Позолоченный мир (A Gilded World)

Когда Юнги слышит громкие переругивания за дверью своего кабинета спустя считанные часы после подписания бумаг на развод, он почти не сомневается, что это бабушка решила почтить его своим присутствием. Юнги подмечает, что секретарь даже не пытается провожать её до кабинета. Он успевает вздохнуть, и бабушка врывается в кабинет. Он так стискивает зубы, что они начинают болеть. - Ты что это, чёрт возьми, творишь? – рявкает бабушка, как только за ней закрывается дверь. В своей руке она крепко держит трость. Юнги узнаёт её. Бабушке вообще-то трость не нужна, но она использует её, когда хочет казаться старой и слабой, вызывая сочувствие. На самом деле она выглядит не хрупкой, а готовой поднять трость и поколотить ею Юнги. Юнги откидывается на спинку стула и пожимает плечами. - Работаю, - отвечает он легкомысленно. - Развод, Юнги, - рычит бабушка. Она подлетает к его столу и бьёт по поверхности тростью. – Брак – это не игрушки, дитя моё. Это на всю жизнь. - Пока смерть не разлучит, - поправляет Юнги. Собственные слова жалят его, напоминая обо всём, что потерял. Она кидает на него злой взгляд, стараясь пробиться сквозь натянутую на лицо маску. - Вы с Сокджином сейчас же переезжаете в особняк, пока проблема не уладится. И ты отзовёшь эти глупые бумаги. Я не думала, что ты побежишь к адвокату при первых же признаках ссор. – Она снова бьёт тростью по столу, подкрепляя свои слова, очевидно уверенная в том, что разрешила проблему. - Это был контракт, бабушка, - поясняет он, вгоняя её в ступор. – И его условия были выполнены. - Что ты сказал? – медленно произносит она со злостью и недоверием. Если бы в груди Юнги не было и без того болезненно пусто, он бы сильно испугался. Ему прекрасно известно, на что способна бабушка, когда что-то идёт не по её плану. Хотел бы Юнги чувствовать хоть что-то. Но есть лишь одиночество и опустошённость. - Я не хотел вступать в брак. Я тебе говорил. Я чётко дал понять, что не собираюсь жениться. - Но это произошло, - возражает она. – И Сокджин был тебе хорошим супругом. - Это была игра, бабушка. Ты могла бы догадаться. – Он сжимает руки в кулаки. – Это был контракт сроком на один год. Чтобы остановить тебя. Чтобы остановить его семью. А теперь всё кончено. – Он непокорно вскидывает подбородок. Она смотрит на него со злостью и недоверчиво качает головой. - Ты солгал мне? Весь год ты насмехался надо мной? - Ты сама толкнула меня на эти меры. - Сокджин был хорошим тебе мужем, - с настойчивостью повторяет она. – Ты любишь его. Я видела это по твоим глазам. Юнги мотает головой. - Я никогда его не любил, - отрицает он, и слова обжигают язык, отравляя. – И он никогда не любил меня. – В ответ на эту ложь чуть не останавливается сердце. Ему трудно дышать, как будто что-то тяжёлое сдавливает грудную клетку. Она фыркает. - Он часть нашей семьи, хочешь ты того или нет. - У меня нет семьи, - тихо отвечает он. Бабушка выпрямляет спину и берёт себя в руки. У него появляется плохое предчувствие, когда в её глазах гнев сменяется холодным безразличием. - С этого момента, - говорит она, выделяя каждый слог, - у меня нет внука. Это неожиданно, думает Юнги, провожая взглядом удаляющуюся спину бабушки. Он и не знал, что его сердце способно разбиться на ещё более мелкие осколки. Он ошибался. &&& Чимин после всех событий живёт как в тумане. Это был контракт, обман, игра. Сокджин с Юнги играли, а Чимин был одним из зрителей, сидел в первом ряду заворожённый, а оказалось, что его сердце рвали на части обычной ложью. Ему сложно до конца понять, оглянуться на события прошедшего года и вновь пережить в воспоминаниях моменты, которые разбивали его сердце, которые меняли его. Он учил Сокджина танцевать, приобнимал его, направлял твёрдой рукой на спине. Смотрел, как Юнги отнимает его, как улыбается Сокджину на свадьбе, как они смотрят друг другу в глаза и танцуют, медленно, но хорошо. Тогда это его убивало. Вальс основан на доверии. Главное - доверие, и всё же Юнги удалось вести Сокджина, а Чимин не мог. Это был обман. Притворство. Но почему-то Чимин всё равно думает, что вальс был настоящим. Он думал, что потерял Сокджина. Сдался, отказавшись от него. Теперь гадает, как могло бы быть. Интересно, что было бы, если бы он Сокджина продолжал ждать. Он украдкой наблюдает за Сокджином, расхаживающим по гостиной Чонгука, раскладывающим сумки и аккуратно складывающим всю одежду по новой. Он гадает, был бы в тот момент рядом с ним, помогал бы складывать вещи, готовый взять за руку и отвести куда угодно. У Чимина болит сердце и внутри всё сдавливает при этой мысли. Без прошедшего года, без всех страданий и слёз от потери первой любви у него не появился бы Тэхён. Тэхён его летняя гроза, его маяк. Тэхён его ветер, с помощью которого Чимин летит всё выше и выше, к вершинам, о которых раньше даже не мечтал. Нет, Чимин не жалеет о событиях прошедшего года, несмотря на оставшиеся шрамы. И, судя по тому, с какими сомнениями и неуверенностью Сокджин закрывает чемодан, кажется, он тоже не хочет, чтобы всё заканчивалось. Для Сокджина это не окончание игры. Это настоящее разбитое сердце. В какой-то момент, как догадывается Чимин, для Сокджина это перестало быть игрой. - Не ты должен сбегать, - кипит от злости Чонгук на диване, скрещивая на груди руки. – Эта сволочь должна… Сокджин закрывает глаза и вздыхает. - Чонгук, пожалуйста. Я устал. Чонгук хмурится. - Но зачем тебе покидать страну? – мягко вмешивается Чимин, кусая губы. – Разве того, что ты подписал бумаги на развод, недостаточно? - Ты не виноват, - добавляет Чонгук. Сокджин складывает рубашку, раз