Эллерион

      Пальцы гладили едва заметный загиб на уголке листа. Бумага была шершавой. Или это её пальцы стали такими? Элен подняла руки со стола и ощупала кожу на запястьях, ладонях, подушечках пальцев. И правда, погрубели, вблизи можно было увидеть частички отмершей кожи и трещинки. Вчера она тоже это заметила, но к вечеру неприятная сухость испарилась, к рукам вернулась их мягкость. Теперь вот опять...       Девушка смотрела на листок, почти весь исписанный.       "Когда на душе тяжело, нередко выручает нас тело. Кто сказал, что оно наполнено мерзостью и грязью? В Золотых землях оно почти священно. Я сижу и думаю: как твоя плоть может помочь тебе? Я всегда отдавала предпочтение двум вещам, которые, впрочем, едва ли тебе могу посоветовать. Если напьёшься, не начнёшь ли странствовать во времени вопреки своему желанию? Вдруг будешь. А любовь тебе пока недоступна, боюсь. Хотя сейчас ты находишься в том же положении, что и я. Беременность нам не грозит, это большой плюс. Но вдруг новый опыт породит привязанность, а в твоём возрасте она может привести к зависимости. Кроме того, кто мог бы приласкать тебя? Кто осмелился бы? И не пошли ли бы потом разговоры... Мне жаль, что я не могу тебе ничего толком посоветовать".       Элен дочитала, тяжело выдохнула и налегла на стол, опёрлась лбом о желтоватую бумагу. Рука сама потянулась к ящику стола, чтобы отыскать медальон. Холодный металл не уколол её испугом, тревогой или скорбью. Всё было спокойно.       – Я закончила, – раздалось совсем рядом. – В этом столбце указаны самые приоритетные области, а здесь пронумерованы походные карты с особенностями местности. Все прочие ваши видения я упорядочила и задокументировала, если вдруг они понадобятся, всегда можно будет вернуться к записям.       – Спасибо, Люсиль.       – Если вы так беспокоитесь, держите его всегда при себе.       Элен тут же выпустила из рук проводник чужих чувств, задвинула ящик. Тоска и смутное чувство пробуждения после долгого сна не отпускали. Принцесса смотрела на лист бумаги, поданный ей, но спросила совсем о другом:       – Скажи, Берилл о чём-нибудь говорила? Кроме того, что посылает тебя сюда.       Веки тяжелели. Всё сложнее было держать глаза открытыми, а Люсиль в задумчивости молчала. Вот так обмен... Обмен верными душами спутников.       – Значит, совсем ничего, – Элен хотела снова навалиться на стол, но удержалась. Думала с грустью о том, что чем больше она говорила с торговкой, тем больше хотелось узнать. Тем было не счесть, любопытство находило их само. Но вот сейчас перед ней были только записанные слова, которые источались тепло.       – Пожалуй... Но это едва ли будет вам интересно...       – Что? Лучше скажи, – сказала Элен, а сама думала:       "Бумага тёплая. Как ей не быть тёплой? Она писала это для меня, чтобы сейчас мне было не так горько".       – Она сказала, что дети очень уж быстро растут, – голос Люсиль в этот момент был... странным.       Элен взглянула на неё и усмехнулась. И правда... Не только Элен возвышалась над невысокой Берилл. Люсиль очень изменилась. Она сильно вытянулась, и хотя тело её ещё было угловатым, но уже взрослеющим. Движения стали резкими, чёткими, и никакой неуклюжести не было и в помине. Но изменения, как показалось Элен, были не только внешними. Люсиль запомнилась ей тихой и робкой, а сейчас рядом с ней был как будто другой человек. И этот человек не прятал глаз, не опускал головы, не запинался, обращаясь к старшим и к знатным господам. Этот человек не стеснялся отдавать приказы слугам, не боялся кровавых подробностей, которые пересказывала Элен. Может, этот человек существовал всегда, просто принцесса не могла его увидеть. Люсиль же ещё давно, как будто в другой жизни, не боялась спорить с величественной и прекрасной Джессикой.       