Стакан воды. Околотеатральная история

      Учиться Анне понравилось с первого же дня. Она впитывала знания, как одержимая, иногда возвращалась домой к полуночи, рано утром снова убегая на занятия. Конечно, порой терпеть подобное было сложно, но чувствуя поднимающееся раздражение на жену, Владимир тут же вспоминал свои студенческие годы и непроизвольно улыбался. Их дружный курс готов был дневать и ночевать на репетициях. Видимо, учебный процесс захватил его Анечку с головой, как когда-то его самого. Счастливое время… Корф вспомнил, как увлечённо рассказывала жена о первом дне в училище:       - Нам обещали, что мастер-классы будут давать такие знаменитости, что аж голова кружится! Будем постоянно в театры ходить, даже разрешат смотреть репетиции! А группа какая интересная у нас получилась! Знаешь, мне даже как-то уже неловко, что я твою фамилию взяла, если честно… – она со вздохом посмотрела на меланхолично жующего мужа, уставшего за суетный день до рези в глазах.       - И чем тебе опять моя несчастная фамилия не угодила?       - Взять хоть Лизу Долгорукую, дочку Марии Алексеевны, сестру Андрея. Она Долгорукая, её фамилия уже известна в мире искусства, но она её собственная, от мамы с папой. Или Миша Репнин, брат Наташи. Ещё Соня Канкрина, дочь начальника Департамента культуры области. Но они-то свои фамилии не выбирали, а я…       - А что ты? Ты себе мужа тоже не по фамилии выбирала.       - Ну как это? Я же влюбилась в тебя с экрана. Талантливый актёр, знаменитый, успешный, красивый.       Владимир застонал, как от зубной боли.       - Я тебя умоляю, только не надо хотя бы дома о моей морде! За день достали до печёнок сегодня!       - Прости, пожалуйста!       - Ладно, малыш, проехали. Не обращай внимания на меня. Я просто устал до чёртиков.       - Замучили? – сочувственно спросила Аня любимого.       Устало улыбнувшись жене, не переставая вяло работать челюстями, Корф кивнул.       - Кстати, – с энтузиазмом добавила она, – знаешь кто ещё в нашей группе? Никита Хворостов – стюард с нашего лайнера! Ты оказался прав, он действительно работал и готовился к поступлению! Он утверждает, что помнит меня на вступительных.       Неприятно кольнув, ревность заставила вспомнить все излишне внимательные взгляды стюарда на свою жену и её приветливые улыбки синеглазому гиганту. Нисколько не задержавшись на мыслях о Никите, Анна переключилась на другую тему, чем успокоила доморощенного ревнивца.       - Ох, для меня экзамены были такой страшной пыткой, что я никого вокруг не видела… Вспоминать страшно. Знаешь, у меня такое нехорошее ощущение, что я на экзаменах показала себя не с самой лучшей стороны, а поступила только благодаря Сергею Степановичу. Мне кажется, он за меня просил…       Совершенно неприличное фырканье мужа слегка обидело её.       - И ты подозреваешь в подобном нашего принципиального Эс-Эс, у которого племяш попал в театральное только с шестого захода? Как любит повторять дядь Юра Заморёнов – не смешите мои копыта!       - Ты думаешь? – с надеждой в распахнутых по-детски глазёнках уставилась на него Аня.       - Сто процентов! Даже не забивай себе голову глупостями! Ты очень талантливая. Ты мужу веришь?       С нежной улыбкой Аня кивнула.       - Тогда отставить самобичевание! Всё, тарелки в посудомойку и отбой. Без семи минут полночь. Опять не выспимся.       В театре у Корфа постоянно спрашивали про Анну, передавали приветы, ждали в гости. А сегодня с утра Варвара явилась прямо к нему в гримёрку с целым пакетом, предательски источающим аромат домашних пирогов.       - Аннушке передай, Володя. А это вам, чтоб в передачку не лезли! – с улыбкой погрозила она соседям по гримёрке кулачком, оставляя на его столике прозрачный мешочек ещё с несколькими пирожками.       