Волшебник и магия

Пробуждение оказалось, несмотря ни на что, получше многих предыдущих. Физически Райнхард чувствовал себя прекрасно, ничего не болело, тело казалось легким и послушным, хоть прямо сейчас беги к спортивным снарядам и ставь рекорды. Он потянулся, нехотя сбросил такое приятное и теплое одеяло, сухое, а не пропитанное потом, и спустил ноги с кровати. Кирхайс с улыбкой смотрел на него, и эта улыбка мертвеца сорвала предохранитель. Все плюсы состояния Лоэнграмма не могли перевесить большую гору минусов, раскатывающихся сейчас по закоулкам сознания с не слышным более никому металлическим звоном. –Зачем? – вполголоса, чтобы не побеспокоить охрану, прошипел Райнхард. – Зачем ты это устроил? «Хотел помочь», – от этих слов по голой спине пробежали мурашки. Лоэнграмм рефлекторно потянулся за одеялом, прикрыть плечи, но остановился на середине движения и вместо этого встал. Холодно – так тому и быть. –Мне такой помощи не нужно, Кирхайс, – «и вообще ничего не нужно, кроме возможности снова по-настоящему тебя коснуться, но ты лишь отдалил этот миг». – Я не хочу жить за счет людей, которые мне дороги, не хочу превращаться в пиявку, поедающую близких, чтобы длить свое бесполезное существование! Если ты еще раз... Он не договорил. Призрак исчез, и Райнхард отчаянно закусил палец, чтобы не закричать, не попросить его вернуться, не начать, Локи побери, извиняться за свои слова. Он был прав, а Зигфрид – нет, а ведь без его санкции Ян и Миттельмайер точно не решились бы на эту авантюру, не втянули бы в нее больного мальчика и явно нетрезвого Ройенталя! Только бы с ними все в порядке было... Меньше всего на свете Лоэнграмм хотел бы услышать сейчас, что действительно кого-то убил и за счет этого чувствует себя так хорошо. Отсутствие Кирхайса причиняло почти физическую боль, но именно ее сейчас и не хватало, чтобы взять себя в руки. Для начала – проверить состояние Оскара. Затем вызвать Яна и спросить о его воспитаннике, а заодно настоятельно попросить прекратить эти глупости. Хотя нет, учитывая возраст парня, сам он не перестанет, придется безобразие возглавить. Встретить человека, тоже обладающего сверхъестественными способностями, Райнхард давно хотел, оказаться в этом плане неуникальным было совсем не обидно. А вот то, что Зигфрид втайне от него являлся другим и даже умудрился целый заговор состряпать за его спиной, пользуясь минутной слабостью... нет, не надо думать плохо о Кирхайсе. И тем более, не надо думать, что он мог оскорбиться и не явится больше. Райнхард поймал себя на том, что сжимает медальон, и заставил себя разжать руку. Начал одеваться, потихоньку успокаиваясь. Если он будет орать на Ройенталя через полгалактики, их взаимоотношения это точно не улучшит. «Это если Ройенталь вообще в состоянии с вами разговаривать, ваше вампирское величество», – ехидно прокомментировал внутренний голос, почему-то с укоризненными интонациями Оберштайна. Что ж, воображаемый Пауль имеет право на критику, ему ведь Райнхард даже не попытался помочь. Пусть это значило бы не только раскрыться, но и рискнуть собой. Его не остановили бы эти соображения, окажись на грани гибели Вольф или Оскар. Он и сегодня ночью был готов прийти на помощь Ройенталю... Неужели дело лишь в том, что жизни Оберштайна, согласно докладу, ничто серьезное не угрожало, а точнее – в докладе упомянули, что состояние стабильное, хоть и тяжелое? Или искать Оберштайна он не пошел примерно по тем же соображениям, по которым прошел мимо Рубинского, который во сне утопал в зыбучих песках? «Интересно, не значит ли это, что Черный Лис ранен или серьезно болен», – мелькнула наконец здравая мысль. Конечно, это еще нужно было доказать, но теоретически ничего невозможного здесь нет. Нужно лишь приказать проанализировать счета Рубинского с этой точки зрения. Если окажется, что он тратился на врачей и лекарства еще до