А сейчас девушка с северных суровых островов, девушка, чьи черты лица заострились, а волосы потемнели... Эта девушка была почти всегда рядом. Если в её участии не было нужды, Люсиль читала привезённые книги на неизвестном, чудесном языке, что-то конспектировала, выводила западные слова, неслышно, одними губами повторяя их. Постоянно училась. Иногда она говорила на этом языке с темнокожим юношей, почти мальчиком, который приехал с ней. Ирве он почти не знал.       Тень от ресниц спасла от тусклого дневного света. Элен бы уснула вот так, за столом, но негромкий хлопок закрывающейся книги заставил её вздрогнуть.       "Сейчас нельзя спать, нельзя..."       – Люсиль, сколько мне нужно ещё ждать до следующего провидения?       Та немедленно ответила – ближе к вечеру, когда стемнеет. К тому времени руки Элен снова станут мягкими, а сонливость уйдёт.       – Я ненадолго погружусь в прошлое, – Люсиль было тяжело обманывать. Большие серые глаза смотрели пытливо, всегда внимательно. Да и не хотела Элен лгать.       – Нет, вам нельзя. Эльфы даже запретили вам видеть семью. Ваше тело может потерять связь с душой, а вы ведь не хотите потеряться во времени. Снова.       Всё-то она знала. И откуда только? Неужели сама Элен сказала об этом и забыла. Или светлые прорицатели рассказали?       – Мне нужно поговорить с Тауретари. Мне нужно узнать то, о чём другие не расскажут. Это правда быстро, ты и не заметишь, как я совершу погружение и вернусь.       – Важно вовсе не это. Но я не могу вам приказывать. Если вы чувствуете, что так надо, то действуйте.       И Элен тут же оказалась в прошлом. На этот раз было легче. Видно, опыт делал её более чуткой, но, если бы она была честна перед самой собой, то призналась бы, что чувства в этом времени горели особым пламенем. Их трудно было не найти.       Элен покачнулась. Зимний лес окружал её, солнце с трудом можно было различить за облачной прозрачной пеленой, где-то за плечами поднимались струйки сероватого дыма. Тауретари стояла рядом и смотрела в пустоту сияющими глазами. Всё было точно таким же, как и в день их первой встречи. Элен даже опустилась на корточки и зачерпнула рукой снег... Нет, не зачерпнула, так показалось, потому что ладонь едва ощутила холод. Она точно была в прошлом.       – О чём хотела спросить? – сказала эльфийка. Свет в её зрачках потух.       – Сны. Я хочу спросить о снах. Они ведь почти всегда – истинное будущее.       – Да.       – Но как так получается? Другие эльфы своим снам не верят, потому что это всего лишь тень сознания. Как мне различить: это видение будущего или только мои фантазии?       – Другие – не мы. Они не могут видеть будущее во снах, – Тауретари взглянула на небо, тихо выдохнула и заговорила снова: – Это особая благодать. Когда мы не видим будущее, оно само приходит к нам, не приходится искать тропы. А различить сновидения от прозрений довольно просто, ты скоро начнёшь это понимать. Сердце бьётся быстро, сон не идёт... Видения будущего навязчивы, они могут преследовать, потому что твой разум неосознанно ищет путь. И в таких пророческих снах часто бывает, что полностью ты переживаешь чувства другого существа. Такого, что точно будет жить в этом будущем. Даже если до его рождения должна пройти не одна сотня лет. Ты поймёшь, не бойся. Сейчас ты только учишься.       Элен снова попыталась взять в руку снег. Она делала это не осмысленно, просто хотелось чем-нибудь занять руки. И руки на краткий миг охватывал холодок.       – Я не боюсь. Уже не боюсь, мне кажется. Но бывало, что я прозревала то, чего просто не могло быть. Мне... Так случилось, что я взяла на себя ответственность за жизнь одного ребёнка. Это мальчик с запада. Но бывало такое, что... как будто наяву или в видениях и снах я его вижу. И мне кажется, что я схожу с ума. Другие предсказатели говорят, что это осколок сна. Что это не настоящее...       