As far as I could get

Примечание автора: Кто-то ещё ждал? Надеюсь… Для атмосферности — M83 «Wait». Много ошибок, очень много. Но, простите, у меня совершенно не осталось сил все перечитывать ((

***

      Исак просыпается около половины третьего пополудни и ещё долго нежится в шёлковых простынях. Всё кажется ему каким-то чудным сном, и он боится открывать глаза, чтобы это волшебство вдруг не исчезло.       Эвен ушёл сразу после завтрака, быстро переодевшись в элегантный костюм. Исак тогда зачарованно смотрел на такое резкое преображение, не замечая ироничной ухмылки парня. И в момент, когда Эвен быстро и немного робко чмокнул его в щёку на прощание, а затем закрыл за собой дверь, Исак, наверное, ещё с полминуты пялился ему вслед и, возможно, впервые пожалел о том, что не целуется в губы со своими клиентами.       Всё было странно. Не так, как со всеми. Но именно это ощущение и заставляло сердце Исака ускорять свой ритм.       Шлёпая босыми ногами по мраморному полу, он, в первую очередь, отправляется в душ, где больше часа отмокает в ванне, строя башенки и рожки у себя на голове из пены, которая по виду и запаху мало отличима от карамельной сладкой ваты, и Исак, всё же не сдержавшись, пробует её языком, морщась и сплёвывая впоследствии.       Потом с полчаса он стоит возле полок с одеждой Эвена. И, чувствуя себя полным идиотом, представляя, как это глупо выглядит со стороны, он всё равно не может перестать обнюхивать его одежду.       Растянутая футболка и домашняя толстовка, две идеально белые рубашки, свитер в сине-красную полоску — всё пахнет тем самым пряно-цитрусовым ароматом, от которого перехватывает дыхание и предательски ноет в паху.       Такого у Исака точно никогда не было. Фетишистом он себя явно не считал. Но устоять перед соблазном надеть что-либо из этих вещей Исак всё-таки не смог.       И весь оставшийся день он ходит в одних лишь трусах и футболке Эвена, которая, будучи немного ему большой, постоянно сползает, оголяя худое плечо. *       Вечер наступает довольно быстро, что не странно, учитывая, во сколько Исак проснулся.       Тем не менее, Эвена ещё нет, и этот факт начинает его немного беспокоить.       Глупые, неприятные мысли копошатся в его голове, и Исак нервно жмёт кнопки на пульте, бессмысленно переключая все сто двадцать пять каналов по четвёртому кругу. *       Замок в двери щёлкает лишь около десяти вечера, и сердце Исака резко замирает от этого звука.       — Привет, — голос Эвена звучит немного устало, но улыбка на лице мягкая и радостная.       Исак еле сдерживается, чтобы не подбежать и не броситься в объятия — это кажется ему совсем уж детским и неуместным порывом, учитывая все сложившиеся обстоятельства.       Но Эвен подходит сам и, садясь рядом на край кровати, нежно приобнимает, притягивая ближе к себе.       — Прости, я задержался. Это всё чёртовы инвесторы, всё им не угодишь, — его голос звучит тихо и низко, а тёплое дыхание обжигает шею и щеку Исака.       — Ты не должен извиняться. Всё нормально. — Исаку требуется немало усилий, чтобы сказать это без чёртовой дрожи в руках.       — Я обещал тебе, что мы пойдём смотреть на закат, но если уж мы его упустили по моей вине, то волшебный рассвет я тебе гарантирую! — улыбка на лице Эвена сияет ярче солнца. — Я надеюсь, ты выспался?       Исак недоверчиво отстраняется и удивлённо смотрит ему в глаза:       — Я — да, но а ты как? Ты же не спал уже двое суток!       — Не беспокойся об этом, я в порядке, — голос Эвена мягкий и тихий, и несмотря на всё такую же яркую улыбку, в его глазах Исак замечает слегка уловимую грусть.       — Но…       — Никаких «но»! Мы идём в любом случае! Ты просто обязан увидеть эту красоту! Поверь, это стоит многого! О таком ярком впечатлении ты ещё нескоро забудешь!       Эвен резко встаёт и начинает с ярым энтузиазмом искать что-то по шкафам и тумбочкам.       — Вход на площадку открыт лишь до двух ночи, но тебе со мной повезло: у меня там работает хороший приятель. Так что мы без проблем сможем остаться там до рассвета. Так, где-то тут у меня был плед и одежда потеплее. Одной моей футболки тебе будет недостаточно, замёрзнешь, — Эвен оглядывается через плечо и игриво вскидывает брови.       — О! Ох, я… — Исак вмиг заливается краской, осознавая, что его поймали с поличным.       — Всё нормально. Это мило. Ты такой милый.       Эвен улыбается и продолжает свои поиски. Исак же смущается ещё больше от неожиданного комплимента и неловко натягивает сползший рукав на плечо. *       Они были готовы через пятнадцать минут: Эвен с одеялом в рюкзаке и обескураженный Исак, одетый в его свитер с красно-синими полосками.       — Еду и кофе купим по пути, а ещё…       — Э... Эвен, подожди, — Исак немного запинается, чувствуя, что должен прояснить некоторые моменты до того, как их отношения станут слишком близкими. — Я хочу, чтобы ты знал, что я… чист. Я проходил обследование неделю назад… — он вдруг смущается, но начинает рыться в своём рюкзаке, ища необходимые документы. — Вот. Ты можешь посмотреть. Результаты от прошлого четверга, а потом у меня было лишь два акта с проникновением, но всё было с презервативом, тебе не о чем беспокоиться… я...       Исак выпаливает всё на одном дыхании, не поднимая взгляда, протягивает результаты анализов Эвену и замолкает лишь тогда, когда ощущает тёплую ладонь, сжимающую его запястье.       — Исак, мне не нужны эти бумаги. Я тебе доверяю. Если ты говоришь, что здоров, значит, так и есть. И это важно лишь потому, что я хочу, чтобы с тобой всё было хорошо. Это никак не влияет на моё отношение к тебе. Я пошел с тобой на том вокзале, не спрашивая медицинскую карту. Так что абсолютно не беспокойся об этом. Всё хорошо. И я тоже чист.       Эвен нежно проводит рукой по волосам мальчика, спускаясь тёплой ладонью по спине и в конце сжимая его руку в своей.       — Хорошо.       Это всё, что может выдавить из себя Исак, захлёбываясь волной чувственности и откровенности момента.       Он не заслуживает такого, как Эвен. *       Это было завораживающе. Перехватывающе дух, выбивающе все мысли из головы и, чёрт его возьми, возбуждающе!       Безумная высота под ногами и миллиарды огней впереди.       Исак успевает пожалеть, что не попал сюда раньше. Но в ту же секунду отсекает эту мысль на корню: он должен был увидеть всю эту красоту с Эвеном. Именно с Эвеном. *       До рассвета ещё пара часов. И Эвен расстилает одеяло, достаёт еду и кофе.       — Надеюсь, мой импровизированный пикник тебе понравится, — в его глазах мерцают блики тысячи ночных огней, и Исак ловит себя на мысли, что ему понравилось бы все, что сделал бы Эвен.       Это была одновременно сладкая и пугающая мысль. *       — Думаю, нам стоит обсудить условия нашего договора? — Эвен первый начинает эту тему, допивая свой кофе.       — Ох, да. Да, конечно. — Исак словно приходит в себя и в реальность. А ведь было так легко поверить, что это — просто обычное свидание. Просто Эвен — его парень. И они просто встречают уже сто двадцать первый рассвет. Вместе.       Просто. Но не в жизни Исака.       — Сколько ты хочешь за две недели?       Исак хмурится, эти слова отчего-то заставляют его сердце судорожно сжаться.       — Эм м… Я думаю… — он быстро пытается сосчитать сколько ему нужно денег, чтобы оплатить полностью долг в клинике, — … шесть тысяч долларов?       Сумма звучит скорее вопросительно, нежели утверждающе. Так, словно Исак боится озвучить её вслух, словно боится, что это покажется Эвену слишком большой ценой за такой никчёмный товар, как он.       Но Эвен лишь бросает короткое и чёткое «хорошо» и продолжает:       — Какими будут твои условия? Что я могу делать, а что нет? Естественно, я сразу говорю, что никакого БДСМ у меня даже на уме нет. — Он задорно улыбается, и напряжение Исака немного спадает.       — Ты можешь делать всё, любые формы полового акта, но, конечно, без извращений, — он проговаривает это, не поднимая взгляд.       — Без извращений. Окей. — Эвен опять не сдерживает своей улыбки, и Исак уже чисто автоматически поднимает глаза на его смех.       — Без извращений, — повторяет наигранно-деловито. — И… ты помнишь же, я уже говорил, что… никаких поцелуев в губы.       Исак совершенно не уверен, стоило ли теперь придерживаться этого правила. Губы Эвена были такими чувственными, он, казалось, ощущал их мягкость и влажность на расстоянии. И так безумно хотелось узнать их вкус.       Но стоит ли тешить себя глупыми мечтами? Эвен — клиент, платящий деньги. Поэтому, никаких поцелуев. Работа есть работа. Без лишних чувств. *       Предрассветное небо уже начинает меняться, рассекая своё иссиня-чёрное полотно мазками розового, лазурного и васильково-молочного цвета.       Исак стоит у ограждения и пытается запечатлеть всю грандиозность этого момента.       Ему вдруг становится чрезвычайно важно рассказать Эвену, для чего ему нужны эти деньги. Рассказать, чтобы Эвен не считал его лишь продажной шлюхой, которой, по сути, Исак всё-таки и является.       Исаку хочется быть лучше.       — Мне нужны эти деньги для оплаты лечения матери, — слова внезапно разрывают уютную тишину.       — Она болеет? Чем? — Эвен обеспокоенно вглядывается в лицо Исака, становясь рядом.       — Моя мать — сумасшедшая.       Исаку не требуется много сил, чтобы это произнести. Просто потому, что он потратил их все на осознание. Признать это когда-то было невероятно тяжело, сейчас же говорить об этом — вполне себе просто.       «Моя мать — сумасшедшая. И сегодня на завтрак я ел омлет».       ПРОСТО.       — В каком смысле? — Эвен ощутимо напрягается, но Исак не придаёт этому должного значения.       Сумасшедшие многих напрягают.       — В самом прямом. У неё шизофрения. И она больше не может справляться с этим самостоятельно. Она находится на лечении в психиатрической клинике в Осло. Но медицинская страховка больше не может покрывать все расходы, и потому я должен оплатить задолженность и вносить последующие платы, если мы хотим продолжать лечение дальше.       — Почему этим не занимается твой отец? — Эвен не сводит глаз с Исака, всё сильнее сжимая поручни ограждения.       — Мой отец бросил нас, когда мне было четырнадцать, и у матери ещё не было этого диагноза, были просто… странности в поведении. А ему хотелось нормальной семьи… Сейчас она у него есть… знаю, что появился даже ребёнок… сын, ему четыре вроде… А я ему больше не нужен, так же, как и моя сумасшедшая мать…       Исак невпопад ухмыляется.       — … Знаешь, иногда я не могу избавиться от навязчивых мыслей: в голове рисуются картинки психиатрических клиник, таких как Лиер Сикехус*, ну… со всеми этими заброшенными зданиями, жутким поржавевшим оборудованием, обшарпанными кроватями с грязным бельём, креслами-каталками… В этой психушке проводили испытания над людьми, применялась электросудорожная терапия и делали операции по лоботомии*… И порой мне снится, что всё это делают и с моей матерью. Я слышу её крики и мольбу о помощи…       — Ты же знаешь, что лоботомия давно официально запрещена… — голос Эвена звучит глухо и почему-то безэмоционально.       — Да… но… Я не знаю, что с ней там делают на самом-то деле… Её лечат, и… Возможно, ей там плохо и больно, но я… Я — самый худший сын на свете, потому что… я хочу, чтобы она оставалась там, потому что я не могу ей сам помочь, не могу её спасти… В последние годы она стала совершенно неуправляемой, она делала такие вещи… И мне… Мне лучше без психически больных людей рядом со мной. *       Первые яркие лучи нового солнца ослепляют глаза.       Исак так надеется, что это утро станет началом чего-то хорошего в его жизни.       — Ну, а ты так ничего и не сказал? Какие будут условия у тебя?       Он жмурится, лёгкая улыбка играет уже и на его лице.       Но Эвен больше не улыбается. Ему требуется несколько секунд, чтобы подобрать слова.       — Эвен? — Исак замечает перемену настроения, и беспокойство стирает прежнюю радость.       Мгновение — и Эвен прижимает его к себе, крепко обнимая за плечи и утыкаясь в шею.       — Я заплачу тебе в два раза больше, я дам тебе двенадцать тысяч, только будь со мной эти две недели, несмотря ни на что.. Хотя бы эти две недели… несмотря ни на что…