Стакан воды. Околотеатральная история

      Когда у Владимира случался свободный от работы вечер, он спешил пригласить куда-нибудь Аню, чтобы проводить вместе как можно больше времени. Он был очень востребован в своей профессии и уже забыл, когда выпадали хоть одно полностью свободное суббота или воскресение, тем ценнее для них становились совместные вечера. Парочка с удовольствием бродила по историческому центру города, заглядывая в кафешки лишь для того, чтоб немного согреться и выпить по чашке горячего чая. Владимир виртуозно умел натягивать на себя «шапку-невидимку» с помощью очков без диоптрий, дурацкой вязаной будённовки, невзрачного пуховика и ботинок «на тракторном ходу» – никто из проходящих мимо горожан и туристов при всём желании не мог опознать в обычном парне, каких вокруг тысячи, блестящего аристократа из популярного исторического сериала.       Владимир старался не смущать невинную девушку тем эффектом, который производят на него их объятия и поцелуи, что становились тем горячее, чем более ледяной и пронзительный балтийский ветер пытался остудить их пыл. Но становилось всё сложнее себя контролировать. После очередного страстного слияния губ и душ на красивом изогнутом мостике через скованный льдом канал мужчина с трудом восстанавливал дыхание, избавляясь от красных всполохов в глазах.       - Прости, – Аня отвела глаза от горящего пугавшим её временами стальным огнём взгляда.       - Ничего, я взрослый мальчик, справлюсь. Я же понимаю, что ты ещё не готова к тому, чтобы наши отношения стали настолько близкими.       В одно мгновение девушка вдруг побледнела, затеребив концы шарфа.       - Володя, я… Наверное, я давно должна была сказать… Я долго думала и поняла, что не смогу это выдержать.       - Что выдержать? – сердце Корфа пропустило удар.       - Я только представила мысленно, что ты… – Анна закрыла глаза, на лице застыла мучительная гримаса.       - Что я?       - С другой… с другими женщинами… ну… близок. Это так больно даже представить себе мысленно, что… Я не смогу быть с тобой и понимать, что ты… что у тебя что-то… с кем-то ещё, кроме меня… где-то… Сейчас считается, особенно в вашей профессии, что если один раз с кем-то – то это несерьёзно, не стоит обращать внимания вообще на такое. Разок здесь, разок там… Для тонуса, для вдохновения. Я не смогу так, понимаешь? – она подняла на него больные глаза, в которых жидким хрусталём дрожали слёзы, почти затопив всю радужку, и не скатывались, будто запутавшись в паутине длиннющих ресниц.       Сознавая, что Анне сейчас важно высказать то, что её мучит, освободиться от всех страхов, которые причиняют жестокую боль, Владимир молча смотрел на неё, хотя больше всего на свете хотелось обнять, изо всех сил прижать к себе и поведать на ушко всё, что успокоит её, а может, даже обрадует. Наверное, ей нужно знать, что с той минуты, когда в тёплый сентябрьский день их руки соприкоснулись и пальцы сплелись, пока он примеривался в унисон к её мелким шажочкам по пути в супермаркет, что-то произошло. Нечто странное, не то в атмосфере, не то в его душе. Нет, наверное, атмосфера всё-таки ни при чём. Когда он уезжает далеко-далеко от родного города рек, речушек, каналов и мостов, после спектакля на чужой сцене, в холлах не всегда уютных гостиниц, в залах провинциальных пресс-центров ничего не меняется. Вот уже третий месяц, ловя на себе заинтересованный женский взгляд, безразлично – хищный, любопытный, липкий, настороженный ли, – он не испытывает ничего, кроме разочарования и лёгкой брезгливости. Как могли ещё недавно воспламенять его впервые встреченные глаза, руки, губы, чьих обладательниц наутро он навряд ли мог бы вспомнить по имени? Теперь же, сравнивая кружащих вокруг женщин с одной-единственной, о которой пока не знал ничего, кроме вкуса губ и ритма бьющегося в восторге от его объятий сердечка, с лёгкостью возвращал ответный взгляд, наполненный благодарностью за внимание и извинением за отказ. Чёткий и недвусмысленный. Больше он не мог и не хотел разменивать свою душу на случайности. Ведь душа его отныне занята. Навсегда.       