Стакан воды. Околотеатральная история

      Повседневный уклад «корфодома» как-то незаметно установился в спокойном, размеренном, «детском» режиме. Владислав Владимирович радовал родных и близких спокойным нравом, здоровым сном и отменным аппетитом. Без всякой суеты Анна могла успеть сделать все домашние дела, покормить сына, погладить детские вещи, но практически ни дня не оставалась без компании. Добровольные помощники были готовы даже график составлять, чтобы не мешать друг другу, что и предложила со смехом им сделать молодая мамочка однажды.       Одна из гостевых комнат, в которой некогда жила Марфа до того, как перебраться к Юрию, постепенно с лёгкой руки хозяина и благодаря его ехидному языку стала в семье зваться «заморёновской», после того как Степаныч, заехав за Марфой поздно после спектакля, уснул в кресле, не дождавшись, пока любимая женщина соберётся уезжать. Корфы предложили «старшему поколению» заночевать в тёщиной комнате. После третьего «Сирано» и совместного полуночного ужина гостевая внезапно, с лёгкой руки хозяина сменила своё неофициальное название под усмешку Анны.       Но сегодня Юрий и Марфа встречали тихое утро в своей кухне под сопение пузатого чайника и аромат сырников. Идиллию прервал звонок на телефон Марфы. «Мандт». Обменявшись тревожными взглядами, замерли в ожидании дурных вестей.       - Приветствую, Марфуня. Есть мысль отпустить Петра домой завтра-послезавтра.       - Здравствуй, Филя. Так что, здоров он уже?       - Ну… не то чтоб совсем, конечно. Процедуры и прочие там таблетки никто не отменяет. Но в стационаре торчать уже не обязательно. Дело-то в чём, Марфа… – приятель Штернов замялся. – Я тут от Илюхи краем уха уловил, что вы с Петром вроде как…       Вздохнув, Марфа посмотрела на тревожно подобравшегося Юрия.       - Да, верно слышал, Филя. Разошлись мы. То есть пока не официально, конечно. Но последнее время жили порознь. И менять что-то я уже не буду, если ты об этом.       - Нет, конечно же нет, Марфунь. Упаси меня бог лезть в чужие дела. Но Петру на первых порах нужен будет уход. Причём серьёзный, постоянный. В общем, если он теперь фактически холостяк, то ему понадобится сиделка. И как ты понимаешь, не просто тётка с улицы, а с медицинским образованием и опытом.       - Я поняла, Филя. Спасибо тебе. Я сейчас позвоню Зине, мы постараемся всё решить. Значит, говоришь, завтра выпишешь Петра?       - Ну край могу подержать до послезавтра. Прости, но не дольше. Успеете что-то решить?       - Да, конечно, мы постараемся. Спасибо тебе ещё раз.       Нажав на отбой, женщина невесело вздохнула.       - Что, Манечка, опять тебе заботы? – погладил возлюбленную по руке.       - Ничего, Юрочка, всё решим, – светло улыбнулась она, благодарная за эту пусть совсем простую, незаметную, но столь необходимую поддержку. – Сейчас с Зиночкой посоветуемся.       - А может, просто обратиться в агентство? Сейчас же разных помощников нанять можно. И не только убирать-нянчиться, сиделок тоже через конторы нанимают. Мы с Володькой скинемся, не вопрос.       - За это как раз не нужно переживать, Юра. Пётр человек небедный, он в состоянии из своих средств оплатить себе помощников.       Слегка удивлённый, Заморёнов тем не менее порадовался постепенному преображению любимой женщины. Она уже не рвалась безусловно и бездумно помогать оставленному мужу, срабатывала логика и налицо была возникшая способность к реальному восприятию положения вещей в её бывшей семье.       Самый важный разговор Марфа не стала откладывать в долгий ящик. После нескольких телефонных звонков и уточнения всех договорённостей и нюансов попросила Юрия отвезти в клинику. Хотелось всё завершить, пока уже практически бывшего мужа не выписали.       - Пётр, как ты сегодня?       - С каких это пор тебя вновь интересует моё здоровье? – раздражённо буркнул пациент.       - Я при каждом визите спрашиваю тебя о самочувствии, – с каждым днём придирки и претензии в свой адрес воспринимались всё больнее, их несправедливость ощущалась всё сильней. – Фил сказал, что может тебя отпустить домой.       - Что, расстроена? Надеялась, что тут прямо концы отдам, а все денежки тебе достанутся? Не дождётесь, я ещё поживу! – надменно вскинул он подбородок.       - Господи, и поворачивается же язык! – охнула Марфа. – Не нужны мне твои деньги.       - Что, зятёк содержит? – ехидно поддел Пётр. – На днях созванивались с одним коллегой, мне известно, что ты бросила работу. Погрязнете с Анной в праздности, потом локти будете кусать, когда ваш фигляр вас с голым задом на мороз выставит. Ко мне можете даже не возвращаться!       - Хватит, Пётр, уймись! – и откуда только силы взялись и решимость? Ни разу за четверть века не перечила мужу, а уж голос поднять – и в мыслях не было никогда. – Расстались мы с тобой уже давно, окончательно. Я твоей болезни сочувствую, конечно, но менять своё решение не буду. Мы с тобой вместе не живём и жить не будем. Но ты покуда ещё слаб, тебе нужен уход. Я спросила у Зины Штерн, нет ли у неё на примете надёжного человека с медицинским образованием, чтобы помогать тебе на первое время. Она порекомендовала одну знакомую, – Марфа открыла сумочку, достала вчетверо сложенный лист бумаги, – вот её телефон и кое-какие данные. Об оплате договоритесь между собой.       Пётр Михайлович презрительно скривился:       - Надо же, позаботилась она! Сиделку подыскала. Будто бы я без твоего вмешательства не в состоянии сделать подобных элементарных вещей!       Вспомнив, в каком состоянии они с зятем нашли и самого Петра, и квартиру, Марфа с трудом сдержала всколыхнувшееся возмущение. Но совсем молчать не стала.       - Что же, рада слышать, что ты можешь теперь сам о себе позаботиться. В таком случае нам нужно урегулировать вопрос с нашим окончательным расставанием. Давай разводиться официально, чтоб уж всё по-людски. Всё, прощай, Пётр. Не могу больше. Дочь пристроена, сама мать, счастлива. Хочу и я хоть чуток на старости лет счастливой побыть. Не поминай лихом. Я перед тобой ни в чём не виновата!       Больной гордо приосанился прямо на койке:       - Я и сам давно хотел тебе сказать, да всё не было подходящего момента. Ты мне больше не нужна! Я встретил здесь совершенно потрясающую девушку. Она не просто красива, она умна, очаровательна и не станет как ты, бегать туда-сюда. Катенька так внимательна ко мне. Я хочу как можно скорее оформить развод, мы с Катериной поженимся сразу, как только доктора отпустят меня отсюда!       - Катерина? Та рыжая медсестра? – у Марфы от удивления отпала челюсть и глаза едва не вылезли из орбит. – Да она же едва не младше нашей дочери!       - Какая тебе разница, Марфа! – одёрнул женщину Пётр. – Ты не захотела сохранить наш брак и я считаю себя свободным от всяких обязательств. Я имею полное право на счастье. И никто не посмеет мне помешать!       - Делай как знаешь, Пётр. Бог тебе судья. Если хочешь, я сама могу подать документы на развод.       - Вот ещё! Не вздумай в это влезать, Марфа. Я всё сделаю сам. Как только меня выпустят отсюда, ты получишь уведомление из суда.       Равнодушно пожав плечами, женщина покинула палату, втайне радуясь тому, что нелёгкий разговор с мужем прошёл так гладко, даже не верилось. Беспокоило только одно: эта самая медсестра Катерина не понравилась ей с первого взгляда. Было в ней что-то… настораживающее.       Ожидавшего в холле Юрия она встретила с растерянной улыбкой. Тот мгновенно насторожился:       - Ну что? Что сказал Пётр? Сильно бушевал? К совести взывал, да?       Марфа покачала головой:       - Нет. Я и рта не успела раскрыть. Он сам заявил, что разводится со мной. Он тут, оказывается, себе новую жену присмотрел.       - О как! Ну даёт, однако, наш больной.       - Тревожно мне что-то, Юра. С одной стороны, конечно, хорошо, что Пётр не станет препятствовать разводу. Но что-то не даёт мне покоя его новая возлюбленная…       - А это, Манечка, теперь уже не наше дело.       - Разумеется, ты прав. Но… уж слишком нехорошо мне становится от взгляда этой Катерины.       - Какой ещё Катерины?       - Медсестры здешней. Рыжая такая. Крашеная, конечно. Халат такой короткий, аж неприлично. А глаза такие… нехорошие какие-то глаза, Юра. Ой, совсем нехорошие…       - Манюня, успокойся ты. Нет ума рожóного, не добавишь одолжóного, как говорится. Он взрослый мужик, жизнь прожил. Сам знает, что ему делать. Ты лучше о себе подумай, – ласково привлёк он к груди любимую женщину.       Подняв сияющие глаза, Марфа тихо улыбнулась:       - Ну что, берёшь меня вот такую? Какая есть?       - Беру! Любую беру, Мань. Ты мне любая нужна. Только б я тебе был нужен.       - Нужен, Юра. Очень нужен.       Воодушевлённые столь быстрым решением проблемы, которая, что и говорить, здорово грызла совесть обоих влюблённых, сразу же поехали к Корфам. Юрий Степанович взялся официально у зятя просить руки тёщи, Анютка хихикала в кулачок, чуть не покатываясь, ехидный хозяин пропел себе под нос громким шёпотом:       - Сватовство гусара, дубль два, – за что получил от будущего тестюшки несерьёзный подзатыльник и выговор под дружный хохот дам:       - Не перебивай старших, сопляк.       А когда Владимир услышал, что именно заявил Пётр Михайлович законной покуда ещё супруге в палате, мрачно пробубнил:       - Горбатого могила исправит…       Пробки, пробки, пробки… пробки, чтоб их! Когда уже учебный год начнётся, чтобы хоть школота из Питера по домам рассосалась вместе с родителями. Хоть немного меньше экскурсионных автобусов на улицах будет. Владимир стоял в очередном автомобильном заторе и клял на чём свет в остальном нежно любимую малую родину, она же Мекка отечественных и не только туристов. Продвинувшись за двадцать минут на тридцать метров, решил в районе дома Платоновых слегка срезать путь относительно знакомыми дворами. У минимаркета краем глаза заметил светловолосую женщину в странно знакомой кофточке. На секунду отвлёкся от дороги – и вправду Марфа, еле тащит два огромных продуктовых пакета. Смутно подозревая, что к чему, припарковался чуть впереди.       - Ты что тут делаешь с такими баулами?       Внезапно вырванная из грустной задумчивости строгим голосом зятя, женщина слегка вздрогнула. Тихонько охнув, отвела глаза, будто пойманная на чём-то постыдном:       - Завтра Петра выписывают, а у него даже хлеба нет. Надо же ему что-то есть…        Покачав головой, Владимир забрал тяжести, проводил до квартиры. Окинув взглядом прихожую и кухню, куда внёс продукты, сразу заметил разницу в уюте между тем, что видел, когда забирали Петра Михайловича в больницу. Неугомонная сердобольная Марфа не могла махнуть рукой на человека, которому посвятила бóльшую часть своей жизни, несмотря на совершенно хамское к себе отношение с его стороны при посещении клиники. Тёща в кухне споро заполняла холодильник, Владимир бегло осмотрел трубы и сантехнику – мало ли какие неожиданности возможны в пустующем доме. Глаз невольно зацепился за отполированные до блеска краны и вентили.       - Отмыла квартиру… для соперницы. Ох, женщины, женщины…       Собрав в бывшем семейном гнезде все свои вещи до последней нитки и будто бы мысленно попрощавшись навсегда, Марфа решительно оставила связку ключей на столике в прихожей. Рядом положила семейную банковскую карту, которой расплачивалась за продукты для Петра. Немного подумав, поискала в кошельке и приложила к карте чек из супермаркета. Всё. Больше она ни этому дому, ни его хозяину ничего не должна.       Подхватив дорожную сумку, в сопровождении выносящего два увесистых баула зятя в последний раз прошла по гулко стучащим ступеням парадного. Прощально скрипнула пружина тяжёлой двери. Напоследок старый тополь во дворе помахал вслед отъезжающему автомобилю шелестящими лапами.       