…твоя дорога ведет в мир людей, прекрасных и страдающих, светлых и темных, радостных и несчастных. Служи им силой таланта, бескорыстно и беззаветно, не давая властвовать над собой злобе, зависти и жадности, но помни, что слепая доброта может причинить немало плохого. Знай, кому и зачем ты делаешь добро!
***
Мы вырастаем великими за счёт мечты. Все великие люди мечтатели. Они видят предметы в мягком волшебном сиянии весеннего дня или в багровом зареве долгих зимних вечеров. Некоторые из нас дают своим великим мечтам умереть, но другие вскармливают и защищают их, лелеют их в самые тяжкие свои дни, пока те не вынесут их на тёплый солнечный свет, который всегда с теми, кто верит, что их мечты станут реальностью. Роуз всегда верила во что-то волшебное, в то, что мир полон загадок и чудес. Ей так хотелось познать все его чудеса! Все, что скрыто от любопытных людских глаз откроется перед ней. Это была ее мечта! Пусть детская, пусть наивная, но она была только ее! Ее тайной. Забавно: когда ты маленький, ты веришь, что можешь стать кем угодно, кем захочешь. Твои мечты не знают границ. Ты веришь в волшебство, веришь в сказки! Но стоит тебе повзрослеть, и эта детская вера рассеивается как дым, а вместе с ней ты начинаешь видеть перед собой жизненные реалии и с ужасом понимаешь, что ты не можешь осуществить все свои мечты. И тогда ты становишься скромнее, просишь у жизни меньшего или вообще прекращаешь мечтать. Смотря на ночное небо из окна своего дома теплыми летними вечерами, Роуз никогда не переставала этого делать! Никогда! Она мечтала, как отправится в путешествие! Далеко-далеко, и там она откроет то, что было скрыто. Там она сможет разгадать загадку.***
Сильное головокружение, голова набита ватой, скачущий Винни-Пух, твою мать! Вот первые мысли, что пришли мне в голову, после того как я поняла, что снова оказалась в своей комнате, плашмя развалившись на полу и тяжело дыша. Если юмор еще при мне, значит, не все потеряно. Боль в грудной клетке была столь сильная, что казалось, будто у меня переломаны все ребра, а внутрь посадили колючего ежа, что постоянно протыкал легкие и сердце своими острыми иглами. — Агнес! Сколько можно тебя ждать? Все остынет! — с лестницы послышались поднимающиеся шаги Маргарет и ее возмущенный голос. Она не любила, когда я не приходила обедать вовремя. Значит, меня не было всего пару минут, может, чуть дольше. Черт! Не успела я начать приводить рой мыслей в порядок, как меня снова снесла волна адреналина, стоило услышать приближающиеся шаги за моей дверью. Мышцы во всем теле сильно ныли, особенно ноги, не привыкшие к таким длинным и долгим пробежкам, но мне нужно было собрать волю в кулак и хотя бы встать с пола. Ужасно медленно и ужасно непозволительно в такой ситуации я перевернулась на живот и, упершись руками об пол, встала на четвереньки, нащупывая свой спасительный письменный стол. Я успела разогнуться и сесть за стол, чувствуя, что просто не способна стоять на дрожащих и слабых ногах, как дверь в комнату распахнулась, впуская разозленную Маргарет. В этот момент теплый солнечный свет из окна упал прямо на ее белые волосы, что так красиво были убраны в небрежный пучок, и те будто вспыхнули теплым ореолом, обрамляя ее лицо. — Агнес? — рассерженный вид тут же стерся с ее красивого личика, сменяясь на обеспокоенное, стоило Маргарет увидеть меня. Она сразу же оказалась возле моего стула, присев на колени напротив, взяв меня за обессиленные руки. Наверняка я ее сейчас жутко пугаю в столь потрепанном и усталом виде, с грязными, дырявыми колготками и, самое ужасное, в мужской белой рубашке. Я с трудом держала глаза открытыми, пытаясь не упасть со стула, чувствуя, как от боли, что сжимала мое солнечное сплетение, я готова была начать выть. — Доченька! Да что же это… Милая, что с тобой? — Маргарет