***
Осеннее, редкое солнце пробивается сквозь тучи, одаривая уже практически мертвую траву последними теплыми лучами. Конец октября выдается не таким холодным, как ожидалось, а жаль — Джерару поскорее хотелось бы оказаться в суровой прохладе этого времени года. Он только подъезжает к коттеджу, однако сразу же вокруг обволакивает свежая, успокаивающая атмосфера — будто выходишь на свет после продолжительного времени в темноте. В лицо ударяет порыв прохладного ветра, отчего некоторые пряди волос падают на глаза, мешая обзору. — Господин, я доложу о вашем прибытии. Подобное обращение в который раз вызывает навязчивое желание огрызнуться, однако в силу своего положения приходится сдерживаться. Приличное общество — не детский сад. Они с братом выросли слишком быстро. В их кругу общения практически нет места подростковому дурачеству. Их семья была на слуху у каждого в городе, и естественно, подобное имеет свои бонусы, но вот традиция нанимать персонал по типу горничных и дворецких, по мнению младшего Фернандеса, излишне. В каком веке они живут? — Не стоит, я сам. Официально одетый водитель лишь скупо кивает, уступая — Джерар даже головы не поворачивает. Идет прямиком к трехэтажному коттеджу, к которому, сквозь ранее цветущий сад, ведет грунтовая дорога. Осень обещает быть теплее обычного. Снег выпадет нескоро. — Хей, — позади слышит окрик, останавливается. Оборачивается с едва заметной улыбкой на губах. — Что ты тут забыл, братец? Сталкивается лицом к лицу с собственным отражением, вот только из плоти и крови, а не с зеркальным и несуществующим. До сих пор не привыкнет к тому, что не один он такой в этом мире. Странно смотреть на свою же внешность же со стороны. Точь в точь такие же черты лица, острая линия челюсти, выраженные скуловые впадины, вязь багровой татуировки, что обрамляет правый глаз. Вроде бы все еще подросток, но что-то выдает взрослость. Быть может, особенности взгляда, который заглядывает глубоко в душу — читается явная расчетливость за подростковыми замашками. Такой расслабленный, руки в карманах, плечи расправлены. Идет быстро, слегка покачивая головой — волосы зачесаны набок. Не так, как у Джерара. С виду это — единственное различие, внутренне их больше миллиарда. — Так и думал, что приеду первым. Никакой пунктуальности, Зигрейн. Джерар язвит, совершенно по-детски. Ему еще бы немного подрасти, сам знает. — Да брось, это по твоей части. Отец задержал. Ты же знаешь, какой он требовательный. Замучал меня уже своими бумажками. Точнее, делами фирмы. Ну да, как он мог забыть. Перед ним же следующий владелец компании, принадлежащей семье Фернандес. Протянутая рука и последующее рукопожатие, а после — объятия. Крепкие, такие, какие и должны объединять двух кровных братьев-близнецов. Слышит легкий смех Зигрейна у себя за спиной. И вновь на смену мыслям о своем существовании приходит спокойствие. Как бы к Джерару не относился его собственный отец, своего брата он все равно никогда не потеряет. По крайней мере, на это надеется. Кто бы знал, что это — последний раз, когда братья разговаривают друг с другом искренне, беззастенчиво. Ветер сменяется на более теплый, спокойный. — И по какой причине семья снова в сборе? — задает младший Фернандес интересующий его с самого утра вопрос. — Что? А тебе разве не сказали? — Зигрейн ухмыляется, и эту ухмылку он знает до миллиметра, ведь сам так же ухмыляется, когда подшучивает над своими приятелями. — Сегодня будет ужин с какой-то семейкой. — А мы для какого дела нужны? Меня оторвали от важных дел. — Ты приехал из клуба, Джерар. Странно даже, выглядишь не слишком помятым. — Отвали, а. В ответ — смех. Беззаботность — самое прекрасное, что есть в их подростковом возрасте. — Какую прекрасную картину я наблюдаю. Ядовитая интонация слышится, кажется, за километр от них. Мужчина горделиво вышагивает по каменистой кладке, излишне высоко задрав подбородок. Чрезмерная зализанность, изысканность, переплетающаяся с чем-то слизким, отвратительным. Гребаный лоск, который выточен в каждой ниточке на его одежде, в каждом движении. В глазах — чистый эгоизм, высокомерие. И этот самый взгляд младшему Фернандесу уже как несколько лет ненавистен: почему их родной отец настолько отвратительный человек? И судя по всему, подобный вопрос звучит лишь в сознании Джерара. Зигрейн тут же отходит на пару шагов, чувствуя на себе осуждающий взгляд брата, холодно кивает. — Доброе утро, отец. Джерар же даже не моргает. Сверлит человека перед ним холодным взором, так же, как и брат, засовывает руки в карманы. И если бы не зализанная прическа Зигрейна, их было бы не отличить друг от друга. Язык не поворачивается назвать того, кто его презирает с самого детства, отцом. И опять же, в который