Владимир периодически заезжал в альма-матер, где с удовольствием снова погружался в атмосферу своего минувшего студенчества. Тихонько усаживался в самом неприметном уголке и, сколько позволяло свободное время, наблюдал за успехами жены. Будучи обнаруженным впервые, подвергся атаке селфи-маньяков и собирателей автографов. При повторной «дешифровке» обошёлся парой-тройкой подписанных фотографий «для мам и тётушек», а сегодня всё свелось к насмешливому комментарию заметившего его студента: «Аня! Корф! Тут опять твой партизанит! Адюльтер, что ли, подкарауливает?» Кинувшаяся к нему жена лишь показала не в меру балагуристому однокашнику на бегу язык и забыла о его подколе напрочь, едва оказавшись в объятиях любимого.       - Что он там про адюльтеры плёл?       - Не обращай внимания, – махнула Аня рукой беспечно. – Меня от приставаний всяких твоя фамилия надёжно бережёт. Сначала пытались подкатывать, но просвещённая в вопросе моего семейного положения часть курса быстренько шепнула непросвещённой, что здесь всё под корень застолбил тот самый Корф, так что остальным ничего не светит в принципе.       - Ох, ну хоть в чём-то от моей популярности практическая польза! На жену никто не облизывается.       Проходившая мимо Лиза Долгорукая, что имела на Анну зуб за то, что одним своим существованием рушила её грандиозные планы на одного из сокурсников, которые, к сожалению, были далеки от осуществления, не смолчала:       - Ага, конечно, так и не облизывается! Только слюни успевают подбирать. Одно, что только издалека. А глазами раздевать даже ваше грозное имя никому не мешает!       Сделав своё пакостное дело, Лизавета гордо унесла царственной походкой свою соблазнительную фигуру прочь. Аня подняла глаза к посуровевшему лицу мужа.       - Не слушай её, Володя. Это она от расстройства. Лиза у нас в одного студента влюбилась, а он на неё ноль внимания. На самом деле у нас совершенно нормальные ребята. И вообще, я для них уже старенькая, – скривилась она. – Ребята почти все сразу после школы. Старше меня на пару лет вон только Миша Репнин.       - Репнин? Наташкин брат?       Аня кивнула, снимая с плеча мужнина пиджака несуществующую соринку.       Корф метнул настороженный взгляд на высокого студента, постоянно поглядывающего на них с нескрываемой завистью, в чертах которого мельком проскальзывало фамильное сходство с его партнёршей по «Сирано», сразу интуитивно почуяв в нём соперника. Вмиг заледеневшие серые глаза жёстко сузились.       - И не слушай ты эту Долгорукую. Никто ничем меня не раздевает. Вон видишь, вся от пяток до шеи одетая, – пыталась жена обернуть всё в шутку.       - Ладно, проехали, Ань, ты тоже не заморачивайся. Кстати, я сегодня не просто так приехал. Тебе из нашей бухгалтерии привет передали, – Владимир протянул жене пакет.       Едва Анна развернула плотную упаковку, по помещению понёсся умопомрачительный аромат домашней выпечки.       - Пирожки Варвары Степановны! Боже, как вкусно пахнет, – она блаженно зажмурилась, засунув нос в пакет. – Ребята, идите сюда! Здесь на всех должно хватить!       Едва успев утянуть у голодной орды пару пирожков, Корфы устроились на подоконнике и кормили друг друга гостинцем Варвары Степановны, чувствуя себя счастливыми настолько, насколько могут быть только молодые, влюблённые и одержимые одним общим делом.       Через пару дней Романов осчастливил студентов прямо с порога:       - Господа, завтра культпоход на «Сирано»! Что тебе, Аня?       - Николай Павлович, можно я не пойду? 18-й раз я на смерть Сирано смотреть уже не в силах…       - А что же вы будете делать, леди, пока ваши сокурсники заняты программным просмотром?       Вместо Анны ответил ехидный голосок с галёрки:       - Сирано ужин дома готовить!       В перепалку вступил кого-то из парней в противоположном углу:       - Лучше бы она у своей бухгалтерши мастер-класс по пирожкам взяла! Ань, а она нам ещё пришлёт?       - Не знаю, – пожала плечами смущённая студентка.       - Тогда отпустите её, Ник Палыч, только прогул по «театру» пускай пирожками сдаёт!       Под дружный хохот Романов помахал руками, успокаивая обострение народного юмора.       - Пирожки, конечно, дело хорошее, но лучше намекни своему Сирано, что мастер-класс от действующего актёра в альма-матер приветствовался всегда, на курсе у его же собственного мастера в особенности. Ну а уж в группе у родной жены – так это ему сам бог велел, да? – подмигнул обычно серьёзный режиссёр студентке и перешёл к теме занятия.       По дороге на обед Аня умудрилась пристроиться к Никите, чтобы избежать назойливого внимания Миши Репнина. Устроившись за столиком, однокурсники впервые разговорились.       - Ты действительно помнишь меня с экзаменов?       Отведя глаза и робко кивнув, Никита улыбнулся.       - Ой, а я так волновалась всё время, что ничего вокруг не видела! После последнего экзамена прямо в машине заснула – как камень с души! Представляешь, больше суток проспала!       Никита с испугом посмотрел на девушку:       - Но это ведь ненормально!       - Володя тоже так решил, – с улыбкой кивнула Анна. – Очень испугался. Нам жениться послезавтра, а я сплю и сплю. Он и маме позвонил, и тёте своей, и знакомым врачам. Даже Наташе Репниной зачем-то! – тихонько посмеялась она своим воспоминаниям.       - Мишиной сестре?       - Да. Они с Володей вместе в «Сирано» играют. Кстати, Наташа замужем за братом Лизы Долгорукой. Так что выходит, что Миша и Лиза почти родственники!       - Надо же… – вспомнил Никита попытки Елизаветы обратить на себя внимание Михаила.       - Ой, прости, я тебя совсем заболтала! Отвлекаю от обеда.       - Ничего, Аннушка, – улыбнулся парень. – На лайнере быстро учишься съедать обед за пять минут, при этом ещё ведомость какую-нибудь хозяйственную заполнять на коленке. Да ещё на итальянском языке.       - Ты знаешь итальянский?       - Совсем немного. Круизный лайнер, на котором я работал, он же итальянской компании принадлежит. Вот большинство бумаг и было на итальянском. Пришлось кое-что подучить.       - Долго ты работал стюардом?       - Два года, после армии.       - Ты и в армии служил?       - Да, успел. Миша Репнин, кстати, тоже. Я военный билет случайно видел. Да и войска там посерьёзнее, не чета моей пехоте.       Аня задумалась. Странный он всё-таки, Миша Репнин. Кто бы мог подумать, что этот улыбчивый балагур и душка прошёл уже суровую школу в армии. Да и будучи племянником Оболенского, не воспользоваться блатом и штурмовать раз за разом театральный вуз на общих основаниях – какой нужен характер!       - А ты с первого раза поступил, Никита?       - Со второго. В прошлом году не прошёл. Но это и лучше, наверное. Учиться у Романовых – это ли не мечта?       - Ты прав, Никита, – кивнула девушка. – Володя тоже у него учился, он Романова считает самым авторитетным педагогом. А как ты совмещал работу и экзамены?       Хворостов пожал плечами.       - Просто договаривался о замене на время. В этом году повезло – сойти пришлось только на один круг, по датам экзаменов как раз укладывался от одной стоянки в Сочи до другой. Да ты в курсе, – он снова обаятельно улыбнулся собеседнице. – В прошлом вот пришлось из Венеции улетать, только через полтора круга в Сочи обратно сел. Почти месячную зарплату потерял. Ну ничего, зато опытом обзавёлся, в этом году всё получилось.       - Я рада за тебя, Никита, – кивнула Анна.       - А я за тебя, Аннушка.       Кинув быстрый взгляд на часы, поторопил:       - Осталось всего десять минут. Нужно возвращаться.       - Идём, Никита, я уже закончила, – милая улыбка согрела радостью сердце парня.       Интуиция не подвела Владимира. Михаил Репнин действительно сразу приметил хрупкую блондиночку, совершенно не обращая внимания на томные взгляды Лизы Долгорукой. Обнаружив на безымянном пальце пронзившей его сердце одним только взглядом огромных сияющих глаз красавицы внушительное свидетельство наличия более удачливого соперника 575 пробы, Репнин решил в любом случае не отступать и попытать счастья. Причём фамилия однокурсницы его ничуть не насторожила. На данный момент знаки внимания Михаила не выходили за рамки допустимого, тем более их с Анной назначили в пару для репетиции отрывка из русской классики. На этом основании Репнин теперь мог чаще общаться с предметом своих грёз и проводить больше времени рядом.       