал кричать. Потом сзади раздался треск рвущейся ткани, и во рту короля оказался кусок цветного шелка. - Заткнись, Джон, - пробормотал Петир хриплым, прерывистым голосом. - Ты же не хочешь, чтобы нас услышали. И всё возобновилось. Оставалось только громко стонать. Сначала от боли. Затем Петир вздёрнул его повыше, и Джон стал стонать уже от наслаждения. - Это тебе за спесь, за упрямство, за безумие! За дракона твоего! Это тебе за боль, за страх, за смерть! Дрянь, маленькая дрянь, возомнившая себя королём! Я научу тебя... Движения Петира становились лихорадочными, голос срывался, он до боли впивался пальцами Джону в бёдра, вонзал ногти в плоть, царапал, оставляя на теле саднящие полосы, хватался за связанные руки и оттягивал их назад так сильно, что Джон вскрикивал. И без конца бормотал... - Мерзкий ублюдок, безродный бастард, ненавижу тебя, ненавижу... Дрожь сотрясла тело Петира, он глухо застонал и склонился Джону на спину, пряча лицо на стыке его шеи и плеча, и Джон почувствовал горячую влагу на своей коже. Петир плакал.

***

Наслаждение было столь оглушающим, что ему потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя. Он шептал всякие глупости себе под нос и улыбался так, что скулы сводило... Пока не оглянулся назад на Петира. Тогда улыбка наконец медленно сползла с его лица. Петир стоял позади него и пытался натянуть спущенные штаны. Туника его была распахнута спереди, обнажая его торс... Две яркие красные полосы на нём, казалось, соревновались с друг другом, которая ловчее раздерёт его тело на части. Одна, бугристая и неровная, бежала от ключицы к пупку — подарок от его дяди, Брандона Старка. Вторая... Тонкая, яростная, как сам дракон, она рассекала его по левой стороне, от бедра, через пах и до самого сердца. Там, над сердцем, она обрывалась, оставляя немного неровный след — рваные края раны. Как он выжил?! Никто не мог бы выжить после таких ран! Глядя сейчас на след дракона на теле любимого, Джон осознал это до конца — если бы не та женщина, Петир сейчас не стоял бы перед ним. У него не было ни малейшего шанса. Никто не может пережить гнева дракона. Джон сморгнул — внезапные слёзы мешали смотреть. Он поймал на себе взгляд любимого: пристальный, изучающий, полный тьмы. - Нравится? - спросил Петир тихо, - Ты доволен результатом? Смотри хорошенько, Джон, и запоминай. Может быть, у тебя станет меньше вопросов и больше понимания. Петир отошёл, уселся ссутулившись на край кровати и продолжил одеваться. На Джона он больше не смотрел. Но горечь и боль явственно читались в его глазах. - Петир! - прошептал король, задыхаясь. Руки всё ещё были связны за спиной, поэтому вставать ему было неудобно. Он пополз к кровати, бормоча: "Петир... Петир...", пока не уткнулся лбом в колени любимого. Так он замер, сотрясаясь от беззвучных рыданий. Петир прав — он глуп и ничему не учится! Столько лет прошло, столько раз Петир предупреждал его, а он всё равно с упрямством идиота продолжает совершать одни и те же ошибки! Своими руками разрушать свою жизнь и жизни тех, кто ему дорог! Что это за проклятие такое? Почему он никогда не может вовремя остановиться, а раз за разом вновь оказывается в плену своих чувств, поступая импульсивно и не думая о последствиях? - Я виноват, я так виноват! - всхлипывал король, - Что мне сделать, Петир? Скажи мне, что сделать, чтобы ты простил меня? Как искупить?.. Я сделаю всё, что угодно, лишь бы ты простил меня, любовь моя. Что мне сделать, Петир? Тёплая ладонь осторожно опустилась ему на затылок. - Я не знаю, Джон, - произнёс Петир едва слышно, - Я и сам хотел бы всё забыть, избавиться от этих воспоминаний... Но не могу. Не