раз задается вопросом: чем же он хуже Зигрейна? Неужели он не заслуживает ни капли отцовского тепла? Хотя какое там тепло, лишь эгоистический расчет, просто планирование их жизни по пунктам. Косится в сторону своего брата, и понимает, что все равно продолжает считать того родным. Зигрейн — тот, кто находится рядом с ним, наставляет его, как и положено старшему, пусть и не круглые сутки, пусть и не на показ отцу. — Зигрейн, оставь нас ненадолго, будь добр. Тебя хочет видеть Элиан. Их мать. Она тоже здесь. Ну естественно, где же ей еще находиться, как не рядом с Лансом Фернандесом — она же обязана его сопровождать, куда бы тот не сунулся. Как жаль, что Джерар не в силах разглядеть, насколько чувства отца к их матери искренние. Наверняка такие же, показушные. Не хотел в это верить до последнего, даже сейчас не хочет. Элиан этого не заслуживает. Джерар тоже хочет ее видеть. — Да, отец. Как гребаная марионетка. Натренирован уже, хоть сейчас на пост ставь. Ему самому за брата обидно, в самом деле неприятно — тот же умный, Зигрейн же умеет думать, соображать, действовать. Не тот путь выбрал только. Не видит сути как будто. Что же он так стелится под Ланса, какие перспективы видит от подобного? Как только Зигрейн удаляется, Джерар чувствует тяжесть. Вновь наваливается та самая неприязнь тяжелым грузом, вновь приходиться включать эгоизм в себе, ведь это — единственная защита от Ланса для него. Он ничего не может больше, как бы не старался. Он в самом деле зависим от своего отца, ведь он дает ему средства. Средства не только на то, чтобы выжить, а на то, чтобы жить такой жизнью, которая не подвластна каждому второму. Если это, с точки зрения Ланса, и есть проявление отцовской любви, то он глубоко заблуждается. Ведь, помимо банковского счета, тот не дает Джерару ни-че-го. — Зачем ты позвал меня? — Хм, — нарочито задумчиво протягивает Ланс, приставляя к губам сигарету и делая затяжку. После насмешливо глумиться: — Из-за отцовской любви? Я захотел всего лишь увидеть любимого сыночка, вот и все. Как лживо, только посмотрите на это. Мерзотно. — Очень смешно, — смотрит, как пепел с сигареты обваливается, пылью летит вниз. Наваливается усталость, как обычно при любом ментальном контакте с этим человеком. Просто хочет уехать. — А если серьезно? — А если серьезно, — докуривает, бросает окурок на землю, притаптывая носком лакированного ботинка — демонстрируя положение младшего Фернандеса перед ним. Однозначно, от кутюр. — Больше не появляйся никогда рядом с Зигрейном, понял? Кажется, ему послышалось. Недоуменно приподнимает бровь, продолжая сверлить сумасшедшего взглядом. — Я серьезно. Никто не должен узнать о твоем существовании. — А разве кто-то знал? — его очередь проявить насмешливость. Никто же не подозревал о том, что у Ланса Фернандеса не один сын, а два. Что они являются близнецами. А фамилия — это не беда, ее можно легко заменить другой, если есть средства и связи, проверенные люди. — Ты же позаботился об этом еще с момента моего рождения, папочка. — Аккуратно, сынок, — угрожающе, практически рычаще. — С самого детства я готовил Зигрейна к тому, что он пойдет по моим стопам, и не вздумай что-либо испортить. Все практически готово. Я не буду с тобой церемониться, один прокол — и ты останешься без возможности на существование. Даже на такое жалкое, какое у тебя сейчас. Последнее предложение проговаривается почти жалостливо. Джерар сдерживается чудом, знает, что поблизости его прихвостни — весомый же человек, как без охраны? Сам защитить себя не может, ха. И кто еще жалкий? Вслух, конечно, ничего не осмеливается сказать. Потому что Ланс прав — он ни на что не способен, у него ничего нет. И единственный способ выбраться из-под ботинка этого мерзкого человека — добиться в жизни чего-то более весомого. — В скором времени мы заключим выгодную сделку с чуть менее влиятельными, но очень хорошими людьми. И если ты высунешься — пеняй на себя. И обходит, оставляя Джерара сжимать челюсти и кулаки, вынуждая хотеть хорошенько отбить тому его горделивое лицо, которое каждую секунду мелькает на телевидении. Вышагивает к машине, стараясь не поддаться эмоциям, и просто ведет счет от нуля до десяти и обратно, чтобы хоть немного придти в себя. Хочет сорваться с места и вбежать в помещение, но осознает — его там не ждут, от слова «совсем». Так ущербно чувствовать себя отбросом. Вроде бы, мать и брат ждут его, не отреклись еще от существования Джерара Фернандеса, но он уже чувствует себя лишним здесь, гребаным изгоем в этой семье, что и внушал ему с самого детства Ланс. Слышит звук подъезжающего к их поместью автомобиля, а после — оповещение о прибытии главы семьи Скарлет. Кажется, именно в этот момент Джерар Фернандес потихоньку начинает сходить с ума, ведь после становится ясно, что та, с кем он каждый день до этого дня проводил вечера на крыше, теперь является будущей супругой его брата-близнеца. Кажется, именно с этого момента он начинает закаляться изнутри и влюбляться в ту, на которую он не имел права даже смотреть. Прискорбно только то, что никогда себе в этом не признается. Ей — тем более.***
