***
До дрожжи ненавистна была ему подобная херь. Все эти ужимистые объятия, наигранные слезы, слова, пропитанные насквозь в приторной фальши. Все окружение, каждая эмоция в этот приторный день ему видна насквозь — каждый старшеклассник на самом деле желает просто снять с себя весь парадный образ, и просто заполучить в руки заветную тонкую книженцию, которая на следующий же день будет служить опорой для письменного стола: и абсолютно неважно, в какой цвет она будет выкрашена — в посредственно-синий, или же в агрессивно-красный. Суть одна: аттестат для современного общества несет в себе столько же смысла, сколько и почтовые голуби в век прогрессивных технологий. Отметки должны быть в голове, и представать они должны не в виде графической прописи, а в виде галочек возле выполненных пунктов по пути достижения поставленной цели. Что общего у ворона и письменного стола? Данный философский вопрос был ему гораздо интереснее, нежели все эти веселящиеся непонятно из-за чего школьники. Последний день школьники. Многие ищут ответ в чертах написания слова, общих буквах; некоторые вовсе не задумываются и заявляют, что вопрос поставлен неверно; а кто-то отвечает однословно: «перо». Какое, к черту, перо, если речь идет именно о письменном столе? Он, например, может предположить, что материал, из которого изготовили тот самый злосчастный стол, выкрашен или же носит цвет воронова оперения, и в таком случае ответ будет очевиден — колористика, то есть наука, изучающая природу происхождения цвета. В общем, ответ у каждого свой, так как в данном вопросе нет конкретных уточнений. Для Зигрейна Фернандеса подобные загадки были скорлупой ореха, которую он, сжимая плод в кулаке, заставлял кротко трещать. Он был из тех, кого обучали логике именно через задачи на критическое мышление, то есть думал он фактами и вытекающими из них выводами, методами оценки. Вот и сейчас он оценивал. Каждого проходящего человека: неважно, парень это, или девушка, главное для него было изучить, насколько прозаичен тот или иной человек. Похоже, в этом заведении ему равных нет. За исключением, пожалуй, одной особы. Первое, что бросилось в глаза, не ее необычайно багряные волосы, не-ет. Она не носилась по учебному заведению, поправляя свое выпускное платье и прическу, а просто сидела и читала. И на обложку успел взглянуть — Толкин. Да ладно, неужели зарубежная фантастика? Не перестает его удивлять. Для него, как для человека с исключительно техническим складом ума, увидеть такую мечтательную личность было в диковинку. Именно поэтому он и повелся на нее. И именно из-за Эрзы Скарлет они с братом не ладили с каждым днем все больше. — «… поверь мне, горестно и мучительно видеть любовь, которой из-за тебя суждено остаться безответной», — цитирует фразу одного из центральных персонажей данного произведения, подходит к ней ближе, усаживается рядом — так невзначай, лукавыми очами взирая на нее. — Неужели ты читал? — смеется Эрза, закрывая книгу, предварительно положив указательный палец на страницу, которую до этого читала. Обращает все свое внимание на него, ну, а как иначе? Ведь сейчас Зигрейн Фернандес является обычным учеником совершенно обычной школы. — За кого ты меня принимаешь, а? Я знаю каждую строчку наизусть, — как можно более самовлюбленно заявляет парень, наблюдая за ее слегка детской мимикой. Опирается локтями о парту, все так же не отрываясь от ее очаровательного лица. Опять смеется, разжигая внутри него желание все больше и больше говорить на интересные лишь ей темы. Хотя, рядом с этой девушкой каждая тема будет таковой. — Да ла-дно, — игривость ей присуща, и эта черта настолько естественна, что Эрзе и не нужно притворяться. Она в шутку открывает вновь книгу, отлистывая пару страниц, а после лукаво смотрит на развалившегося на парте Фернандеса: — Первая строчка второго абзаца на двести одиннадцатой странице. Что за фраза, м? — Хм-м, — усиленно делает вид, что в голове проворачивает сложные мыслительные процессы, хмурится, цокает языком: — Ах да! Там сказано о том, что… — наклоняется к ее уху, заставляя девушку несколько смутиться, оглядываясь по сторонам и удостовериваясь в том, что никого знакомого поблизости нет. — …сегодня ночью я буду долго-долго кружить тебя в венском вальсе. — Фернандес, нахал! — восклицает Эрза, легко ударяя его по груди, тем самым отстраняя от себя. Парень смеется, делая вид, что он самое белое и пушистое существо на этой планете. Подмигивает ей, понимая, что победил ее в несерьезном раунде. — Пошел ты, а, со своими шуточками, — наигранно злится, облизывает губы и подскакивает со своего места, прижимая к груди книгу. — Пойду перевоплощаться во что-то более праздничное и привлекательное. А ты, — вытягивает руку с довольно увесистой книгой немного вперед, указывая на вполне довольного происходящим Фернандеса. — Ты будешь «кружить в вальсе» с кем-то другим. Наш танец будет исключительно официозом. Зигрейн оглядывается по сторонам с комичным выражением лица, оглядывает пустоту в классе и констатирует: — А больше не с кем. — Желающий найдутся, не сомневайся, — иронично бросает Эрза и отворачивается к выходу, откидывая длинные волосы за спину, нарочно привлекая внимание к их шелковистому виду. Делает пару шагов в сторону дверного проема. — Эрза, — окликает девушку в последний момент, та останавливается, смотрит на него, ожидая продолжения. — Почему двести одиннадцатая? — Хм, просто так? — Да брось, — не верит, знает же, что подвох кроется. — Ни одно твое действие не лишено смысла. Скарлет небрежно пожимает плечами, напоследок бросая: — В тот день все произошло впервые, Джерар. И уходит, оставляя за собой лишь яркий, неосязаемый шлейф своего природного шарма. Понятно, ноябрь. Начало их «отношений» с Джераром Фернандесом. А он все так же усмехается. Ведь если начистоту, произнося слова той самой роковой строчки из книги, он осознавал, что на самом деле на кон в игре поставлено нечто большее, чем просто «интерес к Эрзе Скарлет». Хотя, для него совершенно не мучительно видеть любовь к этой девушке в пылающих дикой ревностью глазах своего брата-близнеца, ведь она будет принадлежать лишь одному из них — именно Зигрейну Фернандесу. Что толку мучиться из-за чувств другого, совершенно «чужого» ему человека?***