за разом приглаживая края, будто его успокаивает этот ритуал. - Так будет лучше, - наконец говорит он негромко, разбито. – Таков был мой план с самого начала. – Он вздыхает и слабо улыбается. – Всё-таки, я обещал. Я обещал Юнги, что спустя год он больше меня не увидит. Чимин смаргивает слёзы. Он знает. Сокджин всегда сдерживает свои обещания. Вскоре Чимин уходит, уезжая в своё общежитие. Чонгук берёт с Чимина обещание не говорить Юнги ни слова о планах Сокджина. И Тэхёну. Чимин соглашается. Это довольно просто. Тэхён спрашивать не будет, а разговаривать с Юнги ему незачем. В общежитии оказывается не пусто. Тэхён, свернувшись в одежде вокруг подушки Чимина, лежит на кровати. Чимин тихо смеётся себе под нос и скидывает с себя куртку, забираясь на постель рядом с Тэхёном. Он вытягивает из его рук подушку и занимает её место. Тэхён сонно приоткрывает глаза и улыбается, увидев Чимина. - Привет, - говорит он. – Я скучал. - Поэтому пробрался в мою комнату, - фыркает Чимин. Тэхён пожимает плечами, обнимая его и притягивая к себе. - Это даже не взлом, ты ведь оставляешь ключ под ковриком. И рассказал мне об этом. Чимин с улыбкой поглаживает его по спине. - Ты в порядке? Обычно звонишь перед приходом. Тэхён хмурится. - Я ходил проведать Юнги-хёна. – Чимин замирает в его объятьях, но Тэхён продолжает: - Он просто ужасно упрям. Ему не было так плохо, даже когда его привезли жить со мной в Тэгу. – Он вздыхает и тянет Чимина ещё ближе к себе, закрывая глаза. – Как дела у Сокджин-хёна? Чимин так и не двигается. - Вроде неплохо, насколько это вообще возможно, - неопределенно отвечает он. Тэхён вздыхает. - Всё будет хорошо, Чиминни. Верь мне. Юнги-хён упрям, но я упрямее его. Я буду с ним говорить. Ему просто нужно время. Чимин проглатывает правду, которая рвётся наружу. Время – это единственное, чего у Юнги не осталось. &&& Юнги такой дурак. Хосок расфокусированным взглядом рассматривает ряд пустых бутылок от соджу. Они похожи на кегли. Он не совсем помнит, где находится, но начинает подозревать, что в боулинге. Он поднимает голову и сводит брови. Слишком шумно для боулинга. И темно. Может быть, они в ночном боулинге? Он поворачивается налево и пару раз бьёт Юнги по руке, чтобы привлечь внимание. - Эй. Эй, хён. – В следующий раз он промахивается мимо руки Юнги и теряет равновесие. Его обнимают рукой за талию и выравнивают. Он рассеянно похлопывает по этой руке, всё ещё пытаясь сфокусировать взгляд на Юнги. Он уверен, что хотел задать какой-то вопрос, но мысль выскочила из его затуманенного разума. Вместо этого он хмыкает и тычет в Юнги пальцем. - Ты дурак, - бормочет он. – Ты в курсе? Юнги невозмутимо пожимает плечами и опрокидывает очередную рюмку. - Знаю. Ты уже раз двадцать мне это сказал. - Потому что так и есть! – утверждает Хосок. – Мне очень нравился Сокджин-хён. - Знаю, - отвечает Юнги, наливая ещё. - Он мне очень и очень нравился. - Знаю. - Ты дурак. - Я понял. Хосок расстроенно стонет. Он столько всего хочет высказать Юнги. Что он возвращается к состоянию, в котором был в десятилетнем возрасте, одинокий и напуганный. Что Хосок видит, как это пожирает Юнги изнутри. Что, если отталкивать всех от себя, будет только больнее. Что он обещал себе никогда не позволять Юнги двигаться одному той же дорогой вновь. Он столько всего хочет Юнги высказать, но алкоголь завязывает язык узлом и бьёт в голову. - Погоди, - говорит он, вдруг загоревшись отличной идеей. Даже в нетрезвом виде у него появляются гениальные мысли. – Я позвоню Джуни, и он тебе скажет. – Он тычет пальцем в Юнги, как бы говоря подождать, и достаёт телефон. Номер Намджуна он набирает скорее по привычке, чем осознанно. Где-то на столе между бутылками с соджу загорается телефон и начинает вибрировать. Хосок фыркает на него. Раздражает. Он бьёт сидящего рядом с ним человека в живот. - Джуни, выруби свой телефон. Я пытаюсь дозвониться Джуни. - Хосок, - спокойно произносит Намджун, но чуть изменив тон, чтобы подчеркнуть суть. – Я здесь. - Да знаю, - закатывает глаза Хосок и тут же жалеет об этом - кружится голова. Он приваливается к Намджуну, придерживающему его за талию. – Класс, звонок ушёл на голосовую почту, - вздыхает он, гасит экран и кладёт телефон на стол. - Хосок, - опять подаёт голос Намджун. – Я здесь. Хосок смотрит на своего парня, сузив глаза, и вдруг обнаруживает его присутствие. - Когда ты пришёл? - Я был тут всё это время. - Почему ты не пьяный? - Потому что я за рулём. - А. – Хосок переводит взгляд на сидящего по другую сторону стола Юнги. – А хён почему не пьяный? - Потому что у него нечеловеческий уровень переносимости алкоголя, - отвечает Намджун. Юнги, хмыкнув, опрокидывает в себя очередную рюмку. - А. – Хосок хмурит брови. Похлопав Намджуна по широкой груди, а заодно и оценив её, он вспоминает о своей задаче. – Скажи хёну, что он дурак. Намджун наклоняется в сторону и выглядывает из-за Хосока. - Ты дурак, хён. Юнги насмешливо фыркает, но ничего не говорит. - Объясни ему почему, - требует Хосок. - Потому что ты позволяешь прошлому контролировать твоё будущее, - лаконично говорит Намджун. Хосок согласно кивает. - Да. Вот. – Он улыбается Намджуну. – Спасибо, малыш. Юнги со стуком опускает рюмку на стол, заставляя Хосока подпрыгнуть от неожиданности. - Думаю, мы закончили, - говорит он и встаёт, слегка пошатываясь. Намджун тоже поднимается. - Хён, я отвезу тебя домой. Юнги только отмахивается. - Вызову такси. Хочу побыть один. – И уходит сквозь толпу людей. Хосок хмурится вслед его удаляющейся спине. Что-то его задевает. Он вытерпел несколько часов, за которые его неоднократно называли