получается. Я не могу тебя ненавидеть, но и простить не могу, Джон. Не могу. - Я люблю тебя, Петир! Люблю больше жизни, - Джон поднял к нему глаза, - Ты мне веришь? Петир молча кивнул. - И что же дальше? - спросил король, как в первый день их встречи, - Что будет теперь? Петир не ответил. Он подёргал за путы на локтях Джона, пытаясь ослабить узел, но тот был слишком крепко затянут. Руки у Джона немного затекли, но сейчас это было неважно. Главное сейчас было понять, что делать дальше. Петир встал, оставляя короля сидеть на полу, и отправился искать кинжал, чтобы освободить ему руки. Джон следил за ним глазами. Петир молчал. Наконец кинжал был найден и шёлковые путы перерезаны. Джон потёр запястья, пару раз согнул и разогнул руки в локтях, и немедленно воспользовался вновь обретенной свободой, чтобы обнять колени любимого. - Что же теперь, Петир? - Не знаю, милый, - Петир снова погладил его по голове. - Пусть всё идёт, как идёт. А там посмотрим. - Я не хочу тебя терять, - сказал король горячо, - Все эти годы я жил только надеждой вновь увидеть тебя. Если надежды не будет, то мне и жить станет незачем. - Тебя опять бросает в крайности, Джон, - пальцы путали ему волосы. Джон закрыл глаза. - Ты король, от тебя зависят судьбы многих людей, у тебя дети... Джон покачал головой. - Нет, Петир. Место короля всегда найдётся, кому занять. А дети... Многие дети теряют отцов. А у моих детей всегда будет их мать. Я, наверное, действительно эгоистичен и глуп, Петир. Но одно я понял: без любви жить невозможно. Если один раз узнал, что такое счастье, то без этого потом жизнь не в жизнь. Власть, деньги, слава — всё это пустое, если в сердце холод. - Джон перехватил руку любимого и поцеловал его запястье, - Так случилось, что моим счастьем стал ты, любовь моя. Говори, что угодно, но если ты не сможешь меня простить, если нам придётся расстаться навсегда... - Я этого не хочу, - искренность, с которой Петир сказал это, вселяла надежду, - Я не знаю, что ты для меня, Джон. За все эти годы я так этого и не понял. Но только с тобой мне легче, чем без тебя. Вот, я признал это. Можешь делать с этим, что хочешь. Джон решил, что лучше не отвечать. И не улыбаться. Слишком много боли в их любви. Слишком много всего между ними. Иногда лучше бывает некоторые вещи просто не замечать, сделать вид, что их нет, просто дышать, просто смотреть в его глаза, просто знать, что сегодня он у тебя есть, и он твой. И так день за днём, каждый день. Не давать боли внутри вырваться наружу, захлестнуть тебя и все испортить. - Пусть всё идёт, как идёт, - согласился Джон, целуя ему руки, - Хочешь вина, Петир? Я налью тебе. Разбавленное холодной водой, вино освежало, проясняло мысли. - Ты говорил, что подумаешь, насчёт охоты, Петир, - Джон прихлёбывал из своего кубка и старался говорить ровным голосом. Просто беседа между двумя старыми друзьями, - Сейчас не сезон, но можно пострелять волков. Мне говорили, что волков развелось слишком много, они доставляют неудобство крестьянам. Ничего не будет страшного, если мы убьём парочку. Правда, они сейчас особенно злы. Но вдвоём мы справимся. Что скажешь? Петир задумчиво смотрел в огонь. Глаза его казались тёмно-синими, как ночь за окнами замка. - Охота на волков? Не знаю... Я подумал, что хотел бы увидеть свой дом, - Петир взглянул на него, - Знаешь? Тот, что ты построил для меня. Купальня под открытым небом, море вокруг... Я всегда о таком мечтал. Джон замер, стараясь ничем не выдать своего восторга. Глубоко вдохнул и медленно выдохнул, успокаивая дрожь в руках. - Я напишу Сансе, что королю угодно задержать тебя в столице по важным государственным делам.