Он уехал. Вот так, просто. Оставил ее в той самой студии, где на стенах пестреют ее фотографии — до сих пор это кажется дикостью, — испарился поутру. Сегодня Эрза встала поздно, около полудня, и все, что сумела отыскать — коробку из кондитерского магазина, в которой лежали сладкие, яркие пончики с разной посыпкой и начинкой. На самой крышке записка: «Когда я вернусь, нам станет легче. Просто дождись.» Пончики все еще теплые — она даже представила, как пару минут назад Джерар ставит эту коробку, обернутую нежно-розовым бантом, на стол, а сам уходит, запирая дверь на ключ. Ах да, он еще и запер ее! Чтоб не сбежала?! Да после такого отношения она готова разбить все окна в доме, лишь бы выбраться из своего заточения: весьма комфортного и приятного, к слову. В бешенстве она находилась недолго — как только увидела количество пончиков, с которым ей предстоит справиться, настроение поднялось, ругаться расхотелось, и она пошла выискивать какао в подвесных полках. И вот сейчас девушка сидит на диване лишь в той самой рубашке, которая каким-то неведомым образом висела на самом видном месте в шкафу, взгляд скользит по строчкам книги, которую она уже когда-то читала, и медленно наслаждается темным, пасмурным утром — вдалеке слышатся звуки грома, а ветер клонит уже вовсе обнаженные деревья все ниже, к земле. Глаза скользят по буквам, а в голове она размышляет о значении написанных Джераром слов. Почему станет легче? Куда он уехал? Что заставило его вот так вот внезапно ее оставить? Раздается телефонный звонок, вынуждая Эрзу тянутся к своему смартфону, который до этого лежал на небольшом стеклянном столике рядом. Отец. Черт. — Где ты сейчас? — первый же вопрос зарождает панику где-то в животе, она поджимает губы, нервно думая о том, что же ответить. Не нравится ей это — врать отцу, держать его в неведении. — Приве-ет, я… — сглатывает, понимая, что пауза слишком долгая, слишком неестественная. — Я у Люси, сейчас пью какао, кушаю вредности. Пытается как можно увереннее свести все в шутку, в лёгкую беседу, да только вот дрожащий голос выдает. Не говорить же ему, что всю ночь она провела с Фернандесом, наслаждаясь каждым мгновением и поцелуем с его стороны! Будет скандал. Она все еще помнит, как придумала историю про проект, и из-за этого вранья ей становится неуютно, неприятно за саму себя. — Понял, — голос собеседника смягчается, а Эрза будто видит облегчение в его глазах. — Ты не против провести завтрашний день со мной? Сходим в художественную галерею, а вечером выйдем в свет. — Зачем? Что-то случилось? — обеспокоенно спрашивает, хмурясь. — Я опять вынужден уехать, — выдыхает отец после некоторого молчания. — Опять?! Надолго? — Точно не знаю, Эрза. — Когда? — Через пару дней. Поэтому и хочу провести хотя бы день с тобой. — Хорошо, пап, конечно. Чувствует себя как-то опустошенно после разговора со своим отцом. С одной стороны, он толком не побыл дома, в родном городе, они долго не виделись. Но с другой, Эрза, кого ты обманываешь? Тебе был удобен отъезд отца в плане построения личной жизни, если можно так выразиться. Он все еще не знает о том, что его дочь уже состоит в отношениях с Джераром Фернандесом, о том, что они уже сто раз переспали, о том, что она просто плавится, как лёд на солнце, в его сильных руках, а каждый взгляд лишь на нее одну сводит с ума, дарит уверенность в верности и даже в чувствах…более глубоких, нежели просто симпатия. Поэтому решается на важный для себя шаг — нужно познакомить Джерара со своим отцом. Судя по всему, уже после того, как ее отец вернется обратно. И ее парень, к слову, тоже. Где он шатается, черт бы его побрал?! На звонки не отвечает, и это настораживает, раздражает. Неужели кинул ее сразу после того, как заполучил? Неужели он настолько ублюдок? Или же он уже успел свалить к своей названной невесте, Анессе? Мысли роятся в голове, словно пчелы в тесном улье, и Эрзе кажется, что если сейчас что-либо не предпримет, рехнется. Телефон вновь тренькает, от чего девушка слабо вздрагивает — до этого сидела на диване, нервно таращась в стену и до крови прокусывала нижнюю губу. Ну что еще? «Судя по погоде, зима близка.» Распахивает глаза, удивляясь неожиданному сообщению от того самого абонента, который писал ей больше недели назад в последний раз. Эрза даже не думала, что тот снова ее потревожит — думала, что наигрался. Зачем ей ему отвечать? Поджимает губы: мозг кричит проигнорировать сообщение, удалить переписку и заблокировать абонент, а сердце тянется к буквам, подталкивая написать в ответ. Подождав пару минут, все же печатает ответ: «Неужели? Я думала, ты прекратил играть в романтика.» «Романтика? Когда такое было?» «Пф. «Ты сегодня прекрасна, как и всегда.» «Мне нравятся твои глаза.» — не твои ли слова? А что насчет тех цветов?» Не знает, зачем передразнивает, зачем поддевает и вообще зачем говорит с ним. Она уже поняла, что это — парень, по-другому быть не может, и лишь из-за этого ей следует молча игнорировать, не отвечать, подталкивая к разговору, и вообще не думать об этом. У нее теперь есть парень, все же. «Тебе же они понравились, не обманывай себя.» «И что с этого?» «Значит, у меня есть шанс.» Раздражается, не понимая, зачем человеку подобным образом издеваться над ней. Наверняка, это просто какой-то школьник. Да-да, школьник, который мог спокойно рассуждать на философские темы, вставляя умные фразочки. Она не будет отвечать на флирт, нет. «Я не свободна для того, чтобы строить отношения и отвечать флиртом на твои сообщения.» «Почему тогда раньше ты не была против?» «Раньше у меня не было того, кого я могу предать, хоть и так — по переписке.» «Так нечестно. Раз я появился раньше, значит я имею право оказывать знаки внимания.» «Пропав на несколько дней? Это совершенно бессмысленно, тем более, я тебя не видела и не знаю в реальной жизни.» «Для тебя так важно визуальное восприятие?» «Оно важно для каждого.» «А я думал, ты не из тех, кто судит по внешности.» «Я и не сужу. Просто надо понимать, с каким человеком имеешь дело.» «И какой же я на твой взгляд?» «Заносчивый и нагловатый.» Эрза ухмыляется, довольная собой неизвестно почему, а сама понимает, что за эту короткую и бессмысленную переписку немного расслабилась: мысли о том, что Джерар ее бессовестно бросил, немного утихомирились. »…а еще невероятно привлекательный, обаятельный и любящий делать приятное симпатичным девушкам.» Улыбается уголком губ, осознавая, что ведь повелась на зов собственного сердца и ответила, хотя не должна была — Джерару вряд ли понравится, что ей написывает какой-то парень, явно флиртуя с ней, плюс ко всему и незнакомый. «Давай так: мы общаемся неопределенное время вот так, а когда ты поймешь, что я тебе нравлюсь — дашь мне знать, и мы встретимся в жизни.» «Я уже не свободна, у тебя проблемы с памятью?» «Никто не узнает.» Только хочет колко ответить, вот только задумывается: может, все же подстроиться под него? На самом деле, ей вправду интересно, кем же этот человек является на самом деле. Просто сделает вид, что повелась, а там, после разоблачения, незаметно исчезнет. Гениальный план, Эрза, от него прям несет взрослыми и мудрыми решениями. Сочтя, видимо, ее молчание за согласие, пишет дальше: «Я отправлю тебе небольшой презент.» «Что? Зачем?» «Жди доставку на свою квартиру.» «Откуда ты знаешь, где я живу?!» В ответ — молчание, которое сбивает Эрзу с размеренных мыслей об учебе, отъезде отца, исчезновении Джерара. Кто же это такой и откуда ему столько известно о ней? Да это же уже тянет на уголовную статью! Нет бы, чтобы просто прекратить все это, так интерес то подогревается все больше и больше с каждой написанной им фразой. А, самое главное, когда вернется чертов Фернандес и выпустит ее из заточения?! «Главное — забери в ближайшее время, иначе птичка вылетит из клетки.» «Чего?» Ответа так и не получает, поджимает губы, кумекая мозгами о том, как же выбраться. Что-что, а интриговать у этого человека получается.***