Взмывающий к потолку сизый пар, образующийся от только что налитого в чашку кипятка, медленно растворяется в воздухе. Джерар смотрит на это явление отстраненно, пока опирается на мраморную широкую столешницу бедром. Он все еще не переоделся, да уже и не особо замечает, что к телу неприятно липнет промокшая насквозь одежда. Главное для него — Эрза сейчас греется. Конечно же, помнит, насколько она любит горячий шоколад. Насладиться шоколадным вкусом в компании книги, в некоторые моменты отвлекаясь и смотря на то, как медлительно тают в горячем напитке кусочки маршмеллоу. Если на чистоту, никогда не понимал, в чем суть — в сладкое добавлять сладкое, однако для Скарлет это являлось традицией. Сладкоежка, та еще. А ведь по ладной фигуре и не скажешь. Усмехнувшись своим мыслям, парень встрепенулся, понимая, что все. Хватит все в себе носить, она, должно быть, и правда имеет право знать. Тем более, он уже не знает, что делать дальше, как намекнуть, подвести. Хотя стоп, прямо же сказал. Ну, он так думает. Никогда никому другому он не сказал бы подобного, не задал бы настолько много вопросов, которые бы отражали всю его подноготную, раскрывали его душу. Напиток в объемной чашке успел немного подостыть, и Фернандес уверен — самое то для нее. Тянется до верхних полок, где припрятаны запасы сладкого — абсолютно все из этого любит Эрза Скарлет, — достает запечатанный пакетик мелкого зефира, которые после щедро сыпет в чашку. Чувствует, как по телу разбегаются мурашки, вспоминает те самые моменты, когда он чуть ли не каждый вечер делал для Эрзы горячий шоколад. Особо девушка его любила именно холодными, хмурыми днями. У него почти дрожат руки, когда он берет кружку и предвкушает ее реакцию. Сначала, безусловно, разозлится. Подходит к двери, ведущую в ванную комнату: закрыта. Но что такое двери для него, особенно в его же студии? Достает из кармана ранее припрятанный ключ, легко отпирая дверь. — Фернандес! Какого черта?! Протестующий крик Эрзы разносится на все помещение, она впопыхах скатывается спиной по скользкой стенке джакузи, скрывая свое тело по плечи в пенистой воде. Пена. Как жаль. — А ну выйди! Тебя никто не учил стучаться, прежде чем зайти к девушке? Из всего тела осталась навиду лишь голова, шея и округлость плечей. Алые волосы, которые теперь казались на оттенок темнее, влажными прядями змеились по поверхности воды, скрываясь в пене. — Вообще-то я пришел не просто так, — нравоучительно заявляет парень, ероша пальцами свои волосы. Отводит взгляд на пару секунд, собираясь с мыслями, потом меняется в выражении: становятся заметны прежние нагловатые глаза, отливающие яркой зеленью. Девушка сощуривается, придвигая руками к груди все больше пены — лишь бы не растаяла в такой неподходящий момент. Да что он себе позволяет? Злится на парня, в уме коря себя. Как могла она быть настолько неосмотрительной в его же пространстве? Как могла повестись на умело предоставленную ей заботу? «Ты промокла, Эрза, по моей вине, как жаль, тогда отмокни в моей джакузи — я же не могу это так оставить, " — так, да? Джерар Фернандес — невыносимо расчетливый ублюдок! И не менее красивый. Ублюдок. А Эрза Скарлет повелась. Лишь бы не поплатиться. — Держи. Непонятливо уставляется на протянутую руку парня, в которой тот держит кружку. Замечает сверху мелкие кубики зефира. Желудок вовремя оповещает о том, что пора наполнить его хоть чем-то съестным. Во время рабочих смен совершенно забывает о том, что организм требует поддерживать энергию. — Ты так пытаешься загладить свою вину? — Неа, — легкомысленно качает головой, продолжая настойчиво удерживать руку навесу — рука затекает, но он не сдает позиций. — Я просто знаю, что ты любишь такое. — А не слишком ли много тебе обо мне известно? — Ты прекратишь упираться? Пару секунд играют в гляделки, прежде чем девушка сдается под его убеждающим взглядом и берет кружку в свои руки. Ладони сразу же чувствуют тепло, а после первого глотка и тело изнутри пробирает, когда горячий шоколад стекает по гортани. Прогревает изнутри и на секунду накатывает сонливость, однако та тут же уходит. Джерар начинает раздеваться. Эрза таращит глаза, глядя на то, как парень стягивает мокрую кофту с себя, небрежно бросая ее на пол возле стиральной машинки. — Э-э, Фернандес, ты в своем уме? — с долей испуганности спрашивает девушка, сильнее