***
У меня оставалось 720 секунд, чтобы отстоять очередь, найти столик, пообедать, повторить материал и дойти до аудитории. Задача относительной выполнимости, а учитывая мой внезапно проснувшийся волчий голод — шанс успеха снижался каждые 30 секунд. Сила базовой потребности была невероятной, я даже попыталась вспомнить, не начался ли цикл, но до начала было еще недели две. Очередь в кафетерии была такая, что я обрадовалась, что кинула в сумку остатки из холодильника. Отчаявшись найти ребят среди этой толпы изголодавшихся школьников, я смс-нула Кричу. У Бесс обед был в другой период, поэтому я обедала с братьями. Несколько человек, приметив меня, пригласили за свой столик, но я поспешно отказалась: привычка есть среди знакомых мне людей глубоко засела под черепную коробку. Я терпеть не могла обедать в публичных местах, а если за столом сидели посторонние люди, то пищевод вообще устраивал бойкот, отказываясь принимать товар. Наконец спасительный ответ пришел от Крича: еще сорок пять секунд, и я уже садилась напротив него, по правую сторону от Алкиса. Они над чем-то смеялись, хотя тела их были напряженны. Облегченно скинув сумку, я сказала, что вернусь через минуту. Возле автомата с водой на удивление не было очереди, и я, схватив стакан, почти бежала к нему. Из ниоткуда появилась другая девушка: мы почти одновременно подошли к столу. Я по-прежнему была раздражена на Сэм, на Мисс Гордан, на новенького, на все это утро, что мне было все равно и на вежливость и на хорошие манеры. «Она-то наверняка уже поела», — проскользнула мысль в голове, и я бросила на нее тот самый взгляд, в котором читалось «не в этот раз». Присмотревшись, я узнала девушку: у нас с ней общие уроки по философии. Казалось, она хотела оспорить мое решение, но недовольно сморщив нос и поджав губы, сдержанно осталась на месте. Не удостоив ее ни «спасибо» ни «извини», вернулась к ребятам. Я осознавала, что повела себя как стерва. Вполне возможно, будь Эмили, вспомнила я ее имя, героиней какого-нибудь телесериала, я бы оказалась антагонистом, а под боком у меня вертелось бы три-четыре девочки, вечно прислуживающие. А еще бы я занималась ченрлидингом. В сериале. Но наша жизнь — сложней, если эти пять минут я вела себя как последняя эгоистка, то в другие пять минут могла, в теории, помогать сиротам. Мир не делился на черное и белое, граница — не только размыта, но ее вообще не существовало. Она скорее туман, по которому ты бродишь, пока не уткнешься в одну из крайностей. Я сколько угодно могла быть отрицательным персонажем в чьей-то истории, или вообще проходным героем, но в своей — я всегда протагонист и всегда совершенный. — Ты чего такая сосредоточенная? — вытянул меня Аликс из странных мыслей, когда заметил, что я таращусь в никуда со стаканом в руках. С лицом умственного отсталого я посмотрела на него, тряхнула головой и, бросив нечто среднее между «все нормально» и ничего», начала копаться в сумке, в поисках веганского буррито, к которому я пристрастилась под влиянием Бесс. Когда вечный Грааль был найден, я уже мысленно с ним расправлялась: очистив от пищевой фольги, я жадно вгрызлась в лаваш, смакуя эту странную термоядерную смесь красных бобов, хумуса, перца чили, каперсов, горчичного соуса и свежих томатов в перемешку с укропом и петрушкой. Глаза, за прикрытыми веками, задрожали от удовольствия, пока желудок довольно урчал. Боже, какая я была голодная. Я расправлялась с ним так быстро, что Аликс с Кричем переглянулись, а первый, со словами «не подавись», попытался взлохматить мои волосы. Вовремя толкнув его локтем, и кое-как запихнув все за щеку и переборов правило не говорить с набитым ртом, пробурчала «отвали». Он рассмеялся, но заметил, что леди так не едят. Братья заговорили о предстоящем тестовом SAT, но я не особо вслушивалась, сосредоточившись на этом изумительном и самом лучшем моменте сегодняшнего дня. Треть школы сидела вокруг: они шептались, кричали, жестикулировали, смеялись, говорили — этот гвалт окружал меня, словно я снова смотрела Формулу 1. Но все это была суматоха, от которой я отгораживалась ваакумным щитом, позволяя исключительна послесловию доносится до барабанных перепонок. Когда буррито был доставлен к месту назначения, я снова открыла сумку в поисках чего-нибудь, чтобы завершить прекрасное начало. Только сейчас, когда я смогла думать о чем-то кроме еды, поняла, что сумка слишком легкая. — Эри, ты же любишь Алкиса? — задал вопрос Крич, отвлекая меня от поисков. — Нет, — безучастно ответила я, пожимая плечами, продолжая раскопки. — Он всего лишь нежелательное, но, тем не менее, неизбежное последствие, с которым мне приходится мириться, проживая в комфортабельном доме класса премиум, — Алкис сделал вид, что поражен до глубины души и его любящее сердце