Он не хотел, чтобы все шло настолько быстро. В плане того, что их с Эрзой Скарлет отношения перешли на новый уровень несколько дней назад. То есть, хотел конечно же, но не в этот момент его жизни — у него уже давно есть одно дело, которое нужно решить в ближайшие дни. Все ради нее. Им было сложно. В плане скрывать эти отношения от отца Эрзы, прикрываясь разными учебными проблемами, прогулками с подругами; а ему было трудно быть все еще обремененным тем самым «долгом» о котором ядовито твердил ему Ланс — Анессой, их браком, мысли о котором настолько ненавистны Джерару, что до судорог. Поэтому около пяти часов прямым рейсом самолета, а после около часа на такси — и он уже сидит в уютном ресторане, рассматривая утонченную архитектуру построек. Утром он оставил Эрзу одну, запер ее, спрятав запасной ключ в полке на кухне, и это было с его стороны несколько дико — он не хотел, чтобы она сбежала от него, хотя на самом деле это он сбежал от нее, не поставив в известность и не предупредив. Однако, завтра около полудня Джерар уже будет с ней. Предвкушает, какой скандал его ждет. Плюс ко всему, создал же ситуацию, в рамках которой Эрза должна будет оказаться у себя дома, выбраться. Интересно, она додумается поискать запасной ключ? — Твоя компания обрела прекрасную позицию среди конкурентов, — проговаривает женщина, изящным движением кисти отставляя кружку с ароматным мокко на стол. — Все же ты выбрал верное направление — инфраструктура, можно сказать, держится на твоем имени. — Сейчас бизнес принадлежит мне лишь условно. Лишь благодаря тебе дела протекают так плавно. Еженедельно я получаю безмерный доход, однако сам лишь пару раз появлялся в главном здании, — усмехается Фернандес, с искренней благодарностью смотря на собеседницу. — Да брось, — она смеется, поправляя свои короткие волосы и расправляя плечи. — Мне очень нравится помогать тебе — так я чувствую нашу связь. Ты заправляешь дистанционно, работаешь с документами на расстоянии — я лишь подписываю бумажки по твоему доверию. Только мне до сих пор непонятно, почему ты выбрал Францию в качестве «пристанища». — Если бы я ничего не предпринял, Лансу было бы слишком просто перехватить власть в свои руки в городе, который он сам и построил, а так ему нужна, как минимум, целая орава юристов, связи с федеральными органами страны и поддержка суда, чтобы все провернуть. Тем более, тебя это в свое время выручило. — И до сих пор, сынок. Никто никогда не мог думать настолько наперед, как ты. Ты с самого детства был невероятно умен, — та самая интонация, от которой веет настоящей любовью — материнской, чистой и звенящей. С заметной горечью добавляет: — Как и Зигрейн. Жаль, что твой брат был слишком ослеплен своими полномочиями, которыми наделил его Ланс. Элиан была поражена и сильно опечалена, когда по телефону ей сообщили просто ужасную новость — ее сын разбился в аварии, не перенес операцию, потерял много крови; казалось, вся жизнь пролетела перед ее взором, она долго находилась в отчаянии, винила себя в том, что бросила своих мальчиков тогда, когда не смогла справиться с Лансом. Слегка подается вперед, через разделяющий их круглый стол, прикладывает тонкую руку к щеке своего родного сына — так счастлива видеть его перед собой: повзрослевшего, с ясными умными глазами. А он просто наслаждается этим нежным прикосновением. Накрывает ее руку своей, прикрывая уставшие за последние дни глаза. Главное здание его компании, на одну систему охраны которой уходит безмерная сумма доходов, находилось во Франции, в городке под названием Лион: столице эзотерических наук, художественного направления и прекрасной природы. Когда Ланс начал шантажировать Джерара, он сразу понял, что нужно пробовать преобразовываться и начинать бизнес по-своему, и подключил к этому единственного, наверное, на тот момент любящего его человека — Элиан Ривьер, которая нуждалась в стабильной работе совершенно в другой стране, в другом городе. Он тогда был еще не слишком сообразителен и подкован в подобных делах, именно поэтому весь руководящий процесс взяла на себя его потрясающая мать. Тут они оба были в плюсе: Элиан нужно было срочно бежать, а Джерару необходимо было быть уверенным в том, что он не останется без «ничего». Он рос слишком быстро, и по итогу Джерар, пока не достиг совершеннолетия, лишь направлял издалека весь процесс ведения бизнеса. Рвать всякую связь с сыновьями его мать не собиралась никогда — ей просто нужно было начать новую жизнь, вдали от той токсичности, что присутствовала в отношениях с Лансом Фернандесом. — Спасибо, — тихо шепчет, с благодарностью смотря на женщину, которой, кажется, даже само время подвластно: она все так же молода, изящна и приветлива. Ее короткостриженые волосы отливают на солнце темным лазуритом, а зеленый взор таит в себе лишь заботу. — Я ничего практически не делаю, — смеется, а сама не замечает, какой доброжелательностью наполняется атмосфера вокруг. — Лишь следую указаниям босса. Она такая…светлая. Прямо как его Эрза. — Скажи мне, Джерар, — становясь серьезной, Элиан внимательным взглядом смотрит на него, заставляя сосредоточиться на ее голосе. — Ты же не просто так приехал сюда, верно? — Из-за того, что я долго не появлялся по вопросам бизнеса? — Это же не главная причина, — заявляет, будучи полностью уверенной в этом. — Ты никогда не срывался посреди учебного года ко мне. Лишь на каникулах. И потом, ты явно не собираешься прямо сейчас полноценно внедряться в бизнес. — Почему же? — Сначала ты закончишь учебу. Это моё желание, Джерар. — Ма-ам. — Ты потратил большую сумму на обучение в институте. К слову, я так в толк и не возьму, зачем именно на архитектурное направление пошел? Джерар выдыхает, понимая, что пора бы уже сказать главное. Мнется пару секунд: самому неясно, почему такие сомнения его сковывают. Вдруг, он слишком торопит события? Хотя, куда уже больше. — Я хочу тебя познакомить с одной девушкой, — фраза вырывается на одном дыхании, и Элиан выпрямляется по струнке, не скрывает удивления. — И кто она, — делает неопределенный жест рукой, договаривает: — …эта девушка? Он облизывает вмиг пересохшие губы, осознавая, что его мать будет шокирована данным заявлением. — Эрза Скарлет. Мгновенное молчание накрывает пространство, он из-под ресниц смотрит на реакцию своей матери, потому что знает — она с ней уже знакома. Не официально, не напрямую, а лишь по планам Ланса. — Теперь тебя Ланс пытается заставить жениться на ней? Он до сих пор не унялся? Она возмущена, и надо быть слепым, чтобы этого не заметить. Тяжело выдыхает, нервно отпивая кофе из кружки. — Он, наоборот, против этого. После аварии Ланс аннулировал договор с семьей Скарлет, поэтому их и нас ничего не связывает. Он требует, чтобы я заключил брак с Нессой. Некоторое время Элиан напряженным взглядом изучает черты его поникшего от этих обстоятельств лица, переводит взгляд на его руки, что сейчас сжаты в кулаки. Потом понимает, к чему клонит ее сын, медленно уточняет: — Ты хочешь, чтобы я выступила против этого брака? Джерар кивает, благодаря свою мать за быстрое понимание. — Не нужно никуда ехать, нужно лишь