вжимаясь в стенку джакузи. Пальцы сами собой крепче обхватывают кружку, белея на кончиках от сильного нажатия. — Стриптиз я не заказывала. Он даже замирает от подобного. Так и стоит, сжимая в ладони пряжку ремня, шокировано уставляется на Эрзу. После заливается смехом, закидывая голову к потолку. Непонятно как вынуждает девушку таращиться на вздымающуюся от смеха грудную клетку, скользить взглядом ниже, четко просматривая каждый кубик рельефного пресса. Заглядывается, останавливается на сжимающей пряжку ремня руке Фернандеса, когда тот застает ее врасплох: — Хочешь потрогать? Давится воздухом, даже кратко откашливается, понимая, что не должна была давать слабину и поддаваться на подобного рода провокацию. Хоть она и сидит в горячей воде, однако телу становится в несколько раз жарче. И что-то назойливо орет о том, что это вовсе не температура воды оказывает подобное влияние. Черт, Эрза. Контролируй свою реакцию. Ничего такого, просто мужское тело. Конечно, она же столько мужских тел пересмотрела и перетрогала, что это и в самом деле «ничего такого». Вашу мать. А Фернандес тем временем в конец забывает обо всех приличиях, прямо под ее взглядом он медленно расстегивает пряжку злосчастного ремня, а после подходит ближе, к самому бортику джакузи. Испытывает ее на прочность, не иначе, а она ведется — раздражается, всем своим видом желая показать, что бесполезно, что с кем угодно, но не с ней. — Пф, — наигранно усмехается, закатывает глаза, принимая невозмутимый вид. — Как будто ты единственный парень на планете. Не зазнавайся, Фернандес. Подтягивает колени к груди, ставя чашку на них и придерживая руками. С вызовом смотрит на него, однако что-то происходит. И это «что-то» меняет взгляд напротив на жесткий, буквально режущий. Вместо ехидства в ответ, она получает разнообразие диких эмоций, которые действительно могут лишить противника желания смотреть в глаза в принципе. А ему становится настолько больно от подобной фразы. Обычной на вид, но для него являющейся гранью между спокойствием и яростью. Конечно же, не показывает этой уязвимости, заместо этого лишь злость на тех, о ком, возможно, и говорит ему Эрза. — И о ком я не знаю, Эрза? Ее имя из его уст, похоже, впервые звучит так резко и раскатисто настолько, что девушка в самом деле начинает жалеть о своем бездумном высказывании. Оказывается, слишком собственник. — Не твое дело, — выцеживает сквозь зубы, отводит взгляд в сторону, стараясь не смотреть. А сама чувствует, как пылают щеки — определенно, это из-за температуры в ванной комнате. — Ладно. Равнодушный ответ удивляет, девушка вновь смотрит на Фернандеса, и да, лучше бы она этого не делала: парень спокойно снимает оставшуюся одежду, и залезает в воду к ней. — Какого? — вжимается все больше — уже попросту некуда деться. Хочет исчезнуть, или хотя бы прикрыться от него, отгородиться. — Все, Эрза, — нагловато протягивает Джерар смачивая руки в воде и приглаживая ими свои волосы, зачесывает влажные пряди назад. Подсаживается непозволительно близко к ней, Эрза чувствует его бедро рядом со своим. Знает: его лицо слишком близко к ее, он медленно приближается, шепчет на ухо: — Поймал. И тут же кладет свою ладонь на ее ногу, чуть выше ее колена, посылая мелкие мурашки по ее телу, вызывая слабый протест в ее душе — не в теле. И эти действия с его стороны нисколько не близки к тем, что вытворял когда-то Селт, нет того отвращения в ней при таком нагловатом поведении со стороны Фернандеса. И это бездействие со стороны ее же восприятия ситуации пугает. Что чувствует в данный момент? Она пугается. Непонятно чего, непонятно почему, но внутри зарождается мелкое чувство тревожности, которое до этого момента она не испытывала. Что оно значит? — Зачем ты так делаешь? — вопрос, прозвучавший совсем тихо. Уставляется на практически растаявшие маршмэллоу в чашке, хмурит брови, а внутри все та же тревожность. — Как? — Играешь. Для него подобное — как лезвием по коже, задевая, вскрывая артерии. Играет? — Играю? В ответ — едва заметный кивок, и эта реакция, ее загнанный вид заставляет Фернандеса убрать руку с ее кожи. Некоторое время они сидят молча, он делает вид, что внимательно рассматривает своды потолка, а она — внутренне умоляет исчезнуть такому неприятному ощущению в груди. От чего оно? Чем вызвано? Неужели ей не были с самого начала понятны его намерения? Почему только сейчас до нее дошел тот факт, что для такого парня, как Джерар, подобное времяпровождение с девушками — просто пустяк? — Ты же все это время ходил за мной только потому, что хотел затащить в постель. Заканчивай. Пока Эрза стискивает зубы и нещадно терзает свое же сознание вопросами, на которые ответить не может, Джерар так же быстро поднимается из воды. — Принимай душ и выходи. Я жду в гостиной. Последнее, что видит, как Джерар обматывает полотенце вокруг бедер и выходит, даже не оглянувшись. А теперь ее понемногу начинает поглощать чувство вины.***