идиотом, но сейчас его что-то задевает, пробуждая плохие воспоминания. Он вздыхает. Он устал, ему грустно, и он пьян. Он просто хочет домой и поспать лет семь или восемь. Он жмётся под бок Намджуну и закрывает глаза. - Эй, можешь позвонить моему парню? Я хочу домой. Намджун приобнимает его, прижимая к себе. - Я рядом, малыш. - Да, - соглашается Хосок, проваливаясь в дрёму. – Ты всегда рядом. &&& Ему опять снится тот же сон. Юнги с трудом разлепляет глаза, жмурясь на свет заходящего солнца в окне. Под одеялом слишком жарко, двигаться лень. Он стонет и зарывается лицом в подушку. Его вырубило где-то после полудня от усталости. Хотел бы он скинуть вину на алкоголь, но он абсолютно трезв. Всё наладится, говорит он себе. Он начинает задумываться, когда эти слова перестанут казаться ложью. Юнги со вздохом выбирается из кровати и на нетвёрдых ногах бредёт в ванную. В голове снова прокручивается тот сон. Он трёт виски. Хочется позвонить Сокджину, хочется услышать его голос, чтобы успокоиться. Он хочет, чтобы Сокджин сказал ему, что всё будет хорошо, чтобы несмешно пошутил и рассказал про какие-нибудь обыденные глупости. Он скучает по Сокджину. Юнги склоняется над раковиной и брызгает на лицо холодной водой, чтобы избавиться от лишних мыслей. Он жалеет, что потерял Сокджина. Он ещё раз обдаёт лицо водой и начинает тереть его ладонями. Он поступил правильно. Гораздо больнее было бы потерять его через несколько лет. Так вреда меньше. Если ему так больно сейчас, то потом будет просто невыносимо. Юнги вытирает лицо, замечая красные пятна от его усердий, и переодевается, чтобы спуститься вниз и поужинать. Он не голоден, но отказ от еды будет означать, что он расстроен куда сильнее, чем хочет признавать. Он в порядке. С ним всё будет хорошо. Сокджин был не навсегда. На кухне темно, тихо и прохладно. Он хмурится, разглядывая безжизненное пространство, приборы, которые раньше сверкали, пустые стойки, на которых Сокджин расставлял баночки со специями. В животе Юнги пусто. Не только из-за голода, хочется верить. Он сам удивляется, когда же успел стать таким плохим вруном. Звонок в дверь прерывает поток мыслей. Он оглядывается на коридор, не двигаясь, и думает, кто бы это мог быть. Возможно, это бабушка, наконец решившая, что Юнги достаточно наказан. Это не так уж и плохо, он этого ожидал. Она всегда так себя вела, когда что-то шло не по её плану. Он знает, что рано или поздно она его простит. У них обоих осталось не так много членов семьи. Они должны любить друг друга. Вспышка бабушкиного гнева не сравнится с голосом Сокджина, несмелым и подрагивающим, произносившим: «Если я это подпишу и выйду за эту дверь, ты больше никогда меня не увидишь. Ты этого хочешь?». В дверь снова звонят, но Юнги продолжает стоять на месте, уставившись в тёмный коридор. Возможно, это Хосок вернулся с новой порцией алкоголя, от которого забыть Сокджина становится труднее. Голова начинает думать в два раза интенсивнее, чтобы вспомнить лицо, улыбку, то, как он смеётся. Юнги не хочет больше пить. Он вздыхает, когда замолкает звонок и слышится звук открываемой двери. Возможно, это Тэхён, стабильно дважды в день заявляющийся либо сюда, либо в офис, чтобы заставить Юнги прийти в себя. Юнги всегда знал, что Тэхён такой же упрямый, как он. Он не хочет, чтобы ему снова смогли доказать, что он не прав. - Я не хочу слушать, что бы ты там ни собирался говорить, - кричит Юнги, не услышав шагов. Но вместо двоюродного брата перед ним показывается тётя, холодно изогнувшая бровь. - Какие мы злые и обиженные, - говорит она, обходя Юнги, чтобы пройти на кухню и поставить на стол несколько пакетов. – Включи хотя бы свет. – Она тянется к выключателю и сама щёлкает свет. Юнги щурится, давая глазам привыкнуть к яркости. Микён занимает себя пакетами, принимаясь бодро раскладывать их содержимое на столе. Юнги хмурится, медленно подходит ближе и опирается на кухонную стойку. - Что ты здесь делаешь? – Тётя редко приходит к нему домой, предпочитая кратко переговорить посредством сообщений или же за ужином у бабушки. Микён не смотрит на Юнги, вынимая коробку с клубникой и поворачиваясь к холодильнику. - Я подумала, что ты почти ничего не ешь. – Она открывает холодильник и недовольно поджимает губы. – Я была права. Юнги фыркает, присаживаясь на стул. - Ты что-то для меня приготовила? - Не глупи, ты же знаешь, я готовить не умею. – Она оборачивается и берёт в руки следующую упаковку. – Но я купила всё это с любовью. Юнги не смеётся, потому что вряд ли пока на это способен, но губы растягиваются в ухмылке. - Спасибо, тётушка. Микён на мгновение задерживается на Юнги взглядом, как будто хочет что-то сказать. Она, вероятно, две недели подбирала нужные слова, составляя фразы и формулировки много раз, словно идеальная комбинация может быть только одна. Она стала такой после смерти родителей Юнги. Аккуратной, вдумчивой. Это напоминает Юнги о Сокджине, о его выверенных и осторожных шагах, предпринимая которые, он понемногу проникал в лёгкие Юнги, пока тот не начал им дышать. Юнги этого не понимает, и у него нет терпения дожидаться выверенных слов тёти, которые она пока так и не может произнести. Так же, как у него не хватало терпения на медленное вторжение Сокджина в сердце. Они с самого начала были плохой парой. Он уверен. Он уверен, но почему-то они красиво подошли друг другу, соединились и создали шедевр, о котором он и подумать никогда не мог. Юнги вздыхает, качая головой. - Что? – подаёт он голос. – Тоже хочешь сказать мне, что я идиот? Микён внимательно разглядывает Юнги пронзительными глазами. Юнги считает, что её взгляд