начала плакать, поверяя меня на ушибы и переломы. Нужно было срочно что-то сказать, пока я окончательно не потеряла связь с внешним миром, уходя в бессознательность. — Ма… — я откашлялась, говорить было тяжело, будто я молчала несколько дней. — Мам, не переживай, все в порядке. Я просто… — договорить я уже не смогла, глаза сами закатились, отключая меня от реальности. Тик-так… тик-так… тик-так… Этот звук, мерное биение. Раз, и эхо разносит удар по всему моему сознанию; два, и второй удар проникает все глубже, туда, где скрыто то, что открывать нельзя. Тик-так… Так глупо, всего лишь звук, а столько эмоций… Что оно хочет сказать мне? Такое знакомое, теплое. В этой тьме должно быть что-то, я точно это знаю. Тик-так… Странно, почему мне кажется, что внутри у меня будто свет рвется наружу? Это мерное биение? Не может быть, нет-нет, такого у меня никогда не было! Это что-то другое. Это ощущение, приближение… Нет, наоборот… Странно, вокруг одна тьма, так и должно быть? Сколько я здесь провела времени? Оно здесь есть? Время… Тик-так… — Я не понимаю! Что значит, просто сильное переутомление?! — Послушайте… — Нет, это вы послушайте! Мой ребенок не здоров, она теряет сознание и выглядит болезненно! Я не собираюсь бездействовать! Кто тут у вас главный? Немедленно вызовите его сюда! — Дорогой, прошу, успокойся! Тебе нельзя нервничать! — Маргарет! Да ты только посмотри на них, на этих людей, что зовут себя докторами! Они бездействуют, пока наш ребенок, наша дочь, лежит в бессознательном состоянии! — Мистер Уайт! Прошу, перестаньте кричать! Вы всё-таки находитесь в больничной палате, а не в здании суда! Проявите уважение! — Да как вы смеете! — Послушайте! Мы сняли все жизненно важные показания, все пробы, проверили все, что только возможно! Ваш ребенок абсолютно здоров! Я скажу даже больше, за десять лет ее жизни у нее абсолютно пустая медицинская карта, что говорит о прекрасном иммунитете! И только одна запись портит идеально чистые листы. Вы понимаете, к чему я клоню, мистер Уайт? — Вы считаете, что… — Я могу считать все, что угодно, мистер Уайт, но лучше вам переговорить со специалистом, вот ее визитная карточка, она прекрасный детский психолог. Возможно, все решится быстрее, чем вы думаете, просто попробуйте хотя бы один сеанс. Голоса разносились глухим эхом в этой кромешной тьме, мне хотелось немедленно успокоить бедных родителей, сказать, что все в порядке, но мне было так тяжело, эта тьма давила на меня. Я не могла шевелиться, не могла… даже думать было тяжело, все тут текло ленивой патокой: мысли, время, звуки… Тик… так. Тишина, всепоглощающая, обволакивающая… да, это то, что нужно, полное забвение.***
Сквозь закрытые веки я чувствовала солнечное тепло и его свет, из-за которого тьма вокруг рассеялась и вспыхнула красным. Не торопясь, я открыла глаза. Первые секунды незнания после пробуждения подобны счастью, было так тихо и спокойно на душе. Меня встретил солнечный зайчик, что подрагивал и прыгал из одной стороны в другую на красивом, узорчатом полу. Тик… так. Снова этот звук. Я неспешно перевела взгляд на стену, откуда доносилось это биение. На белой, абсолютно пустой стене тяжело было не заметить огромные настенные часы, его стрелки указывали, что сейчас раннее утро. Солнечный зайчик не желал терять мое внимание, поэтому перепрыгнул на одеяло. Как странно, откуда ему тут взяться? Немного потянувшись на руках вверх, я смогла сесть, облокотившись на подушки. Я все еще чувствовала себя усталой и разбитой, хотелось выпить кружку крепкого, черного кофе и, возможно, закурить, хотя я никогда прежде этого не делала. Зайчик продолжал притягивать мое внимание, всеми силами стараясь не потерять мой интерес. Справа от меня раздался шорох ткани. Почему-то поворачивать голову очень не хотелось. Мне нравилось сидеть вот