Выходит из душа в одной футболке — его, не иначе. Не находит больше ничего, что можно надеть. Обмотать тело полотенцем — еще более рискованно. Извращенец. Мечется в мыслях из крайности в крайность: с одной стороны оставаться здесь, наедине с этим парнем, рискованно, с другой — не видит другого варианта узнать всю правду, да и не чувствует себя в опасности рядом с ним, стоит признать. Когда закрывает за собой дверь в ванную комнату, замечает Джерара, сидящего на ковре, возле камина. Тот опирается на диван спиной, согнув одну ногу в колене и положив на ту руку. Смотрит куда-то в потолок, шторы до сих пор закрыты, и свет исходит лишь от некоторых светодиодов на потолке и камина. Стало теплее, даже озноба не чувствует. Переминается с ноги на ногу, буквально кожей ощущает усталость, которая исходит от парня. Моральная, а такая явная. До сих пор почему-то ощущает себя виноватой за то, что сказала ему там, в ванной, однако запихивает ненужные эмоции куда подальше, и проходит к дивану, присаживаясь на самый край, как можно дальше от него. — И что дальше? — прерывает глухую тишину, которая даже не давит на мозг, просто мягко обволакивает их обоих. Испытывает странное чувство дежавю, будто раньше что-то подобное переживалось ею. Хотя, почему будто, так оно и есть. Джерар отрывает взгляд от потолка, медленно обращает свое внимание на девушку. Это какое-то наваждение, не иначе, потому что как объяснить это чувство? Ему нравится все, что происходит сейчас. Ему нравится ее присутствие здесь. Мысль о том, что все так, как нужно, мгновенно заполняет сознание. Смотрит на Эрзу так, словно она нечто неописуемое в этой вселенной, будто она единственное, что может заинтересовать его, заставить заострить внимание. И этот безумный взгляд заставляет напрячься, смутиться под своим давлением. Закусывает губу, нервным движением заправляет влажные от воды волосы за ухо, думая о том, как не выдать этого своего состояния, а сама не понимает, что влияет на него все больше и больше, приковывает нерушимыми цепями. Она так красива для него, и кажется эта красота излучается изнутри северным сиянием, переливчатыми огнями, манит и притягивает. Ее вид, ее раскосые глаза, сейчас слегка прикрытые от накатившей за день усталости и приглушенного света; ее округлые плечи, что слегка открывает его широкая, белая футболка. Ткань слегка намокла, прилегает несколько более плотно, чем надо, скрывая талию, но очерчивая линию широких бедер. Ее привычка теребить кончики волос при волнении, ее упертость, эта россыпь веснушек на носу и под глазами, вся она. Внутри него — тепло, не возбуждение, приливающее к паху, а непонятное, обжигающее чувство, которое до этого момента он ощущал лишь при виде Эрзы Скарлет. И черт, если это чувство внутри него порождает лишь проклятая похоть, то он готов сдохнуть прямо сейчас. Не верит в это, хоть пулю в затылок пусти. Не верит, хотя всегда заверял самого же себя в обратном. — Хватит. Слово сказано с явной неуверенностью, во время произношения голос предательски срывается, и последние буквы вовсе исчезают в тишине. — Я ничего не делаю, Эрза, — тихо, не напрягая голосовые связки. — Ты смотришь. — Не могу ничего сделать с собой. — Не издевайся. — Я совершенно искренен. Ты просто, опять же, воспринимаешь мои слова, как шутку, — и ведь это и есть правда, все это время девушка ни разу не воспринимала действия Джерара всерьез, и сейчас то же самое. — А потом ты мне высказываешь, какой я ублюдок. Ты сама не подпускаешь меня. — Я пришла, чтобы все выяснить, а не подпускать тебя к себе ближе, — отрезает она, напряженно складывая рки на груди и закидывая ногу на ногу — закрывается от него чисто психологически. — Я не знаю, что с тобой делать, Эрза. Честно. Устало откидывает голову, упираясь в мягкую поверхность дивана. Прикрывает глаза, продолжая руке теребить уголок фотографии, и только из-за этого движения Эрза наконец замечает ее. — Что на ней изображено? — Ах, это, — якобы опомнившись, протягивает парень, после поворачивает фотографию внешней стороной, демонстрируя девушке. Видит, как в ее глазах мелькает воспоминание о той самой фотографии, которую она когда-то принесла с собой в ресторан, намереваясь выведать, что же Джерар Фернандес делает рядом с ней на этом снимке. — Всего лишь то, с чего все и началось. — Ну и что дальше? Я уже знаю, что мы были близки в школе. — Посмотри внимательнее. Что во мне изменилось? Она рассматривает изображение еще раз, уже заостряя внимание на деталях. Они стоят рядом, Джерар чуть выше