даже суровее бабушкиного. Семья её недооценивает. Все её недооценивают, но Юнги помнит сталь под позолоченной раковиной, не поддавшейся под напором горечи. - Нет, - наконец открывает рот она. – Я на твоей стороне. Чего бы ты ни хотел, я тебя поддержу. Как и всегда. Юнги отводит взгляд, сглатывает благодарность, давшую о себе знать где-то глубоко внутри. - Я поступаю правильно, - говорит он. – Я в порядке. Копошение со стороны тёти прекращается, и он слышит её тихий вздох. - Просто скажи, что у тебя на уме, - просит он, глядя ей в глаза. Микён сжимает зубы. - Мне кажется, что история повторяется. Юнги фыркает. - Именно этого я и пытаюсь избежать. - Ты никогда не сможешь отпустить Сокджина. Как ты не смог отпустить маму с папой. – Микён снова вздыхает, продолжая распаковывать продукты. - Я их отпустил, - спорит Юнги. - Ты похоронил их в своём сердце, мешая ему излечиться. - Они были моими родителями, - выдавливает Юнги, чувствуя острую боль в груди. - Я знаю. - Это не так просто забыть. - Я не просила тебя об этом, - хмурится Микён, расставляя продукты по полкам. – Я надеялась, что Сокджин не оставит на твоём сердце ещё один шрам. Надо было постараться, чтобы пресечь это с самого начала. Прости. - Я отпустил Сокджин-хёна, - тихо произносит Юнги, с трудом веря в собственные слова. Боль ведь только временная. Микён качает головой и подходит к столу, встав лицом к Юнги. Она берёт его левую руку и сжимает в своих ладонях. - Юнги. Ты до сих пор носишь обручальное кольцо. Юнги кажется, будто ему дали под дых. Он выдирает руку, сжимая пальцы в кулак. Он не хочет снимать просто золотое кольцо. Он привык к нему, сросся с ним. Он смотрит на свои колени, быстро моргая. Глаза защипало. - Я не смогу пройти через это опять, тётушка, - шепчет он. - Я знаю, - отвечает она также тихо, успокаивая. Она всегда говорила с ним таким голосом во время его вспышек ярости, когда приходила под дверь его комнаты, напоминая, что ужин ждёт на столе, если он проголодается. - Я поклялся, что больше никогда не буду любить. Отпускать слишком сложно. - Я знаю, - повторяет она спокойно, возвращая Юнги во времена детства. - Мне пришлось его оттолкнуть, тётя. Пока не стало слишком поздно. Пока я его не потерял. - Ох, дорогой. – Юнги поднимает голову, удивившись редкому теперь ласковому обращению с её стороны. – Юнги, милый, ты уже его потерял. Он растерянно хмурит брови, но уже чувствует тиски сожаления и страха, сжимающие горло. - Что? - Ты уже хоронишь его. Ты уже хоронишь его в сердце рядом с мамой и папой. Юнги несогласно трясёт головой, но в висках стучит кровь, подсказывая правду. Он любит Сокджина. Он любит Сокджина. Он Сокджина потерял. &&& - Уверен, что не хочешь, чтобы я поехал с тобой? Сокджин не оборачивается на голос Чонгука, продолжая смотреть в окно на проносящиеся мимо фонарные столбы. Он держит сумку на коленях, дёргая её за ручку. - Хён, - настойчиво зовёт Чонгук с водительского сидения. Сокджин заставляет себя улыбнуться. - Уверен. У тебя здесь учёба. И тебе предстоит взять на себя управление компанией. – Он бросает взгляд на брата. – И маме нужен хоть кто-нибудь поближе. - Но всё же… - хмурится Чонгук. Сокджин треплет его по волосам. - Я твой хён. Я справлюсь. - Почему ты не летишь в Париж? Там хотя бы Вэнди-нуна. - Потому что от той жизни я отказался, - отвечает Сокджин. Он не хочет следовать предыдущему плану с побегом во Францию. С ним он распрощался ещё несколько месяцев назад, когда поставил в казино на Юнги. Почему-то ему кажется неправильным придерживаться его сейчас. По приезде в аэропорт Чонгук помогает Сокджину с багажом и всю дорогу до стойки регистрации молчит. - Справишься без меня? – спрашивает Сокджин. Чонгук расправляет плечи и вскидывает подбородок. - Я со всем тут разберусь. Хорошо проведи время, ни о чём не думай. Я дам тебе знать, когда уничтожу Минов. Сокджин смеётся над хвастовством Чонгука, бьёт по плечу. - Эй. О себе сперва позаботься. Юнги ведь по сути всё сделал правильно. Мы подписали контракт. - Мне плевать, что это было, - заявляет Чонгук, округлив глаза. – Всегда было наплевать. Да нарушь ты все обещания, которые когда-либо давал, и пусть ты врёшь мне через раз, всё равно это не будет иметь значения, Я всегда на твоей стороне. Сокджин благодарно улыбается и обнимает его, довольно больно постучав по спине. Чонгук даже не дёргается, только обнимает крепче в ответ и тяжело вздыхает в сокджиново плечо. - Ты хороший брат, - говорит Сокджин. – Я счастлив, что ты у меня есть. - Конечно. Мы же семья, - бормочет Чонгук в рубашку Сокджина. – Если тебе станет одиноко, позвони мне, ладно? Я прилечу, где бы ты ни был. Сокджин снова улыбается, отрывая Чонгука от своего плеча, и опять треплет его по волосам. - Я знаю. Иди. Чонгук хмурится, дуя губы, но послушно отступает и слабо машет ему рукой. - Хорошего перелёта. Сокджин машет и, развернувшись, идёт к стойке регистрации. Он приехал слишком рано, волнуясь, что могут возникнуть проблемы с паспортом. Но всё проходит гладко, разумеется. Вэнди дотошная. Он проходит к терминалу, раздумывая над своим новым именем в паспорте. Ким Чжэ. Он снова Ким, но больше не Сокджин. Он вздыхает, присаживаясь на стул неподалёку от своего терминала. Он устал. Устал быть тем, кем не является. Устал кочевать с места на место. Устал искать свой безопасный уголок. Устал уходить без объяснений, без причин. Он не должен был покидать Сеул в три ночи ребёнком, собирающим в спешке собственные вещи. Он не должен был покидать свою маму в Пусане подростком, в одиночку переселяясь в дом, в котором ему никогда не были рады. Он не должен