так, я и солнечный зайчик, больше ничего не нужно. Может быть, лечь обратно и поспать еще? Нет, не стоит, нужно успокоить родителей, сказать, что со мной все в порядке. Родители? Я в Лондоне или в Нью-Йорке? Кого мне нужно успокоить? Шорох снова повторился, вынуждая меня обратить взгляд в сторону, откуда доносился звук. На низком, с высокой спинкой, кресле сидела Маргарет, уронив голову вбок на мягкое изголовье, подпирая ее рукой. Женщина выглядела уставшей, ее прическа окончательно растрепалась, и слегла вьющиеся волосы рассыпались по плечам. Она хмурилась и, казалось, что задремала совсем недавно. Я заметила ее любимые, изящные часики на руке, именно из-за них солнечный свет преломлялся, отскакивая на пол, превращаясь в трепещущий комочек, что люди прозвали «солнечным зайчиком». Как интересно, почему именно зайчик? Почему не, ну скажем, не воробушек? Я зажмурила глаза с такой силой, что смогла наблюдать яркие точки, загорающиеся то тут, то там. Нет-нет, ты не о том думаешь, не о том! Упускаешь что-то важное! Мне так не хотелось мысленно становиться на дорожку из воспоминаний, зная наверняка, что та приведет меня только к одному, к Риддлу. Мысли противно копошились, будто в спокойный и умиротворённый пчелиный улей уронили камушек, стоило мне подумать о юном Лорде. Что произошло? Я распахнула глаза, снова встретившись с настенными часами. Тик… так, те равномерно отбивали свою мелодию, секундная стрелка неумолимо двигалась по кругу, минутная старалась поспеть за ней. Все они были заняты лишь одним, они отсчитывали отведенное нам время. Время… как странно. Я смогла переместиться в будущее, я видела людей из будущего, их странные гаджеты, одежду, все было такое непривычное, режущее взгляд. Мы оказались на набережной… да, точно. Очень знакомое место, наверное, я была там когда-то давно, в прошлой жизни. Со мной был взрослый Том, он был так взволнован и рассержен. Мы бежали так быстро и так долго, что иногда в глазах все смазывалось в одну красочную линию, будто кто-то мазнул жирной разноцветной гуашью по холсту. Но зачем мы бежали? Нет, нет, неправильно, мы не бежали, мы убегали! Да! Сбоку снова послышался шорох. Уставшая Маргарет окончательно уронила голову на кресло, расслабляя повисшую руку на подлокотнике. Вот и пришло твое время, бедный солнечный зайчик. Больше не было никакого мерцания на моем одеяле, как странно… Мерцание, оно двигалась за нами, очерчивая силуэт высокого мужчины. Тот был даже выше Тома, возможно… Разобрать было сложно. Почему-то тот гнался за нами, он бежал очень быстро, но, в отличие от Тома, который без страха и угрызений совести мог оттолкнуть любого, если бы он оказался на его пути, этот странный мужчина аккуратно проскальзывал между людьми словно змея. Он двигался с большой точностью, его движения были быстрыми и резкими, напоминая мне… Напоминая движения солдата! Да, именно, как в кино, солдата на задании, у которого была только цель и больше ничего. Риддл был его целью? Я была его целью? Как странно… А потом, что было потом? Хогвартс! Нет, не он! Слишком рано, было что-то еще! Не могу вспомнить, но было что-то еще… Хорошо, пусть будет Хогвартс, напрягать сейчас память было тяжело, чуть позже я вспомню обязательно. Мы перенеслись в Хогвартс, точнее нас перенес тот милый домашний эльф, Добби? Нееет, точно не Добби. Я не смогла сдержать улыбку, вспоминая того маленького безумца из книжки про магического героя. Этот был другой, и имя у него было другое, похожее по звучанию. Ммм… Зикки! Точно! Мы стояли за доспехами рыцаря, вокруг все было каменное, много разных гербов с символикой факультетов, но ни одной картины, а еще на потолке были красивые своды, совершенная работа. Монументальных колонны возвышались вдоль всего коридора, не нарушая симметрию, сопровождаясь полуциркульными арками