ее, она же достает до плеча; на его губах легкая, небрежная усмешка, волосы зачесаны — не так, как она привыкла видеть. Даже на снимке глаза его кажутся яркими, во взгляде — практически ничего, зато приобнимает ее за талию. А Эрза улыбается, ярко и тепло — такая по-детски невинная: даже не припомнит себя такой. Сейчас она выглядит более взрослой. Хотя, судя по всему, фотографии от силы год. — Только прическа. — Уверена? — Да, — ответ без капли сомнения. — Рядом с тобой я смотрел по-другому. — Можно говорить менее заумно? — начинает злиться, нервничать. Почему этот парень постоянно тянет? Почему нельзя просто дать конкретный ответ на конкретный вопрос? Бесит это незнание. — Это не я, Эрза. — Что? — неверя, уточняет девушка. — Это шутка? Зря я поверила в то, что ты мне действительно все расскажешь. Я ухожу. И ведь действительно встает, оглядывает свой наряд на сегодняшний вечер, раздраженно смотрит на улыбающегося чему-то своему парня. Как же Фернандес ее бесит, просто до невозможности. От бессилия хочет топнуть ногой, но лишь смиренно садится обратно на диван, понимая, что сейчас создала повод посмеяться над своим же поведением и ситуацией в целом. Все ведь продумал, гаденыш. И ведь смеется же. — Я не шучу, — кажется, ставит точку на данном. Поднимается с пола, небрежно опуская задравшуюся футболку — парень успел переодеться, а она только заметила это. На мгновенье становится виден кусочек оголенной кожи живота, и Эрза нехотя смотрит вверх, на его лицо. Протянутая рука вызывает еще больше подозрений. — Пойдем, кое-что покажу. Немного подождав, все же вкладывает свою ладонь в его, и на секунду замирает, прислушиваясь к странному чувству нужности, принадлежности, которое появилась с этим простым движением. Сознание будто в глубине напоминает, что да, так когда-то было, одобряет косвенно и молчаливо. Что это значит? Они идут к двери, которая располагается чуть в стороне от двери в ванную комнату. Она тихо следует за ним, легко ступая по темному ламинату голыми ступнями и, как ни странно, не чувствует холода, исходящего от него. Одно простое нажатие на ручку двери, и та отворяется, являя перед ними просторную комнату с глянцево-белыми стенами. У нее, кажется, замедляется способность мыслить. Вместо какой-либо лишней мебели и декораций, ее взгляд видит лишь огромное окно с широким подоконником прямо напротив них, и небольшой диван, обтянутый темной кожей. Больше ничего, за исключением арочного прохода куда-то в неизвестность. — Что за…? — все, что девушка может вымолвить после того, как взгляд разбегается по стенам. Они увешаны большими и мелкими холстами, разбросанными в несимметричном порядке, на которых запечатлена она — Эрза Скарлет за самыми повседневными занятиями. Вот она сидит за школьной партой, прикусывая зубами карандаш и хмуря брови в явной озадаченности, вот — просто прогуливается по аллее, а снимок сделан будто случайным прохожим, издалека, вот — она находится в кафе, выбирая десерт у витрины. Просто невозможное количество снимков устилают стены, где изображена именно она, не кто-либо еще, причем заметно, что фотографии сделаны не неумелой рукой, а опытным фотографом, ведь такое качество, четко запечатленные движения, могут быть сняты только профессионалом. — Какого черта, Фернандес? Что это такое? — явный испуг в ее голосе поначалу озадачивает Джерара, но он продолжает неподвижно стоять в проходе, наблюдая за реакцией девушки. Одно слово — шок — описывает все эмоции той. — Это же незаконное внедрение в личную жизнь. У нее просто в голове не укладывается, что сейчас она видит, не может такое быть, чтобы она все время не замечала, как ее самым наглым образом сталкерят. — Я в курсе, — он, конечно, догадывался, что она может так отреагировать, но все же не был готов к тому, что сейчас придется все объяснять от начала до конца. Кажется, никогда не будет готов к этому. — Это дело рук Анессы. — В каком смысле? — непонимающе переспрашивает, а имя режет слух — признается себе, что ей неприятно слушать сочетание этих букв из уст Джерара. Какого черта? Поворачивается к нему, всем своим видом показывая, что все, пришло время выложить все правду, и в этот раз она не отступится. — Она, можно сказать, помогала Лансу, — глубоко вздохнув, с видимым напряжением начинает повествование Джерар. — Их семья очень долго держалась за фамилию нашего рода, из года в год следовала каким-либо поручениям. Я не знал об этом, и даже не поинтересовался тогда, кем она является и чем занимается в свободное время. Оказалось, все это время она следила за тобой по приказу Ланса Фернандеса. И, как видишь, получалось у нее это дело весьма искусно. — Как вы познакомились? — нетерпеливо прерывает его вопросом, даже не думая о