ЭПИЛОГ

Крики чаек оглушали. Он не помнил, чтобы в прошлый раз здесь было столько чаек. В прошлый раз здесь вообще не было птиц, и стояла такая неестественная тишина. Из-за дракона. А теперь остров, казалось, кишел жизнью. Он сделал шаг вперёд, вверх по склону, и мелкие камушки посыпались у него из-под ног. Джон придержал его за руку. - Не торопись. У нас есть время, любовь моя. Привыкни. Он привыкал. К слепящему солнцу над головой, к искрящимся бирюзовым водам, к тому, что на много миль вокруг не было ни души, к теплу... К теплу его рук, которые, казалось, не отпускали ни на минуту, к тёплым губам, ласкающим кожу, к теплу его тела, прижимающегося так жадно, как в последний раз, к горячему шёпоту: "Пожалуйста, пожалуйста, ещё, Петир...", к обжигающим взглядам, к лихорадке вздохов, стонов и поцелуев, к пламени, сжигающему изнутри. Они много смеялись. Петир и забыл уже, когда он столько смеялся. Они дурачились, как дети, бегали взапуски, резвились в воде, боролись на берегу, пока страсть не накрывала их, сплавляя их разгоряченные тела в единое целое. Никто никогда не любил Петира так, как этот нелепый мальчишка. - Что мне с тобой делать? - говорил Бейлиш, обнимая дрожащего, задыхающегося Джона, - Не знаю, что с тобой делать, малыш... - Люби меня, Петир. Пожалуйста. Просто люби меня. На две недели забыть обо всём и обо всех, задвинуть все обиды, страхи и подозрения подальше, просто быть счастливым и любимым — разве можно от такого отказаться? Под защитой королевской власти можно было это себе позволить. - Моя жена будет очень недовольна, что я так задержался, - Петир уткнулся лицом в сгиб локтя, пока Джон умасливал и растирал ему спину. - Не волнуйся, я написал ей. Скажешь, что не посмел отказать королю. У меня такая слава, что никто не смеет мне отказывать, - Джон засмеялся и чмокнул его в затылок. - Она волнуется за сына... - Твоему сыну здесь нравится. Да и мне нравится, что он здесь. Он славный малыш, смелый, умный и гордый. Весь в отца. Знакомство с ним пойдёт на пользу моей дочери. Он хорошо на неё влияет. Мать слишком уж её балует. А призвание всех Бейлишей, похоже, ставить на место спесивых Старков. Джон снова рассмеялся. Руки его осторожно скользнули ниже, и вскоре к ним добавились губы и язык... Стрелять рыбу из арбалета было занятием веселым, но абсолютно не практичным. Они изводили кучу стрел, от души насмехались друг над другом, спорили, толкались и валили друг друга с ног, распугивая рыбу, а однажды едва не утопили арбалет. Петиру везло чаще, чем Джону, что вызывало у короля неподдельную досаду и уязвляло его гордость. Но Петир не давал ему спуску, и гордость короля оборачивалась смирением и покорностью, когда он лежал под Петиром спиной на острых камешках и выстанывал его имя. - Ты такой хороший мальчик, - говорил ему Петир в порыве великодушия и нежности, запуская пальцы в густые кудри короля, - Такой послушный, хороший, сладкий мальчик. Ты самый лучший, Джон... Петир мог бы привыкнуть к этому: засыпать и просыпаться каждый день в объятиях Джона, к его нежности, ласке и слепому обожанию. Джон ухаживал за ним, готовил еду и приносил воду, прибирал в комнатах, наполнял купальню и купал Петира. Он настаивал, чтобы всё делать самому. - Я хочу! Позволь мне! Мне это идёт на пользу. К тому же мне в удовольствие делать что-то для тебя, любимый. Петир мог бы к этому привыкнуть, прожить так всю жизнь. Иногда он представлял себе это: как они с Джоном стали бы жить вдвоём на каком-нибудь пустынном острове. Только вдвоём, всегда вместе. Как скоро Петиру наскучила бы такая жизнь? Как скоро он захотел бы назад, в Речные земли, к своим непокорным лордам, к их интригам и заговорам, к жене и детям? Но всё же иногда... Он никогда не говорил этого вслух, боясь реакции своего мальчика. Да и незачем было ворошить прошлое — что было, то прошло. Но иногда мысль закрадывалась к нему в голову, и тогда его одолевала тоска и чувство невозвратной потери: "А что, если бы у нас получилось тогда? У нас могло бы получиться..."