По дороге на запад

Хаккай заболел. С самого утра он чихал и шмыгал носом, а когда компания в полдень остановилась пообедать, отказался от своего бутерброда. Бутерброд был съеден Гоку, но прожорливого подростка неожиданная добавка совсем не обрадовала. Машина всю дорогу виляла, как пьяная. В конце концов, джип, затормозив в полуметре от обрыва, разразился протестующим «кююю». - Не верещи, сам вижу, - рявкнул Санзо, трогая лоб обморочного водителя. – Жар. - Хаккай… - жалобно заныл Гоку. Годжо выбрался из машины, примерился, взял дружка на руки и приказал: - Что застыли? Разгружайтесь и палатку ставьте. - Палатку? – спросил Санзо. - Ему без палатки нельзя. Ночью холодно будет. Хаккая заметно трясло, он прижимался к горячему полукровке и выглядел очень нехорошо. Годжо почувствовал себя рыцарем-госпитальером. - Ну, шевелитесь! – крикнул он. Санзо, путаясь в юбке, разложил палатку на земле, поднял её за угол крыши и приказал: - Гоку, кол давай. Не тот. Не тот. Не тот. Не… Убью! Теперь держи его. Где второй? Палатка несколько секунд постояла на двух колах, потом накренилась и улеглась на траву. - Санзо, а почему она не держится? – удивился Гоку. - Идиот! – ответил Санзо, в глубине души разделяя недоумение своей мартышки. У Хаккая с палаткой почему-то получалось очень быстро и просто. Первое время Годжо от души потешался над суетой, но потом ему стало не до смеха: субтильный Хаккай начал стремительно набирать вес. Руки Годжо норовили разжаться вопреки желанию хозяина. Пришлось сесть, устроив Хаккая на коленях. Наконец перекособоченное сооружение приобрело более-менее устойчивый вид. Хаккая уложили внутрь и напоили лекарствами. - Обед… - растеряно сказал Гоку. - Воды принеси, - распорядился Санзо. – А ты, каппа, разводи костёр. Сам он принялся разгружать джип. Вещи полетели в разные стороны и надо же такому случиться, что один маленький рюкзачок угодил под ноги вернувшемуся Гоку. С воплем «Санзо!» тот покатился кубарем, предварительно вылив воду на препятствие. Мысленно застонав, Санзо распаковал пострадавший рюкзак. После чего он застонал вслух и матерно – в подмокшем рюкзаке, среди прочего, хранилась туалетная бумага. Пробурчав «намочил - суши», Санзо взял котелок и сам пошёл за водой. Каппу, что удивительно, происшествие не рассмешило. Щелкая зажигалкой, он тщетно пытался поджечь отвоёванную у ближайшего дерева ветку. - Спички, - прохрипел из палатки очнувшийся Хаккай. - Что? – кинулся к нему Годжо. - Собери сухие ветки и достань из моего рюкзака каминные спички. - Спасибо, Хаккай, - обрадовался Годжо. - Ты лежи, не беспокойся. Тем временем Гоку, размотав первый рулон, попытался разложить этот влажный серпантин на джипе. Джип запищал, превратился в дракончика и спрятался под полог палатки. - Кретин, - бросил обмотанному бумагой Гоку вернувшийся Санзо, - просто положи рулоны на солнце. Где костёр?! Белоснежные одежды священника были испачканы сажей котелка, подол длинного платья намок. Оказалось, что установить треногу поверх жаркого пламени – непростая задача, но с ней удалось справиться, вылив в костёр хорошую порцию воды. - Воду надо посолить, - уверено сказал Гоку. - И тогда она станет вкусной, - добавил Годжо. - Глупый каппа, надо положить в воду кашу, а потом мясо из баночки. - И насыпать чая. - Уроды, - закрыл дискуссию Санзо. Ему очень хотелось есть. Вода весело булькала, дело оставалось за малым. Санзо выудил из мешка с продуктами пакет жёлтой крупы. - Почему эту? – спросил Годжо. - Мелкая, быстрее сварится, - снизошёл до ответа голодный священник. – Засыпай. - А сколько? – поинтересовался Годжо. - Идиот! Нас четверо. Насыпь четыре миски. Может, Хаккай тоже будет. И ещё джипу кружку. Годжо посчитал совет резонным. Через несколько минут из котелка полезла серая пена. - Что это? – удивился Гоку. Годжо попытался ложкой пену убрать, но только обжёгся. Вскоре пена победила огонь, и извержение прекратилось само собой. Вот тут выяснилось, что недоваренная каша распухла и горкой возвышается над котелком. Часть продукта пришлось эвакуировать в тазик для мытья посуды. Запахло горелым. - Воду тащите! – заорал усталый и растерянный Санзо. Двух кружек оказалось мало. Вода испарялась быстрее, чем её приносили. В суете пнули и перевернули уже открытую банку с тушенкой. Одуряющее запахло мясом, лавровым листом и душистым перцем. - Уберите дрова и поставьте котелок на угли, - подал голос Хаккай. Убрали, поставили. Годжо запихал годную, по его мнению, тушенку обратно в банку. Никто не возразил. При размешивании выяснилось, что лучше было не размешивать – на дне каша основательно пригорела. Серую, с редкими бордовыми прожилками массу, украшенную листочками и былинками, опасался пробовать даже Гоку. - Хаккай, - позвал Санзо, - кашки хочешь? - Спасибо, я не голоден, - донеслось в ответ. Санзо осторожно попробовал варево. - Ничего, съедим, - сказал он, положив себе в миску две ложки, - посолить забыли. - А я говорил! – напомнил Гоку и немедленно получил по затылку. Хакурю обнюхал свою мисочку, презрительно пискнул и улетел охотиться на мышей. - Подогрейте мне, пожалуйста, пива, - хрипло попросил Хаккай. Годжо положил в костёр свою, ещё не открытую банку и пошёл за другой. Пока он ходил, распаковывал и упаковывал баул, банка дошла до кондиции, сказала «чпок» и начала вращаться, изрыгая пенную струю. В результате у Гоку в миске образовалось горячее озеро, а Санзо обдало пивом чуть ниже талии. Это было не больно, но очень обидно, тем более, что каппа немедленно загоготал: - Монах описался! И ему ничего не было - у Санзо не осталось сил даже на выстрел. До поздней ночи, размазывая по лицам многочисленных комаров, вся троица стирала в студёной речке монашеское облачение. Утром Хаккай был здоров, остальные чихали и кашляли.