Стакан воды. Околотеатральная история

      Подкрасив губы и величественным жестом поправив причёску, главбух взяла сумочку и поднялась со своего рабочего места.       - В кои-то веки можно позволить себе уйти вовремя.       - Тю, будто надолго это, Марьсевна! – хмыкнула Варвара Степановна. – Со следующей недели опять, поди, начнётся.       - И не говори, Степановна, – со снисходительной улыбкой махнула рукой Долгорукая. – Такая наша доля.       Рассеянно глянув в окно, на миг остановилась. Метнув на Аню Платонову довольно ехидный взгляд, хитро улыбнулась и прошла к шкафу-гардеробу.       Анна вышла из театра. На служебной стоянке, небрежно прислонившись спиной к боку своего автомобиля, стоял Корф и читал, по-видимому, очередной сценарий. Будто почувствовав удивлённый девичий взгляд, поднял глаза.       - Привет.       - Здравствуй. Я думала, ты давно уехал.       - А я решил тебя подождать. Тем более эти два часа мне было чем занять, – Владимир многозначительно качнул толстым переплётом. – Не возражаешь, если я тебя подвезу?       - Куда? – не сразу сообразила Аня, при виде очаровательной корфовской улыбки её умственные способности порядком сбоило.       - А ты сейчас разве не домой? Ладно, подвезу куда скажешь. Так домой или по делам?       - Домой, – словно послушная ученица, кивнула Аня.       - Тогда поехали. Дорогу покажешь?       Всё ещё плохо соображая, девушка оробела окончательно.       - Да мне тут совсем недалеко! Всего четыре остановки на автобусе.       Прекрасно понимая состояние белокурого ангела, Владимир криво усмехнулся одним уголком рта.       - Так что же это получается? Я зря тут два часа торчал и ты даже не разрешишь себя проводить? Я такой страшный, что ли, и совсем не достоин доверия?       Анна с улыбкой покачала головой.       - Не страшный.       - Тогда садись, – Корф распахнул перед ней дверцу.       Лихо вывернув из узкого театрального проулка на проспект, Владимир направил своего железного коня в указанном очаровательной пассажиркой направлении. Первое время молчали, привыкая к столь близкому соседству.       - Аня, ты идёшь на премьеру?       Тихонько вздохнув, девушка призналась:       - К сожалению, нет. За билетами я не успела, а контрамарки не досталось. На бухгалтерию дали четыре, по две забрали Мария Алексеевна и Варвара Степановна.       - Дедовщина налицо? – приподнял Корф бровь. – Ладно, не вопрос, сделаем тебе контромарки. Сколько тебе, две?       Глянув на своего визави, Аня вновь покраснела.       - Можно тогда три? Я бы с мамой и папой пришла.       Ответом ей была ласковая улыбка.       - Конечно, сделаем три!       - Спасибо тебе! О, вот мы уже и приехали. Вот мой дом. Я действительно живу совсем недалеко.       - Увидимся завтра?       - Конечно, увидимся. У меня завтра рабочий день, у вас репетиция.       - Тогда до завтра?       - До свидания, Владимир.       И прежде чем Корф дотянулся, чтобы коснуться бледной фарфоровой щёчки хотя бы невинным поцелуем, Анна ловко выскочила из автомобиля.       В оставшиеся до премьеры дни актёр обязательно заглядывал в бухгалтерию и баловал маленький женский коллектив чем-нибудь вкусненьким к чаю. После ухода гостя Варвара подтрунивала над юной коллегой:       - Закормил нас твой кавалер калориями! Нам-то с Марьсевной что, мы своё давненько отженихались, а вот кое-кто может и в свадебное платье не поместиться!       - Что вы такое говорите, Варвара Степановна! – почти до слёз смутилась Аня, прячась за компьютером.       Злюка Полина фыркнула:       - Больно Корфу надо жениться! Он и без всяких загсов любую суперкрасотку нараз заполучит, только пальцем помани! – пренебрежительный взгляд Пеньковой ясно дал понять, что она думает о внешних данных миниатюрной блондинки и её шансах на серьёзное внимание завидного холостяка.       - Цыть тебе, балаболка! – укоротила её Варвара. – Работай давай, разговорами счета сами не закроются.       - Завидуй молча, Аполлинария, – насмешливо добавила Долгорукая.       Переведя взгляд на Аню, кивнула ободряюще, мол, не обращай внимания, всё будет отлично. Девушка в ответ благодарно улыбнулась начальнице и погрузилась в работу.       В день премьеры за пять минут до окончания рабочего времени в бухгалтерии раздался телефонный звонок.       - Аня, это тебя, – и понизив голос до почти трагического шёпота, Варвара добавила с придыханием: – Володя Корф!       Под прицелом трёх пар любопытных женских глаз Анна подняла трубку служебного телефона.       - Слушаю.       - Привет. Уже заканчиваешь работать?       - Да, сейчас пойду к входу встречать родителей.       - Приходите в гримёрку потом, пожелайте мне удачи. Если родители захотят, дам автограф.       - Спасибо, обязательно придём!       - Хорошо, тогда жду. Пока.       Телефон заиграл гудки отбоя, а Аня всё смотрела в пустоту перед собой счастливыми глазами, тихонько улыбаясь.       Владимир с некоторым волнением ожидал знакомства с семьёй Анны. Даже обычный предпремьерный мандраж временно отступил на второй план, вдруг обнаружил с удивлением актёр. Девушка, накрепко засевшая в душу, оказалась не похожей ни на кого из родителей. Статный высокий красавец, вполне сохранивший былую привлекательность для дам Пётр Михайлович и златовласая женщина с усталыми глазами и редким нынче русским именем Марфа Егоровна странным образом являли собой тандем абсолютных полярностей. «Наверное, это и есть секрет супружеского благополучия – единство противоположностей», – подумал Владимир, снисходительно наблюдая, как Платоновы разглядывают его слегка настороженно, но вежливо скрывая любопытство людей, впервые увидевших столь близко «голову из телевизора».       После обычного обмена вежливостями, раздачи автографов и пожелания удачного спектакля Владимир решился на просьбу:       - Можно мне пригласить Аню сегодня на банкет в честь премьеры? Обязуюсь привезти домой не поздно!       Пётр Михайлович немедленно принял надменную позу радетеля семейной чести:       - О чём вы говорите! Спектакль кончится в одиннадцатом часу! Пока все переоденутся, пока соберутся, пока доедут в ресторан. К полуночи только начнёте праздновать. Нет, об участии Ани в таком позднем мероприятии не может быть и речи! К тому же, как вы сможете в нетрезвом состоянии привезти девушку домой?       - Во-первых, я много не пью вообще, а завтра у меня важное мероприятие, так что я намерен сегодня ограничится парой бокалов шампанского. А во-вторых, я никогда после вечеринок за руль не сажусь. Сегодня даже в театр в преддверии застолья приехал на такси, а не на своей машине. На такси и собирался уехать. И Аню завезти домой, соответственно, тоже. А то, что банкет затянется за полночь – так завтра у Ани выходной, можно несколько припоздниться. Пётр Михайлович, не волнуйтесь, на вечеринке будут не только пьяные актёры и пресса, но и худрук с главбухом тоже, а они у нас люди приличные, солидные. Если хотите, Аня прямо при вас позвонит Марии Алексеевне и договорится, чтобы она присматривала за ней. И за мной, если вы опасаетесь, что я могу причинить вред вашей дочери.       Под напором двух пар молящих женских глаз отец сдался.       - Но пообещайте, что хотя бы в час ночи Анна будет дома!       - В час? Рановато, конечно, для таких мероприятий, но я постараюсь привезти Аню к часу.       Девушка посмотрела на часы.       - Всё, Володя, мы пойдём в зал. Тебе ведь нужно готовиться. Ещё раз – удачи.       - Аня, можно попросить тебя задержаться на минуту?       - Конечно.       Проявив просто чудеса деликатности, к величайшему удивлению дочери, Платоновы немедленно вышли.       - Я понимаю, что мы общаемся всего пятый день, но… у меня есть очень нескромная просьба. Поверь, для меня это очень важно! Перед премьерой – Анечка, поцелуй меня, пожалуйста, на удачу.       Глаза юной красавицы вмиг стали размером с небольшие блюдца, но отказать духу не хватило. Вернее, Корф решил применить принцип «молчание в течение трёх секунд подряд – знак согласия», и девушка попросту не успела выразить своё отношение к столь неожиданному пожеланию известного актёра. Едва лишь губы Владимира коснулись приоткрытого в изумлении ротика Анны, на девушку обрушился такой поток совершенно новых, острых, на грани болезненности ощущений, что ей показалось, будто она несётся с бешеной скоростью внутри бушующего водоворота. Почудилось, что ноги не держат растворяющееся в эфире тело, и она испуганно схватилась за мужские плечи. Поцелуй нёс пару всё дальше, в неведомые доселе миры, галактики, вселенные чувственных красок…       Прервав сладкое соединение, Корф несколько секунд приходил в себя, выравнивая дыхание. Хотелось себя ущипнуть – было полное впечатление, что всё это произошло сейчас не с ним, опытным по женской части, а с желторотым юнцом, впервые изведавшим вкус девичьих губ. Взглянул на Аню, практически повисшую на его руках, и ему на миг показалось, что она в обмороке. Но вот глубокий вздох, дрогнули реснички – девушка возвращалась из мира грёз в реальность театральной гримёрки.       - Сегодня я буду играть только для тебя… – тихонько шепнул Владимир в маленькое ушко.       Ещё не вполне «трезвый» взгляд сфокусировался на его лице с трудом, Аня вряд ли осознала, что эти слова ей не почудились.       - Мне… наверное… в зал пора. А тебе… готовиться… Да?       - Да, Анечка. Спасибо тебе.       Вся пунцовая, на слабых ногах девушка покинула гримерку. Улыбающаяся мать посмотрела на неё с лукавыми искорками в ласковом взгляде, отец – сурово, но против своего обыкновения промолчал.       Что это было – сон или явь? Он действительно сказал, что будет играть только для неё, или то был обман распалённого огненным поцелуем девичьего разума? Самая важная в сегодняшнем зале для исполнителя главной роли зрительница задумалась над этим, когда ей второй раз подряд почудилось, будто на сцене Сирано произносит имя своей возлюбленной неоправданно протяжно, будто даже с паузой в середине. Рокс… ана… Рокс-ана… Рокс-Анна?       О, боже мой, дай выдержки не краснеть всякий раз, как слышится её имя со сцены, произносимое столь волнующим, таким ласкающим, этим… любимым? Голосом Владимира… Мамочки, да она же пропала, окончательно пропала! Корф околдовал её собою бесповоротно.       В ресторанном гаме Анна услышала звонок телефона из сумочки не сразу. На дисплее высветилось: «Папочка». В уголке экрана взгляд зацепился за текущее время: 01.42.       - Папа звонит! Времени почти два часа! – в глазах девушки застыл практически животный ужас.       - Упс… – Владимир взял Анин телефон и постарался придать голосу максимально почтительные нотки: – Пётр Михайлович, это Корф. Конечно, Аня рядом. Да, виноват, прошу прощения, не уследил за временем. Мы прямо сейчас вызываем такси. Как только машина подъедет – мы покинем ресторан. Да, и вам всего доброго.       Проводив девушку до квартиры, Владимир, разумеется, взял объяснение с возмущёнными родителями на себя:       - Пётр Михайлович, Марфа Егоровна, простите ещё раз, что начал наше знакомство с нарушения обещания, но действительно время пролетело незаметно. Постараюсь больше подобного не допускать. Тем более что хочу пригласить Аню завтра на день рождения своего отца. Он неважно себя чувствует, поэтому вынужден был пропустить премьеру. Его только на днях выписали после операции на сердце. Отец остался сегодня дома и был бы рад, если бы я пришёл завтра его поздравить в компании такой очаровательной девушки.       - Но у меня же нет подарка… – робко попыталась возразить Аня.       - Если честно, то у меня пока тоже. Я рассчитывал, что ты завтра поможешь выбрать. Поможешь? – и снова в ход пошли безотказные глазки Кота.       Скромная улыбка с лёгким укором была ему ответом.       - А кто ещё будет?       - Только тётка.       - И всё?       - Всё.       - Пап, мам, можно?       - Ну что с вами делать, езжайте!       Галантные поцелуи ручек обеим дамам, церемонный поклон отцу семейства – и Владимир простился до завтра.       День рождения доктора исторических наук, профессора Ивана Ивановича Корфа Анна запомнила довольно смутно. Первый визит в дом Корфов остался в её памяти калейдоскопом разноцветных эмоций.       Трогательно-белым – как огромный букет белоснежных лилий, заполнивших своим волшебным ароматом весь салон автомобиля Владимира, пока они ехали в загородный дом его семьи.       Дерзко-красным – как щегольской шарф «на три обхвата» из мягчайшего кашемира, который они выбрали в подарок имениннику.       Солнечно-жёлтым – как чудный двухэтажный особняк с белыми колоннами на берегу небольшого пруда с утками, где прошло детство будущей звезды.       Пронзительно-голубым – как добрый, мягкий взгляд Ивана Ивановича, совершенно не похожего на собственного единственного сына, которого он встретил на огромном балконе второго этажа в плетёном кресле, укрытый пледом заботливыми руками свояченицы.       