Эллерион

      Пристанище смиренников, белый куб, с верхней стороны которого одержимые сбрасывали снег, искрился на солнце. Берилл резко выдохнула и растянула губы в самой нахальной, самой вульгарной улыбке, которую только могла изобразить. Подняла голову выше и вошла в убогий храм. Вошла одна и не придержала дверей специально, чтобы они как следует грохнули о стены. Чтобы быть как можно заметнее, как можно ярче. Она расстегнула застёжку плаща, скрывающего богатое платье, отбросила его в сторону. Она знала, что её поймает Рам, усердный мальчик, который недолго будет ходить в младших помощниках. Рам остался у порога, а Берилл направилась к центру, где над толпой фанатиков возвышались Прародители. Десятки недоброжелательных глаз впились в неё.       – ... как хочет родитель видеть дитя своё послушным, смиренным и порядочным, так и Начала наши видеть в нас хотят то же послушание и то же смирение. И чтить Прародителей мы должны не из-за страха перед наказанием, но из-за бескрайней нашей любви к ним.       Глава наставников продолжил проповедь, не обращая внимания на то, что большая часть "смиренных" уже и думать забыла о его словах. Их больше удивляло и возмущало то, что они видели: нерадивую покойницу с наглой ухмылкой. Подумать только, даже утонуть не смогла!       Знали бы они, как приняли её владыки востока, и вовсе бы разъярились.       – Беды, что обрушиваются на наши головы, совсем не кара, как многие думают. Нет, это лишь следствия наших дел. Отступничество – вот, что достойно жестокой расправы, следующей за справедливым судом. А наши ошибки можно исправить. Исправить, взять в свои руки наши жизни и судьбы, восславить наши Начала и тем самым вежливо пригласить их в этот мир. Растроганные, они явятся перед нами и прольют на землю свой благословенный свет.       Конец произвёл куда меньший эффект, чем должен был, смиренники не склонили голов, не начали воспевать своих высоких покровителей, что должно было, конечно, тех поторопить. Берилл сложила руки у сердца, сплетая пальцы, словно бы сама молилась. Но поганую улыбку с лица не стёрла даже намеренно смиренная поза.       – Ты что здесь забыла? – ухо и шею опалил жаром дыхания мужской сердитый голос. Она знала этого наставника. Бездельника, наглеца, в прошлом – мошенника. Барто Мейра.       – Я хочу поблагодарить, – сладко заговорила она, не понизив голоса, – за любовь Начал моих. Если б не их добрая воля, не быть мне живой и здоровой.       Барто склонился ещё ниже, к почти самому её лицу, но Берилл так и не открыла глаз.       – Тебя здесь видеть не хо...       – Тише, тише, дети, мы в храме.       Вот что было действительно поразительно. Берилл едва не перестала улыбаться, но вовремя взяла над лицом контроль. Взглянула на Барто, который всегда производил впечатление грубияна и заводилу в бойцовских кругах, и на того, кто ещё недавно перед статуями Прародителей читал проповедь.       Николос Фольт, который отрёкся от своего имени и стал "верным ребёнком родителей своих", главой Круга Наставников и лидером культа. Уже седеющий, морщинистый, но с ещё прямой спиной и твёрдым шагом.       Отстранив Барто, Фольт посмотрел ей в глаза и сказал:       – Я считаю, нам следует поговорить. Наедине.       Главная зала внутри куба была узкой и длинной, чтобы по сторонам оставить достаточно места для служебных помещений и комнат Наставников. Фольт пригласил её следовать за ним в одну из таких комнаток. Дверь за ними мужчина прикрыл и указал на стул. Но прежде чем сесть, она оглядела личные покои Фольта: узкую кровать за ширмой, очаг у узкого окна, ковёр, два стула и стол, на котором лежала раскрытая книга – с половиной чистых листов. Наставник ещё не окончил свой труд.       – Я могу попросить тебя, дитя, не улыбаться столько насмешливо? Я, кажется, знаю, что ты задумала.       