Начало следующего учебного года надвигалось вместе с сентябрём. Анна была отнюдь не уверена, что выдержит многочасовую разлуку с сыном, даже если на большой перерыв между лекциями ей будут привозить его на кормление. А если Владимиру предложат проект, для съёмок в котором придётся надолго уехать из города? Мама переселилась к Заморёнову, хотя практически ежедневно приезжала помочь с малышом, поделиться опытом. Иногда оставалась и ночевать, то одна, то с Юрием Степановичем. Нина Николаевна тоже по-соседски не обделяла вниманием, постоянно повторяя, что на неё в качестве няньки молодые родители могут рассчитывать в любой момент. Корфы-старшие, хоть и не одобряли по-прежнему идею так скоро вернуться к учёбе кормящей матери, со своей стороны обещали помощь, если она понадобится – но при этом было понятно, что свёкры всё-таки были бы рады, если Анна посвятит всю себя новорожденному, отложив учёбу. Перед ними юной мамочке было очень неловко, спасало лишь то, что муж постоянно твердил:       - Аня, поступай так, как решишь. Я поддержу в любом случае. Это твоя жизнь, никто не может на неё влиять. Ты не обязана подстраиваться под чужие ожидания.       Безусловно, очень хотелось дальше учиться со своим курсом в мастерской Романова, и все близкие обещали помощь с ребёнком, но… Любуясь личиком спящего сына, молодая мать тяжело вздыхала – ну как можно расстаться с таким ангелочком? К тому же малыш так похож на своего папу, такой родной, любимый; до слёз необходимо видеть его, постоянно касаться, даже спящего украдкой поглаживать через одеяльце. Это время полного единения матери с ребёнком так быстротечно…       Владимир аккуратно припарковался возле училища. При виде красавца-актёра, бережно несущего от машины автолюльку с наследником, окружающие девицы стандартно выпали в осадок от умиления под снисходительную усмешку молодого отца. Две особо сообразительные из будущих «жриц Мельпомены» придержали массивную входную дверь, не скрывая любопытства попытались заглянуть в дорожную колыбельку:       - Владимир, а как вы назвали малыша?       - Всё после крестин на моём официальном сайте, девочки, – стандартно одарил их Корф профессионально-лучезарной улыбкой в ответ.       - А когда крестины? А кто крёстный?       - Уже скоро, всё на сайте, спасибо за помощь! – ещё один сияющий голливудский «оскал» – и актёр нырнул в полутьму холла.       Нужно было как можно скорее забирать маму домой, потому что все запасы молока наследник употребил, а сумасшедшая студентка всё ещё была поглощена занятиями. Красноречивым немым укором материнской совести Корф возник в дверях репетиционного зала. Аня разучивала с Никитой отрывок из пушкинского «Каменного гостя». Хворостов замер на полуслове, закрыл рот и многозначительно развернул партнёршу по этюду лицом к двери:       - Донна Анна, ваш Командор прибыл!       Бросив на мастера умоляющий взгляд, Анна получила в ответ лишь снисходительный взмах руки и усталый вздох, мол, ну что с тобой поделаешь, кормящая мамаша, проваливай.       Под общие смешки юная мадонна поспешила к своим любимым мужчинам, сопровождаемая перлами студенческого юмора:       - А давайте его вместо Никиты Командором возьмём, всё равно постоянно на репетициях присутствует, так хоть при деле будет.       Лиза, скептически оглядев Корфа с ног до головы, заключила:       - Не, этот гонорар, думаю, мы не потянем. Даже в складчину.       Беззлобно показав Лизавете кулак из-за спины, Владимир вышел вслед за женой, что со счастливой улыбкой любовалась спящим сыном.       Крестины новорожденного сразу было решено назначить на сороковой день от появления на свет, по канону. Всё благоприятствовало задуманному: в том храме, где венчались молодые родители, на нужный день больше никто не записался на Таинства, погода стояла ясная, солнечная, как раз по настроению предстоящего события, все родные и близкие, кого Корфы желали видеть на столь значимом событии, оказались в назначенную дату свободны от прочих дел.       