Спустя неделю после доставки моментально ставших легендарными Варвариных пирожков Корф опять заехал за женой в училище – они были приглашены в тот вечер на светское мероприятие. В приподнятом настроении Владимир шагал в один из репетиционных залов, где, судя по подсказке как-то уж очень хитро ухмыльнувшейся Долгорукой, билась над не поддававшейся который день сценой его перфекционистка-жена. Осторожно, чтобы не мешать процессу, приоткрыв дверь в небольшое помещение для индивидуальных занятий, Корф заледенел. Ноги и руки отказывались двигаться, в глазах заполыхало красное марево, во рту мгновенно пересохло. Единственное, на что его хватило – отпрянуть за вторую половинку двери. Ощущая, как миллионы холодных иголок разом впились в его разрывающееся сердце, Владимир прикрыл глаза, уткнувшись лбом в крашеное дерево дверного косяка.       «Почему? Как? Как, как, как можно было ТАК ошибиться! Нежная, чистая, любящая, верная… Да уж, верная! Ведь видел, видел этого Репнина! И что? Что можно сделать, если женщина выбрала не тебя. Если она тебя не лю…» Вихрь мгновенно пронёсшихся в кипящем мозгу лихорадочных мыслей прервался звуком, похожим на щелчок хлыста.       - Не смей больше никогда ко мне приближаться, Репнин! Завтра же попрошу поменять нас парами!       «Прости, прости меня, моя девочка! Я такая сволочь! Уже только потому, что просто посмел на миг допустить подобную мысль о тебе!»       С решительным видом ворвавшись в зал, чуть не налетел на собственную жену.       - Аня, иди к машине, я сейчас, – тихий, обманчиво спокойный голос бледного как Смерть с косой Корфа запустил по спине замершей в ужасе степным сусликом жены стадо горячих мурашек.       - Володя, я…       - Быстро. Иди. К машине. Я. Сказал! – жутко припечатал Владимир, не отрывая убийственного взгляда от растерянного горе-ухажёра, на левой щеке которого отчётливо пламенел отпечаток нежной ручки Анны Корф.       Жена видела любимого в разной степени ярости. Извлечённый опыт подсказывал:       Первое. Репнин – труп. Почти стопроцентно.       Второе. Если она не уйдёт, Корф разъярится только сильнее.       Третье. Чем быстрее она исчезнет, тем выше её шанс избежать свиданий с мужем в следственном изоляторе.       Бросившись в коридор со всех ног, Анна застыла в том же самом месте, где полминуты назад любимый пережил предынфарктное состояние. Из-за двери послышался страшный в своём спокойствии, гипнотически-угрожающий голос:       - Если ты ещё раз коснёшься моей жены хоть пальцем – пожалеешь, что родился на свет. Думаешь, что твоё родство с Оболенским меня остановит, племянничек? Мне плевать, кто ты и что ты. За свою женщину я порву тебя на британский флаг. Даже если при этом я помножу свою актёрскую карьеру на ноль – плевать. Руки-ноги-мозги на месте, семью прокормить сумею. Так что не надейся, что тебе в театральном мире позволено всё, мажор. Ты меня понял – порву. А потом будь что будет. Я сказал, ты услышал. Всё.       Выйдя из зала, встретился с выцветшими от ужаса, расширившимися на пол-лица глазами жены.       - Ничего не бойся. Всё будет хорошо.       Прежде чем вложить свою дрожащую ладонь в протянутую руку мужа, Анна лишь прошептала:       - Люблю тебя.       В круговерти повседневных хлопот, репетиций, занятий, съёмок, встреч и расставаний промелькнула осень, слякотное и грустное начало питерской зимы, постепенно лёд сковал все реки. Декабрь принёс немного снега и ожидание праздника.       