Настроение шутить рассеялось. Берилл откинулась на спинку, уместив руки на подлокотниках, сжала пальцами дерево.       – Да что вы говорите. И что же у меня на уме?       Николос сел напротив. Благостное, неземное выражение его лица стало в один миг сосредоточенным, что ещё больше насторожило Берилл. Ей ещё не приходилось видеть его таким, предыдущие встречи проходили под мягкие увещевания, попытки сотворить из неё смиренницу. Берилл была уверена, что всё это из-за её денег, это было достаточным поводом, чтобы Наставники пытались её "очистить" и вывести на тропу истины. Позже, правда, она стала замечать, что лидер культа неравнодушен к типу её фигуры и постоянно посматривает на её грудь.       – Ты проявила участие в судьбе своей страны. Такая... щедрость. Еда, оружие, тёплая одежда в такое время бесценны, а ты, дитя, почти задаром отдаёшь всё это, – сказал он, разводя руками. – Я не могу понять причину твоих поступков, но ясно вижу, что именно ты делаешь. Что обещал тебе король? Свободу от налогов? Какие-то особенные привилегии? Титул?       – Очень смешно. Зачем мне нечто столь бесполезное? Кому бы я могла передать титул?       – Своему ребёнку?       – Какая глупость, – с досады она чуть не заскрипела зубами. Да он бредил, бредил с самого начала! Единственное, что его могло заботить, так это её деньги.       На краткое мгновение ей показалось, что в окне что-то мелькнуло. Не в небе, нет, это была не птица. Человек? За ними наблюдают?       – Если бы ты нашла в себе силы принять свою суть и свою роль, то обрела бы себя в Прародительнице. Бескрайняя сила Начал исцелила бы все твои недуги.       Кажется, она обманулась, дала себя обмануть. Её застало врасплох его неожиданное вмешательство и желание поговорить, а на деле выходило ещё одно нравоучение. Не за этим она сюда пришла. Берилл хотела подняться и уйти, можно было устроить что-нибудь перед уходом...       – У тебя не выйдет сделать себя нашей целью. Не с тобой мы будем бороться.       О нет. Он всё понял. Этот старик не выжил из ума, он действительно понял, чего она хотела добиться.       – Здесь что-то большее, дитя. Зачем ты хочешь защитить ложных наследников? Какая тебе польза от полукровок на престоле? Не лучше было бы отдать власть людям? В конце концов, людьми должны править люди, а не кто бы то ни было ещё. Преемственность – разве не часть нашей жизни, ведь мы не вечны. Перед уходом в чертоги Начал мы передаём свой опыт новому поколению, которое принимает его и копит свой, преумножая. Это наш общий вклад и, вместе с тем, возможность меняться с течением времени. А тот, кто увяз в вечности, нам не нужен.       – Поэтому? Правда, что ли? Не потому, что ты метишь в Совет? Не потому ли, что это тебя прославит и сделает влиятельным? И потешит твоё самолюбие, конечно. Если ты обретёшь власть над людьми, королю просто придётся тебя возвысить, – она еле сдерживалась. Он раздражал её буквально всем: покровительственным тоном, манерой растягивать слова, застеленными туманом бреда глазами. – Что бы ты ни надумал, это всё отвратительно и мерзко. Тебя пора уже уличить в жестокости. Ты подбиваешь людей на измену! Ты хочешь использовать своих последователей, чтобы сместить с трона законных наследников! Да как ты можешь говорить о принятии и любви, о покладистости и невинности, когда хочешь убить детей!       Детей Белегриэль, морская тварь его поимей!       – Если бы можно было избежать лишних жертв... Да только не одно восстание, удачное, конечно, не проходило без уничтожения владык и их наследников. Потому что даже одна душа, которой из жалости оставили жизнь, это вероятность возвращения к прошлому. Нам этого не нужно. Мы чтим королевскую кровь, не думай. Ирганиус ещё в юном возрасте был любим своими поданными, но сделал неверный шаг...       – Заключив союз с эльфами?       – Заключив брак. Не путай, дитя. Мир, соглашение – это одно, смешение разных кровей – другое. Первое не оставляет пятен на древе рода, не чернеют от этого ветви и не опадает листва. Наследники-эльфы – зараза. Они не должны править людьми. Сама наша природа настолько отличается от природы эльфов, что ни у кого и мысли о скрещивании не должно было возникнуть! – он позволил себе лишнего, повысив тон. Но вдруг согнулся, скорчился и закашлялся. Наставник был болен. Мужчина продолжил слабым дрожащим голосом: – Король ещё молод, полон сил. Он должен обрести новую жену, человека, и она подарит нам такого наследника, который так нужен народу. Нас ждут только ужасы и страдания, если нами станет править старшая из детей, оказавшаяся кровожадным чудовищем.       – Ты что несёшь? Идёт война, конечно будут смерти! – прошипела она.       Он резко подался вперёд. Сухая тонкая ладонь накрыла пальцы Берилл.       – Не смей! – девушка дёрнулась и вскочила на ноги. Разгневанно дыша, встала за спинку стула. – Не смей меня трогать.       Наставник вздохнул.       – Я хочу, чтобы ты знала: день, когда тебя осветит истина, станет добрым днём. Мне бы хотелось, чтобы этот день наступил как можно быстрее. А пока... что бы ты не делала, что бы не говорила, это не заставит нас изменить наших планов. Не с тобой мы будем бороться. Но если ты... если ты будешь столь же упряма и в будущем, ты будешь следующей.       – Как бы тебе не пожалеть об этом.       – Да-а... И что же тебе было обещано? Что бы это ни было, оно крепко тебя держит.       – У меня нет никакого желания тебе что-то сообщать.       Она уходила со смешанными чувствами. Берилл надеялась, что нелюбовь смиренников можно будет воскресить и усилить. Но бесов Фольт их удержит и станет питать нелюбовь не к ней, а к детям Белегриэль. И теперь у неё не выйдет защитить детей друга.       Рам накинул ей на плечи плащ, и Берилл уже хотела сесть в экипаж, когда вспомнила о странности. Замерла, обдумывая, обратилась к мальчику:       – Кто это был? Не молчи, я знаю, что кто-то из вас наблюдал.       Рам пристыжено опустил тёмную головку. Лёгкие крупные хлопья снега замирали на чёрных волосах.       – Это я! – подбежала Люсись, подбирая юбки тёплого платья. – Простите, госпожа. Я не хотела, чтобы вы увидели.       – Это-то и плохо.       – Простите, – девоч... девушка виновато смотрела себе под ноги. Она стала такой высокой... северные дети крепнут и вытягиваются очень быстро, тела становятся сильнее, черты лица резче.       – Ничего. Садись рядом, расскажешь, как дела у твоего названного братца. И нам ещё нужно будет заняться делами.       – Да, госпожа. Что-то ещё?..       Мимо проходил мужчина, держащий в руках конверт. Он кого-то напоминал торговке. Она уже его видела где-то. Где, когда? Он двигался вместе с прочими людьми, прикрывавшими головы от снега, а поравнявшись с ней, приостановился, чтобы отдать конверт. Как только Берилл взяла его, молча продолжил свой путь.       Она ждала этого. Ждала, и всё равно холодок страха сковал тёплое бьющееся сердце.       – Не в этот раз, видно. Возвращайся одна, Люсиль. Не знаю, когда вернусь, но... – она сжала плечо помощницы, – ты всё знаешь и всё умеешь. Справишься?       – Можете на меня положиться.       – Спасибо.       Двигались медленно. Дороги не успевали чистить, их тут же снова засыпало снегом. Пальцы заледенели, торговка куталась в плащ и с растущим чувством тревоги и негодования ожидала встречи.       Король будет очень зол.       