Сборник драбблов по звездам

Ярко-голубое небо, всегда такое чистое и прекрасное, за последние несколько лет приобрело кроваво-алый оттенок, настолько яркий, что затмевал солнце. Вместо ровной синевы, там остались лишь алые полосы разных оттенков. Сначала это небо могло показаться красивым и необычным, но если смотреть больше минуты, оно станет пугающим. И чем дольше вглядываешься, тем страшнее становится. Ты не знаешь, откуда берется этот дикий ужас, заставляющий многих выдергивать на голове волосы, бить свое лицо камнем, сходить с ума… Этот цвет медленно доводит человека до безумия, а дальше человек убивает себя сам. Никто не знает, в чем секрет этого неба, и почему оно так действует на разум. Все знают о нем лишь одно: «Держись подальше от этого места и никогда не смотри вверх, если окажешься там». Еще одна особенность этого неба была в том, что оно было лишь в одном месте, над «Мертвым островом» который когда-то был прекрасной страной Японией. Там росло дерево с розовыми мелкими лепестками, называемое сакурой, в честь которого жители Японии устраивали праздники и карнавалы. Они облачались в разноцветные кимоно и гуляли по паркам, поедая сладости и любуясь фейерверками. Но в один из таких фестивалей вдруг громыхнуло что-то совсем не похожее на фейерверк, что-то посеявшее панику, несущее разрушения и хаос. В этот момент и появилась первая алая полоска. Она как рана - мгновенно разрезала темно-синий небосвод и стала сочиться кровью. Этот кровавый цвет медленно растекался по небу, поглощая звезды. Люди в черных и белых костюмах пытались что-то с этим сделать, но безуспешно. Тогда по всей Японии стали готовить эвакуационные чартеры, но места хватило не на всех. Люди битком набивались в самолеты и корабли, а не успевших просто сталкивали. В этот момент родился закон: «Каждый сам за себя». Обезумевшие матери бросали своих детей и неслись к спасению. Люди кусали, царапали, били друг друга в попытках пробиться к транспорту. И вот настал тот час, когда последний чартер покинул эту проклятую землю, оставляя рвущих друг друга людей далеко позади. Лишь одна женщина рвалась обратно на землю. Она кричала и вырывалась из рук мужа, прижимавшего ее к креслу. Где-то там, далеко внизу, среди этой толпы, осталась ее восьмилетняя дочь.