И он просто ей шепнул, глядя нежно, но твёрдо:       - Я только твой, Аня. Твой. Верь мне. Верь. Иначе нельзя.       Возможность верить в серьёзность отношения Владимира к ней, нет, даже необходимость такой веры Анна осознала немного позже. Корф пригласил её на свой день рождения. Более того, в официальном приглашении были указаны и Пётр Михайлович с Марфой Егоровной. Масштабность мероприятия, количество гостей и пафосность ресторана, который был выбран для вечеринки, произвели на Платоновых угнетающее впечатление. Но Владимир, увидев растерянность своих гостей, сразу же объяснил, что подобные сборища – больше часть его профессии и повод привлечь нужных людей для важных контактов по возможностям развития карьеры, чем собственно празднование дня рождения. И вообще, добрую половину гостей пригласил его агент. Имениннику пришлось много времени уделять беседам с незнакомыми людьми, улыбаться специально приглашённым фотографам, давать интервью нескольким бригадам телевизионщиков, так что за своим столиком он появлялся нечасто. Тем не менее Владимир при каждом удобном случае старался подчеркнуть, что именно Анна – его дама на сегодняшнем мероприятии. Парочке фотографов даже удалось сделать их совместные снимки.       Увидев, что Аня немного заскучала без Владимира за столом со своими родителями и родными виновника торжества, Наташа Репнина утащила её за их с Андреем стол. Вот там-то девушка и стала случайным свидетелем весьма занимательного разговора трёх изрядно подвыпивших коллег именинника по театру за соседним столиком, к которому её усадили спиной.       - Пашет, пашет, аки пчела, торгует личиком, красавчик.       - А ты не завидуй, Шубин! – послышался басок Заморёнова. – Кто тебе мешает на свой день рождения столько же прессы назвать?       - Издеваешься, Степаныч? У меня их столько нет прикормленных!       - Так и у него нет. А у его агента – есть! Я давно тебе уже говорю, бросай ты своего Кайзерлинга, чего тебе у него там, клеем намазано? Звал же тебя вместе с Володькой Бенкендорф, чего не перешёл?       - Да ладно, не топчись по больной мозоли!       - Как вы думаете, мужики, – присоединился к разговору заплетающимся языком Писарев, – лишний год сильно старит мужика? А то вон наш именинничек, как я погляжу, стареет, ква… ик! квалифи… кацию теряет!       - Ты о чём это?       - Да позавчера на киностудии Калиновскую видел. Неслась после съёмок, вз… взъеро… рошенная вся такая! Ух! А гримёрша знакомая рассказала, что её Корф послал!       - Куда?       - Куда, куда! Не понимаешь, что ли, Лёх? Лесом он нашу секс-бомбу послал! Она-то думала, когда Корф на площадке появится, ей будет чем поживиться после смены, а он р-р-раз – и обломал мадам, точнее, пани.       - Ха, ну точно, стареет, – пьяно заржал Шубин.       - Дурачьё вы, огрызки, – вздохнул Заморёнов. – Когда у тебя есть такая жар-птица, как Анютка из нашей бухгалтерии, никакие секс-бомбы и близко не нужны.       - Ну ты сморозил, Степаныч! Это когда это Корф от аппетитной бабёнки отказывался?       - А ты лучше скажи, когда он сразу с двумя крутил? Романы у него, конечно, короткие, как память у аквариумной рыбки, но пока он с одной хороводится, никогда с другой замечен не был.       - Факт, – авторитетно подтвердил голос Шубина.       - А может, наша тихоня цифирная так по ночам Корфуция укатывает, что у него ни на каких других цыпочек силёнок просто не остаётся? – от противного пьяного смеха Писарева у Ани между лопаток прокатилась холодная волна омерзения, в глазах потемнело.       - Что ты трепешь языком, как худая баба! – разозлился Заморёнов. – Вот если наш Корфуций не совсем дурак, а он совсем не дурак, то не упустит он хорошую девочку и будет счастлив всю жизнь с ней, не в пример вам, обалдуям!       - Не, ну это ты залил, господин заслуженный артист, – скептически скривился Шубин. – Дядь Юр, ты сам-то представляешь Вовку рядом с одной бабой?       - С бабой – нет, а вот с любимой женщиной – очень даже. Он ведь чего прыгал от бабы к бабе? Своего человека не было рядом. Того, с которым ныне, присно и вовеки веков, как говорится. А нашёл – и всё, остальные стали пофигу. Ладно, мужики, давайте за Володьку выпьем, чтоб всё у него в жизни как надо было!       Остаток вечера красавица радовала именинника неподдельной радостью улыбки и счастливым блеском в глазах. С трудом найдя переместившуюся к Долгоруким Аню, Владимир пригласил девушку на танец. Молодые люди плавно кружились под звуки плачущего о чужой несбывшейся любви саксофона, Мария Алексеевна, любезно приглашённая на праздник вместе с сыном и невесткой, любуясь главной парой вечера, с улыбкой процитировала сидящему рядом Оболенскому реплику из известного советского киношедевра:       - Увезут! Чтоб мне до пенсии не дожить – увезут!       - Так не далеко ведь, Мария Алексеевна, голубушка. Под своей же крышей и останется.       - Надолго ли, Сергей Степанович? До первого декрета. А мне потом нового бухгалтера ищи.       - Не расстраивайтесь, голубушка. Может, всё ещё обойдётся. Мы-то ведь с вами знаем – Володя мальчик ветреный, сегодня одна пассия, завтра другая. Жаль вашу Анечку, конечно, но ничего уж тут не поделаешь, – развёл руками худрук, бросая сочувственный взгляд на девушку, блаженствующую в объятиях красавца-именинника на танцполе.       - Эх, если б так, Сергей Степанович. Но поверьте женской интуиции… – и Долгорукая авторитетно покивала головой, подняв холёный пальчик вверх и подкрепляя свою мысль многозначительным взглядом.       А в это время обсуждаемая пара переживала самые острые за весь вечер эмоции.       Они молча смотрели друг другу в глаза, не в силах оторваться ни на что, происходящее вокруг, вряд ли слыша даже обволакивающую томными звуками саксофона звучащую в зале композицию, предусмотрительно держа расстояние едва ли меньшее, чем обычно бывает между соединившимися в случайный танец незнакомыми людьми. Одна рука мужчины жадно впитывала тепло девичьего тела на тоненькой талии, другой он нежно сжимал её ладонь у своего сердца и тихонько водил пальцем по узкому запястью, запуская этим почти незаметным движением крошечные молнии, убегающие от места прикосновения вибрирующими трассами воспалённых нервов по всей трепещущей фигурке. Вторая девичья ручка доверчиво покоилась у него на плече. Владимир тягуче-неторопливо, как в замедленной съёмке, поднял их сплетённые пальцы от груди к своему лицу, раскрыл её ладонь и осторожно поднёс к губам. Приник, словно мучимый жаждой путник в пустыне, закрыв глаза, весь в этом глубоко интимном прикосновении. Когда вечность спустя горячие, буквально полыхающие сдержанной страстью губы оторвались от шёлка девичьей кожи, мужчина властно привлёк к себе взволнованную партнёршу, шумно втянул воздух нервно дрогнувшими ноздрями, с трудом открыл глаза и опалил таким жарким взглядом, что у тающей в его объятиях красавицы всё внутри завязалось тугим горячим узлом, а сердце заныло и запело одновременно!       Пристально вглядевшись в расширившиеся до половины опалово-голубой радужки зрачки, тихо, волнующе-певуче прошептал:       - А-а-а-ань... мне сейчас ТАК хорошо... Ты рядом... Это всё, что нужно. Я счастлив.       Начавшееся головокружение охваченная трепетом красавица смогла унять, лишь склонившись к плечу блаженно вздохнувшего в унисон с нею партнёра.       Когда Платоновы-старшие устали от кутерьмы светского мероприятия и попрощались, уводя с собой дочь, Владимир почувствовал такое опустошение, будто в данную минуту его лишают чего-то жизненно необходимого, очень дорогого. Отъезжающая от ресторана в такси Анна едва сдержалась, чтобы не заплакать – мучительно-остро вдруг ощутив, что её сейчас отрывают почти с мясом от того, кто стал самым важным, самым нужным. Едва ли не центром её Вселенной…       Перед последним в этом году спектаклем Анна подошла к гримерке Корфа заранее, осторожно приоткрыла дверь.       Владимир, чётко, но негромко повторяя слова, стоял, закрыв глаза и стиснув руку в кулак:       - До уха вашего добраться осторожно        Им трудно ощупью и в сумраке ночном.       