разбито вдребезги, Крич рассмеялся. Не хватало учебника. «Этот засранец забрал его!». Но, словно в качестве обмена, там лежал сложенный в четыре раза тетрадный листок. Сперва я решила, что он попал ко мне случайно, но прочтя записку в третий раз, поняла, что адресата он нашел верно. Видимо я слишком внезапно начала улыбаться как одинандцатилетка, потому что снова привлекла внимание братьев. «Утром я видел в тебе жизнь. И пламя.» К тому же покраснела как ненормальная. — Это от Келлана? — в сотый раз ворвался голос Алкиса в мое пространство. Слишком быстро я смяла листок, пряча его в ладони. — Э? Что? — уточнила я, снова удостоившись звание леди Кэмден Хилл, при всем при этом пытаясь скрыть улыбку. Крич, решив, что диалог с братом сегодня у меня совсем не строится, продолжил за него: — Ну вы типо вместе? Я слышал разное, — он попытался говорить максимально спокойно, зная, что любое отклонение в интонации могло вызвать непредсказуемые последствия с моей стороны. Я для сохранности спрятала записку в сумку, решив, что потом разберусь, что с этим делать. — И как же Крис? — некстати поддакнул ему Алкис. Старший бросил на него такой взгляд, что тот моментально пожалел, что не сдержал язык под замком. — Да с чего вы взяли этот бред? — я бы рассмеялась от абсурдности таких заявлений, если бы не слова последнего. Эта история была только моя, и постоянное вмешательство с их стороны только раздражало. — Ты уходишь от ответа, — дипломатично заметил Крич. — Если не прекратите, я и от вас уйду, — огрызнулась я, переводя взгляд с одного на другого. Оба замолчали, будто признавая свое поражение. Воспользовавшись моментом, я снова сбегала за водой. Какого же было мое удивление, когда обернувшись, я увидела, как Алкис поспешно вытаскивал свои мерзкие руки из моей сумки. — Какого черта ты творишь? — не сдерживая себя, спросила я на повышенных тонах. — Я ничего не делал, — как маленький ребенок, попытался защититься он. Крич, предчувствуя перебранку, начал массажировать переносицу. — Я все видела! — моя грудь высоко вздымалась, а ноздри раздувались от гнева. — Ребята, — попытался начать Крич, но бестолку. — С кем у тебя тайные свидания по утрам? — спросил с вызовом первый, поняв, что бежать некуда. — Ничего не хочешь рассказать о тайном поклоннике? — и он огляделся, будто надеялся, что «поклонник» прямо сейчас поднимется и помахает ему. Я стояла на месте, кипела от злости, одновременно пытаясь сдержать себя и желая врезать с ноги брату в лицо. Я была в одном шаге от необдуманного поступка и надеялась, что Аликс это чувствовал. Но, как оказалось, чувствовать — не значит понимать. — Да я же с любовью, сестренка, — он улыбнулся слишком слащаво. — Первый поцелуй у тебя не удался, не хочется, чтобы и с сексом та же фигня случилась, — он шутил. Я прекрасно это понимала, — так что обращайся, помогу, чем смогу. Он пытался свести все на нет. Я это тоже понимала. Но «пытаться» было недостаточно: его шутка была слишком личной, и слишком болезненной, а он — слишком черствым, чтобы это понять. Крич уже не пытался абстрагироваться: он смотрел почти с той же злостью на брата, как и я, а все его лицо напряглось: где-то на задворках сознания мозг говори мне, что Алкису достанется за это. Но мне было плевать. Потребовалась доля секунды, чтобы мои эмоции подчинили мое тело: и содержимое стакана украсило всю его физиономию и футболку. Не то чтобы это было уж слишком эпично, но я кожей ощутила давящую тишину вокруг нас. Здесь редко бросались едой или напитками. «Фантастика» — Ты мне очень поможешь, — ядовито прошипела я, чтобы наименьшее количество людей услышало меня, — если не будешь лезть в мою личную жизнь, — я схватила сумку, и ткнув пальцем в ее содержимое, добавила. — Это тоже личное. Где-то посередине пути я услышала голос то ли Крича, то ли Алкиса. Все также не задумываясь, я показала им обоим средний палец. Было плевать, что истинные леди себя так не ведут. Истинные леди не знали, что такое жизнь с двумя чокнутыми на всю башню братьями. Тем более, если пускаться во все тяжкие, то во «все». И под пристальным взглядом трех сотен учеников покинула столовую. Почти выходя, я увидела Кристиана, он как-то странно смотрел на меня, но я была слишком зла, чтобы краснеть. Я уже предчувствовала заголовки местных сплетен в твиттере «Стерн слетела с катушек». Драмы никогда не бывает много, по крайне мере в старших классах.***