Она взглянула на провидицу и, возможно, впервые увидела в её лице почти злость, почти досаду, почти веселье. Смесь этих чувств. <>– Я знаю его, – сказала Тауретари, кивнула. – Хорошо, что ты решила говорить со мной, остальных не слушай. Для них это могло быть лишь фантазией. Но не для тебя.       – Как же так, – Элен с трудом подбирала слова, – но это просто смешно. Он немой мальчик, а я видела говорящего подростка. Это же уму непостижимо.       – Всё проще, чем ты думаешь. Он не человек.       Хоть Элен и не могла коснуться снега и льда и не ощущала порывов слабого ветра, её пробрал холод. До самых костей, запустил свои ледяные пальцы прямо в её сердце. Серрент – не человек?..       – Кто он? – поднялась она и смотрела прямо в глаза своей бабки. В такие же глаза, как и у неё самой. Но Тауретари молчала, отвела взгляд, стояла и о чём-то думала. Элен повторила: – Кто же такой Серрент?       – Может, тебе пока не надо знать, – эльфийка словно сама с собой говорила, так тихо звучали слова. – Да, пока рано.       – Но ему, наверное, нужна помощь! Он скрывается, убегает от кого-то! От них, да? От врагов. Я обязана ему помочь.       Дыхание сбилось, кровь кипела, а мысли проносились в голове одна быстрее другой.       – Успокойся. И не пытайся предвидеть его будущее.       – Но почему? – воскликнула Элен. – Это про него они писали! Он тот самый "ключ". Наверняка он! – на секунду она замерла, раскрыв рот. Её озарила догадка. – Они тогда приходили в столицу за ним. Почему их твари пришли в дом, где жили дети Берилл – всё просто, он был там. Это он им был нужен. Но они не смогли до него добраться, а потом... Потом его забрала я. И то письмо... "Ключ" – это точно он!       Поток слов оборвался, когда руки эльфийки легли на её плечи. И Элен обнаружила, что вся дрожит.       – Этого я и боялась. Посмотри на себя. А что будет с тобой, когда истина станет тебе известна. Да ещё сейчас, когда ты так слаба. Нет, я запрещаю тебе своим словом и словом моей дочери прозревать то, что тебе пока рано видеть. Забудь пока о нём, ему ничего уже не угрожает.       – Почему вы так в этом уверены? – почти прошептала Элен.       – Я просто знаю. Я знаю, чего он хочет, зачем пришёл. Знаю, что с ним будет. Ни в одном ответвлении будущего беда его не настигнет. А ты... А вот за тебя я боюсь. Я повторюсь, мы с дочерью запрещаем тебе смотреть в его будущее. Сейчас твоя главная задача – это остановить бессмысленное кровопролитие. А с ним... Ты всё равно всё узнаешь. И это произойдёт скоро.       – Когда? – только и смогла сказать девушка.       Руки Тауретари не были ни тёплыми и ни холодными, едва была ощутима их тяжесть. Поэтому когда эльфийка перестала держать внучку за плечи, та практически не почувствовала перемену. Да и думала она сейчас только о юноше с зелёными глазами, одетым в изорванное тряпьё.       – И полугода не пройдёт, – наконец дала ответ провидица, – и ты узнаешь... о многом. О том, что потрясает. О том, что ранит. И даже не думай о том, чтобы сократить минуты. Поверь, иногда лучше не знать так много. Так ты клянёшься нам?       – Вам?       – Мне и моей дочери, твоей матери. Если ты пока не посещала её, не думай, что я не остаюсь с ней каждый свободный от прозрения будущего миг. Она обо всём знает. И очень обеспокоена твоей судьбой. Ты ещё молода, погружение в Реку тебя утомляет. Я знаю: ты почти постоянно хочешь спать. Если ты будешь вести себя безрассудно, твоё тело начнёт иссыхать, ты истончишься, станешь похожа на скелет. А потом и вовсе не сможешь самостоятельно двигаться. Смерть тебя не коснётся, но твоё существование станет мукой. И в любой момент тебя будет утягивать в далёкое прошлое или далёкое будущее, где и будешь скитаться годами. Ты этого хочешь?       Напуганная, Элен замотала головой. Нет, думала, только не это, только не снова.       – Я подчиняюсь вам и моей матери. Я не буду смотреть на Серрента.       – Хорошо. Мы рады твоему решению.       