Она, впрочем, тоже. Он должен был насторожиться ещё тогда, когда секта начала разрастаться, а храм ещё не был отстроен. Действовать надо было раньше, он упустил все возможности вмешаться, раздавить ядовитое семя до того, как оно пустило корни в почву. Теперь мерзкий цветок источал гнилостный запах, который мог отравить всю столицу. Сейчас же все меры, которые принимал Воронт во время отсутствия в столице короля, могли лишь сдержать, но не предотвратить. Но хотя бы за это его стоило благодарить. Заперев братьев и сестёр Элен в крепости, он запретил людям собираться на улицах в толпы, ввёл комендантский час, чтобы свести к минимуму количество проповедников и новых последователей. Недовольства не было. Но этому способствовала тревожность, страх перед беженцами, которые могли заполонить столицу, и холод.       Теперь вернулся король. И Берилл должна будет держать ответ, потому что... в самом деле, слишком длинным стал её язык. Она подвергла дочь Белегриэль опасности, он имел право злиться. Быстро стемнело, Берилл сжалась в комок. Она слышала о том, что происходило на границе. Слухи слухами, но как бы узнать наверняка, что происходило. Что произошло. И чем она может помочь.       Дверь экипажа открылась.       Король ждал её не в крепости. Деревья окружали дома и усадьбы в пригороде. Темнота и снег мешали осмотреться. Молчаливый слуга (не тот ли, что уже встречал её раньше у двери укрытой зеленью стены крепости?) помог ей сойти и провёл в дом.       Тепло и огонь в камине не могли согреть её. Ирганиус стоял у небольшого окна спиной к торговке. В комнате совсем не было свечей, только пламя камина рассеивало тьму.       Он молчал. Она тоже.       Тьма за окном густела, наливалась синевой, беззвёздной и безлунной. Берилл ненавидела страх, ненавидела ждать и трястись в ожидании, поэтому, совершенно не представляя, что именно хотел сказать и сделать Ирганиус, заговорила первой.       – Я надеюсь, мой отчёт был вам полезен, Ваше величество. Я изложила в нём всё, что могло вас заинтересовать.       Он не шевельнулся. Не повернул головы, не двинул плечом. Руки, скрещённые за спиной, оставались недвижимыми.       – Если вам необходимо прояснить детали... – девушка замолкла, потому что он шагнул в сторону, к столу. В волнении она наблюдала, как мужчина взял в руки свёрнутую в трубку бумагу, скреплённую грубой и прочной нитью и печатью. А когда он подошёл ближе к ней, Берилл захотелось втянуть голову в плечи, потому что казалось, он протянет руку к её горлу и удушит. Конечно, ничего такого не могло произойти, но ощущения были настолько сильны, что она уже была готова в это поверить. Ирганиус подал ей лист, отступил. Всё так же молча. Чуть подрагивающие пальцы торговки сломали печать, открыли взору написанное.       – Это... но это же... – она перечила дважды, боясь ошибиться.       – Приказ ещё не провозглашён. Но эта бумага – ценный документ, который будет подтверждать ваше новое положение.       Член Совета. Он правда хочет включить её в круг! Только это не поощрение. Это поводок. Показатель принадлежности.       – Поэтому вы хотели меня видеть?       – Нет, – он снова обернулся к окну, будто один вид торговки был ему неприятен. Он хотел быть холодным. Или хотел казаться таковым. – Тебе я приказываю отправиться на юг. Ты должна привезти мою дочь в Латмир, в крепость Иссун.       – Но как я вообще могу?..       Ирганиус обернулся, и его злой взгляд ей показался ударом хлыста. Она вздрогнула.       Она знала, что может сказать в своё оправдание. Она уже думала над тем, что он может потребовать объяснений. Только он и сам был во многом виноват. Храня секреты, он подкидывал сухие ветки в огонь любопытства, и Элен не перестала бы искать правды, даже если бы не оказалась то утро в её кабинете... Она бы влезла в неприятности, но тогда бы у неё не было союзников. А Берилл не стала бы ей рассказывать о своих догадках, если бы их захотел услышать король. Но он не хотел ни слушать, ни рассказывать.       И говорить об этом в эту минуту он тоже не хотел.       – Ты каким-то образом расположила к себе мою жену. После её смерти ты протянула руки к моему первенцу. Элен доверилась тебе. Поэтому ты сделаешь всё, чтобы убедить её ехать в Латмир, где в безопасности она будет ждать меня.       