Перехлестье судеб

В детстве, ещё когда их семья была счастлива, Ситара любила мечтать. Ей представлялось, как она впервые встанет на крыло. И взлетит. Выше! К самым облакам, туда, где жарко печёт солнце, которое выглядывает в их краях редко; туда, где воздух не такой, как в Гнезде — не холодный и студеный. Но она полу-человек, поэтому не может мёрзнуть, так говорила ей матушка, ласково заправляя прядку за ушко. — Ты у меня самая красивая, — улыбалась она своей мягкой улыбкой, наполненной бесконечной любовью. Ситара ей не верила. Как же! Она такая пухленькая, с жидкими, светлыми волосами и редкими бровями, без первых признаков пробуждения внутреннего дракона. Одна радость, глаза у неё, как у мамы — темно-голубые, как лазурь. Вот только светлее, намного светлее, чем у ракхаэ. — Матушка, ты неправа, — девочка надула губки, сложив ручки на груди. Вскочила со стула, на котором сидела, пока нежные руки матери расчесывали волосы, топнула ножкой: — Ларви красивей! Все так говорят! Она тоненькая, ещё у неё волосы рыжие, такие, словно у неё на голове пожар! Ракхаэ, улыбаясь, отложила расчёску, изящно присаживаясь на колени перед дочерью. Заглянула ей в глаза и, не удержавшись, протянула руку, легонько ущипнув за щёчку. — Ай! — Может, все и говорят, что юная шерхаэ-сель красива. Пусть те, кто говорят эти глупости, продолжают это делать, — ракхаэ смотрела ласковым взглядом. — В конце концов, глупцы всегда найдутся. Но, — видя надувшуюся физиономию дочери, добавила полу-человечка, — даже если все полу-люди мира будут утверждать обратное — я всегда буду знать, что моя дочь лучшая. Ты моя звёздочка, Ари, никогда не забывай это. Мама всегда называла её ласково «моя Ари» или «моя звёздочка». Она говорила, что её имя означает «звезда», и что она, Ситара, тоже сияет подобно звёздочке. Ситхаэ тогда говорила, что пока это не так, но она обязательно поставит на место Ларви. И вот тогда будет сиять! В тот день ситхаэ надела самое красивое платье — все девочки подходили к ней, ахали, охали, поражались, а шерхаэ-сель Ларви, одетая в платье своего Гнезда, фыркнула и прошла мимо, но Ситара заметила, как она краем глаза завистливо зыркнула на неё. Конечно! Она же ситхаэ. Какая-то шерхаэ не может быть лучше ее, любимой принцессы Северного Гнезда! Отец, увидев ее, сказал, что она очень похожа на мать. Ситхаэ обрадовалась: значит, она действительно выглядит невероятно! Глянув на ракхаэ, с истинно королевской осанкой стоящей рядом с ним, ракхар обнял ее за талию, улыбнувшись краем высокомерных губ. Девочка всегда любила украдкой, а иногда и в открытую, смотреть на своих родителей. В тайне она восторгалась ими: как прекрасно и гармонично смотрелись вместе ракхар и ракхаэ Северного Гнезда! И она видела любовь, таящуюся в глубоких и тёмных глазах отца, невероятно строгого и порой жестокого. Но с ней и с мамой он таким никогда не был: лишь любовь, лишь потаенная нежность, лишь скользящие во властном голосе ласковые нотки. — Я обязательно встану на крыло первой! И тогда буду не только самой красивой, но и быстрой! — заявила девочка, жмурясь, когда рука отца осторожно провела по ее макушке. — Так и будет, — подтвердил ракхар тихо и вновь взглянул на жену, что закусила губу, заметив его взгляд. Через неделю после того приёма её соперница, шерхаэ Ларви, пробудила своего дракона. Первые полмесяца после этого она, следуя правилам, отдыхала и не выходила из родового поместья, налаживая контакт с драконом. Никто не знал, кто был пробужден юной шерхаэ, однако полу-люди шептались, что ханшер и его жена невероятно беспокойны и часто улетают куда, оставляя поместье на управляющего. Всем было невероятно любопытно, что же такое у них происходит. Услышав по пути в Гнездо эти слухи, ситхаэ Северного Гнезда вбежала в собственные покои, захлопнув белоснежные двери. Она чувствовала, как ее охватывает гнев: эта