Чем большее количество метров разделяло меня от дверей столовой, тем слабее становился этот полуосознанный приступ злости и агрессии. Я по-прежнему перечислялся сотни оскорблений по отношению к брату, но нецензурных выражений становилось все меньше, пока они совсем не исчезли, а все, что я могла сказать про Алкиса стало «дурак» и «придурок». Я не понимала, откуда взялось такое любопытство, ведь за минуту до этого, казалось, мы пришли к какой-то точке соприкосновения. Злоба покинула мое тело, оставляя пустоту и слабость. Глаза неприятно жгло, нос чесался в предверии подступающих слез. Я знала только один способ избавиться от этого: и наплевав на внутренние правила школы, побежала. Хотя бы тридцать, пятьдесят метров — но как только мышцы, почувствовав необходимость в себе, сжались для работы, все отступило на задний план. Я вспомнила, как начала бегать: именно ради того, чтобы лишиться эмоций, стать пустым сосудом и заново наполнить себя тем, что нужно было мне. Я почти улыбнулась, когда дверь передо мной открылась и, забыв про скользкий пол, не успела затормозить. «Не мой день» — вот о чем думала я снова и снова, пока падала от прямого столкновения. Хотелось прямо здесь разреветься, пожалеть себя и никуда не идти. Но для начала неплохо было бы подняться. «Только понять бы, где пол», — решила я, подавляя жалость к себе и пытаясь не думать, что Кайрос проклял меня, и удача больше не на моей стороне. Впрочем, все проблемы с пространством решила ладонь, протянувшаяся ко мне, предположительно оттуда, где был «вверх». — Давай помогу, — конечно, это был его голос. Кто еще мог это быть? «Одна радость — перепалки с Алкисом он не видел» Будто рука была машиной незнакомца, в которую мне предлагали прыгнуть, я сначала изучила ее владельца, чтобы удостовериться в своих догадках. Те самые смоляные волосы, то самое лицо. Не задумываясь и секунды, я вложила свои пальцы в его, позволяя привести себя в вертикальное положение. — Мы всегда сталкиваемся в дверях, — подметил он, когда мои глаза наконец были на одном уровне с его, — Извини, — попросил он прощения за то, что не следовало. — Ты не мог меня видеть, — опротестовала я, борясь за справедливость и одновременно похлопывала себя по бедрам, отряхиваясь от пыли и и проверяя конечности, — Тем более, все при мне, — и улыбнулась, сама того не ожидая. Я забыла и об учебнике, и о записке, и о руке, которая вообще-то неприятно ныла. «Сталкиваемся в дверях» — крутилось в моей голове. — Дениэль, — прервал он затянувшееся молчание, протягивая мне руку, — я, опасаясь новой боли, неуверенно ответила на рукопожатие, едва не скорчившись от стреляющей пульсации. — А ты — Эриотза, — продолжил новичок, не дав мне и рта раскрыть. — Рад знакомству, — он улыбнулся. — В третий раз, — улыбка эта стала более личной, так улыбаются влюбленные, когда одновременно вспоминают что-то очень интимное, известное только им. Изумрудные глаза так и говорили: «Ты читала мое послание? Я по-прежнему так считаю.» Не знаю, льстило ли мне это или смущало меня. — Может тебя проводить в медпункт? — добавил он буквально через секунду. — Откуда тебе известно мое имя? — спросила я, игнорируя его помощь. Ни к какой медсестре я идти не собиралась. Его глаза слегка сощурились, будто он испытывал меня, но это длилось не больше секунды; затем он снова улыбнулся и ответил: — Мало кто его здесь не знает, — и будто разговор окончен, он обошел меня, уходя прочь. Мой мозг работал активней, чем на любой олимпиаде. Было несколько мгновений, чтобы сориентироваться и остановить его. — Дэниэль! — позвала я, а он остановился, будто только этого и ждал. Обернулся. — Ты отдашь учебник? — я сделала несколько шагов в его сторону, силясь сократить расстояние. Пожалуй, что нет, — неожиданно для меня ответил новый знакомый. Мое лицо выражало смесь удивления и непонимания. — Будет лишний повод начать разговор, — теперь он стоял неподвижно, будто ожидая продолжения диалога, и уже моя очередь была уходить. Я шла по коридору, подавляя желание обернуться: слишком очевидно это было «И слишком театрально» Уже больше двадцати шагов разделяло нас, когда он меня окликнул. Мы стояли, смотря друг на друга в полном одиночестве, и это придавало всему этому разговору не только таинственности, но и сюреалистичности. — Но если дважды гибель ждет… — начал он, и дождавшись, пока мои сосредоточенные брови расслабятся, поняв, о чем идет речь, продолжил, — зима нас всех убьет, — его улыбка, простая и без тени самодовольства украсила все лицо, а потом он оставил меня. Снова. Я стояла, парализованная. Лишь миллионы слов в страшном вихре крутились в моей голове и совершенно новые чувства охватили мою грудь там, где сейчас боязливо трепетало сердце. И мне было плевать, что половину Фроста он просто вырезал, главное, что он вообще понял, о чем я. Горести жизни Маргарет Хейл на Литературе, как и оставшиеся классы, прошли мимо меня: лицо хранило задумчивое выражение, глаза сверкали надеждой продолжения, а загадочная улыбка не сходила с губ. Одноклассники и свидетели моего срыва в столовой, вполне вероятно, еще глубже убедились в моей развивающейся шизофрении.