Глаза Тауретари снова сияли. Лицо потеряло всякое выражение, казалось даже, что она находится одновременно и в прошлом, и в настоящем, и в будущем.       – А я... Могу я увидеть отца? Ненадолго взглянуть, как он там?       – Зачем? Ты скоро сможешь встретиться с ним в настоящем. Не беспокойся, он не погибнет там. А твои братья и сёстры проживут долгие жизни. Им ничего не грозит. Опасности пройдут стороной. Так что смысла в видениях нет. Ты только саму себя отвлечёшь. А ведь тебе ещё нужно будет прозреть ни один бой.       Элен тяжело вздохнула. Дрожь унялась, даже стало поспокойнее. Она не сходит с ума, она правда видела Серрента. С ним всё будет хорошо, и с отцом, и с её младшими... Сердце тяжело бухнуло внутри и сжалось. У неё ведь есть ещё одна сестра, не единокровная, не единоутробная. Она обрела её совсем недавно.       – А Берилл? Она сейчас с Эвиэлем. Они... С ними всё будет хорошо?       – Эвиэля я всегда видела рядом с тобой. Сомнений нет, он будет следовать за тобой и через столетия. А та девочка... Я едва ли могу предугадать, что с нею станет.       Элен едва дышала, но не прерывала, вслушивалась в каждый звук.       – Смерть ходит за ней по пятам. Совсем рядом проходит, почти за руку её держит... Но я не вижу её гибели. Больше того, я знаю, что она обретёт покровительство существа, наделённого силой, которая нам с тобой и не снилась. Это могущество, оно... – эльфийка умолкла, но ненадолго. – За неё не переживай. Она и раньше ходила по тонкому льду, не раз уже грозила ей смерть, только постоянно щадила. Беда настигнет её, но проживёт она долгую жизнь. А теперь возвращайся, мы заговорились.       Но Элен её слова снова растревожили. Смерть идёт по пятам, беда настигнет... И она никак не может помочь? Наверное, никак, иначе бы Тауретари не говорила так уверено.       – Возвращайся, – велела эльфийка. – Мы ещё будем говорить. Верь мне, я многое знаю. Я знаю даже, как родится твой первый ребёнок.       И лицо провидицы вдруг всё наполнилось светом. Уголки рта приподнялись в улыбке. Это было последним, что увидела Элен. Сердце забилось так быстро, что могло бы легко выскочить из клетки рёбер. Элен даже схватилась за грудь, чтобы удержать его. И немедленно осознала, что сидит за столом, а Люсиль стоит рядом с ней.       – Что случилось, ваше превосходительство? Не получилось, вы не смогли попасть в прошлое?       Элен мотнула головой, но далеко не сразу смогла говорить. Люсиль подала стакан с водой. Каждый новый глоток приносил облегчение. Но что-то тяжёлое, но в тоже время мягкое поселилось в ней. Оно пугало. Оно утешало. Элен с трудом представляла, как Тауретари ещё не сошла с ума. Будущее, такое далёкое... Оно уже известно ей.       – Я хочу оказаться вне стен, под небом. Как можно скорее.       Люсиль помогла привязать утяжелители, прошитые из грубой ткани мешки, набитые песком, к ногам и рукам. Так иногда делали молодые рыцари. Приходилось прикладывать больше усилий для совершения самых обычных действий, но а потом, уже без дополнительного груза, тела становились ловкими и лёгкими. Сначала Люсиль просто была молчаливым наблюдателем, однако скоро стала заниматься вместе с принцессой, а вот совсем недавно она тоже начала утяжелять тело. Кажется, очень уж буквально она восприняла приказ всюду быть вместе с Элен. Только юной провидице это даже нравилось. Всё же по возрасту девушка была ей ближе, чем рыцари. И уж тем более – эльфы.       Правда, скоро все упражнения сменились лёгкой разминкой и непродолжительной пробежкой. Элен начала очень быстро уставать, сил ни на что уже не оставалось.       Но в этот раз она устала слишком уж быстро. Ноги подкашивались, хотелось сгорбиться, нагнуться прямо к земле, к утоптанному снегу извилистой и тонкой дорожки. Элен с досадой думала, что скоро уже не сможет бегать с утяжелителями, просто не будет сил. Но утешалась тем, что в этот день просто совершила больше перемещений во времени, чем было необходимо.       