наглая шерхаэ стала полноценной полу-человечкой раньше неё! Она снова лучше её! Снова все говорят о ней, а не о Ситаре! Снова сияет она, а не Ситара! Оставалась надежда, что дракон соперницы слабый или, наоборот, слишком сильный — в последнем случае Ларви просто не выдержит и, под воздействием силы могущественного существа, иссохнет, как ручей в жару. Грызя ноготь, ситхаэ нервно мерила свои покои шагами. Стены давили на неё, а привычный холод уже не казался таким комфортным разгоряченной девочке. Резко остановившись, юная ситхаэ метнулась к высокому, выше её, зеркалу в серебряной раме: она принялась разглядывать себя со всех сторон, щупая щечки, живот через платье василькового цвета. Ситара видела все свои изъяны, вновь возненавидев и золотистые, как масло, волосы до плеч, и толстые руки и ноги, и пухлые, как у хомяка, щеки. Ни одно платье не могло скрыть её уродливое тело, и многие видели, насколько некрасива дочь блистательных ракха-ш Северного Гнезда. Подобное было огромным пятном на репутации последних. Ситара в ярости думала о случившемся с Ларви. Полу-люди всегда сравнивали их двоих: ситхаэ Северного Гнезда и шерхаэ из Южного. И пусть последняя была ниже по положению, но у Ларви также имелось намного больше достоинств. Сплетничать могли и в открытую, не стесняясь присутствия самой Ситары. Она ничего не говорила и уходила в комнату, где лежала и плакала. Правда, как-то раз после очередной подобной ситуации на следующий день уже никто не видел сплетников, а отец ходил особенно грозный — Ситара даже пару раз укололась об электрические разряды на его одежде, когда полезла обниматься. Но ракхар тут же принимался утешать её, сетуя на то, что его дочь слишком неосторожна. Ларви была во всём лучше неё. И у Ситары имелось только два преимущества перед ней: её положение ситхаэ и то, что она была старше соперницы, и, соответственно, пробудить дракона должна была раньше. Но Ларви обошла её в этом. Что ж! Ситара в ярости скрежетнула зубами, жалея, что у неё нет клыков и когтей. Её положение в обществе эта девчонка никогда не отберет! Недостаточно иметь дракона и хорошую репутацию. Известно, что ракха-ш, вероятнее всего, имеет родственную связь с далекими потомками Первородных. Так что Ситара в любом случае благородней, чем Ларви, как бы та не старалась превзойти её. Не желая более видеть собственное отражение, ситхаэ схватила зеркало и с усилием опрокинула его на пол. Звон на мгновение оглушил ее, а через некоторое время вбежали служанки, охая и беспокоясь о здоровье ситхаэ. Как и все полу-люди, они не скрывали драконьих конечностей, и, видя рога, крылья и хвосты, Ситара вновь раздражалась. — Вон! — завизжала она, пугая девушек до безумия. — Все вон! Не хочу никого видеть! — Ситхаэ-махр, простите…простите нас…но… — Смеете мне перечить?! Я сказала — вон из моих покоев! — девочка топнула толстой ножкой, зло крича. Горничные быстро оставили ее одну посреди осколков. Когда аккуратно закрылась дверь, ситхаэ медленно осела на пол и зарыдала. Она упиралась руками в острую стеклянную крошку, и её ладони окрасились красными линиями порезов. Всхлипывая, Ситара совершенно не по-благородному размазывала руками слезы и кровь по лицу. Приподняв голову, она увидела своё отражение в одном из осколков: её лицо стало ещё уродливее, чем было до этого. Разозлившись, она ударила руками по полу и сильнее расплакалась: от боли, впивающейся в ладони, от отчаяния и унижения. Ситара просидела так до вечера, а затем ушла в спальню и, плюхнувшись на застеленную мягкой белой шкурой кровать, уснула. Слуги Северного Гнезда не удивились очередной истерике их избалованной ситхаэ-махр. Они лишь тихо избавились от мусора, вздыхая, и сообщили об этом своим господам. Но они могли и не говорить им об этом: ракха-ш уже знали о происходящем, а также ведали и о причинах, по которым их дочь так разозлилась.