том, зачем ей эта информация. — На одном из мероприятий, организованным Лансом. — Тогда ты должен был знать, что ее семья находится под руководством твоего отца. — Не называй его моим отцом, — резкость в голосу чуть усмиряет порыв Эрзы узнать все и сразу, она неловко замолкает, осматривается вновь, пытаясь уцепиться взглядом за что-то существенное, но не за парня напротив. Нутром чует, что лезет в самую пучину, в обжигающее пекло, туда, где не бывал, возможно, никто. Но настолько хочет знать, что сама пугается такого рвения. Зачем ей это? Это же с ней не связано. Еще как связано, твердит подсознание, упорно пробиваясь наружу. Стискивает кулаки, а в голове кто-то орет о том, что нужно ей все рассказать, она имеет право знать. Но до этого Джерар никому не рассказывал что-либо настолько личное. И ему придется рассказать и о том, почему он так не хочет признавать в Лансе своего отца. Смотрит на девушку, на ее тело, что замерло посреди комнаты. Переводит взгляд на холсты, а после приходит осознание, насколько же дико выглядит это все — зачем он вывесил это все сюда? Психопат, не иначе. Прикрывает глаза, собирается с мыслями. Ему тяжело, да. Но это все необходимо для нее, ради нее. — Прости, — осознанно, низким голосом. Искренний взгляд, обращенный к ней, незаметно принуждает подчиниться. — Ланс…никогда не проявлял ко мне отцовской заботы. Я никогда не чувствовал, что наша семья — полноценная. А какие новости не посмотри, какой источник не пробей, семья Фернандес — эталон, на который надо ровняться. Если бы знали, как все на самом деле. Меня он не принимал, даже, похоже, за родного не считал. Это сейчас у него не осталось выбора — вот он и взялся за меня. У него не остается выбора, кроме как «принять» меня и наставить на путь истинный. А моя «невеста», то есть Анесса, является формальностью, так что меня ничего не может с ней связывать, особенно сейчас. — Я никогда не видела тебя в новостях. Или не помню этого. — А я и не мелькал в новостях никогда до этого лета. — Почему? — Потому что мой отец, — проскальзывает явная ирония. — никогда не признавал младшего сына, а был благосклонен лишь к старшему. А старшего знал лишь круг приближенных людей из-за того, что Ланс не хотел, чтобы тот подвергался нападкам или покушениям. В общем, чисто бизнес, не суть. Ты должна понимать, на что могут пойти некоторые люди ради смещения главной власти. Не люблю тему политики и бизнеса, если честно. — У тебя есть брат? — настолько удивлена, что делает пару шагов ближе к нему, с любопытством пытается разглядеть выражение его лица в приглушенном свете. — Был. Короткое слово повисает в воздухе грузом, Джерар наклоняет голову, сверлит взглядом пол, пока мысленно отсчитывает от нуля до десяти и обратно — помогает, но не всегда. Привычка, которая помогает вернуть самообладание и не сорваться. — Извини, — ее очередь извиняться, вот только какая разница уже? Что было, того не вернешь. Ценить надо было раньше, расставлять приоритеты нужно было по-другому. Повисает молчание, оно покалывает кожу мелкими иголочками, и сдавливает виски. Появляется головная боль, притупленная. — Он погиб, — не думал, что данная фраза будет для него настолько сложной в произношении. Грудную клетку сдавливает, и та боль, которая когда-то притупилась, залегла на дно головного мозга. — Он погиб в той же аварии, в которой побывала ты. Вы находились в одном автомобиле. А она до этого момента не думала, что когда-нибудь еще будет в подобном потрясении, особенно после того, как узнала, что они с Джераром Фернандесом состояли в интимных отношениях. Судьба любит преподносить сюрпризы. Хотя какая судьба, всего лишь череда событий, в которых человек принимает непосредственное участие. Всего лишь жизнь. Ошибалась, хах. В голове — рой непониманий. Что? Его брат? В той же машине, что и она? Они были знакомы? Как это могло произойти? Но вместо обрушившихся вопросов со стороны Эрзы, следует неожиданное тепло: она обнимает его нерешительно, порывисто, наверное, однако искренне. Так, как не обнимала давно. Она неглупа, осознает, что парню очень нелегко дается высказывать все то, что сжирало его изнутри долгое время. Наверное, даже более трудно, нежели ей воспринимать всю информацию. А Джерар постепенно вновь начинает чувствовать: по крайней мере чувствует влажность в уголках глаз, до боли прикусывает кончик собственного языка — лишь бы не разрыдаться с позором. — Так это все правда? — вспоминает про ту фотографию, где, по словам Фернандеса, был изображен не он. Понемногу обдумывает, принимает происходящее, кажется. Лучше не становится. Он действительно любил своего брата. Да, в последнее время они с Зигрейном были в не очень дружелюбных отношениях, а всему виной приказы