Скоро девушки перешли на шаг.       – Вам стало хуже, – не спросила, а заметила северянка, она шла очень бодро, шаг был лёгок, что порождало зависть и стыд. – Сегодня нужно сократить время прогулки.       – Это временное, – словно бы оправдывалась Элен, – из-за провидений. Скоро пройдёт.       А потом, уже просто прислонившись к старому вязу, принцесса смотрела, как её новая приятельница метает ножи. Ветки простирались над ними, их было так много, что даже без листвы они создавали под деревом тень.       – Где ты этому научилась?       Метательный нож чудной формы угодил в помеченную мокрым снегом область на иссохшем, расколотом молнией дубе.       – Люди запада. С которыми я живу и работаю. Иногда мы устраивали соревнования. Алим хорошо метала ножи.       И снова свист и стук. Элен наблюдала за этой игрой и хотела когда-нибудь научиться так же ловко управляться с таким оружием.       – Расскажи побольше о себе. Я ведь почти ничего не знаю.       Люсиль замешкалась и так и не выпустила из рук последний нож, напоминающий больше странный наконечник стрелы.       – Я не знаю, что вам хотелось бы услышать. Хотите больше узнать о нашей работе?       – Что? Нет. Просто о том, откуда ты, что делала раньше... Что-то совершенно обычное.       Последний взмах – попадание точно в цель. Северянка отошла, чтобы выдернуть из дерева ножи, а потом вернулась, но продолжать метать не стала, а начала прямо на земле отряхивать от снега оружие и крепить его к кожаному широкому поясу со множеством карманов.       – Я жила на Северных островах. Но вы об этом знаете. Я сирота. Не помню своих родителей, не знаю даже, кем они могли быть. Может, это даже были дикари-отступники, которые не признают Прародителей. Госпожа решила, что мне в этом году исполнилось четырнадцать. С новым годом, наступлением весны, мне будет пятнадцать. Но это только примерный мой возраст. Судя по тому, что я начала меняться сейчас... Возможно, мне уже пятнадцать или шестнадцать.       Элен не перебивала, только слушала и отдыхала от ходьбы.       – Сперва таких же детей, как я и мой названный брат, воспитывал один полунищий старик. То есть, не воспитывал, он подкармливал нас. В лютые морозы даже пускал к себе в дом, чтобы нас не умирало так много.       Люсиль закончила прятать ножи и распрямилась. Без стеснения или неудобства она смотрела в глаза принцессы.       – Потом он умер. Мы остались одни. Мы крали еду и попрошайничали, это проще всего было делать у пристаней, где всегда много людей. Шесть лет назад я украла хлеб. А потом меня поймали за руку среди толпы. Это была моя госпожа. Она отвела меня и брата в гостиницу, расспрашивала. Потом решила взять нас с собой. Тогда я немного могла читать, но хорошо понимала языки северных областей, ирве... Немного понимала речь людей с востока.       – А где сейчас твой названный брат?       – На одном из кораблей. Там его место. Море... Оно ему всегда нравилось, – девушка вздохнула. Элен невольно прислушивалась к её чувствам. Почему-то ей уже не раз чудилось, что разговор с Люсиль можно было сравнить с прогулкой по озеру. Толстый слой льда покрывал снег, можно было бы даже сказать, что ноги ступают по земле. Но в моменты откровения... Прямо как в эту минуту, лёд угрожающе трещал. А что подо льдом? Озеро с тёмными водами. Насколько оно глубоко, кто его населяет?       – Значит, ты приплыла в Эллерион шесть лет назад?       – Да. Тогда как раз умерла королева. Не сочтите за попытку вас ранить. Просто для многих детей это стало... хорошей возможностью сблизиться с госпожой. И не только для детей. Раньше я не знала, что с госпожой тогда случилось. Она до этого казалась счастливейшим человеком из всех живущих, а потом неожиданно погрузилась в себя, – Люсиль прикусила губу, нахмурилась, как будто к ней пришла какая-то мысль. – Если подумать, тогда госпожа сблизилась с Джессикой. Раньше ведь она не заводила постоянных любовников. Она пыталась неосознанно компенсировать?..       