Элен была под надзором эльфов, как говорили люди. Но как отец мог рассчитывать, что Берилл сможет убедить его дочь?       – Ваше величество, но в этом вопросе поступить так было бы... – она замялась. Слово "неразумно" застряло где-то в горле. – Если она сможет вложить свои силы в победу, это может стать тем, что защитит её. Фанатики не смогут...       Ирганиус поднял ладонь, приказывая ей замолчать.       – Я не буду говорить об этом с тобой. Я буду говорить только со своей дочерью. А теперь, – он указал на дверь, – вон.       Самым ужасным, что только мог сделать Ирганиус, так это окружить её своими людьми. Незнакомыми, странными. Путешествие в их обществе не было приятным и лёгким, а возможности сблизиться не представлялось. Только один раз она говорила с ними.       – Эльфы, говорят, могут исцелять, – сказал один в лесную заснеженную тишину.       Их первостепенной задачей было как можно быстрее оказаться у защищённого лагеря эльфов, поэтому редко когда они могли позволить себе задерживаться. Иногда ехали напролом, через леса. Берилл была измучена верховой ездой. И её всё ещё беспокоило поведение животного, которое как будто чувствовало неуверенность седока. И ответила она довольно мрачно:       – Не могут. Так может показаться из-за умения влиять на некоторые процессы. Как на рост дерева. Если вас ранят, эльф поможет вашей крови скорее стать твёрдой корочкой, и вы на будете так истощены от кровопотери. Но он не излечит, и боль не уйдёт.       Она совсем не подумала о том, что в сказки люди любят верить. И многие тогда не поверили ей потому, что не захотели расставаться с иллюзиями. Единственные, кто мог принять её слова не за попытку растоптаться светлые мечты и очернить соседей, а за простую истину, которая Берилл, в отличии от остальных, была известна, были Когым и Алим.       И было совершенно неудивительно, что во время кратких привалов она ходила взяла в привычку бродить поблизости, кутаясь в шубу.       Они уже были близки. Две недели почти без остановок. Недосыпающие, уставшие, с гудящими ногами. Каждый из охраны мечтал уже оказаться в эльфийском лагере.       Не было холодно, но её знобило. Ноги дрожали. Берилл гуляла под заледеневшими ветвями, боясь совсем разучиться ходить. От неподвижного сидения на спальных мешках или сидения в седле уже выть хотелось. Вокруг было так тихо... Белегриэль не шла из головы. Видеть эльфов не хотелось...совсем не хотелось.       Снежок похрустывал под ногами, Берилл носком сапожка ковырнула белую ледяную корочку, под которой, как ни в чём не бывало, росла нежная зелёная трава. Удивительно.       Берилл краем глаза увидела, как тонкая ветвь не выдержала снежного веса и сбросила его с себя. Но... Но что? Она замерла на месте. Торговке чудилось, что за ней наблюдают. И где она?       Берилл обернулась. Она не помнила, как долго гуляла. Лагерь должен был быть недалеко. Только голосов не было слышно. Заблудиться она не боялась, в любой момент можно было вернуться по следам. Но вместо того, чтобы пойти назад, она сделала только пару шагов вперёд, вглядываясь в лес, опасаясь диких зверей. Только как бы она не всматривалась, а эльфов увидела только тогда, когда они вышли из-за деревьев прямо к ней. И звука не было слышно.       Эльфы знали, что люди идут за принцессой.       Их было четверо. Возможно, были и ещё, абсолютно незаметные в лесу. Все эльфы были юношами с гладко зачёсанными волосами, перехваченными в хвосты кожаными жгутиками, одетые в белое и серое. Вооружённые мечами. Берилл задирала вверх голову, чтобы смотреть им в лица. Не впервые ей доводилось видеть эльфов, восхищение и удивление этим народом осталось где-то в прошлом. Где-то далеко, где была жива Белегриэль.       