оставлять мужчину, которого любит, мужчину, который, он уверен, любит его где-то в том глупом сердце, делая вид, что его у него нет. Он не должен уезжать без причины. Не должен уезжать без объяснений. Он не должен уезжать. Он заключил плохую сделку, и кредиторы требуют выплаты. Должники всегда бегут. Это их наказание за то, что позволили себе мечтать. Сокджин смотрит в огромное окно на самолёты, на поднимающееся солнце, предвещающее яркий и полный надежды рассвет. Оттенки голубого перетекают в серый, медленно добавляя на горизонте розового и золотистого. Он сжимает зубы и пытается угомонить сердце. Кажется, он сейчас сделает что-то очень и очень глупое. &&& Юнги проводит бессонную ночь, раздумывая над словами тёти. Поняв, что поспать не получается, он уходит в кабинет, устроившись в кресле перед компьютером, покачиваясь в нём из стороны в сторону. Вокруг него фотографии Сокджина и Чонгука, сделанные тайком в попытке сохранить моменты. Он должен их убрать, забросить куда-нибудь, где больше не увидит. Юнги очень многое должен сделать, и ничего из этого ему не поможет. Ничто не даёт ему спокойствия, как присутствие Сокджина. Ничто не стирает панику, кружащую голову с момента аварии с Сокджином, доходящую до ужаса и отчаяния с каждым днём. Ты уже хоронишь его. Он боится, и страх затуманивает голову. Старые привычки дают о себе знать. Он боится, что Сокджин вольётся в жизнь Юнги слишком сильно, так, что он не сможет жить, если тот когда-нибудь уйдёт. Юнги боится, что любовь Сокджина проникнет в кровеносную систему, собьёт сердцебиение и взбудоражит настолько, что Сокджин проникнет в костный мозг. Юнги боится отпускать родителей. Он боится пробовать, думает, что у него ничего не выйдет, и тогда придёт понимание, что он сломан до конца жизни. И нет надежды на счастье, которое другим достаётся будто легко. Он боится отпускать родителей, потому что тогда дымом рассеется всё проведённое с ними время. Он хочет сохранить их рядом с собой. А общие воспоминания держать так близко, чтобы они впитались в кожу. Он боится, что, если не будет за них держаться, никто не станет, и они на самом деле исчезнут. Когда ночь начинает близиться к рассвету, когда звёзды гаснут и небо окрашивается голубыми оттенками, Юнги признаётся себе в том, чего боится больше всего. Он боится больше никогда не увидеть Сокджина. Никогда не услышать его голос, не почувствовать его прикосновение, не оказаться в его чарующем присутствии, в его тепле, любви и уюте, там, где сердце понимают без слов, и так же безмолвно даются ответы. Он всё испортил. Он хватает телефон и ключи от машины. Он всё исправит. Юнги выходит прямо в той одежде, в которой спал, не приняв душа, неопрятный, растрёпанный. Наверное, не самый лучший вид для того, чтобы умолять Сокджина о прощении, но срочность заставляет его покинуть квартиру. Он не ждёт, что Сокджин ответит на звонок, но всё равно пробует, набирая знакомый номер и забираясь в машину. Сев на водительское сидение, он чуть было не роняет телефон, когда звонок уходит на голосовую почту. Его информируют, что абонент недоступен, и Юнги едва справляется с волной накатившего страха. Скорее всего, Сокджин сменил номер. Это объяснимо. Юнги заводит машину и мчит к квартире Чонгука, предполагая, что Сокджин переехал к брату, а не вернулся к Чонам. Он топит педаль газа и молится, чтобы Сокджин впустил его и дал возможность высказаться. Он молится, чтобы Сокджин дал ему второй шанс. В квартире Чонгука никто не отвечает, сколько бы Юнги долго и громко ни барабанил в дверь. Чонгук тоже не поднимает телефон, и его снова перенаправляют на голосовую почту. Его номер, видимо, заблокировали, что не удивительно. Но не звонки страшат Юнги, а пустая квартира. Ещё нет шести утра, они должны быть дома. Даже если Сокджин вернулся к Чонам, Чонгук ведь должен быть здесь, готовый ударить Юнги в ответ на неожиданное появление. Юнги на несколько долгих мгновений опирается спиной на дверь квартиры Чонгука, медленно выдыхая, чтобы как следует подумать. Если бы Сокджин о чём-то проболтался Намджуну, то эта информация уже дошла бы до Юнги через Хосока. Юнги вспоминает про Пусан. Сокджин с Чонгуком могли поехать домой к маме. Они могли поехать и на выходные, и на неделю, и на месяц. Юнги обязан уважать их решение. Юнги способен дождаться возвращения Сокджина. Но что-то тревожит его без какого бы то ни было логического объяснения. Он знает, без каких-либо доказательств, что, если он затянет, то потеряет Сокджина навсегда. Он расправляет плечи и отталкивается от двери чонгуковой квартиры, направляясь к тому, к кому никогда не ожидал обратиться за помощью. &&& Чимин думает, что это самое странное утро в его жизни, хлопая большими глазами на стоящего в дверях его комнаты в общежитии мужчину. Непонятно, зачем он вообще открыл дверь. Чонгук дал ему чёткие указания «даже не думать рассказывать этому придурку о хёне что угодно». Он и не собирался, честно говоря. Они друг другу теперь уже не соперники, и даже пускай Чимин встречается с его родственником, он всегда будет защищать братьев, с которыми вырос. - Что ты тут делаешь? – спрашивает он у Юнги. - Прости, если разбудил, - начинает Юнги, как будто между ними происходит обычный, вежливый разговор. - Что ты тут делаешь? – повторяет Чимин. - Я ищу Сокджин-хёна, - резко выпаливает тот. Чимин фыркает, удивляясь, как у Юнги хватило наглости искать Сокджина после того, как разбил ему сердце. - Его здесь нет. Юнги не особо впечатляется ответом Чимина. - Ты знаешь, где он? - Думаешь, я тебе скажу? – удивлённо спрашивает Чимин. - Я могу спросить у Тэхёна, - огрызается