через каждые несколько метров. Утонченная и несомненно дорогая постройка. Страсть как хотелось взглянуть на этот волшебный замок целиком, изучить каждый коридор, каждое узорчатое витражное окно! Тик… так. Спохватившись, я снова распахнула глаза и немного подтянулась руками наверх. Когда только успела задремать? Маргарет все еще спала, уютно устроившись в коричневом, мягком кресле. За окном ярко светило зимнее солнце, так хотелось подойти к окну, поднять оконную раму, вздохнуть свежего морозного воздуха, почувствовать мурашки по телу, что неизбежно пробежали бы по спине от пронизывающего холода. Холод… Риддл, что было потом? Ничего, в голову абсолютно ничего не приходило, что было потом? Я нахмурилась, понимая, что не помню событий после того, как очутилась в нише одного из коридоров Хогвартса. Что было потом? Как странно… Тик… так. — Агнес? Ты проснулась, милая? Как ты себя чувствуешь? — Маргарет сидела возле моей кровати на коленях, прикасаясь к моему лбу теплой рукой. С удивлением я обнаружила, что за незашторенным окном брезжил мутный закат. Я снова не заметила, как отключилась. Переведя взгляд на Маргарет, мне стало стыдно. Опять я довела ее до такого состояния. Вечно улыбающиеся, прекрасная и солнечная Маргарет сейчас была бледной и уставшей, с темными кругами от недосыпа и заплаканными красными глазами. Прости меня, Маргарет, ты этого не заслужила. Вдруг в сердце будто пустили маленькую стрелу, такую крохотную, словно иголочку, но от того еще более острую. — Прости меня, Агнес… — что-то знакомое, я уже это слышала. Я с трудом смогла взять себя в руки, мне хотелось начать реветь. Не плакать, не хныкать — реветь. Причину я не знала, но чувство было столь сильно, что глаза моментально увлажнились. — Мамочка! — я бросилась в объятья Маргарет, что с готовностью распахнула их, тут же оказавшись на моей постели, подминая меня к себе на колени, начав раскачивать туда-сюда и гладить по волосам. Больше сдерживаться было невозможно, я разрешила слезам выползти наружу, но всхлипывать я себя не позволяла. Достаточно уже того, что руки у Маргарет слегка подрагивали. Успокоила, ничего не скажешь. Сейчас еще минутку, и я скажу, что ничего страшного не произошло. Дурной сон. Да, просто дурной сон… хоть сны я давно не вижу. — Доченька, что произошло, скажи мне, дорогая? Я рядом, все хорошо, мое солнце. — Маргарет немного отодвинулась, заглядывая мне в глаза умоляющим взглядом. Я сглотнула тут же образовавшийся вновь ком в горле. Да что же это такое! Нет причин так убиваться! Роуз! Приди в себя! Ну потрепало тебя немного, ну гнался за вами какой-то странный мерцающий солдат, ну ничего страшного же не произошло. Не произошло же, так ведь? — Мам… — я с трудом могла выдерживать такой усталый взгляд от Маргарет, наполненный беспокойством и волнением за своего ребенка. Какая же я неблагодарная! Больше никаких прыжков, пока не научусь как следует управлять ими! — Мам, понимаешь, я, наверное, заигралась на улице и… И потом я пошла наверх… — и что потом, а? Нашла мужскую рубашку, как следует извозилась в грязи, порвала колготки и потеряла сознание, да? Черт. — Я не помню, мам! Я не знаю, что было потом. — Я закусила губу, тяжело задышав. Как же ужасно было врать, смотря прямо в ее глаза. — Я не понимаю, да что же это! Откуда мужская рубашка, Агнес? Скажи мне. — Маргарет с трудом сдерживала слезы, продолжая крепко прижимать меня к себе. — Скажи, тебя ведь никто не трогал? Незнакомые мужчины подходили к тебе, пока ты играла во дворе? — о Боже, что?! Ну конечно, о чем еще можно подумать, уведя свою дочь во взрослой мужской рубашке. — Нет! Мама, точно нет! Не переживай так, прошу тебя! Меня никто не трогал, честное слово! Просто… Понимаешь, со мной иногда происходит всякое. Странные вещи. Стоило Маргарет услышать последнее предложение, как