Неожиданная гостья тихонько прошептала с улыбкой:       - Однако к вам мои спускаются прекрасно.       Резко развернувшись к двери, Владимир радостно улыбнулся:       - И попадают в цель? Но это очень ясно:       Их сердцем я ловлю, – оно ж так велико,        А ваше так мало прелестное ушко!        Затем, вы наверху стоите величаво,        И ваши с легкостью слетают вниз слова;        Мои ж слова должны подняться вверх сперва, –        На это времени им нужно больше, право!       Улыбаясь в ответ, Аня вошла в гримёрку:        - Но замечаю я, что несколько минут        Они гораздо уж свободнее идут.       Владимир пожал плечами:       - Они к гимнастике привыкли.       Удивлённо округлив глазки, Аня склонила голову набок с ухмылкой лукавого бесёнка:       - В самом деле?        Я с вами говорю с ужасной вышины?       Кивая, Корф подходит к ней вплотную:       - Да, если бы меня убить вы захотели,        То тяжесть на сердце вы сбросить мне должны.       Протянув навстречу собеседнику обе руки, девушка воскликнула:       - Так я спускаюсь к вам!       И молодые люди слились в спонтанном поцелуе, после которого ещё непонятно, кто был более удивлён.       - Анечка, ты хорошо играешь!       - Не смущай меня! Это просто я десять лет в школьный драмкружок ходила, вот и научилась кое-чему. Так, ерунда.       - Ничего не ерунда! У тебя здорово получается – это я тебе говорю! Ты мне веришь?       - Верю, – заметно погрустнела Аня. – Я даже в театральное поступать хотела.       - И что остановило?       Аня пожала плечами.       - Папа был против, – не поднимая глаз.       - Но у тебя же способности! Нельзя так оставлять. Так, стоп. Я всё придумал. Мы с тобой подготовим отрывок, да хоть вон из того же «Сирано», и покажем Оболенскому. Будешь моей Роксаной?       - Зачем, Володя? – с тоской в голосе и взгляде спросила девушка.       - Как зачем? Если Оболенский подтвердит, что у тебя есть актёрские способности, этим же летом будем поступать в театральный!       - Как я могу? Меня родители не поймут, – снова вздохнула Аня.       - Ты взрослый человек, сама можешь решать, что тебе делать. Всё ещё хочешь стать актрисой?       Кивнув, Аня снова отвела взгляд.       - Ты не понимаешь. Мой папа, он…       - Папу беру на себя!       - Это как? Он очень упрям, Володя. Если что-то решил, его уже не переубедить. Можно даже не пытаться.       - Значит, нужно ситуацию повернуть таким образом, чтобы мнение папы уже не было определяющим.       - И как это возможно? Не отменить же тот факт, что он мой отец, что я живу в его доме, что он глава семьи и его решения нужно уважать?       - Если хорошо подумать, можно изменить практически что угодно! Эх, хотел я до Нового года подождать, но раз такое дело… – Корф развернулся к своему стулу и запустил руку во внутренний карман пуховика. – Вот. Ань?       Он держал в руке раскрытую коробочку, в которой переливалось всеми цветами радуги усеянное крошечными бриллиантами тоненькое золотое колечко, и в ожидании смотрел в лицо изумлённой красавице.       - Ты выйдешь за меня?       - А… но… это… это серьёзно? – хлопала девушка растерянно ресницами и не могла поверить в реальность происходящего.       - Поверь мне – так серьёзен я никогда ещё не был. Аня, ты будешь моей женой?       - Я… я не знаю, что сказать. Я не ожидала такого.       - Какого?       - Ну, что всё так серьёзно… у тебя.       - А у тебя? Аня, я люблю тебя. А ты? Ты меня любишь?       Сердце ухнуло       - Л… л… люблю.       - Тогда выходи за меня замуж. Мы сможем никогда не расставаться, ты перестанешь зависеть от отца, поступишь в театральный, станешь актрисой, будем вместе играть. Представляешь афиши: «Владимир и Анна Корф»!       - Анна Корф?       - Ты что, не возьмёшь мою фамилию? Не нравится?       - Что ты, у тебя замечательная фамилия! Только… если уж суждено мне быть актрисой, я хочу всего добиться сама, под своей фамилией. Ты ведь своё имя сделал себе сам. И я не хочу пользоваться славой, которую не заслужила. И потом, ведь меня могут и творческие неудачи преследовать. Зачем им отражаться на твоём имени?       - Значит, принципиально ты не против ни в театральный поступать, ни за меня замуж выйти?       - А… – открыла рот подловленная Анна.       Подарив ласковый поцелуй любимой, Корф торжественно надел свой драгоценный подарок на изящный пальчик.       - Жди меня завтра в гости. Будем соблюдать всякие формальности, просить у родителей твоей руки и отпрашивать на новогоднюю ночь к нам в загородный дом.       - К вам? Ох, боюсь, родители будут возражать. Мы всегда встречаем Новый год с семьёй университетского товарища отца, у нас это что-то вроде традиции.       - Зря ты в меня не веришь, Анечка. Я могу быть о-о-очень убедительным!       - О, в это я как раз верю, – с улыбкой кивнула невеста, – но папа у нас резкий противник нарушения традиций. Тебе придётся завтра выдержать целый бой, так что готовься.       - Всегда готов! – вытянулся Владимир в струнку, но вместо пионерского «салюта» перед лицом взял по-военному «под козырёк».       Звонко рассмеявшись, Аня попыталась поправить мужскую ладонь, но была самым коварным образом захвачена в плен сильных, надёжных рук и самых нежных и волнующих губ на свете…       С трудом прервав поцелуй, Корф попросил:       - Останься на спектакль, Анечка. А после – пойдём погуляем? Такая погода замечательная. Тихая, безветренная. Давай хоть полчасика сегодня побудем вместе. Всё-таки предложение один раз в жизни делают!       Недолго думая, Аня кивнула.       - Сейчас, только домой позвоню, чтобы не потеряли.       Оказавшись в своих неспешных блужданиях по самому красивому городу страны на Итальянской улице, молодые люди свернули на набережную и побрели вдоль замёрзшей Фонтанки к мосту Белинского. Увидав на противоположной стороне знаменитые кованые ворота Фонтанного дома с позолоченным гербом на арке, которые усилиями креативных киношников стали символом столичного особняка известной дворянской фамилии, представителя которой играл Владимир в прославившей его многосерийной мелодраме, Аня с хитрым прищуром потянула Корфа за рукав и указала взглядом через реку. Уставший от истерии поклонниц сериала вокруг своего героя актёр издал скорбный стон и закатил глаза под звонкий девичий хохот.       - Ах, так? Ты ещё и издеваться? Ну, Платонова, берегись! Молилась ли ты на ночь, Дездемона?! – возопил Корф трагическим басом и потянулся к укутанной широким шарфом шее.       Взвизгнув, Анна понеслась прочь. Но подвела обувь и коварный обледенелый асфальт. Поскользнувшись, девушка неожиданно грохнулась прямо под ноги преследующему её сероглазому Отелло. Едва успев выставить руки вперёд, чтобы не придавить всем своим весом, Владимир упал сверху.       - Попалась! Отпущу только за поцелуй!       - Только?       - Ага.       - Ну… – Аня отвела взгляд, будто предаваясь напряжённым размышлениям. – Ла-а-адно!       И первая потянулась за желанной лаской.       Получив «выкуп», Владимир помог невесте подняться. Отряхивая её шубку от снега, чуть насмешливо спросил:       - А ты хотела бы жить в таком шикарном дворце?       - С тобой? Хоть где. Хоть во дворце, хоть в коммуналке. Хоть дворянкой, хоть крепостной. Я на всё согласна.       Подняв на возлюбленного глаза, чуть испуганные излишней откровенностью и горящие преданностью пушистого щенка, Анна встретила ответный взгляд, полный такой нежности, что девичье сердечко едва не остановилось от непереносимого счастья…       Бой с упрямством будущего тестя Владимиру действительно пришлось выдержать нешуточный. И началось всё с того, что Пётр Михайлович весьма скептически отнёсся к перспективе получить в зятья актёра. Вернее, прямым текстом выдал в лицо Владимиру, что такие, как он, вообще не женятся, а уловка с кольцом лишь инструмент заманивания глупых девушек в свою постель. На все уверения Корфа, что в первый же рабочий день после новогодних каникул они с Анной пойдут подавать заявление в загс непоколебимый отец возражал, что отпустит свою дочь из дома с Корфом только после свадьбы.       - Пётр Михайлович, но на дворе давно уже не 19 век! Я понимаю, вы беспокоитесь за единственного ребёнка, но во всём же должна быть мера!       - Я сказал своё слово! Вы получите мою дочь, молодой человек, только в обмен на обручальное кольцо и никак иначе!       Совершенно расстроенная жёстким приёмом, который оказал отец Владимиру, Аня, не рассчитывая на помощь во всём послушной мужу матери, попыталась вмешаться:       - Но с сыном Андрея Платоновича ты был готов отпустить меня в прошлом году на загородную базу отдыха в Новый год!       - И зря ты отказалась поехать, Захар Забалуев приличный молодой человек! – вскинул папенька подбородок.       - А я, значит, неприличный? – тихий голос Корфа не сулил ничего хорошего. – Совершенно не зная, вы записали меня в последние мерзавцы только потому, что вам не по нраву моя профессия? Или верите всей той грязи, что пишут об успешных актёрах в жёлтой прессе?       Возразить на это хозяину было нечего, но и не так просто было смутить упрямца.       - Дыма без огня всё равно не бывает! Вы ведь не станете утверждать, что абсолютно все приписываемые вам романы являются выдумкой журналистов, а вы невинны и чисты, аки агнец божий?       Тяжко вздохнув, Владимир покачал головой.       - Разумеется, я не ангел. Думаю, ваша супруга тоже не стала для вас первой женщиной.       - Да как вы смеете!       Отмахнувшись от возмущения Петра Михайловича, как от назойливой мухи, Корф продолжил, цепко глядя в его глаза, в которых растерянность всё больше вытесняла непреложную уверенность в своём праве решать судьбу членов своей семьи исключительно по собственному разумению.       - У каждого из нас свой жизненный опыт. Но он же не стал для вас препятствием, чтобы стать достойным мужем и замечательным отцом. Ради любимой жены вы оставили все свои холостяцкие привычки, что же мешает мне стать хорошим мужем Ане?       - Петруша, может быть, Владимир действительно судьба нашей Анечки? – робко вступила жена.       - Не вмешивайся, Марфуша, что ты можешь понимать!       Пренебрежение, сквозившее в голосе главы семьи, противно царапнуло Владимира по нервам. Чтобы не сорваться, он немедленно поднялся из-за стола, накрытого к чаю, обратился к Анне, избегая глядеть на родителей:       - В конце концов, ты совершеннолетняя, у тебя есть диплом и работа. – «Хорошо ещё, что ничего не стал упоминать о планах по поступлению в театральный, скандал разгорелся бы вообще до небес!», – подумал гость. – Решай сама. Наш загородный особняк – не домик на базе отдыха, там не компания непонятных ухажёров соберётся, а будем мы с тобой и мои отец с тёткой.       - Молодой человек, вы забываетесь!       Но гневный вскрик Петра Михайловича не заставил влюблённых даже оторвать взглядов друг от друга.       - Номер моего телефона у тебя есть, жду звонка. Надеюсь, мой визит не нарушит покоя в вашем доме. Этого мне хотелось бы в последнюю очередь. Не провожай меня, Анечка.       Он поцеловал руку любимой девушки и стремительно направился на выход.       Полностью готовый ехать к отцу за город, в последние часы декабря Владимир гипнотизировал свой телефон, как заклинание мысленно повторяя лишь одно: «Анечка, только позвони! Позвони, пожалуйста!» Дважды экран оживал на входящий вызов, но это была тётушка, уточняя, к которому часу ждать их с Аней, он не слишком убедительно отговаривался некими делами, которые нужно закончить перед отъездом его девушке.       Долгожданный звонок раздался лишь после половины десятого.       - Анечка! Наконец-то! Так мы едем?       - Володя, как быстро ты сможешь подъехать к моему дому? – в голосе возлюбленной ясно слышались сдерживаемые рыдания.       - Что случилось?! Ты в беде?       - Прошу тебя, приезжай скорее, пожалуйста! Я уже на улице, у своего подъезда.       - Считай, что уже выехал! – на ходу нажимая отбой на телефоне, Владимир быстро натянул обувь, походя хлопнул по карману пуховика, чтобы убедиться, что ключи от машины на месте, и бросился вниз по лестнице, на ходу пытаясь попасть в рукава.       Конец третьего акта.