Юнги. - Я не рассказал Тэхёну, и он с уважением отнёсся к моему решению. – Чимин скрещивает руки на груди. – У нас здоровые и любящие отношения, построенные на доверии и поддержке. В отличие от твоих. Юнги до боли стискивает зубы, и Чимину почти становится его жалко. Почти. - Я просто должен с ним поговорить, - тихо просит Юнги, глядя Чимину в глаза. Чимин прикусывает губу, смягчается. Юнги выглядит подавленным, растерянным. Под глазами круги, лицо бледное. Как будто с того света. Юнги вздыхает, закрывая глаза. - Пожалуйста. Тот факт, что я здесь, прошу о помощи, должен подсказать тебе в каком я отчаянии. – Он открывает глаза и смотрит на Чимина с тоской, которая ему очень хорошо знакома. – Я всё испортил. Слова эхом отзываются в голове Чимина. Собственным голосом, выдавленным в рубашку Чонгука. Тэхён дал Чимину второй шанс, хотя он его не заслужил. Юнги просит Сокджина о том же. Он неуверенно жуёт губы. Но, наконец, он медленно выдыхает. - Ненавижу это признавать, но я понимаю тебя. Ты должен пообещать мне, что не скажешь ни одного слова, которое может ранить хёна. Юнги сияет глазами. - Клянусь, я никогда больше не сделаю ему больно. - И если он не захочет с тобой говорить, то ты проявишь уважение и оставишь его в покое. - Клянусь. Где он? Чимин смотрит на запястье, а потом вспоминает, что ещё не успел надеть часы. - Сколько сейчас времени? – вскидывает он взгляд на Юнги. Тот растерянно хмурит брови и достаёт из кармана телефон. - Полшестого. А что? Чимин в тревоге выпрямляется. - У хёна рейс в семь. - В Пусан? Чимин качает головой. Юнги заметно впадает в панику. - Куда он летит? - В Канаду. Не думаю, что успеешь… - Но Юнги уже мчится прочь на невозможной скорости. Часть Чимина надеется, что он успеет. Ему ли не знать, как ценен второй шанс. Он будет вечно благодарен Тэхёну, что давал ему много возможностей поступить правильно. Другая же часть его таит обиду и надеется, что Сокджин улетит в момент, когда Юнги только приедет в аэропорт. Он зевает и возвращается в комнату, почёсывая затылок и размышляя, с какой из них судьба согласится. &&& Юнги приходится выбирать между аэропортами Инчхон и Гимпо. Его самолёт находится в Инчхоне, а, значит, у него есть доступ к служебным зонам. Доверившись интуиции, он решает направиться туда, молясь, чтобы он оказался прав. Он должен перехватить Сокджина до приземления в чужой стране, до того, как Сокджин исчезнет из жизни Юнги навсегда. По дороге он делает несколько телефонных звонков – пилоту, сообщая о необходимости быть наготове, и работнику службы охраны с просьбой выяснить, на какой самолёт сядет Сокджин. Ответ его тревожит. Имя Чон Сокджина не значится ни в одном списке на рейсы, покидающих Корею. Юнги с растущей паникой осознаёт, что у Сокджина тоже есть связи. Он не просто улетает. Он делает именно то, что обещал Юнги много месяцев назад. Его слова звучат в ушах Юнги сквозь дождь и ветер. Один год, Юнги. Мне нужен один год, а потом ты больше никогда меня не увидишь. Юнги решительно сжимает зубы и крепко стискивает руль. Солнце бежит с ним наперегонки, быстро поднимаясь и напоминая, что время истекает. Серо-голубые краски сменяются жёлтыми и розовыми. Звёзды гаснут, оставляя лишь неясное очертание луны. Он минует парковку аэропорта и подъезжает прямо ко входу к терминалам. Он летит к автоматическим дверям и несётся дальше сквозь толпу пассажиров, нацеленных на новую жизнь или новые приключения. Он легко проходит мимо охраны. Видимо, сотрудников уже оповестили о его приезде. Он крутится на месте, сканирует глазами толпу, бегает от ворот к воротам. Дыхание сбивается, ноги болят и подводят. Тело умоляет остановиться, но он идёт вперёд, заставляя себя. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Каждое объявление о завершении посадки на очередной рейс сильнее вгоняет его в состоянии паники. Он бегает от ворот к воротам, перевалившим за третий десяток, отчаянно выискивая взглядом широкоплечую фигуру, знакомую копну волос и эти глаза, что сумели заглянуть в сердце Юнги. Он теряется во времени, не знает, сколько уже бегает по аэропорту, когда тело вдруг сдаётся. Он наклоняется вперёд, упираясь руками в колени и судорожно глотая воздух. Он не нашёл Сокджина. Он потерял его окончательно. Юнги зажмуривается от боли в груди. Он отпустил руку, которую хотел держать всю жизнь. &&& Это не поступок спятившего бывшего парня. Тем более, технически он бывший муж. Хотя это всё равно не так. Сокджин кивает себе, уверенный в собственной лжи, и вводит знакомый код в квартиру, которую когда-то называл домом. Он заслуживает объяснений. Он заслуживает услышать глупую правду от глупого Юнги перед побегом. Он сам не понимает, зачем ему надо услышать это напрямую от Юнги. Он даже не уверен, что это поможет ему поставить точку и оставить всё позади. Просто он пытается ухватиться за последний шанс, как дурак. Решение покинуть аэропорт после объявления конца регистрации на рейс, наверное, самое импульсивное из всех, что он принимал в своей жизни. Он обдумывал свой поступок на протяжении всей дороги от Гимпо до квартиры Юнги. Хотя, возможно, ставка в казино в Макао была более неожиданной. Он заключает, что это всё одно, начиная от Макао и заканчивая сегодняшним днём. Это его ставка на Юнги. Он пока не готов отходить от игрального стола и, затаив дыхание, ждёт, пока рулетка закончит мучительно медленное вращение. Сокджин старается приглушить любопытство, но он хочет знать, как Юнги поживает. Он говорит себе, что проверяет все комнаты, чтобы убедиться в отсутствии Юнги дома, что его не заботит, как он питается и занимается ли