она вмиг переменилась в лице. Ее глаза забегали из одного угла комнаты в другой будто в поиске поддержки. Сглотнув, та снова посмотрела на меня, немного нахмурив брови. — Милая, что ты имеешь ввиду? — я заметила, как ее голос стал немного подрагивать. — Честно говоря, я даже не знаю, с чего начать, это довольно тяжело объяснить. Просто иногда я ощущаю себя странно, и со мной происходят вещи, которые могут показаться необычными… как в сказках! — я подождала, пока Маргарет сможет уложить первую информацию в голове, чтобы продолжить сваливать на нее груз тяжелых перемен. Медленно кивнув, та с натянутой, неуверенной улыбкой показала мне продолжать. — Иногда может произойти что-то странное, вот как с рубашкой, например, но это бывает крайне редко. Ты не переживай, мам! Главное не переживай. — Я старалась подавать информацию как можно более дозировано и по-детски, того, что я сказала и так более чем достаточно для первого раза, еще не факт, что мне поверят. Маргарет прислонила дрожащую ладошку к губам и на пару секунд отвернулась от меня. Я успела услышать несколько горьких всхлипов, прежде чем та снова повернулась в мою сторону. — Милая… — та с трудом сдерживалась, чтобы не разреветься при мне. — Давай пока оставим этот разговор. Попозже придет папа, и мы все вместе еще раз поговорим обо всем, ты согласна, дорогая? — я интенсивно закивала головой. Видимо, для Маргарет это все уже слишком. Стыд снова накрыл меня с головой. Маргарет наконец улыбнулась сквозь слезы и погладила меня по щекам, убирая мокрые дорожки от слез. — Ну и наревелись мы тут с тобой! — она неуместно, бодро хлопнула руками по своим коленкам, начав напоминать саму себя. Веселую, жизнерадостную блондинку. — Пойдем с тобой умоемся и приведём себя в порядок, а то Льюис не узнает нас, когда придет с важного совещания! Подумает, что это за две ревущие дамы? Это точно не мои! И убежит! — хихикнув, Маргарет тепло посмотрела на меня, убирая прядь с моего лба. Я не смогла противиться ее очарованию и тоже заулыбалась, хотя на душе скребли кошки. — Агнес, а что с твоим глазом? Я заметила это, еще когда ты только открыла глаза. Подумала, мне мерещиться. — Маргарет наклонилась прямиком к моему лицу, разглядывая мой правый глаз. — А что с ним? — я недоуменно уставилась на свою родительницу. — Не болит? — Маргарет аккуратно провела большим пальцем по моему закрытому веку. — Нет, нисколечко! — глаз и правда не доставлял никаких неудобств, все было как обычно, немного оставалась фантомной боли в груди, но больше меня ничего не беспокоило. — У тебя будто полопались капилляры или что-то похожее. Хотя как они могут полопаться рядом со зрачком? Не знаю, милая, придет доктор, уточним все у него. Пока поднимайся, сходим в уборную. В ванной, помимо моего зареванного лица, я смогла рассмотреть и свой глаз, что беспокоил Маргарет. Внутри серой радужки, совсем рядом со зрачком, образовались темные пятна, будто расползающиеся кляксы в грозовом небе. Они были совсем крохотные, но все же заметные. Даже не знаю, может, я упала и так неудачно ударилась? Надеюсь, они пройдут, смотрится это немного отталкивающе, будто у меня три зрачка! Чуть позже в нашу отдельную палату пришел доктор, а за ним и обеспокоенный Льюис. Отец сгреб меня в крепкие объятия, стоило ему завидеть меня, сидящую на кровати. После чего он, поцеловав жену, начал допрос, напоминающий игру в пинг-понг, так как отвечала не только я, но и бедный доктор, что, судя по зажатой позе, мечтал сбежать от нас. Убедившись, что со мной все в порядке, и меня можно забрать домой, Льюис еще раз пробежался по всем предписаниям от врачей. Если кратко, то мне нужно было много спать, много есть, много внимания и любви и, самое приятное, никакой учебы желательно неделю. Прямо жизнь котика! Насчёт глаза доктор лишь пожал