Северянка вздрогнула, сбросила с себя покров задумчивости и быстро сказала:       – Вернёмся в поместье, ваше превосходительство. Ветер поднимается.       Погода менялась очень быстро. Качались ветви, сбрасывая снег. Свистело в ушах. Элен в последний раз посмотрела на небо и поразилась алым отсветам. Яркий, красный диск солнца угрожающе низко висел в небе, над темневшим садом.       По обыкновению, ей принесли ужин эльфы и тут же ушили. Они мало говорили друг с другом, а с ней и того меньше. Зато была Люсиль, и с ней всё было куда проще. Девушка складывала на подносе пустые тарелки, а принцесса пыталась представить, как выглядела эта девушка раньше, шесть лет назад. Тогда самой Элен было всего двенадцать. Должно быть, Люсиль была совсем худой и грязной. Но это с трудом можно было вообразить.       – Я оставлю вас ненадолго. Если вы решите прозревать сейчас, то начните. Тогда перед сном у вас будет немного времени на отдых.       – Люсиль, – позвала Элен, она хотела, чтобы девушка обернулась, – ты можешь не отвечать, если не хочешь, я ничего такого не хочу сказать... Просто стало интересно, почему в столице ты была совсем другой.       – Другой? – нахмурилась северянка. – Какой? Я всегда такая.       – Нет, может, ты не замечаешь, но когда я видела тебя в прошлые разы... Ты будто была... – Элен пыталась выразиться так, чтобы случайно не обидеть её. – Неуверенной, стеснительной, может... может, даже немного напуганной.       Серые глаза на долю секунды словно шире раскрылись. Но Люсиль оставалась спокойной и только сказала:       – Так оно, наверное, и было. Это из-за страха.       – Из-за страха? – повторила удивлённо Элен. – Сейчас ты не кажешься пугливой.       – Я не боюсь никого и ничего. Боюсь только мою госпожу. Я скоро приду, – и она вышла из комнаты.       "Бояться Берилл? Подумать только, её-то и бояться!?"       Но только лёгкие дуновения чужих чувств подсказывали, что Люсиль абсолютно искренна. И снова в воображении Элен лёд глубокого озера затрещал как никогда громко. Но удивляться было некогда, девушка вернулась к картам и таблицам с предсказанными сражениями. В этот раз должно было быть проще, потому что боя как такового эльфы не увидели, но уловили очень неспокойные колебания. Элен надо было только понять, что же они почувствовали.       "Странно это. Никаких деревень или постов. Только развалины старого замка и полуразрушенный мост. И это близко, несколько часов езды отсюда. Но раз Бриндэйт что-то такое оттуда услышал, значит..."       За окном ещё полыхал закатный небесный огонь. В животе что-то затрепетало, и девушка, поставив руки ровно на отмеченные на карте развалины, погрузилась в Реку.       Один раз она уже видела, как дикари пробирались в лагеря, поражая её своими навыками маскировки, крали припасы армии, даже забирались в палатки офицеров и капитанов, чтобы порыться в бумагах и картах. Проигрывая один бой за другим, дикари сменили тактику, и пытались узнать, куда именно бить. Элен, хоть и не понимала языка, видела, как на пальцах считают люди в шкурах и змеиной коже солдат, как крадут карты укреплений, а потом неслышно, никем незамеченные, их возвращают. Бывало и иначе в видениях: дикари убивали эллерионцев во сне. Конечно, все эти манёвры были обречены на провал. Через Элен эльфы говорили с людьми, предостерегали их. Люди были настороже, когда это было необходимо, и сами устраивали засады на незваных гостей, подготавливали ловушки. Может, в этот раз её ожидает нечто подобное?       Но почему так близко?       