побега, то это несколько облегчит поиски. Мысленно сделав заметку поговорить об этом с Кесслером – пусть Ланга еще допросит на эту тему, – Лоэнграмм вернулся к привычной утренней рутине. Мысли о Кирхайсе он старался отгонять на подлете – в конце концов, раньше тот являлся намного реже, и порой сразу пропадал, ни слова не вымолвив. Немного выбило из колеи сообщение, которое Эмиль вручил прямо вместе с завтраком – Аннерозе кратко извещала, что собирается прибыть ближайшим рейсом. Кто-то определенно доложил сестре о его состоянии, иначе она точно не переступила бы через сказанные тогда слова... что ж, пусть увидит его здоровым и не собирающимся прятаться от всего мира. Может быть, у них и получится помириться. Если только Кирхайс... нет, не надо, вид призрака ей только причинит боль, как ему самому поначалу... Райнхард стиснул кулаки, задавил эгоистичное желание отписать на Один, что не желает видеть графиню фон Грюнвальд на Феззане, и вместо этого попытался выместить злость на еде. К сожалению, жареное мясо было божественным и просто таяло во рту. К настроению кайзера больше подошла бы подгоревшая резиновая подошва, которую разрезать сложнее, чем пропилить ножом тарелку, но увы – таких изысков от поваров ждать не стоило. Испортить они пока что умудрялись только суп, и то не факт, что тогда Райнхард не оценил полезное блюдо по достоинству из-за общего болезненного состояния. Нерастраченная злость с душевной болью образовывали дивный коктейль эмоций, который просто обязан был на кого-то выплеснуться... но просто испарился, когда Лоэнграмм переступил порог кабинета. Хильда сидела на своем законном месте, и встала, чтобы поприветствовать кайзера. Очень вовремя, потому что он запнулся о край ковра и чудом не упал. Мариендорф кинулась на помощь, оттолкнуть ее было просто невозможно... Райнхард ощутил, как предательская краска заливает лицо, щеки горели, как тогда, когда он явился к ней домой с этим идиотским букетом. –Вам плохо, ваше величество? – участливо спросила Хильда. Он мягко по возможности отстранился от нее. –Простите... кажется, я еще не проснулся, – лучше бы это и правда было сном. Но она была здесь, настоящая, живая. Хель, он же просил Кирхайса не лезть хотя бы в это! –Осмелюсь доложить, что мой отпуск окончен, – официальным тоном начала она, но потом, заглянув в глаза, продолжила уже мягче, – адмирал Миттельмайер взял на себя смелость напомнить мне, что вы нуждаетесь в моей помощи. В это тяжелое время я не имею права... Наверное, она что-то прочла у него на лице, – даже, может быть, то, что он сам еще мысленно не облек в слова. Хотя все, о чем он мог думать сейчас – что очень правильно поступил, закрыв за собой дверь. –К йотунам это все, – в ее устах даже ругательство прозвучало как музыка. – Я не имела права так с вами поступать! Я просто не подумала, – она схватила его за руки, и он снова почувствовал, что краснеет, будто пристыженный школьник, – и повела себя, как капризный ребенок, хотя все прекрасно понимала, когда согласилась, – она тоже покраснела, но взгляд не опускала, и от этого было трудно дышать. – Я хотела того, что между нами было. Если бы я не хотела, я отказалась бы. Просто это все... это было настолько слишком, что я не могла принять... Мне нужно было время, да, и я благодарна, что вы мне его дали, что я смогла все обдумать и пережить... – ее голос задрожал, и хватка ослабла. Райнхард поднял руку и осторожно, как завороженный, коснулся ее лица, снимая со щеки слезу. Хильда подалась навстречу и обняла его, прижавшись всем телом. Он медлил лишь мгновение, прежде чем молча обхватить ее руками, словно пытаясь защитить от мира, навязавшего им непонятные правила. –Я не должна была вас гнать, – лихорадочно шептала она. – Мне даже уходить тогда не надо было, о боги... Я люблю вас. Я не смогу жить, если вас не станет. Я просто этого не понимала...