***

Прошло восемь лет с того момента, как небо покрылось кровавыми полосками. Не все оставшиеся люди погибли, сильнейшим и самым бессердечным выжить удалось. Все эти люди следовали трем законам. Но они не были написаны на бумаге, они были нацарапаны на сердцах этих людей: «Убей или умри » «Каждый сам за себя» «Нет рая, есть лишь ад» Им было плевать на чужие жизни, они жили лишь так, как им было удобно. Драк за еду и вещи больше не происходило только потому что выжившие попросту не встречались. Их было настолько мало, что многим казалось, будто они остались одни на этом острове. Да и пройдя на эту землю, можно было назвать ее необитаемой, если бы не тоненькая детская песенка про огонек, эхом блуждающая по заброшеным кварталам городка. Через несколько мгновений показался и источник звука, в виде девушки лет шестнадцати, мычащей мелодию себе под нос. Она медленно заползла в окно какого-то супермаркета и стала сбивать с полок в свой рюкзак оставшийся рамен и какие-то консервы. Странным в этой девочке было то, что она абсолютно не обращала внимания на погромы, царившие вокруг, она как ни в чем не бывало, прошла на кассу, схватила со стойки зажигалку, и сунув ее в карман, вылезла через другое окно. Взглянув на нее, нельзя было поверить, что она из выживших. На фоне бледной кожи и исхудавшего лица, глаза казались огромными и светящимися. Зеленоватые концы волос немного высовывались из-под накинутого на голову капюшона. Из одежды на ней была лишь черная свободная майка, очень короткие шорты и испачканная кофта поверх всего этого. На спине висел рюкзак, больше напоминающий изорванный мешок. Она делала все настолько обыденно, как будто возвращалась домой из школы, забежав по просьбе матери в магазин. Обчистив еще пару магазинов подобным образом, блондинка пошла бродить по улицам в поисках ночлега. Но почему-то, она проходила мимо всех домов, как будто у нее уже была цель. Наконец, она остановилась у дома над дверью которого еле еле просвечивались буквы «Отоми». Именно туда девушка и зашла. Как только она оказалась внутри, ее глаза стали изучать прихожую, а сама «гостья» не двигалась с места. Тут в ее поле зрения попала валявшаяся на полу старая рамка, а под толстым слоем пыли, можно было разглядеть трех улыбающихся людей. Темноволосый мужчина сидел на ковре, положив голову на колени женщины, которая щекотала девочку лет пяти. И в этой пятилетней девочке, можно было разглядеть ту, чье лицо сейчас отражалось на стекле закрываем фото. На миг, на лице подросшей Отоми проскочила слабая улыбка вызванная далекими воспоминаниями, но ее лицо тут же омрачилось, так как она прекрасно понимала, что такого больше никогда не повторится. Она никогда не увидит своих родителей и никогда не положит голову на теплые колени матери. Оглянувшись по сторонам, девушка быстро запихнула в рюкзак фото и прошла дальше по коридору. Следующие полчаса она просто бродила по дому, рассматривая и поглаживая предметы, вызывавшие ностальгию. Некоторое время спустя, она покинула и без того заброшенный дом и направилась по дороге, где через несколько улиц стояло здание общежития. Как и везде, окна были выбиты, с потолка то и дело падали куски засохшей штукатурки, на полу валялась куча осколков от посуды. Стараясь не наступать на осколки, девушка прошла на второй этаж и вошла в комнату, когда-то принадлежавшую ей. Она поставила рюкзак возле стола, взяла с кровати покрывало и с силой встряхнула. Помимо пыли, из пододеяльника выпал маленький плюшевый тигренок, которого ей когда-то давно подарили родители. Обняв игрушку, она прямо в одежде плюхнулась на матрас и подтянув одеяло до подбородка, отвернулась на бок и прикрыла глаза. Ей сейчас так хотелось вернуться в то время, когда небо было голубым и чистым, а у нее было много друзей и близких. Ей так хотелось опять стать наивной малышкой Маюрой, живущей так беззаботно… А сейчас нет ничего… Спустя некоторое время стали слышны какие-то похрустывания с разных сторон. Находясь в полусонном состоянии, Отоми не предела этому никакого значения, о чем вскоре пожалела. Дом начал незаметно пошатываться. С каждой секундой он наклонялся все сильнее, и когда Маюра опомнилась, было уже поздно. Издавая противные ушам скрипы, дом обрушился, и на месте общежития осталась лишь груда полусгнивших досок. Где-то из-под обломков торчало исцарапанное тельце девушки, чьи глаза постепенно закрывались. Она перестала чувствовать свои ноги, находившиеся под чем-то очень тяжелым. Откуда-то сзади послышался хруст досок, постепенно приближавшийся к Отоми. Когда звук стал слышен прямо из-за головы, он резко прекратился. На фоне красного неба, Маюра еле смогла различить такие же красные лохматые волосы. А позже в ее поле зрения попали и два голубых глаза. С трудом сфокусировав зрение, она поняла, что это лицо человека. Живого, настоящего человека. — Ты… кто? — с трудом прохрипела она. И даже больше не от боли, а от шока. Тут Маюра поняла, какую совершила глупость. Если бы она притворилась мертвой, он бы ее не тронул, а теперь она скорее всего точно расстанется с жизнью. Девушка зажмурила глаза, готовясь к смерти. Все же уже ничего не поделаешь. Тут она почувствовала, как тяжесть пропала с ее ног, хоть она их почти не ощущала. Не успела Отоми приоткрыть глаза, как оказалась поднятой незнакомцем на руки. — Я Шимон… А ты? Маюра попыталась ответить, но голос куда-то пропал, а в глазах заиграли темные точки. Через несколько секунд она окончательно отрубилась. Это загнало парня в ступор. На его руках сейчас лежит вроде живая девушка, да и к тому же раненная… Но он не хотел, чтобы она умирала. Он впервые за семь лет увидел человека, неужели он даже поговорить с ней не сможет… Оглядевшись по сторонам, Шимон понес ее к ближайшей полуразрушенной постройке, которая выглядела еще более менее надежно. Найдя там что-то наподобие кровати, он уложил девушку на нее, укрыв куском ткани, который когда-то был одеялом. Сняв с ее плеч сумку, он решил осмотреть ее. Но ничего полезного там так и не обнаружилось. Куча каких-то консервов и фоторамка, стекло на которой было разбито. Поняв, что эта девчонка серьезно к ситуации не относится, Икаруга достал из своего рюкзака бинт и начал перематывать тонкую ногу пострадавшей, которая оказалась сломаной. Как только он окончил свое дело, подошел к окну и начал вглядываться в небо. Оно стало гораздо темнее, чем когда он зашел в этот городок. Хоть ночи тут были в тоже время, что и раньше, небо не теряло свой алый оттенок. Оно становилось темнее, но все же сохраняло этот жуткий кровавый цвет. Икаруга достал из кармана какие-то бумажки с непонятными надписями, и швырнул их об пол. Тут же по комнате поползли светло-голубые линии, расположенные довольно близко друг к другу. Как только эти линии встретились на потолке, в точке находившейся прямо над местом, откуда они выползли, парень поднял бумажку и засунул обратно в карман. В углу комнаты, на кровати начала вертеться Маюра, пока окончательно не очнулась. Она попыталась сесть, но ощутив боль в коленях, прекратила попытки. Первое, о чем она подумала было: «что я тут делаю и что делает этот человек?!» Ей было довольно непривычно видеть не пытающихся на нее напасть людей. Ей вообще было непривычно видеть людей.