Элен очутилась у подножия возвышенности. Было раннее утро, а воздух был неспокойным. Запах разложения и смерти окутывал всё. Элен смотрела наверх, где на фоне неба темнели полуразрушенные стены. В некоторых окнах горел свет. Элен поднялась по сооружённой недавно деревянной лесенке, остановилась у забаррикадированных ворот, тоже новых и деревянных, сделанных на скорую руку. Но разве это преграда для бестелесной сущности? Девушка просто шагнула вперёд и прошла сквозь какие-то ящики и бочки, хлам, которым подпирались изнутри ворота. Основное пространство развалин было без крыши, а где она ещё сохранилась, там без задних ног спали бойцы добровольческого союза. Элен поняла это по отсутствию одинаковых оружий и доспехов. Но на одеждах людей были вышиты неуклюже знаки, видимо, их отличия. Что же это за вояки, если они тратят своё время здесь, в этом месте. И тогда Элен поняла: у них нечего брать, нечего подсмотреть. Дикари не придут, они и не подумают приходить. Зачем им растрачивать свои силы впустую? Нет, они не придут. Но тогда что чувствовал эльф, что сейчас чувствует она?       Небо светлело, люди уже начали просыпаться. А Элен пытаясь уловить любое изменение, покинула старые каменные стены. Всё вокруг почему-то напоминало ей... напоминало такие же развалины, только они располагались севернее, были ближе к столице. И тогда, рядом с этими развалинами были рядом с ней верный Эвиэль, друг Алан, гном с запада и красавица Джессика. В том месте жило зло.       Здесь оно тоже было. Но оно умирало.       Элен чувствовала себя диким зверем. Она наконец взяла след, нашла источник зловония. Элен остановилась далеко от развалин, рядом со сгоревшим домом. Она чувствовала гул под ногами. Там, внизу, ещё что-то было.       Захлестнувшие чувства вытолкнули её из видения. Элен откинулась на спинку стула, тяжело дыша. В горле было сухо. Руки задрожали от слабости, когда она попыталась приподняться.       – Я здесь, ваше превосходительство. Я принесла воды, – Люсиль помогла ей приподняться.       За окном было уже темно. А в комнате горели свечи.       – Как... как долго ты ждёшь?       – Недолго. Я успела только зажечь свечи.       – Но за окном темно, – сказала Элен и сразу же с жадностью осушила вторую кружку, полную сладкой, чистой воды.       – Солнце ещё видно на западе.       Элен не могла не думать о том, что увидела. Сердце всё не успокаивалось, а кровь бурлила.       – Нужно ехать. Немедленно. Люсиль, найди Бриндэйта.       Она не ждала, что никто ни о чём не спросит. Но эльфы тем и отличались от людей. Они просто шли следом, потому что одного её желания ехать в ночь было для них достаточно веской причиной последовать за девушкой. Вместе с ними, так же молчаливо, ехала Люсиль. Пятеро всадников выехали за пределы поместья, за ними ещё эльфы и люди, но они отставали. Суетились, хотели подготовиться к чему-то, что ждало их впереди.       Элен почти вся легла на лошадиную шею, и возвратившиеся к ней силы тратила лишь на то, чтобы направлять животное и чтобы не свалиться с него. Несколько часов пролетели как миг, она совсем не следила за временем и только думала: почему дом сожжён, ясно же, что там жили последователи врагов, кто сжёг, зачем, если под землёй ходы ещё таили в себе тёмную, неестественную жизнь.       Будущее, которое она увидела, не случится. Добровольцы проснулись не сами, их разбудили и подняли эльфы, а те в испуге, начали немедленно собирать по своему импровизированному лагерю защитное снаряжение и оружие. Не для того, чтобы напасть на гостей. Чтобы выглядеть представительнее. А Элен вместе с Бриндэйтом и Люсиль вышли к сгоревшему домику в лесу. Он был деревянным и совсем крохотным. Северянка и эльф немедленно начали разгребать завалы: балки, части мебели, частично и обвалившуюся крышу. А она не могла помочь, слишком её измотала ночная поездка.       Руки были шершавыми и почти синюшными. Элен дотронулась до своего лица и поняла, что щёки и лоб стали сухими. Как пергамент. Чтобы не мешаться, он отошла в сторону и слушала всё вокруг, искала место, где в видении остановилась и почувствовала поток чужой боли. Она быстро нашла это место, но едва ступила на чистый снег, провалилась вниз. Всё произошло так быстро, она не успела и вскрикнуть, только сжалась в комок.       