стиркой. В квартире порядок, а на кухонном столе коробки от заказанной на вынос еды. Сокджин выдыхает с облегчением, заглянув в холодильник. Его недавно наполнили здоровой пищей, хоть и готовой покупной. В комнатах заметны мелкие следы пребывания Юнги. Его планшет на столике в гостиной, его любимая чёрная худи на стуле, которым раньше пользовался Сокджин, носки у не заправленной кровати. Повсюду следы Юнги, но сам хозяин квартиры отсутствует. Сокджин стискивает зубы, стараясь не проводить параллели с собственным сердцем. У кабинета Юнги он тормозит, замирая рукой над ручкой двери. Ему страшно. Страшно найти свои следы на столе, те фотографии, которые Юнги прятал под папками и бумагами. Ему страшно обнаружить, что фотографии оттуда пропали, что он уже стёрт из жизни Юнги, из его сердца. Он вздыхает, прикрывая глаза, напоминая себе, что всё кончено, мечта рассеялась, и ему нужно двигаться дальше. После того, как он заставит Юнги повзрослеть и рассказать, почему им пришлось отказаться от вечности вместе. Сокджин спускается вниз и располагается на диване в гостиной, нетерпеливо барабаня ногой по кофейному столику. Когда Сокджин наконец слышит негромкий звук отпираемой двери, солнце уже поднялось очень высоко, освещая квартиру сквозь огромные окна. Он игнорирует ёкнувшее в груди сердце и расправляет плечи, скрещивая на груди руки и недовольно поджимая губы. Он не поворачивается на звуки шаркающего в коридоре Юнги, продолжает упрямо смотреть прямо перед собой, отказываясь первым замечать его присутствие. Требуется большое количество выдержки и силы воли, чтобы решимость не дрогнула, но он слегка наклоняет голову, чтобы слышать лучше. Он слушает чужое копошение, какой-то стук, видимо, скидываемых ботинок. Слушает непривычно медленные и тяжёлые шаги. Вдруг они затихают, и устанавливается тишина. Сокджин сжимает пальцы в кулаки и с трудом заставляет себя сохранять молчание. Он решительно настроен на то, что Юнги первым должен к нему обратиться. Он и так потерял достаточно гордости, перешагнув порог квартиры бывшего мужа. Сокджин не знает, чего он ожидал. Возможно, что Юнги рассержено потребует объяснений его здесь появления. Возможно, сухую просьбу уйти. Возможно, даже полную тишину. Что Юнги молча пойдёт наверх в свой кабинет, проигнорировав его. Сокджин совсем не ожидает, что Юнги жалобно и невесело рассмеётся. Почему-то очень печально. - Чёрт, - приглушённо произносит Юнги, как будто прикрывая рот ладонью. Сокджин хмурится, ожидая, когда он обратится к нему. - Возьми себя в руки, Мин Юнги, - говорит тот сам себе, тяжело вздыхая. Потеряв наконец терпение, Сокджин ёрзает на месте и поворачивается лицом к Юнги. Он сильно удивляется, увидев, в каком тот состоянии. Растрёпанные волосы, слишком бледное лицо, мятые штаны, большая худи, которую как будто неделю не стирали, а под глазами тёмные круги. Сокджин чувствует беспокойство, которое больше не должен ощущать. Юнги выглядит плохо. Уставшим, сдавшимся. Не таким, каким Сокджин его знает. Он прочищает горло и снова собирается с решимостью, напоминая себе, что это его бросили, и он тут не для того, чтобы волноваться о Мин Юнги. Он здесь ради ответов и, возможно, чтобы покричать, а потом он сядет на следующий рейс до Канады и не вернётся. Он здесь, чтобы поставить точку, врёт он себе. Он здесь, чтобы увидеть, как остановится рулетка, потому что в сердце теплится надежда, от которой ему никогда не избавиться. Он вздыхает, взмахивая рукой, чтобы Юнги присоединился к нему в гостиной. - Прошу прощения за вторжение, но я думаю, нам нужно поговорить, - начинает он, и Юнги подпрыгивает от неожиданности, смотрит округлившимися глазами и открытым ртом. Сокджин хмурит брови. – Хватит делать вид, что увидел призрака. - Ты здесь, - выпаливает Юнги, но не двигается, не сводит с Сокджина взгляда. - Расслабься, я пришёл не ругаться. Я просто хочу объяснений. – Он вскидывает бровь. – Которые, как мне кажется, я заслужил. - Ты здесь, - повторяет Юнги, делая несмелый шаг, будто опасаясь, что Сокджин исчезнет. - Это мы поняли. – Сокджин машет на кресло, стоящее по диагонали от дивана. – Садись, давай поговорим. - Ты не улетел, - говорит Юнги, как будто в прострации. Сокджин начинает подозревать, что он что-то упускает. Юнги поспешно проходит в гостиную и садится туда, куда указал Сокджин. – Я думал, ты улетел из Кореи. Сокджин смотрит на него с удивлением. - Кто тебе это сказал? - Пак Чимин сказал, что сегодня утром у тебя рейс до Канады. Сокджин хмурится. - Зачем он тебе рассказал? И почему ты говорил с Чимином? - Пытался тебя найти. Я всё утро искал тебя в аэропорту Инчхон. – Юнги подаётся вперёд. – Ты же не собираешься улетать из Кореи, правда? Сокджин фыркает, складывая на груди руки. - Разве ты не этого хотел? – спрашивает он ледяным тоном. Юнги сникает. Сокджин мог бы подумать, что он раскаивается. - Прости меня, хён, - начинает он. Сокджин вздрагивает, услышав снова обращение «хён» его пронзительным голосом, напоминающим ему о том, кем они были друг другу. - Я всё испортил, - продолжает Юнги, наклоняясь к нему, как делал всегда, ломая и переписывая установленные Сокджином правила. – Я хочу, чтобы ты остался. В Корее, в Сеуле. Со мной. Пожалуйста. У Сокджина перехватывает дыхание, и он отводит взгляд, не желая видеть мольбу в его глазах. Он сглатывает, крепче сжимая кулаки и впиваясь ногтями в кожу. Он растерян, зол и обижен. Но, что хуже всего, его захлёстывает надежда, полная отчаяния. Та его часть, что любит Юнги, хочет взять дело в свои руки, сказать Юнги «да» без лишних слов. Он сжимает челюсть, тихо выдыхая. - Мне кажется, - медленно