Один, с яркими синими глазами, подошёл к Берилл и указал вглубь леса, где вдруг образовалась тропка. Торговка могла поклясться, что раньше её не было! Синеглазый не опустил руки, всё так же указывая в лес. Он ведь хотел, чтобы она пошла с ними?       – Там остались мои товарищи. Эти люди отвечают за меня, – торговка понадеялась, что они её поймут. В любом случае, она не знала эльфийского языка.       Светлый воин не пошевелился.       – Я сейчас никуда не пойду, нужно же им сообщить, – попыталась она ещё раз и покачала головой.       Берилл заметила, как светлые брови эльфа сурово сдвинулись к переносице. Значит, понимает? Или нет.       – Я их не оставлю. Вам же нужны мы все? Там лагерь.       Она ещё не обернулась, просто попятилась, давая понять, что хочет вернуться. Но двое юношей быстро и неслышно оказались за её спиной. Они отрезали путь к лагерю.       – Замечательно, – скривилась Берилл.       Это было самой несносной особенностью, о которой ей только было известно! Это почти не бросалось в глаза в Белегриэль, но так раздражало в Эвиэле, особенно в первое время. Они словно не были живыми и не хотели ими быть, двигались, действовали, но будто им до этого написали на бумаге план. И любое отступление не рассматривалось как вариант альтернативного развития событий, а как что-то, чего вообще не должно было быть. Ещё и это поразительное самомнение, ставящее светлую расу в собственных глазах выше человека неба на два выше.       – Вы собирает показаться им? Сколько вас? — ответа не последовало, но она не сдавалась, пыталась жестами подкреплять слова. Это помогало на Западе, когда она никакого представления не имела о языках утерянного континента.       Бесполезно.       Она подошла к изогнутому стволу, эльфы вдруг напряглись, будто решили... а, Прародитель знает, что они там могли подумать. Но торговка просто облокотилась о ствол, скрестив на груди руки, заодно поплотнее запахнув шубку.       Пусть упрямство. Пусть глупо. Не пойдёт она за теми, кто даже попытаться понять, объяснить хотя бы жестами, что им от неё нужно, не желают.       – Del ist havir, – вдруг нетерпеливо произнёс синеглазый, но обращался он не к ней, а к своим товарищам.       – Este. Serieej, – ответил другой, что вообще на неё не смотрел.       Синеглазый подошёл вплотную к торговке. В его зрачках мерцали голубые холодные искры.       – Havir, – гневно произнёс он.       Это было... уже хоть что-то. Может, у неё и получится им объяснить.       – Послушайте, я правда...       Берилл не разглядела, как он замахнулся, не успела уловить движение, просто губу и щеку обожгло огнём, и голова мотнулась в сторону.       – Havir.       Кожа горела. Не понимая ничего, Берилл приложила холодные пальцы к лицу. Вот это... неожиданность. Это был настоящий удар, несильный, но удар. Не пощёчина. Девушка. взглянула на его руку и убедилась в своей правоте: на пальцах эльфа тускло поблескивали кольца и перстень, которые расцарапали ей кожу. Металлический вкус крови заполнил рот.       Вдруг ветви раздвинули уверенным, широким движением. Потревоженный снег повалил на землю, и из ниоткуда вышел ещё один эльф.       – Что вы тут творите? – это была эльфийка в длинном меховом, кажется, волчьем, плаще.       – Del ophis oc feremaad... – начал синеокий, на этот раз очень спокойно, с достоинством... Берилл сплюнула кровь. Всё они понимали, гады.       – Возвращайтесь. Немедленно, – приказала эльфийка. Все четверо тут же растворились в лесу. Будто их и вовсе не было. Воительница обернулась к Берилл. – Прошу прощения.       Цвет её волос напоминал о волосах Люсиль. Серые, но такого густого оттенка и поблёскивающие серебром. Эльфийка смотрела на торговку спокойно, без спеси в очень светлых, почти белых, глазах.       – Всё в порядке. Чего же они хотели?       Эльфийка прикрыла глаза.       – Проводить вас самой короткой дорогой.       – А люди там, в лагере...       – Их в том числе. Но на вас наткнулись раньше.       – Ясно.       Было горько, и злость не утихала. Она знала, что столкновение не будет простым, но всё получилось действительно глупо.       – Я все же... Позвольте взглянуть.       Эльфийка протянула руку к щеке Берилл. Её пальцы были тонкими и... твёрдыми. Будто каменными. Там, где касалась Берилл её рука, покалывало. Торговка заметила, что движение эльфийской воительницы вышло скованным и неловким. И увидела почему. Под плащом на равне со здоровой левой рукой скрывалась культя правой.       – Не стоит, – сказала Берилл, сразу распознав, что хотела сделать эльфийка.       – Я только остановила кровь, – светлоглазая воительница отняла руку. – Нехорошо вышло. Простите. Они ещё глупые и юные, и не знают того, что знаем мы.       Берилл зачерпнула в ладонь снега и умыла лицо.       – Спасибо, – потом замерла, раздумывая. – Юные? Сколько им?       – Они одногодки наследницы.       Вот уж неожиданность. Это были... юнцы? Возгордившиеся из-за своего происхождения, и не думавшие снизойти до объяснений и разговоров с человеком.       – Что с вами?       – Я просто... не знаю, удивилась, наверное. Белегриэль говорила, что... – Берилл запнулась, но её собеседница и бровью не повела, спокойное красивое лицо не выражало никаких эмоций. – Я была уверена, что у эльфов уже долгое время нет детей.       – Так и было. Но рождение наследницы было... – эльфийка помедлила, – вдохновляющим. И некоторые из нас смогли привести в мир новые жизни. Новые ответвления великой реки.       Голоса приближались, хрустел снег, ломались ветки, отведённые в сторону не осторожной эльфийской рукой, а человечьей. Люди продолжили движение. Наверное, Алим беспокоилась.       – Я могу узнать ваше имя? – незнакомка так и не представилась. Будто это было не так уж важно.       – Рутимфиэнн. Не говорите своё. Я его знаю. Лучше пойдёмте к остальным.       И двух дней не прошло, как торговка начала называть её Рутой. В ней было что-то такое, что жило в Белегриэль. И Рута не была высокомерна. Берилл хотелось думать, что на это влияли определенные черты характера. Но едва ли это было так. Рута, несмотря на своё положение среди эльфов, на определённый авторитет, будто стыдилась себя, своего увечья. И это не давало ей задирать нос. Впрочем, дело могло быть и в возрасте.       Эльфы двигались пешком, но и без коней они были очень быстры. Не знали усталости, не жаловались на холод, мало ели и пили. И они знали такие места, где можно было пройти быстрее, в этом им помогал их удивительный дар, свидетелем которого могла стать и Берилл.       – Мне можно будет присутствовать?       Рута придержала снежные ветви, помогая пробраться вглубь ельника. Немного снега упало на её серебрящиеся волосы.       – Это не тайна. Нам нечего скрывать.       – Это могут делать не все эльфы? – Берилл вдруг почувствовала себя меньше и младше рядом с эльфийкой. И та отвечала на все вопросы, которые раньше не так волновали Берилл, и которые она не успела задать Белегриэль.       – Почти все. У кого достаёт терпения учиться, у кого достаточно духовных сил для крепления временных слоев, чей разум достаточно гибок для правильного восприятия увиденного... Можно сказать, всем тем, кто упорно к этому стремится.       – А Тауретари? Ей обряды не нужны. И Элен тоже?       – Они немного иные. В них сила раскрылась так полно, как только могла.       – Расскажи об этой силе.       – Проще всего видеть будущее во снах, когда тело полностью расслабленно, а душе легче проходить рубежи. Но здесь есть и опасная сторона. Душа может не вернуться. Неопытные чаще сталкиваются с этим. Они блуждают во времени, пока им не помогут. Душу можно привязать к образам, характерным для определённого отрезка времени. Это станет нитью, которая может помочь выйти из лабиринта.       – Это вы сделали с Элен?       Рута кивнула.       – Только было легче, связи не пришлось вить, только укрепить. Они уже были. Вероятно, это то, что отличает эльфов от людей.       Воительница придержала Берилл, когда та чуть не упала, оступившись, в снег. Она заслушалась и совсем не смотрела по сторонам. То, о чём ей рассказывали, напоминало легенду, интересную сказку.       – Осторожнее, – Рута держала её за руку. Девушке подумалось, что инстинкты велели эльфийке заботиться о ней из-за того, что Берилл была куда ниже и производила впечатление ребёнка. – Связь – это самое примитивное обозначение того, что не имеет формы, цвета, не имеет пределов. Аналогом этого феномена служат так называемые кровные узы, но лишь с тем отличием, что с физической оболочкой связи не имеют ничего общего.       Они оказались перед ледяной лесной речушкой. Из-за перепадов температур толщина льда была неравномерной, и Берилл, старалась не наступать на лёд, чтобы не провалиться в воду. Она преодолела замёрзшую воду, прыгая по крупным, выступавшим камням.       – Хочешь сказать, это душевная близость?       – Похоже на то. Мы уже почти на месте. И... это не совсем обряд, не то слово. Это способ. Инструмент. Действие. Видишь, вот все идут? Пойдём быстрее.       Эльфы собирались на полянке, которую, наверное, и полянкой нельзя было назвать – просто немного места на утоптанном снегу среди елей. Эльф сидел на коленях перед бронзовым плоским как тарелка чаном. Берилл вспомнила, что в нём эльфы ещё недавно готовили себе еду.       – Рута, – зашепталась Берилл, – это ничего? В смысле, это не специальная вещь для таких дел?       – Нет, – тихо ответила эльфийка, – нам не нужны ритуальные предметы. Подойдёт все, что способно создать пелену. Просто смотри.       В относительной тишине – не все эльфы молчали, некоторые тихо переговаривались друг с другом – двое подошли прямо к чану, один нёс полотенце, другой – кувшин. Воду из кувшина перелили в чан. Потом оба ушли в толпу, а сидящий на коленях эльф положил полотенце рядом с собой и закрутил чан вокруг его оси.       "Началось?" – только и успела подумать Берилл, и вот чан под уверенным мощным движением начал вращаться, поднимая блестящие металлические бока почти вертикально, после чего был отброшен в сторону. Перед эльфом беспокойной тонкой рябью в воздухе застыл водяной круг. Эльф сделал глубокий вдох и погрузил лицо в эту парящую воду, она обтекала его лицо, будто маска. Берилл видела, как эльф открыл глаза, и свет, струящийся из них, прошёл через водный покров, заискрился и зацвёл полупрозрачными лоскутками радуги. Свет мерцал, несколько раз менял цвет, а потом эльф начал задыхаться. Его пальцы сжали комья снега, он задёргался, но не прерывал своих видений.       – Рута...       – Так надо. Он держится, хочет рассмотреть побольше. Видения не всегда точны, потому что время переменчиво. Не все предсказания сбываются, ведь мы живём и меняем историю. Ты тоже её изменила. Мы раньше и думать не могли, что путь на запад будет открыт. Ни одно предсказание не открыло нам этого. Вот и он просто хочет впитать в сознание как можно больше, чтобы предсказание было точнее.       Эльф дёрнулся в последний раз, вода пролилась на землю. Он тяжело дышал, нашёл наощуп полотенце, обмакнул им мокрое лицо. Берилл облегчённо выдохнула.       – Не надо было бояться. Он опытнее прочих, долго жил.       Слова Руты заставили Берилл вспомнить недавний разговор.       – А что даёт вам возраст? Ты говорила о понимании?       Впервые на лице эльфийки мелькнул отблеск чувства. Озадаченность. Но светлая воительница очень скоро догадалась, о чём говорила торговка.       – Так сказать нельзя. Дело в том, что успели застать мы, а они – не успели. Мы иначе относимся к людям.       – И что для вас люди?       Дыхание перехватило, когда Рута вдруг улыбнулась. Её белые глаза смотрели на девушку почти ласково.       – Как к чуду, – прошептала эльфийка.