письменное опровержение с твоей подписью. Ты являешься моей законной матерью, поэтому Ланс ничего не сможет сделать, если ты будешь против — по составленному договору необходимо согласие обеих сторон со стороны обеих родителей. А я не хочу связывать свою жизнь, хоть и фиктивно, с Нессой. Я не собираюсь обременять себя обязательствами. Даже лишь для публичности. Скоро наступит тот момент, когда Ланс будет официально представлять своего наследника всей общественности, и если у меня будет данная бумага на руках, никакой помолвки не состоится. — Детально же ты все изучил, сынок, — одобрительно усмехается женщина, в который раз поражаясь тому, насколько Джерар Фернандес смекалистый и упорный в подобных делах. — Ланс до сих пор видит лишь выгоду и власть впереди себя. Когда-нибудь это его и погубит. — Я просто, — парень запинается, пытаясь подобрать подходящие слова. — Я не хочу, чтобы он опять ломал мне жизнь, не хочу быть «вторым». Я не хочу быть тем самым «сыном Ланса Фернандеса», мне нужно быть именно собой. Он все время решал за меня. У меня были деньги, я не был обделен всякими подростковыми развлечениями, но у меня никогда не было одного — собственного выбора, мам. — Ты хочешь, чтобы когда-нибудь заговорили конкретно о Джераре, а не наследнике корпорации Фернандес, — дополняет Элиан, а в ее глазах лишь то самое одобрение и поддержка, которой он был обделен когда-то. — Так что? — Не придуривайся, — подстегивает его Элиан, вставая с мягкого кресла и разглаживая рукава элегантного белого пиджака. — Ты знал, что я буду на твоей стороне, именно поэтому и прилетел во Францию. Где ты остановился? — В отеле. — Обижаешь, — наигранно обидчиво произносит женщина, после этого широко улыбаясь. — Неужто думал, что я прощу тебя, если ты будешь ночевать не дома? — Это не моя квартира, мам, — закатывает глаза, расправляя пальто матери и помогая его надеть. — И я не хотел мешать. — Послушай, ты мой сын, а значит я командую, — настойчиво заявляет женщина, пока Джерар расплачивается за поздний завтрак. — Мы едем домой. — Ладно, — сдается парень, не особо и настаивая на обратном, следует к выходу за матерью. — А что насчет Эрзы? — А что насчет нее? Привози ее сюда, я не стану возвращаться в тот прогнивший город. Пора бы узнать эту девушку, которая настолько легко захватила внимание моих сыновей, получше.***
Она была прекрасна. Юная в своем белом платье со струящимся подолом; игривая с разрезом сбоку практически до бедра, что позволял оголять ее ногу в движениях танца; яркая со своими длинными алыми волосами, что завиты крупными локонами и заколоты у висков белыми витиеватыми заколками. Здесь, в особняке, где потолки достигали самого небосвода, кажется, Эрза Скарлет была сопоставима с образом греческой богини — светилась изнутри, как самая яркая звезда, направляющая путешественников на верный путь. С каких же пор он подался в путешественники? Был ведом с самого первого взгляда, который был направлен на его профиль, который испепелял, заставлял поддаться и не сопротивляться влиянию эмоций. Как гребаная псина, что следует за хозяином в самое пекло. Джерар Фернандес наблюдает издалека: как она то и дело поправляет пряди волос, как она переговаривается со своими подругами, приветливо улыбаясь каждой, принимая поздравления от взрослых в честь преодоления первого жизненного этапа — в честь красного диплома, отличного окончания школы. Всегда была такой — непревзойденной. — Чувствую себя так, будто стою на краю пропасти, — произносит с насмешкой Джерар, как только к нему подходит его лучший друг — Грей Фулбастер, поправляя воротник черного пиджака. — Тебе не жарко? Лето же. — Издеваешься? Меня мать закупорила в этот костюм, ненавижу официоз, — фыркает парень, бессильно опуская руки, оглядывается. — Здесь лучше, чем я предполагал. — Выпускной все же, — смеется Фернандес, отставляя бокал с легким шампанским на рядом стоящий стол. — Наша родня постаралась, чтобы снять этот особняк. Еще пару дней здесь сможем побыть. Уже выбрал комнату? — Тут их не так уж и много, всего двенадцать спален. — Я думаю, не все наши останутся — многие сразу же махнут на отдых или к родным. А если нет — придется потесниться. — Тоже верно. Ну лично я остаюсь, торжество такого масштаба нельзя пропустить. Я-то думал, все сделают простенько и скудно. Удивление Фулбастера насчет данной ситуации оправдано — они учились в совершенно обычной школе, однако в последний день выпускников захотели «проводить» в новую, взрослую жизнь с особенным шиком: то ли хотели выразить бесконечную любовь — которая, конечно же, была чистой воды показухой для публичности, — то ли просто захотели сами искупаться в огромном бассейне с мраморной окантовкой, что находился как раз на заднем дворе. Преподаватели веселились не хуже учеников — еще не бывших, но уже и не теперешних. Однако, погода была такой себе, не солнечной — тучи сгущались понемногу все больше. — Ну что, готов завершить торжественную часть выпускного? — интересуется Грей, чуть наклоняя голову к плечу. Фернандес пожимает плечами: — Не такая уж это и честь. — Ну да, конечно, — поддразнивает того Фулбастер. — Сразу же согласился, как только узнал, что именно Эрзу Скарлет выбрали в качестве твоей партнерши. — Она просто пластичнее всех двигается, не более. Не хотел вести ту, которая танцует вальс, словно корова на льду, — стараясь казаться более безучастным, заключает парень, зачесывая свои синие пряди назад. — Так я и понял, да. Закатив глаза на намеки друга, Джерар размеренно следует к выходу, спускаясь по светлым ступеням вниз. Не признается себе в том, на что активно намекает Фулбастер. Никогда в жизни. Никто не знал об их недоотношениях, а Фулбастер, должно быть, видел их обоих насквозь с его-то умением смотреть на ситуацию не поверхностно. Смотрит на темное небо: кажется, будет ливень. Прикусывает губу, позволяя себе проникнуть в свое же сознание. С тех пор, как Анесса вернулась, их с Эрзой Скарлет общение несколько надломилось: они будто поменялись местами. Невольно тогда проскочила въедливая мысль о том, что не Анесса виновата в прохладе со стороны Скарлет, а он сам. Пф, такой абсурд. Однако, Фернандес как-то незаметно стал тем самым мальчиком, который находился в ожидании каждого мимолетного взгляда со стороны девушки. Он покрывал себя самыми нецензурными выражениями, избивал кулаки в кровь, раздражался на свои чувства, что засели там, внутри, и зудом распространялись с каждым днем все дальше, больше, по всему телу, что так непослушно реагировало на лишь одно присутствие Эрзы Скарлет в его гребаной жизни. Он хотел смотреть на других девушек вокруг него, хотел заниматься бездумным, животным сексом просто так, спонтанно, с каждой встречной красавицей, но все, что он мог себя заставить делать — не смотреть ответно на Эрзу Скарлет, когда она ласкала его взглядом издалека, поминутно на скучных уроках, будучи уверенной в том, что остается незамеченной. Он защищал сам себя, выстроил такую эгоцентричную стену вокруг своего сердца — лишь бы не быть растоптанным вовсе, после всего, что происходило в его жизни. На самом деле, был