Анна радостно смотрела из притвора, как её сына аккуратно держит на руках Наташа Репнина, а рядом с лёгкой улыбкой стоит крёстный. На успешного столичного актёра с опаской и недоверием поглядывал хмурый Андрей Долгорукий. И это несмотря на то, что рядом с ним стояла законная супруга московской знаменитости и наблюдала за Таинством с лёгкой хитринкой в глазах, будто пытаясь безмолвно сказать: ну-ну, посмотрим, какой из тебя выйдет крёстный отец с твоей вечной занятостью.       Малыш вёл себя безукоризненно: хотя рядышком находился отец и все имеющиеся законные и не очень дедушки-бабушки, Влад спокойно провёл всю церемонию на руках то у одного, то у другого крёстного попеременно. После общего фотографирования на паперти храма внука взяла Марфа. Подняв блестящие счастьем глаза на мужа, Анна вдруг спросила:       - Ты помнишь, какой сегодня день, Володя?       - Боюсь, что нет, малыш, – немного подумав, покачал он головой.       - Ровно два года назад в этот день один очень популярный актёр увязался за новенькой бухгалтершей, чтобы помочь купить воды… Забыл?       С радостной улыбкой от уха до уха Корф обнял жену при всём честном народе.       - Ровно два года?! Да у нас же сегодня годовщина! Вот это совпадение. Значит, есть целых два повода отметить?       Жена счастливо кивнула.       - Ты хорошо помнишь тот день, Анечка?       Она лишь улыбнулась, полный любви взгляд сказал всё без слов.       - Надо же, а тогда мне казалось, что я не забуду эту дату никогда в жизни. И вот… – Корф с лёгкой виноватой улыбкой пожал плечами. – Хотя сам день я до сих пор помню во всех подробностях. Твою дрожащую ладошку в моей руке, трепещущие от смущения реснички. Тихий срывающийся голосок, которым ты едва лепетала «нет, нет» и гораздо реже – «да»… Моя маленькая скромница. Я уже тогда каждой клеточкой чувствовал – именно моя.       С замиранием сердца, полного непередаваемым счастьем, Анна неотрывно глядела на любимого. Весь мир для неё был сосредоточен в нём - возлюбленном, супруге, отце её дитя… Всех её детей, сколько пошлёт милосердный Господь.       В их благословенное единение ворвался голос крёстного:       - Эй, кумовья, уж не решили ли зажать банкет часом?       Стоящая в обнимку с Дэном жена оторвалась от созерцания виновника торжества на руках у бабушки и пихнула благоверного кулачком в бок. Корфы счастливо переглянулись и со смехом пустились догонять гостей.       Ласковое солнце щедрого бабьего лета переливалось на позолоте куполов храма, озаряя знаменательный для молодых родителей день, добавляя в души тепла и света, счастья и радости. Золото листвы на деревьях будто отражало солнечный свет, добавляя миру яркости и щедрых тёплых красок. В добрый путь, новый человек! Будь счастлив!       Собираясь в первую после рождения сына гастрольную поездку, Владимир совершенно неожиданно осознал: оказывается, оторваться от своего любимого малыша на несколько дней на порядок сложнее, чем от обожаемой до дрожи женщины, даже когда пришлось её беременную оставить почти на два месяца ради киноэкспедиции в горы. А он-то думал, наивный, что только матери сходят с ума, если им нужно оставить своё новорожденное дитя ненадолго по срочно необходимости. Сердце буквально болело, когда Аня с сыном на руках провожала его в прихожей. «Вот тебе и материнский инстинкт», – хмыкнул он себе под нос, спускаясь по лестнице к ожидавшему такси.       Только теперь он в полной мере понял, как глупо было посмеиваться в театре и на съёмках над молодыми отцами, что не выпускали из рук телефоны и в любой паузе звонили домой узнать, всё ли в порядке. До такого «маразма» его отцовская любовь к маленькому тёплому комочку с Анюткиными глазами не доходила, но от мысли, что целых два вечера подряд сына будут купать на ночь без него, он не поможет Ане менять подгузники и не сможет дать ей возможности пореже вставать к Владу и получше выспаться – за грудиной тяжело ныло.       Конец двадцать шестого акта