Слабое утреннее солнце показало ей повреждённые подпорки подземного тоннеля. Из-за этого земля провалилась под её весом. Боли не было. Девушка будто скатилась с горки. Спуск вышел не резким, и она могла бы сама подняться наверх. Но тут же принцесса увидела под собой, под завалом, иссохшую почерневшую руку. Приглядевшись, она заметила металлические когти. Элен отпрянула.       Глаза чуть привыкли к темноте. Она смогла оглянуться и увидела нечто абсолютно немыслимое. У тупика, где и произошёл обвал, сидела девочка. Она была очень худая, пугающе худая. Кожа её была коричневой, морщинистой. Тело прикрывала только сероватая мешковина.       Она была живая. Хотя и выглядела так, будто была мертва уже пару дней. Это она была источником боли. Рядом с несчастной лежали разбросанные кости. Маленькие и тонкие, принадлежавшие, как казалось, грызунам и человеческие, крупные. У Элен волосы на голове зашевелились.       – Ты слышишь меня. Эй! – принцесса сделала один нерешительный шаг вперёд. Неподвижные до этого глаза вдруг ожили. Девочка посмотрела прямо на неё. – Я не желаю тебе зла. Ты меня понимаешь? Я хочу помочь.       Сквозь незваные слёзы жалости и разделяемого страдания девушка увидела, что верёвка обмотана вокруг детской шеи. Другой конец был привязан к балке, последней в ряду, завершающей подземный ход.       Элен потянулась за саблей.       – Я только перережу верёвку. Не бойся.       Но девочка ничем не показывала страха. И удивления – тоже. Её лицо застыло маской, на нём жили только глаза.       – Тебе, наверное, холодно... Как же ты здесь не умерла от холода?.. Потерпи немного, я вынесу тебя на поверхность. Я дам тебе еды и найду одежду. Потерпи ещё немного, ещё совсем чуть-чуть...       Она говорила и вытирала слёзы рукавом. Чужая боль раздирала её тело, разрывала плоть и дробила кости. Это невозможно было терпеть.       Элен как могла быстро расправилась с верёвкой, вернула саблю в ножны и осторожно подняла девочку на руки. Она была почти невесомой. Элен словно держала куклу. А бедняжка только смотрела на Элен, но даже пальцем пошевелить не могла. В проваленном рту, за иссохшими губами чернели гнилые маленькие зубки.       – Уже скоро, – сказала Элен и едва сдержала новый поток слёз.       Все свои силы она вложила в своё восхождение на поверхность. Земля и снег готовы были уйти из-под ног, но девочка совсем ничего не весила, и у принцессы получилось самостоятельно выбраться.       – Сейчас, сейчас...       Элен слабела. Но она даже под страхом смерти не выпустила бы из рук тонкое невесомое тело. Глаза девочки закатились, и она уже точно ничего не слышала.       – У Бриндэйта есть тёплая накидка с мехом, ты сможешь в ней согреться. А потом мы отведём тебя к огню...       Элен всматривалась вперёд, пытаясь среди чёрных веток и стволов различить очертания сгоревшего дома.       Но отвратительный звук заставил её остановиться. Она только сделала ещё один шаг и замерла, потому что совсем рядом с её ногой в снег что-то упало. А девочка стала ещё легче.       Элен стояла в гнетущей тишине и боялась пошевелиться. Теперь она не чувствовала чужое страдание. Оно утихло, в последний раз прокатившись по округе, ослабело.       Девушка скосила глаза, не в силах даже повернуть голову. На руках она держала безголовое тело. Ниточки плоти и сосудов свисали с тонкой шеи. Голова лежала в снегу рядом с ногой Элен.       – Ваше превосходительство! – к принцессе выбежала Люсиль. Но едва северянка увидела, что держит принцесса, остановилась. Большие глаза отразили скорбь и боль, которые стремительно росли и крепли в душе пророчицы.       Элен всё продолжала стоять, не в силах даже шевельнуться.