слабаком и трусом — но кто признается в данном? Он будто бы потерял себя, потерял тягу к мимолетной любви на одну ночь, а то и пару часов. И в этом всем виновата она, гребаная девчонка из его же класса, что в один роковой день он повстречал на злосчастной крыше. Джерар Фернандес был порабощен этой чистой красотой, переливчатым смехом, рассыпчатыми веснушками и лукавым, пленяющим взглядом — это первая девушка, внешность которой раскрывала ее натуру — она была такой же внутри, какой была снаружи. Тонкой, светлой, просто неземной. Как, черт бы ее побрал, ей удавалось это все? Как?! Скоро все закончится. Закончится. Скоро они разойдутся по разным путям, и вряд ли когда пересекутся вновь. Знать бы, как будет там, в будущем. Хотя, ха. Ему одна дорога — в тени своего братца. Пошел он. На улице никого — все внутри, ждут момента, когда, наконец, смогут оторваться на полную, когда преподаватели и родители разъедутся, оставят их спокойно наслаждаться своими подростковыми развлечениями. Вдыхает свежий воздух — немного успокаивается. — Джера-ар, — тот самый злосчастный голос, разрушающий все вокруг. — Не ожидал меня здесь встретить? Только не это, не сегодня, не сейчас. Пожалуйста. — Анесса. Проговаривает имя, а сам сжимает челюсти — оно ему даже по звучанию неприятно. — Какого ты тут забыла? — Ну я же не могла пропустить такое событие — ты меня предал, и я хотела вблизи посмотреть на ту, кто же смогла затмить в твоем сердце такую, как я. — Ты все так же заносчива, Несс. Стоит быть проще. Падать-то будет больно. Сначала их отношения с Анессой были, и впрямь, будто настоящими. Он, как и требуется, преподносил той дорогие подарки, на которые та была падка, словно драконы на драгоценности. А потом как-то не хотелось играть, создавать видимость чувств, и когда та уехала со своей семьей, до него, наконец, дошло — никаких чувств и не было вовсе. Он изменил ей легко, будто не он изменяет, а она, — что, собственно, та и делала за все время отсутствия. Иронично. Очень. Если бы была хотя бы паршивая привязанность к этому человеку, он бы такого не допустил — не причинил бы боль. Знает, что это такое. — Я уже из-за тебя же натерпелась боли, — злится, а глаза вспыхивают пламенем — видно, насколько задел ее. Однако, недалеко же ушла. — Ты мне жизнь сломал. Хотя, — делает паузу, задумываясь: — Не только ты, вся ваша проклятая семейка! — Мне все равно, что ты говоришь о моей семье, Несс, — холодно усмехается Фернандес, с некоторым высокомерием глядя на собеседницу. Она в ярком платье, с подведенными глазами, приоделась — если не для него, то для кого же? Как жаль, что даже не цепляет. — Тебе надо было идти с такими высказываниями к моему отцу для того, чтобы получить желанную реакцию. На самом деле такой ненависти он не понимает — ее род всегда следовал за его семьей, всегда выступали в качестве тыла, это было всегда, да и отец Нессы не был против сотрудничества с Лансом Фернандесом — тот, все же, достаточно оплачивал всю проделанную работу. Понимает лишь по отношению к себе, наверное — он все же достаточно быстро переключился, а для любой девушки это является ударом по самолюбию, своеобразным унижением. Как жаль, опять же, что ему похер. Хотя, он же сам ненавидит своего отца, однако у него свои причины для данного. — Ты всегда был никем, Джерар, — бьет по больному, грязная паршивка, хочет вывести на эмоции. — Лишь я была твоей опорой, но ты меня променял на какую-то бледную, неопытную девчонку! И ты поплатишься за такое. Подходит к ней ближе, держа руки в карманах, с режущим нисхождением глядит на эту сучку, что победно усмехается, а после резко хватает ее за горло, наклоняясь ближе к побледневшему лицу. — Да кто ты такая, чтобы угрожать мне? Невыносимая жестокость загорается внутри, опаляя органы, затрагивая душу — он бы никогда не позволил себе поднять руку на слабый пол, однако сейчас ему хочется ее ударить. Делать этого, конечно же, не будет — не опустится до такого, потом будет проклинать себя же за такой проступок. — Ты сама-то чего стоишь? Обыкновенная подстилка, которая винит меня в своих же грехах. Даже не смешно. Спала с моим же братом, следила за Эрзой, отчитываясь Зигрейну о том, где она и с кем — ты предала меня первая, хотя знала, что наше с братом противостояние накаляется с каждым разом все больше и больше. Тебе нужен был я, а в итоге ты променяла все то, к чему стремилась. Та молчит, испуганная этим действием в свою сторону. Загнанно глядит на него, а во взоре — просьба отпустить, отойти от нее на несколько метров, не сжимать горло до красноватых пятен. Пару секунд, и Джерар опускает руку, не сводя взгляда со вдыхающей судорожно воздух девушки. — Я не проиграю ему, Эрза уже моя. Отдышавшись, Анесса вдруг выпрямляется, расправляя плечи, и с ядом в интонации произносит: — Ты уже проиграл. А потом заливается смехом, словно на голову отбитая, словно находясь под разъедающим мозг наркотиками. Не понимает сразу, таращится на эту психованную, ожидая пояснений. Внутри всколыхивается паника: пока что эфирная, неприятная, но тошно щекочет где-то в глотке. — С кем, интересно, сейчас танцует твоя Эрза? Понимание накрывает, будто снежной лавиной, он взбегает по ступеням, пересекает прихожую. — Уйди в тень, пока тебя никто не заметил, — долетает сатирическая фраза, и он слушается, как бы ему не было противно в этот момент от самого себя, от обстоятельств. Останавливается рядом с широкими распахнутыми дверьми — там, где не падает свет, отдаленно, в тени, как и всю свою жизнь. Сердце пропускает несколько болезненных ударов и, кажется, вовсе перестает качать кровь по организму. Теряет себя — ведь сейчас кружит в вальсе Эрзу при всех совсем не тот Фернандес, который изначально присутствовал в этом гребаном месте лишь ради этого момента.***
<i>Она чувствует этот жгучий взгляд на себе ровно с того самого момента, как он появляется в широком дверном проёме: и снизу, из самых потаенных уголков души поднимается тот самый конгломерат эмоций, и центральные — воодушевление от простого появления и облегчение от осознания, что в его поле зрения лишь она одна, знает же. До того волнительно себя чувствует, что сердце сжимается, покалывает, и лишь прикусывание губы чуть ли не до крови отрезвляет. С виду непринужденно смеется, искристо улыбается до медного свечения радужной оболочки глаз, а мозгом своим посылает сигналы организму не реагировать вот так вот, подобным бесстыдным образом на одно лишь присутствие этого человека. — Позвольте забрать у Вас эту чудесную леди, — с чуть льстивыми нотками произносит Фернандес, приветствуя кивком головы всех присутствующих в этом узком кругу: видимо, чьи-то родители вели беседу с Эрзой, поощряя ту за отличную учебу. Весь в белом, что до невозможности ему подходит в сочетании с синевой волос, — как чертов архангел, что ослепляет простых смертных одним существованием, порабощает их разум. Берет ее за руку, целуя внешнюю сторону ладони: так утонченно, сладостно. Смотрит на нее своим изумрудным взором, лукаво подмигивая. А ей остается лишь скрывать непонятное смущение, приподнимать бровь в удивлении от подобного