начинает он, не глядя на Юнги, - сперва ты должен мне объяснить. Всё. Юнги кивает. - Ты прав. Сокджин откидывается назад, давя желание утешить его. - Я слушаю. Юнги вздыхает, повесив голову, складывает на коленях руки. - Ты знаешь, что случилось с моими родителями. Я неожиданно потерял их обоих, и это… - Он хмурится, сглатывает, подбирая слова. – Я не очень хорошо это перенёс. Очень плохо, честно говоря. Это разрушило мой мир. Они были моими родителями, хён. – Он поднимает голову, смаргивая влагу под глазами. Сокджин продолжает сидеть неподвижно, силится не уступать себе. - Я не хотел проходить через это снова. Я… я всё ещё думаю, что не смогу пережить потерю близкого мне человека. Я поклялся себе, что никого так близко не подпущу. – Он несколько мгновений удерживает взгляд Сокджина. – Мне это удавалось, пока не появился ты. Сокджин отводит глаза. - Когда… когда ты попал в ту аварию, и мне позвонили из больницы, всё обрушилось на меня снова со страшной силой. Я не переживу, если потеряю тебя, хён. Я бы умер, если бы тебя у меня забрали. Сокджин поджимает губы, не смотрит на Юнги. - Поэтому ты меня оттолкнул. - Да. - Это очень глупо. - Я знаю. Несколько мгновений оба молчат, занятые своими мыслями. Сокджин чувствует злость, сожаление, желание простить – целую бурю эмоций, с которой ему пока не справиться. Наконец, он вздыхает и произносит: - А теперь? Что изменилось? - Я понял, что уже тебя потерял, когда оттолкнул. Сокджин рассматривает его дрожащие руки, сложенные на коленях. - Я хочу, чтобы ты вернулся. Если ты тоже этого хочешь, - аккуратно добавляет Юнги. - Я подписал бумаги на развод, Юнги. Уволился с работы. Я ушёл, как ты того хотел, - с болью в голосе говорит Сокджин. - Прости. Мне очень жаль. - Ты сделал мне больно. - Я всё испортил, хён. Пожалуйста. Сокджин судорожно выдыхает. Он очень сильно скучает по Юнги. Он любит его. Он хочет верить, что у него будет всё, что у них почти получилось. - Разве я могу тебе снова поверить? Вдруг через год ты опять решишь меня оттолкнуть? – Сокджин наконец-то поднимает глаза. – Ты не можешь так со мной поступить. Юнги придвигается ближе к Сокджину на самый край кресла. - Я всю свою жизнь буду заглаживать перед тобой вину, - обещает он. Сердце Сокджина пропускает удар, ощутив ещё один прилив надежды. - Похоже, это серьёзное заявление, - осторожно произносит он, скашивая на Юнги глаза. - Так и есть, - подтверждает Юнги с уверенностью. Сокджин очень сильно хочет поверить Юнги, ухватиться за второй шанс, обнять мужчину, которого искренне полюбил. - Если есть шанс, - тихо, с мольбой говорит Юнги. – Если есть хоть малейшая возможность, что ты останешься, что ты простишь меня и дашь ещё один шанс, прошу, не сдавайся. Если сейчас ты злишься, злись, но, прошу, не сдавайся. – Он поднимается с кресла и опускается на колени. – Я готов стоять на коленях и умолять тебя об этом. Ты нужен мне. Сокджин узнаёт собственные слова, сказанные год назад. - Я прямо здесь готов встать на колени и умолять тебя. Он крепко держался за руку Юнги, хватаясь, как утопающий, а теперь Юнги делает то же самое. Не физически, но взглядом, словами, мольбой. Юнги дал ему шанс год назад. Сокджин хмурится, опуская скрещенные руки. - Встань. Я зол, но не хочу, чтобы ты умолял. – Юнги колеблется, и Сокджин фыркает. – Я серьёзно. Вставай. Юнги, кивнув, садится на край кресла. - Сразу я обратно сюда не перееду, - твёрдо произносит Сокджин. Юнги, просияв, растягивает губы в улыбке. - Ты останешься? Сокджин медленно кивает. - Мы можем начать встречаться. Не спеша. Как следовало сделать с самого начала. - Спасибо, хён, - говорит Юнги с такой широкой улыбкой, что становятся видны дёсны. Сердце Сокджина сбивается с ритма, заражаясь чужим счастьем. - И помогать с Чонгуком я тебе не буду, - продолжает он. Юнги пожимает плечами. - Я однажды уже завоевал его доверие. Смогу сделать это ещё раз. Сокджин бросает на него косой взгляд, вскинув бровь. - Сначала придётся завоевать меня. Юнги ласково улыбается и оценивающе окидывает его взглядом. - Я не против. Сокджин смеётся и опускает глаза на свои руки и ноги, взволнованно стучащие по полу. Улыбка исчезает с губ, и он спрашивает со всей серьёзностью, не поднимая головы: - Ты правда всё утро искал меня в аэропорту? Юнги устало стонет и откидывается на спинку кресла, вытягивая ноги. - Я, наверное, трижды оббежал весь Инчхон. Сокджин не сдерживается от хитрой ухмылки. - Я был в Гимпо. - В Гимпо? – удивлённо переспрашивает Юнги. - Потому что в Инчхоне я… - Сокджин умолкает и, подняв на Юнги глаза, видит, что тот понимает, что он собирался сказать. Потому что в Инчхоне Сокджин впервые сказал Юнги, что любит его. Юнги хмурится и пересаживается с кресла на диван рядом с Сокджином. - Хён, - начинает он решительно. – То, что ты сказал… - Потом, Юнги, - перебивает Сокджин, потому что не хочет разбираться с этими эмоциями прямо сейчас. – Поговорим об этом потом, когда я перестану злиться. Судя по лицу, Юнги хочется настоять, но он кивает, отступая. - Потом, - соглашается он, прежде чем несмело положить руку ладонью вверх рядом с рукой Сокджина. Сокджин мгновение смотрит на длинные, сильные и нежные пальцы и так болезненно знакомые ему теперь. Сокджин знает каждый палец, каждую костяшку, ведь он уже успел зацеловать каждый дюйм кожи. Сокджин разглядывает ладонь Юнги, и его распирает от любви, сожаления и отчаянной надежды. Он накрывает ладонь Юнги своей, переплетая их пальцы. Юнги крепко держит его руку в своей, как будто боится, что Сокджин её отпустит. Он ошибается, думает Сокджин. Больше он никогда её не отпустит.