плечами. — Возрастная пигментация, скорее всего. Иногда глазки с возрастом немного темнеют. Окулист лишь подтвердил его слова, успокоив всех, что на зрение это ни коем образом не отразиться. Мне же показалась это крайне подозрительным, сразу после такой нагрузки и перемещения во времени у меня появляются темные точки в глазу. Так не бывает, вернее, ничего просто так не бывает, не со мной. Заметила я и напряженную позу Маргарет, когда начался разговор о моем глазе. Почему-то та закусывала нижнюю губу, стоило ей взглянуть на него. Мне срочно нужен был мой дневник, я должна записать туда все, что произошло и все свои наблюдения, нельзя упускать и забыть ни единой детали. Когда же мы вернулись домой, начался один из самых тяжелых разговоров в моей жизни. Я не могла рассказать родителям все, как есть, про мои прыжки во времени, про Тома. Это было бы слишком для них. Приходилось умалчивать, врать и уходить в несознанку. — Я не понимаю, Агнес. Как можно не помнить про то, откуда у тебя мужская белая рубашка? — Льюис сидел в своем любимом кресле в гостиной, придерживая горячую чашку с чаем над блюдцем на весу. Кидая на меня обеспокоенные взгляды. — Пап, я не помню, правда, просто мне захотелось, чтобы у меня была рубашка. — Я развела руками в сторону, принимая беззаботный вид. — То есть ты, возможно, купила мужскую рубашку, надела ее и не помнишь, когда это произошло? — Льюис сделал маленький глоток из своей кружки и переглянулся с Маргарет, что стояла за его креслом, сцепив руки вместе на его спинке. — Возможно… Наверное, я купила ее для Тома на вырост? А, может, и для тебя. Примерила ее, а потом, не помню, что потом. — Я сидела в точно таком же кресле, как у Льюиса, напротив обоих родителей. Переодетая, вымытая и накормленная, от этого млеющая и еще больше хотевшая спать. — Для Тома… На вырост. — Льюис недовольно поджал губы и, с грохотом поставив блюдце с чашкой на стол, повернулся в сторону Маргарет. — Я ничего не понимаю, Маргарет? Я слишком много даю карманных денег, что наша дочь может беспрепятственно пойти в магазин и купить мужскую белую рубашку? — Льюис продолжал недовольно хмуриться. Маргарет лишь пожала плечами. — Дорогой, ума не приложу, когда Агнес, могла успеть сделать это, она всегда ходит только со мной. — От этого вопросов еще больше! — Льюис снова повернулся ко мне, не сводя с меня обеспокоенного взгляда. — Агнес, пока ты ужинала, мы с мамой поговорили о произошедшем. Меня очень беспокоят твои провалы в памяти, а также твое состояние здоровья. Терять сознание от переутомления после обычной прогулки во дворе? Обычно ты можешь бегать как угорелая по всему дому и пышешь энергией, а тут… — Маргарет положила руку на плечо Льюиса и сжала его в подбадривающем жесте. — Скажи нам, о каких странностях идет речь? Что ты имела ввиду? Я глубоко вздохнула, что же, может быть, и нет смысла врать? Сказать, как есть? Все равно они скоро узнают обо всем. Собрав волю в кулак, я посмотрела сначала на Льюиса, а потом на Маргарет, оба были очень уставшие и взволнованные. Ну что же, в омут с головой! Зажмурившись, я выпалила на одном дыхании: — Пап, мам… Я волшебница! — в тишине гостиной это прозвучало неуместно и даже глупо. Я представляю, насколько по-детски я сейчас выгляжу. Хотя это ведь хорошо, не так ли? Решившись открыть один глаз, я посмотрела на родителей. Как ни странно, но никто не улыбался, оба были предельно серьезны, но транслировали абсолютно разные эмоции. Льюис — обеспокоенность, тот хмурился и, казалось, что-то обдумывал в голове, даже не придав значения моей фразе. Маргарет же меня удивила. Та, широко распахнув глаза, смотрела на меня со смесью недоверия и какой-то затаённой боли. Какая странная реакция. — Я знаю, что это звучит смешно! Но я могу доказать! — родители заинтересованно посмотрели на