хода с его стороны, понимая, что кожу начинают покрывать мурашки. — Какой галантный мальчик, — бросает пожилая женщина, с которой до этого момента Эрза беседовала, улыбаясь в одобрении. И ведь в самом деле таковым является: внимательным где-то на подкорках своего же сознания, щедрый на заботу, что скрывает своим хамоватым языком, едкими высказываниями, острыми словами, что порой вспарывают саму плоть. Не признает в себе того, кто хочет нежных чувств, кто поддается им — таким был Джерар Фернандес на самом деле, Эрза Скарлет давно его разгадала. Не по буквам, что печатают в книгах, а по его порой скованных действиях, что боятся обидеть, задеть, и кого же? Эрзу, правильно. Конечно, связывал их лишь секс, однако каждый раз, когда она нуждалась — неважно в чем, — он оказывался ближе, чем это вообще может быть возможно в этом гребаном мире. Молчаливо протягивал руку, поднимая ее из той бездны, того отчаяния, в которое она погружалась в моменты стресса на фоне мелких накопившихся проблем. Придерживал, ведя за собой, а ей мерещилось, что их запястья обвязаны в этот момент алой тонкой ниткой, которую на деле не разорвешь, не уничтожишь даже таким же алым пламенем. Спали, а сами допускали неведомые друг другу мысли о большем. Ей было, если быть честной, обидно. Правда обидно, неприятно, когда парень произнес ту самую разрушающую фразу: «Девушка возвращается». А потом она поразмыслила, все проанализировала, и поняла, что не будет унижаться, не будет скандалить, не будет плакаться и требовать справедливости — она уверена, такого Джерар Фернандес наслушался в своей жизни. Просто будет мозолить ему глаза своим существованием, вот так вот. Судя по всему, работало. Работало, потому что друг о друге они знали многое, помимо тел и физических особенностей друг друга. Он отводит ее подальше от толпы, наклоняясь к ее уху и тихо проговаривает: — Скоро, как я и обещал, я буду вести тебя в танце. — Не обольщайся, Джерар. Это лишь на несколько минут. — Я уверен, минутами наш сегодняшний вечер не ограничится. — На что ты намекаешь? — слегка возмущенно уточняет девушка, приподнимая подбородок. В этот момент начинает играть размеренная музыка — Фернандес не успевает ответить, когда ведущий объявляет о начале вальса. Сначала входят они вдвоем, как лучшие ученики, после — остальные. Парень берет Эрзу под руку, выводит в центр просторного зала, тут же вставая в позицию: располагает руку на спине девушки — она ощущает это уверенное движение своей оголенной спиной. В ответ она кладет свою руку на его поддерживающую, а вторую вкладывает в широкую ладонь, слегка откидывая голову назад. Пару мелодичных нот — и Зигрейн делает шаг, начиная вести свою партнершу по залу. В данном танце положено небольшое расстояния между ними, однако в моменты поворотов их тела соприкасаются настолько плотно, что Эрза забывает, как дышать — и дело, похоже, вовсе не в платье, которое обтягивает ее талию. Не положено смотреть друг на друга, однако она кожей чувствует его взгляд на своей шее, скользящий по чертам лица, губ и скул. Кажется, даже затрагивает самые кончики черных ресниц. Венский вальс — классика, которой придерживаются многие на подобных мероприятиях, он завораживает, со стороны кажется легким и непринужденным, однако сколько же чувств можно передать благодаря ему. Для нее этот момент — волшебный. Она в самом деле ждала этого танца, того, как крепко будет поддерживать ее Фернандес — только ради правил танца, должно быть, но все же. Двигаются настолько плавно, в такт друг другу, что создается впечатление, будто перед ними один человек, скользящий по кромке воды легкими, точными движениями, что захватывают каждого, кто наблюдает за ними. Пару минут танцуют одни, после присоединяются другие. Находится под впечатлениями, похоже, у нее даже начинает кружиться голова от всех эмоций, которые она переживает в данный момент, находясь в объятиях Фернандеса. Вот такая вот она, все еще мечтательная. Танцует тот, все же, великолепно. Музыка стихает так же внезапно, как начинается, девушка даже не успевает почувствовать разочарования: парень ее слегка наклоняет, придерживая сильной рукой, и усмехается, одними губами произносит: — Жду у входа. А после вновь целует ее руку и исчезает в толпе аплодирующих им людей, оставляя Эрзу тяжело дышать от нахлынувших эмоций. Идти — не идти? Собственно, ей бояться нечего, ведь так? Заинтриговал.***
Его хватают сразу же, как только выходит на свежий воздух. Оттаскивают в безлюдное место, чуть левее входа в особняк, жестко прикладывают затылком к фасаду здания. Ударяется лопатками так, что где-то хрустит хрящик — лишь бы не пришлось вправлять. Все происходит за пару секунд, и он даже не сопротивляется, потому что в курсе, что не он сегодня должен быть главным на вечере, а тот, кто перед ним корчит злобную мину. Едко усмехается, приходя в себя после удара головой — в ушах трещит. — Какого, блять, ты забыл рядом с Эрзой? Ого, вот это тон. Видно, сильно поехал мозгами. А может и вовсе их лишился, судя по разъяренному взгляду, в котором так и читается: «убить», «размазать», «выпотрошить». Не того запугивает. — Это ты меня спрашиваешь об этом? — смеется как ни в чем не бывало, будто обстановка располагает к дружеской чайной беседе. — Адресатом ошибся, я не твое отражение. Издевается, осознавая, что никогда не прекратит отпускать шутки на тему внешности под копирку. Джерар скалит зубы, продолжая сдавливать концы воротника пиджака брата в своих кулаках: задушил бы, паршивца такого, да только вот после такого он сам не жилец. Не трус, наверное, просто слишком много времени прожил в тени — дорога каждая свободная секунда. Его просто до конвульсий раздражает появление Зигрейна на его выпускном, их с Эрзой вечере. Мразь. — Отпусти меня, маразматик, — резко скидывает его руки с себя, поводит шеей из стороны в сторону, поправляет помятый ворот, разглаживая ткань и укладывая по тому же принципу. Важно задирает голову. — Должно быть, ты забыл, что лишь благодаря мне ты еще можешь ее видеть. Молчит, сцепив зубы — говорит правду. — Одно мое слово по этому поводу, и ты останешься ни с чем. Твою несчастную задницу только наша мать и прикрывает, если бы не она, ты бы сгнил в нищете. — Я так благодарен тебе за то, что ты для меня делаешь, — точно с такой же ядовитой интонацией протягивает Джерар, отходя на пару шагов и скептически оглядывая этого заносчивого ублюдка — как Зигрейн Фернандес смог скатиться до подобного, в толк не возьмет. — Договор на нее уже подписан. Ты заведомо не мог ее получить, и понимал же это. Только непонятно, зачем все это начал. Мы бы до сих пор были в ладах, если бы твоему достоинству не приспичило заполучить ее пусть даже на несколько дней. — Ты говоришь об Эрзе так, словно считаешь ее вещью. Отвратительно. Их ненависть разрасталась, кажется, с того момента, как их отправили в разные школы: Зигрейна в лицей, его — в обычную среднестатистическую школу. Чтоб не выделялся, не пересекались в школьных коридорах, и не было даже мысли о том, что существует два одинаковых человека в радиусе их обучения. Тогда это было совершенно