отца, которым следовал его брат беспрекословно. Срывающимся голосом произносит, пока где-то в гортани чувствует неприятную горечь: — Ланс и твой отец заключили деловую сделку, в которой главным условием был брак единственных наследников обоих родов. — Что? — отстраняет голову от его груди, заглядывает неверяще в его глаза, взгляд которых кажется донельзя уязвимым. — Мой отец такого бы не сделал. Он всегда говорил, что я имею право выбора. — Я не думаю, что твой отец хотел насильно выдать тебя за моего брата. Тем более, брак по договору был фиктивным. — Все равно, по твоим словам, он заключил сделку с твоим отцом и на кон поставил меня. — Получается, что так. Джерар обнимает девушку в ответ, прижимая ее голову к своей грудной клетке вновь. Утыкается подбородком в макушку, прикрывая веки. — Я должна поговорить с ним. — И откуда ты могла эту информацию узнать? — опровергает необдуманный порыв, сильнее стискивая ее в своих объятиях — она, кажется, не собирается никуда от него сбегать, но на всякий случай. — Эрза, этот договор уже недействителен, потому что наследника больше нет в живых. Нет смысла раздувать скандал, который основан на делах прошлого. — Но это же неправильно! — Не будь такой упертой. — Но… Как я оказалась с твоим братом рядом? — Эрза, я есть хочу. Эта фраза сказана с такой детской непосредственностью, будто и не было этого тяжелого для них двоих разговора. Эрза отстраняется от него, выкручивается из объятий и осуждающе протягивает: — Мы не закончили. Ответь сначала. — Ты мне обязана приготовить вкуснейший ужин, — заявляет парень, нагловато улыбаясь. После поворачивается к ней спиной и удаляется, косвенно призывая идти вслед за собой. — Джерар! — Я готов помогать тебе в этом нелегком деле! Бежит следом, злясь на него, на себя, на весь мир, кажется. А после смеется, когда под ее же руководством Фернандес достает из духовки запеченную картошку и обжаривает сочные стейки из индейки. Наблюдает за его движениями, за выражением лица, которое кажется уже не таким чужим и незнакомым, за взглядом, который незаметно для него самого больше не выражает холодное безразличие к жизни в принципе. — Какой прекрасный ужин у меня получился, — констатирует Эрза, шаловливо улыбаясь и продолжая пережевывать картошку. — Готовил, вообще-то, я, — портит все Джерар, смотря на веселую девушку с осуждающим прищуром. — Без моего четкого и грамотного руководства, ты бы спалил все вокруг, — она улыбается, а ему кажется, что осень заиграла совершенно другими красками, не такими тусклыми и безжизненными, какими они были вчера. — Ну да, ну да, — в итоге сдается, смиряется с тем, что не он руководил процессом, а именно Эрза руководила всей его жизнью, кажется. Размеренность, пришедшее в это место вместе с ней, распространяется по всему телу, всему сознанию. — К слову, с добрым утром. В ответ на удивление девушки тот встает с барного стула и проходит к окну, что все это время было зашторено и препятствовало проникновению первых солнечных лучей — неожиданно теплых, будто вовсе не осенних. Отодвигает шторы, демонстрируя виднеющийся меж редких, петляющих деревьев солнечный диск, который только-только начинает появляться из-за горизонта. Несмелый красновато-розовый свет тут же скользит по стенам, отражается от стеклянных поверхностей и заполняет все пространство, затрагивая и алые волосы Эрзы, вынуждая их самих переливаться еще ярче положенного. Она завороженно смотрит на эту картину, подходит ближе к панорамному окну, не отводя взгляд от солнечных лучей, что путаются в ветках деревьев. — Дух захватывает, — восхищенно произносит девушка, улыбаясь красоте такого простого природного процесса, как восход солнца. Джерар же наблюдает из-под полуприкрытых век за ее силуэтом, за ее образом. Протягивает руку, незаметно для нее касаясь уже в меру подсохших алых прядей волос, расчесывает их пальцами, утыкается носом в алую макушку. А она и не думает отстраняться, просто подается немного назад всем корпусом, чувствуя сзади надежную опору в виде его сильного тела. — Согласен. И чем конкретно восхищается, непонятно. Оба дышат размеренно, в такт. И не смотря на то, что у Эрзы остается куча вопросов, она просто наслаждается этим мгновением. — Так что, Эрза? — возобновляет парень тот самый неприятный для него разговор, который так и остался незаконченным тогда, когда Эрза грелась в теплой воде. — О каких «других» парнях ты упоминала? О чем я не знаю? — О чем ты, Фернандес? — передразнивает, специально ведь. Улыбка никак не исчезает, и кажется, ничего ее не спугнет. Оба же понимают, что никого лишнего не должно быть. Наконец-то ей все кажется настоящим, полноценным. Даже без воспоминаний о прошлом. А рассвет тем временем занимается все больше.***