Красновато-рыжим – как оттенок волос тётушки Владимира, преданно ухаживающей за приболевшим зятем, переехав в особняк родственников, и по-видимому, навсегда, выразил надежду сын виновника тожества на ушко стеснительной гостье, видя почти не скрываемые от присутствующих нежные взгляды, которыми обменивались немолодые уже люди, некогда объединённые общей бедой – потерей обожаемой жены и сестры.       Яблочно-зелёным – как огромная ваза с антоновкой из собственного сада, что стояла королевой посреди праздничного стола.       Лаково-чёрным – как блестящий корпус гитары, что ласково обнимали руки актёра, когда он уступил просьбам родных и спел своим чарующим, глубоким баритоном несколько любимых романсов отца.       И, наконец, шелковисто-серым – как манящий, завораживающий, ласкающий взгляд Владимира, обливший серебряным сиянием с ног до головы после сумасшедшего поцелуя у подъезда Платоновых, что проник прямо в душу девушке, не давая потом заснуть едва ли не до рассвета…       Перед каждым спектаклем «Сирано де Бержерак» звонок Анне стал просто неотъемлемой частью подготовительного процесса к роли:       - Анечка, пожелай мне удачи. После твоих слов у меня будто крылья вырастают!       - Удачи тебе, Володя.       - А может, к гримерке подойдёшь перед уходом?       Непроизвольно краснея, девушка закусила губку в смущении, радуясь, что телефонный собеседник не может видеть её робости:       - Зачем?       - Как зачем, а ритуал? А вдруг без него я сегодня провалюсь? Приходи, а? Ну что тебе, поцелуя жалко, что ли?       - Вообще-то я уже у служебного выхода…       - Ого, это я удачно позвонил! Ещё минута – и проворонил бы, получается. Стой там, я бегу!       Уже в костюме Сирано, только без грима, актёр действительно почти бегом появился у выхода.       - Ань?       - А?       - А ритуал?       - Что, прямо здесь? – распахнулись бездонные омуты так, что Владимир на секунду потонул в них по самую макушку.       - Пойдём к гримёрке.       - У-у-у, твоя далеко… неохота… – и глазки хитрые к потолку.       Быстро подхватил взвизгнувшую добычу на руки, спиной толкнул дверь ближайшей гримёрки с надписью «Шубин, Писарев, Долгорукий, З.а.Р. Заморёнов». Внутри обнаружился Андрюндель в белоснежной рубашке с жабо и… без штанов.       - Ой… – потупив взгляд, Аня вцепилась в кожаный жилет Сирано.       - Корфуций, совсем уже обалдел! Своих де…!       - Дюша, заткнись! – грозно рыкнул Корф и вынес Аню обратно в коридор.       - А почему Корфуций?       На вопрос девушки ответил Заморёнов, из-за спины Владимира появляясь у двери:       - Потому что шибко умный! – сделал вид, что сейчас отвесит молодому коллеге подзатыльник, но чуть-чуть не донёс замáх до его шевелюры. – Барышню поставь, где росло! А на самом деле этого обалдуя Корфуцием зовут из-за папеньки-профессора.       Вспомнив добрейшего Ивана Ивановича, Аня улыбнулась.       - Мадемуазель, провожайте этого безносого уже! Скоро начинаем. А ему ещё того, – актёр выразительно поводил перед своим лицом ладонью, – укрупняться!       Владимир отвёл свою сердечную зазнобу до служебного выхода и там неожиданно поцеловал коротко у самой двери. Вспыхнув до корней волос, Анна кинулась прочь из театра.       Следующие два дня девушка скрепя сердце обиженно сбрасывала звонки «коварного змия», как ёмко обозначила его поступок Варвара Степановна, ибо сплетня о поцелуе Корфа с блондинистой бухгалтершей разнеслась по театру со скоростью лесного пожара. К вечеру в бухгалтерию явился самолично «змий» с тяжёлой артиллерией в виде киевского торта наперевес.       - Прямо из Киева? Свеженький? – восхищённо воскликнула Долгорукая.       - Только с самолёта, Мария Алексеевна, даже чемодан ещё в машине.       Варвара потянулась за чайником, Полина завистливо засопела.       - Ань, я больше так не буду. Честное слово.       - Что не будешь? – упорно глядя себе на колени, буркнула девушка.       - При всех – точно больше не буду!       Возмущённая Анна вскинула суженные в крайне эмоциональном порыве осуждения глаза, но встретилась с безукоризненно отрепетированным взглядом мультяшного Кота. Ну вот что с этаким коварством делать прикажете нежному девичьему сердцу?       Конец второго акта