неприметно, просто у младшего в сердце начало зарождаться понимание — его отец никогда не примет, все, и на этом фоне развивалось самое противное и мерзкоподобное чувство — зависть, черная, гадкая, будто вязкая смола. А потом появилась в его жизни она — девушка с алым, словно артериальная кровь, оттенком волос, смотрящая в небосвод с крыши школьного здания, с точно такими же на тот момент апатичными глазами, как и у него самого. Они стали друг другу отрадой, своеобразным светом в бескрайней бездне. После он узнал, что в тот день умерла ее мать — геморрагический инсульт, ничего более, и они больше никогда не затрагивали данную тему. Просто молчали. Ему не то чтобы было не интересно, просто она смотрела на него умоляюще, будто раненный зверь. Так же, как внутри него смотрел на мир все еще маленький мальчик, будучи отвергнутым собственным отцом. — Она в некотором смысле и является разменной монетой, — пожимает плечами Зигрейн, подходя к ступенькам и высматривая пустоту пространство внутри здания. — Однако, она мне нравится, ничего плохого не могу сказать в ее сторону. Утонченная, грамотная, начитанная, вежливая, иногда колкая. Нра-вит-ся. — Ненавижу тебя. Еще бы одно слово, и Джерар бы его выпотрошил, вот только его отражение вдруг расплывается в холеной улыбке, чуть кивает. Зигрейн показывает ему глазами исчезнуть отсюда, не показывать себя, и он, мать его, поддается — скрывается за углом, с отчаянием во взоре наблюдая за тем, как Зигрейн уводит Эрзу к автомобилю. Чертыхается, проклиная себя, брата, отца — всех, кто хоть как-то задействован в том, что сейчас на его месте Зигрейн. Скрипит зубами, рассекая кулак о стену, беспомощность накрывает беспросветной тканью сверху, несется внутрь с единственной целью — взять у Фулбастера ключи от машины, позаимствовать на пару часов. Лишь бы контролировать, чтобы Зигрейн не наделал ничего лишнего.***
Крупные капли дождя ударяются о лобовое стекло с неимоверной скоростью, создавая впечатление, что сверху стекает бурными потоками водопад, омывая автомобиль со всех сторон. Этот ливень в сочетании с жарким летним зноем кажется спасением — остужает асфальтированную поверхность, пропитывает влагой землю. Они в дороге уже минут двадцать, и с каждым метром дорога становится все более необитаемой, все более узкой. Зигрейн едет мимо леса, и Джерар практически уверен, что тот направляется в коттедж их отца. Для чего — непонятно, но он буквально видит перед собой, как Эрзу встречают на пороге ее отец и Ланс. Блять, как все паршиво. Что делать? Если сейчас не предпринять что-либо, то через несколько минут он действительно останется ни с чем. Отчаяние потихоньку подкатывает к горлу. Телефон звонит, и он отрывает взгляд от дороги на пару секунд, снимая звонок: Зигрейн звонит, неужто он рассказал обо всем? Нет, не может быть, слишком рискованно для него самого. Не успевает ничего сказать, как слышит голос на другом конце провода: — …Для меня правда было неожиданно, что ты решился вот так увезти меня к себе. — Каждая девушка втайне мечтает, чтобы ее украли с бала, не так ли? Хотел провести последний вечер именно с тобой. Перед его взором всплывает смущенная и пораженная данным высказыванием Эрза, что сжимает свои руки на коленях в кулаки и смотрит вниз, под ноги. Эта гребаная фраза сказана настолько сладким тоном, что он перестает дышать. Высматривает их машину на соседней полосе, чуть впереди, постукивает пальцами по кольцеванию руля — стекла тонированы, ничего не видно. Атмосфера, окутывающая этих двоих внутри злосчастного автомобиля, начинает удушать его самого. Ему бы отступиться уже давно, с самого начала не обращать внимание на эту девушку, не идти к ней, не узнавать ее всю. Отмотать бы время, да нельзя. Не ссориться с братом на этом фоне, не устанавливать тупые правила, борясь за эту девушку, заведомо зная, что нет смысла — все равно не оспорит выбор отца, не повлияет ни на что. На что ты надеялся, паршивец? На то, что Ланс вдруг расплывется в улыбке, погладит по голове, скажет, как же прекрасно — любить. Любить? Ох нет, что это значит? — Джерар…можешь ответить на один вопрос? Только честно. — Сегодня тебе можно все, так что спрашивай. — Со сколькими еще девушками ты спал во время того, как мы… — чувствует как ее голос заметно вздрагивает, подбирает слова, должно быть, — проводили вместе ночи. Кроме Анессы. О нет, он действительно слышит в ее голосе то самое, что никогда бы в жизни не пожелал услышать — боязнь. Непонятно, почему однако ему самому становится на душе противно лишь от мысли, что Эрза принимает его за ублюдка. А что ты хотел, Джерар, а? Вообще-то ты и есть самый настоящий, гадкий, отвратительный паршивец. Ты не сказал ей заранее, ты сперва не задумывался о том, что Эрза Скарлет — не та, с которой можно обходиться, как с чертовой подстилкой. Блять, какой же он конченый, просто на голову отшибленный. И что самое печальное на данный момент — он не ответит. Точнее, ответит, но совершенно не Джерар. — Хм, — задумчиво протягивает Зигрейн на том конце, и он буквально наблюдает, как губы того кривятся в усмешке — наслаждается ситуацией, скотина. Пусть только попробует сказать что-нибудь лишнее. Он, он… а ничерта он не сделает, ха-ха! Не может ничего, вот такой он бессильный и жалкий. — Эрза, ты должна понимать, что ты не одна на планете. Мы не были связаны официальными отношениями. Ублюдок. — Не объясняй. Я поняла. Нет, нет, нет. Все не так, дьявол. Его слух действительно улавливает это тончайшее отчаяние за напускным равнодушным тоном. Почему ты так реагируешь, Эрза? Зачем ты убиваешь меня, нахера? Какого черта ты не показывала мне всего этого раньше? И, самое важное, за каким хреном он сейчас мчится за ними? Что надеется исправить? Он не может вот так просто показаться, явить второго себя. Или все же может? Абсурд. — Но это легко можно исправить. — Мне не нужны отношения, в которых присутствуют посторонние, Фернандес. — Оу, я тебя задел? Ты просила ответить честно, извини уж. — Да что с тобой не так? На последней фразе повышает голос, а Джерар стискивает крепче руками руль, прикусывая нижнюю губу. Автомобиль, за которым следует, сворачивает на дорогу, что уводит прямиком в лес — он в самом деле не ошибся, путь держит туда, где Джерару Фернандесу явно не будут рады. — Почему ты так холоден со мной после всего твоего отношения ко мне наедине? Ты всегда делал вид, что тебе все равно, а сам накрывал меня пледом во время холодных вечеров, делал вид, что тебе все равно, и приносил лекарства в пять часов утра, лишь бы у меня спал жар! Всегда вел себя так, будто я — ничто, а сам следовал за мной повсюду. Почему, ответь? Я имею право знать! Данный вопрос звенит у него в голове тут же, как слетает с уст девушки, и он в самом деле жалеет, что сейчас вместо него на соседнем сидении сидит брат. Этот вопрос он ждал столько времени. — Я тебя не люблю, Эрза, если ты желаешь это услышать. Это все было… своеобразным дурачеством. Громыхает гром, и именно в этот момент Джерар чертыхается, ударяя ладонью по рулю, вжимает педаль газа в пол до такой степени, что та вот-вот перестанет выполнять