меня, хотя Маргарет все еще стояла, закусив нижнюю губу. Встав с кресла, я положила на журнальный столик перед диваном спицы для вязания, что лежали в корзинке на столе. Сосредоточившись, я выставила руку перед собой, бросив все силы на то, чтобы спица поднялась на верх. Прошла минута, затем вторая. Ничего не происходило. Я бросила взгляд на родителей. Льюис уже не смотрел на меня, хмурясь, он достал какую-то визитку из кармана брюк и сверлил ее глазами. Маргарет же наоборот смотрела на меня неотрывно, сжав спинку кресла с такой силой, что ткань на ней вот-вот обещала порваться от натяжения. Чудесно! Теперь родители думают, что я свихнулась. Риддлу достанется, о, как ему достанется! Бросив свои жалкие попытки доказать свою причастность к магии, я расстроено посмотрела на маму с папой. — Простите, я еще слишком слаба, возможно, немного позже я смогу повторить. — Я неспешно опустилась обратно в свое кресло, чувствуя себя очень некомфортно, борясь с желанием убежать в свою комнату, трусливо спрятавшись под одеялом, забыть все как нелепый сон. — Хорошо. Думаю, можно продолжить этот разговор завтра, тебе давно пора ложиться спать, — отец семейства выглядел расстроенным и подавленным. Он поднялся с кресла и, поцеловав меня в макушку, прошествовал свой кабинет. Маргарет же, будто спохватившись, встряхнула руками, засуетилась, убирая спицы на место и подталкивая меня на лестницу. — Действительно, милая! Ты давно должна быть в кровати! Мы не можем так сбивать твой режим, потом еще начнутся проблемы со сном, этого только нам не хватало. Пойдем, пойдем. Уже лежа в кровати под уютным светом ночника, что стоял на прикроватной тумбочкой, Маргарет присела рядом, поправляя мое одеяло. — Знаешь, когда я была в твоем возрасте… — Маргарет печально улыбнулась. — Я тоже верила в волшебство, по-настоящему, всей душой! Воспринимала всё вокруг как чудо! В фей, русалок, добрых принцесс… — Маргарет посмотрела в окно, ее взгляд остекленел, казалось, она ушла глубоко в свои воспоминания. — В сказках принцессы всегда прекрасны, а добро побеждает зло. А еще там есть принцы! Благородные, честные, смелые! Готовые на все ради тебя. — Маргарет перевела взгляд на меня, внимательно следя за мной. — Помни, дорогая, сказки иногда бывают страшными, а принцы превращаются в чудовищ. — Маргарет прошептала последние слова и, моргнув, наклонилась к моей щеке, поцеловав меня. — Я тебе верю, — эта фраза была брошена столь неожиданно, что я моментально взбодрилась, смотря на нее, широко распахнув глаза. — Сладких снов, принцесса. Потушив мягкий свет в комнате и закрыв за собой дверь, Маргарет оставила после себя шлейф сладких духов и горький вкус невысказанной истории. Возникло такое ощущение, будто уровень опасности этого мира заметно повысился. Впрочем, это делало жизнь несколько более замысловатой, чем прежде. Хотя куда уже больше? Как будто бы книжка страшных сказок вдруг ожила и вот-вот начнет пожирать меня, утягивая куда-то в темную пропасть. Я поежилась и перевернулась набок, накрываясь одеялом до самого носа. Из сказок, рассказанных мне в детстве мамой, я многое уяснила. Например, что такое добро и зло, и как не ошибиться, приняв одно за другое. Сказки действительно бывают грустными и даже страшными. В сказке про Красную Шапочку тоже есть неприятный момент: когда Красная Шапочка приходит к бабушке и не знает, что в кровати лежит переодетый злой волк. Я знаю одно, эти волки не могут притворяться вечно, и рано или поздно они все равно покажут свои зубы. Чувствуя, что сознание начинает проваливаться в темноту, я посмотрела на часы, что висели над дверью. Полночь — время грёз, все пахнет звездами и тайной, это секрет самого времени; дня, уходящего в историю, пока мы спим; дня, который не вернется больше никогда. Ведь время не любит идти вспять. Тик… так.