День рождения любимого… Уже послезавтра. Аня счастливо зажмурилась. Убрала обратно в свою половину зеркального ящика над раковиной маленькую тайну, что жила там уже вторые сутки. Как хорошо, что завтра Володя возвращается с гастролей. Жаль, конечно, что самолёт приземлится глубокой ночью. Но ничего страшного, он давно привык к бешеному графику востребованного актёра, а столик в ресторане заказан на вечер – любимый успеет отдохнуть. Когда сказать? Сразу, как переступит порог, или сначала дать выспаться, чтобы ничто не мешало радоваться? Больше всего на свете Анне хотелось, чтобы они ждали своего малыша вместе с первой же минуты, но тошнота и недомогания начались без Владимира. Хорошо, что пять дней без любимого истекают уже завтра. Поздно-поздно ночью, но уже завтра он обнимет её, ворвавшись в их уютную квартирку, принеся с собой извне обрывок зимнего балтийского ветра, привкус вечных аэропортов и очередной магнит на многострадальный холодильник, который скоро рухнет под гнётом пластиковых свидетельств неугомонной кочевой жизни хозяина. Снисходительно подмигнув в зеркало то ли себе, то ли немного наивному хобби мужа, то ли маленькой тайне, что покоилась за ним до приезда будущего папочки, Аня счастливо улыбнулась и отправилась в постель. Подушка Владимира всё ещё хранила его запах, и жена обняла её, зарывшись носом. Конечно, можно было бы обрадовать Володю и по телефону, но ей безумно хотелось видеть его глаза в тот момент, когда он услышит эту новость. Вот и получается, что супруга преподнесёт имениннику сразу два подарка! Один уже пару недель лежит в её тумбочке, в обёрнутой в шелковистую бумагу и перевязанной белоснежной лентой коробке, а второй – радость на всю жизнь, что уже связала их столь крепко, как не под силу больше никому и ничему. И этот подарок живёт теперь внутри неё… Надо же, теперь она – сосуд для плода их с Володей любви. Как странно… Как прекрасно! Любимый, приезжай скорее, мы с малышом тебя ждём, ещё раз счастливо вздохнула Аня и скрутилась эмбрионом вокруг подушки мужа, смежив веки.       Спустя сутки с небольшим хозяин чуть не на цыпочках чёрной тенью внедрился в тёмную прихожую, открыв дверь без единого скрипа. С величайшими предосторожностями опустил дорожную сумку на пол, разделся. Эх, сейчас бы в ванну, да включить режим джакузи… Нечего сибаритствовать, барин тоже выискался в полтретьего ночи, одёрнул себя Корф. Ладно, ограничимся душем в гостевой. Спасибо тебе, предыдущий владелец этой облагороженной капитальным ремонтом расселённой бывшей коммуналки, за два санузла, хмыкнул Владимир и осторожно свернул к своей ванной за полотенцем. Та-а-ак, а это ещё что такое? Из приоткрытой двери спальни лился свет ночника. «Забыла погасить, боялка маленькая?» – с нежностью подумал он о жене. Заглянув в комнату, мгновенно свёл брови и уже не таясь шагнул внутрь.       - Это что ещё за ночные посиделки? – сурово вопросил он читавшую томик Шекспира Анну.       Испуганный вопль чуть не оглушил хозяина, который вздрогнул едва ли не сильнее жены.       - Корф, с ума сошёл?! Так подкрадываться! Я не слышала, как ты дверь открыл!       - Так я же тихонько, думал, ты десятый сон видишь! – отнимая руку от бросившегося вскачь сердца, направился он к «нежно» запустившей в благоверного его же подушку Анне, на ходу ловя спальную принадлежность. – Не хулигань, выпорю, – беззлобно пригрозил глава семьи, присаживаясь возле жены. – Привет.       Ответить ей не дали – неистовый поцелуй рассеял все мысли и запустил быстрее по жилам кровь.       - А… ты разве… не устал? – с трудом переводя дыхание, слабо пискнула Аня.       - Вообще-то, я в аэропорт прямо из гримёрки после спектакля, чуть не бегом, – бесстыдные пальцы задрали подол сорочки, сжали аппетитную попочку. – Народ ещё на завтрашний «Тартюф» и финальный банкет остался, а я под предлогом именин вырвался, ты же знаешь. Местных фанаток пришлось жестоко обломать с автографами, но самолёт ждать не будет, – пробираясь жадными губами по лебединой шейке к глубокому вырезу шёлковой сорочки, бормотал муж. – Ничего, Долгорукие с Сержем и Степанычем отпишутся… А-а-нь, я та-а-ак соскучился…       - Я тоже… Володя… Я хотела завтра тебе сказать… – нежные ручки гладили напряжённые плечи, ласкали коротко стриженый затылок.       - Так уже завтра, – жадные губы завладели через тончайшую ткань послушно напрягшимся сосочком, – говори…       - Я не могу… когда ты так… у меня язык… заплетается…       - Всё, всё, я прекратил, – с трудом отрываясь от прелестей любимой, шумно вздохнул Владимир.       - Володя, посмотри на меня, пожалуйста.       - Что-то случилось, малыш? – в серых глазах вожделение мгновенно сменилось тревогой.       - Нет, любимый, всё хорошо. Всё просто прекрасно! Но у меня есть новость…       Вслух сказать ей ничего догадливый муж не дал. Лицо его моментально преобразилось, осветившись такой радостью, что Аня даже прикрыла глаза от непереносимого, огромного как небо счастья. Только молча кивая на невысказанный вопрос любимого, она нежными пальчиками ловила счастливую слезу, что прочертила предательскую дорожку по безупречно красивому лицу актёра, которому ничего не понимающие в человеческих душах режиссёры предлагали сплошь роли холодных надменных гордецов и рассудительных несгибаемых офицеров – Сирано пока так и остался единственной ролью вне амплуа.       - Аня… Анечка… Нюрка моя, – сграбастал в охапку, прижал к себе жадно, но бережно.       - Папочка, – обняв в ответ, легонько не то поддразнила, не то просто попробовала на вкус новое в их реальности слово.       - Мамочка, мамуля, – целовал муж своё сокровище, куда дотягивался, не размыкая объятий, – кенгурёнок мой…       Вечер в ресторане прошёл очень мило, по-домашнему. Кроме родителей, жены и тёщи, Владимир пригласил только троих друзей с жёнами. Близкие приятели из театра вернутся в Питер только завтра. Мероприятие для журналистов Бенкендорф организовывал через четыре дня, приурочив к выходу сериала с участием Корфа, так что сегодня актёр принадлежал только себе и своим близким.       - Володя, можно я скажу о ребёнке маме? – наивный, чистый взгляд напомнил глаза щенков в подворотне, которые провожают каждого прохожего с надеждой, что их приласкают и заберут домой.       «Господи, какой же ты у меня ещё сама ребёнок», – сдавила сердце остро-сладкой болью нежность.       - Вообще-то я хотел предложить сказать сейчас сразу и Марфе Егоровне, и моим. Но если ты хочешь сначала отдельно шепнуть маме, я совсем не против, малыш, – муж незаметно погладил под столом ножку засмущавшейся жены, коснулся губами виска.       - Спасибо, – полный обожания взгляд сводил с ума. Ах, если бы только его девочка знала, какие верёвки может крутить из него одним только подобным взглядом…       К выбору подарков гости подошли творчески. Один из друзей вместе с сертификатом в магазин спорттоваров преподнёс огромную бутыль, своей формой подозрительно схожую с тарой одной очень известной марки французских коньяков. Вот только вместо фирменной этикетки на ней красовался коллаж со странным животным, навевающим мысли о гибриде яка с мамонтом, которого воинственно оседлал именинник в офицерской форме времён императора Николая I, а подпись под сим художеством гласила: «КорфЪяк».       Подарок от молодой супруги тоже вызвал у Владимира приступ громкого хохота. Практически с первых дней совместной жизни, вот уже почти год Анна пыталась каким-нибудь образом организовать кипу различных визиток, рекламных карточек, обрывков бумаги с номерами телефонов, нужных мужу по работе. Всё это безобразие у холостяка Корфа мирно проживало в плетёной корзинке-хлебнице на подоконнике в кухне, вытеснив непосредственно хлеб в пластиковый контейнер на микроволновку. Аня периодически пыталась разложить в корзинке карточки, визитки и рекламки по трём разным кучкам, перетянув банковскими резинками, а клочки с записками – скрепить канцелярским зажимом для бумаг, а всё это «богатство» задвинуть подальше и повыше, с глаз долой. Регулярно из кухни раздавался рык раненого бизона: Корф снова искал корзинку с нужными телефонами. Молча подавая в руки ненаглядному искомый предмет, причём в 99 случаях из 100 найти его можно было, всего лишь подняв глаза на холодильник, Анна через полчаса находила корзинку на подоконнике в первозданном виде, то есть всё вперемешку и без креплений.       Теперь смеющийся от души именинник держал в руках огромную визитницу из коричневой телячьей кожи. На обложке золотым тиснением было выбито готическим шрифтом «W. Korff». Когда подарок оказался в руках Ивана Ивановича, у старика задрожал подбородок. Анна порядком напугалась: она однажды нашла в интернете упоминание о том, что одна из ветвей Корфов на латинице писала свою фамилию именно так – с двойным «ff» на конце, но возможно, сейчас обидела обожаемого свёкра, написав фамилию семьи не как дóлжно.       - Анечка, детка, – протянул к ней руку профессор; она тут же подошла и присела на корточки возле его стула, – спасибо тебе. Так радостно видеть, что в семью вошёл человек, неравнодушный к истории рода. Надеюсь, ты поможешь Володе передать вашим детям те знания, которые ещё хранят российские Корфы о своих предках.       Почувствовав на себе пристальный взгляд мужа, подняла глаза. Он вопросительно указал на Марфу, спрашивая, обрадовала ли уже будущую бабушку. Отрицательно качнула праздничными кудряшками, загадочно улыбнувшись: конечно же, она поняла нетерпение мужа и оценила его готовность подождать.       - Иван Иванович, мамочка, Надежда Николаевна – у нас с Володей для вас новость.       Вернулась к засиявшему как медный самовар благоверному, тотчас попав в загребущие объятия, обвела родню счастливым взглядом. Посмотрела на мужа вопросительно: ну, что же ты? Объявляй! Это твой день, это наследник твоего древнего рода.       Сам не свой от счастья, Владимир торжественно возвестил:       - Скоро на свет появится Корф-самый-младший!       Пятисекундная немая сцена была вполне достойна московских коллег именинника из Камергерского переулка. Обрушившийся затем на будущих родителей шквал восторгов и поздравлений слегка оглушил. С трудом вызволив из объятий не в меру расчувствовавшейся тётушки растерянную жену, собственник-муж и будущий счастливый папаша больше от себя за весь вечер свою сияющую тихим счастьем половинку ни на шаг не отпускал.       Дома именинник бережно отстранил вышедшую после душа жену, не позволив соблазнительно прижаться.       - Анечка, аккуратнее, я ведь не железный.       - Так я разве не на это намекаю? – мурлыкнула голубоглазая фея.       - Наверное, теперь нужно беречься? – Владимир погладил тёплую щёчку, перехватил ладошку, что пыталась исподволь пробраться к резинке его любимых «спальных» шортов.       Жена тихонько засмеялась:       - Какой ты у меня, оказывается, трусишка! Володенька, я беременная, а не больная. И вообще, ещё каких-то полтора века назад считалось, что для замужней женщины беременность более естественное состояние, чем её отсутствие.       - Мой маленький философ! – обнял жену, тут же обвившую собою, как лианой, опутавшую запахом нежных духов, теплом, лаской… счастьем.       - Только не говори, что ты теперь до самых родов будешь бояться ко мне прикоснуться. Мы молодые, здоровые люди, всё будет хорошо. Правда, Володя.       С лёгким вздохом высвободившись из плена желанных объятий, Корф подошёл к шкафу, извлёк с самой верхней полки аккуратно сложенную ярко-бирюзовую ткань, тряхнул перед собой. В воздухе раскрылась длинная полоса прозрачного шифонового палантина.       - Вот, у меня на этот вечер были грандиозные планы, но теперь, наверное, опасно?       - Копия того… – ахнула Анна, моментально вспомнив жаркую ночь на волнах Мраморного моря по пути от Босфора до Дарданелл в свадебном круизе.       Она поняла: теперь её очередь. Когда-то он доверился, пошёл навстречу её сумасшествию, хотя мог одним движением порвать легчайшую ткань, которой она привязала его руки к спинке постели. Дал ей власть, свободу, ощущение доминанты. Сыграл свою роль до конца, позволил вести в любовной схватке, пока сама не развязала почти игрушечные узелки.       Сияя живыми бриллиантами любящего взгляда, плавно подошла к супругу и медленно вытянула из его пальцев воздушную бирюзу. В отличие от кровати в их каюте на лайнере, спинка супружеского ложа была цельной, но Анна моментально нашла выход. Пропустила ткань за одной из верхних ножек, бросила концы на подушку. Спустила бретели кружевной сорочки, белоснежная пена возбуждающе стекла с идеальной фигуры на мягкость ковра. С манящей улыбкой римской гетеры легла по диагонали, обвила вокруг запястий длинные концы шарфа. Мужу осталось лишь затянуть сверху мягкие узлы…       Конец пятнадцатого акта