свою роль в механизме автомобиля. Догнать Зигрейна, остановить любой ценой — он просто обязан объясниться с Эрзой. Сейчас, или никогда. Что будет говорить — совершенно неважно, просто, блять, останови гребаную машину. Ливень косой, и дворники едва справляются со своей задачей, пространство впереди постоянно расплывается, и сейчас, на неровной дороге он едва справляется с управлением, держась ровно на узкой полосе. Наезжает на кочку, машину трясет — телефон тут же падает, ударяясь о боковую дверь экраном, погасает. Мысли роятся в голове, и ему кажется, будто мозг отключается. Думает, думает, думает. О том, какое он ничтожество, о том, что отец считал его ошибкой природы всю его никчемную жизнь, о том, что единственная девушка в этой плешивой Вселенной сейчас не понимает, что рядом с ней находится чудовище, желающее заполучить лишь ее тело. Что, а чем же ты лучше, Джерар? Чем? Выдыхает, пытается выровнять машину, и набирает скорость, приближаясь к автомобилю брата — еще немного, и он перекроет тому путь. Не думает о последствиях, ведь на кону все, что у него осталось, все, что он по-настоящему ценит. Наверное, именно с этого безумства и началась его ошибка — обгоняет, проезжает, настолько близко от него, что кажется, будто сейчас услышит скрежет металла, да куда там: небо рассекает молния, а небеса распаляются. Не ведая, что творит, опускает стекло, и тут же ощущает на себе весь гнев тяжелого небосвода — волосы и одежда промокают насквозь, но точно уверен: Эрза сейчас смотрит на него. Зигрейн гневно опускает стекло, орет ему что-то, однако тот не слышит из-за мощного ливня ни слова. Смотрит на дорогу, а периферийным зрением видит, как Эрза глядит на него с искренним испугом, непониманием, шоком. Замечает, как ее бледные губы складываются в произношении имени — его имени. И именно в этот момент он понимает, что никогда в жизни не позволит себе отдать эту девушку своему поганому брату. Никому, черт бы его побрал. — Не верь ни единому его слову. Это не мои слова, Эрза, поверь мне, — пытается донести эти простые слова до ее слуха, восприятия, и это кажется важнее, чем все в этом чертовом мире. Отвлекается от дороги, и его заносит. Колесо попадает в колею, неестественно выворачивается, затягивается рыхлой глиной, что вымокла и стала вязкой под сильным ливнем. Автомобиль всем корпусом клонит в сторону, сталкивается с препятствием — соседней машиной, в которой Зигрейн судорожно пытается уклониться, вывернуть руль так, чтобы не свалиться в овраг, что со стороны сопровождает узкую дорогу. Автомобиль выбрасывает за дорогу, задняя часть опасно шатается — там, на самом краю дороги, что переходит в резкий склон, слегка ветер повеет — упадет вовсе, в бездну, на самое дно. Видит собственное шокированное ситуацией отражение и бледное лицо Эрзы, ее карие глаза. Умоляющие, кричащие о помощи, в которых зарождается понимание — это конец. Конец, который в какой-то другой Вселенной сошел бы за начало чего-то прекрасного. Раз, два, три. Тормозит поперек безлюдной дороги, отстегивает бесполезный ремень безопасности, выскакивает за дверь, несется к ним, а в голове душераздирающий вопрос: что ты натворил? Делает шаг, еще один, и слышит крик Эрзы, тонкий и тянущийся — даже сквозь ливень просвечивается это жалобное восклицание. Готов зажать уши, лишь бы не слышать. Нет, не так: лишь бы слышать хоть что-то, лишь бы с ним был ее голос. Успеть, успеть, успеть. — Открывай дверь, вылезай! — орет сквозь ливень, рвет глотку, голосовые связки. Она слушается, судорожно дергает ручку — не открывается. — Зигрейн! — последний шанс для него, кажется. Его брат неловко выпутывается из ремня, протягивает руку, тянется к двери, пытаясь открыть, и Джерар подбегает, истерично дергает с внешней стороны. Внизу живота проскальзывает облегчение, когда дверь поддается. — Джерар, почему? Не понимает посыла вопроса, не знает ответа. Просто старается выпутать ее из сраного ремня, дергая тот чуть ли не с истеричной силой. — Если я выживу, я надеру тебе зад, обещаю, — хрипит старший Фернандес, помогая Джерару. — Нахер было лезть, блять? Эрза начинает всхлипывать от накативших эмоций: ее руки немеют, тело не слушается от шока. — Тихо, девочка моя. Все будет хорошо. Знал бы он, насколько данная фраза противодейственна. Длинная белесая молния рассекает небо, поражает его, вырисовывая витиеватыми венами под кожей, ударяет прямо в дерево, что стоит совсем близко к ним. Надсекает ствол практически у самого основания. Пару секунд, и то валится, задевая бампер, и забирая автомобиль, а вместе с тем и его жизнь, похоже, за собой — на дно бездны. Все происходит настолько быстро, что они не соображают, как машина падает вниз, а последнее, что делает Эрза — стискивает его руку, хватая за локоть, с ужасом вглядываясь в его замершее лицо. Промок насквозь, именно поэтому рука соскальзывает, а он тянет к ней руку, пытаясь ухватить — бесполезно все равно, ничего не поможет. Соприкасается с ней пальцами, а потом просто замирает, ноги будто прирастают к земле, не может сделать даже шаг, и тем временем очередной раскат грома сопровождается его криком, в который он вкладывает, кажется, все чувства, что таились в нем с самого рождения, должно быть. Боль, отчаяние, ярость на самого себя, на окружающих. И любовь. Искренняя, как смех ребенка, чистая, как роса по утру, и безграничная, как космическое пространство. Любовь, поздно осознанная. И никогда не будучи принятой в нем самом. Вот что это безмилостивое чувство делает с людьми, наслаждайтесь. Просто таращится туда, в глубокий резчатый овраг, где на ребре лежит автомобиль, придавленный весомым поваленным деревом. Где густая венозная кровь пропитывает одежду Эрзы, а она лежит обессиленная, без всякого реагирования на произошедшее, истерзанная ссадинами; где металлическая балка проходит сквозь живот Зигрейна, пронзая, наверное, каждый встречный на пути жизненно-важный орган. Он кричал непонятно сколько времени, бился в приступе о древесную кору затылком, сидя на продрогшей траве и безжизненно пялясь в тучное небо, царапал свои же запястья, пытаясь облегчить, стараясь вызвать хоть какие-то чувства после дикого эмоционального всплеска. Поглощенный страхом, вязкой виной, захлебываясь в соленых слезах, желая сдохнуть за жизнь обоих, задыхаясь в неврозе, что будет сопровождать его, наверное, всю оставшуюся жизнь. Без нее, без Эрзы. Истерзал самого себя, кажется, до безобразия. Жаль, не внешне. Внутри просто-напросто ничерта не осталось. Анонимный звонок — и вот он издалека наблюдает, как на носилках перетаскивают тела обоих. Апатично взирает из-за деревьев — свою машину отвез туда, где не будут искать, да и зачем? Там будет непонятно, что кто-то третий участвовал в данном действе — автомобиль брата разбит в хлам. И один единственный вопрос: почему не он вместо их двоих? Это же исключительно его блядская ошибка. Так почему же судьба так несправедлива? Да потому что судьбы не существует. Существует лишь слово, благодаря которому можно заменить слово «жизнь» синонимом. Желает поменять их судьбы местами. Или сдохнуть в агонии. За нее, за Эрзу.