Солнечные зайчики на паркете

Солнечные зайчики гуляли по паркету. Пахло осенней сыростью и яблоками. Пахло крепкими объятиями — сладкий запах её шампуня, чуть горьких духов и мятной жвачки. Ветер колыхал прозрачный тюль, — туда-сюда, туда-сюда — совершенно гипнотическое зрелище. Она, не отрывавшая взора своих карамельно-карих глаз от воздушного танца и легкой улыбкой напоминающая об уже ушедшем тёплом лете, горячих, прогревающих асфальт лучах Солнца и долгих прогулках, после которых истоптаны ноги и куча мозолей — напоминание о лучших часах и минутах, — еле заметно пальцами отбивала такт. Раз-два-три, раз-два-три, — она спешила и сбивалась, она стучала взволнованно и неловко. Солнце путалось в её волосах, — блики чудными солнечными каплями янтаря застыли на них. Это словно искры костра — того самого лагерного, около которого дружной компанией собирается детвора, чтоб услышать очередную страшилку или байку. Того самого, что греет воспоминанием о детстве, о юношестве, о первой мимолетной любви — такой нежной, наивной и искренней. И пальцы её в мелких царапинах, пластырях именно в этот пропитанный Солнцем и пахнущий яблоками, объятиями осенний день были идеальным инструментом — ни скрипка, ни пианино, ни гитара, ни что бы ни передало то спешащее, прыткое тепло, горящее где-то внутри неё, внутри других людей, внутри всего мира. И она в притихшем городе, бегающих солнечных зайчиках, запахе яблок чувствовала осень, перемены и что-то иррациональное, но правильное — оно пробегало по венам, проникало в самое сердце и фейерверком разрывалось внутри, оглушая, встряхивая и интригуя. Всё было безупречно простым — есть ты и люди, — не другие, нет, просто люди. Время, то безостановочно спешащее, бегущее вслед потоку машин, стуку каблуков туфель и ботинок, плачу радости и скорби, исчезло. Осталась лишь жизнь — порхающей бабочкой она путалась в тюли, билась о стекло, а затем, приземлившись на паркет, грелась в лучах Солнца. Крылья её — чудаковатый радужный спектр — неугомонно взмахивали, будто противостоя ветру, теплу и взгляду карамельно-карих глаз. Но тепло — его бы затронуть рукой, спрятать и не выпускать — оно сильнее и ветра, и человеческих взглядов. Оно сильнее колючего, бойкого волчьего оскала, узора на крыльях бабочки.И спрятавшись в добрых словах, рукопожатьях, объятиях, нежных взглядах, заботе и простом человеческом, искреннем «спасибо» и «спокойной ночи», тепло, как Олимпийский огонь, как эстафета кочует от человека к человеку. От человека к человеку. И она чувствует своё трепещущее в ожидании, словно та же бабочка, сердце — оно почему-то не верит и всё время переспрашивает: « Мне можно? Правда, можно это чувствовать?». Это — осень, прогретая улыбками, запахом утреннего кофе и яблок, звучащая гитарным перебором и тихой маминой колыбелью. Это — её любовь с поцелуями, сцепленными в замок руками и кино каждый вторник — комедия, наполненная ещё большей любовью и теплом. Это — свобода от прежних страхов, неуверенных, всегда наспех принятых важных решений, скулежа в голове и разливающегося под ребрами дождя, — мир почему-то по щелчку выключателя загорелся ультрамариновым жёлтым, окрашивая прежний монохром броскими, яркими цветами и небрежно оставляя разводы, — одно перетекает в другое, другое в третье. У неё не было иного объяснения той безупречной гармонии, что воцарилась в ней с приходом тепла, запаха яблок и крепких-крепких объятий — «Это просто любовь» — пелось в её голове. Это просто огромное, бессмертное Солнце — прародительница жизни — своими беглыми, обжигающими улыбками оставляет в её душе поцелуи. Это просто тепло — ты или его чувствуешь, или стараешься думать, что не знаешь о нём. И она сегодня вопреки старой привычки почувствовала. Ни дождь, ни вьюга, ни снег не могли теперь выкрасть у неё это. Потому что оно, свернувшись компактно, спрятав свой нос, вцепившись когтями, навсегда поселилась там, где некогда гонимые ветром печали и грусти облака разливались сильнейшими грозами. Потому что оно сильнее ветра, человеческих взглядов, колючего, волчьего оскала жизни. Сильнее неуверенного сердца — оно будет жить там, залатав все дыры, прорехи и трещины, склеив все сколы, отбитые хрустальные края и червоточины, оставшиеся после предательств. Стук-стук-стук, бум-бам, — взорвется салютом, морской волной окатит с ног до головы, и будто искренни ждавшей собакой примется целовать, целовать, целовать, — ты только не бойся, оно уже никогда не уйдёт. Ты только не бойся верить и подставляться лучам Солнца. Ты только не бойся.