Ведьмино проклятие

Свен Гейдер невидящим взглядом уставился на небольшую стопку документов, которую нужно было заверить и подписать как можно скорее. Перо перманентно выпадало из ослабевших пальцев, расчеркивая опрятные листы грубой сеткой узоров и клякс. Мария стояла рядом безмолвным изваянием в смутном страхе пошевелиться, и мыслями она была далеко отсюда – на полсотни миль к югу от Страстбурга и целую другую, счастливую и беззаботную, жизнь назад. До её насильного затворничества оставалось всего лишь несколько часов – осталось уладить лишь некоторые письменные формальности, которыми сейчас занимался инквизитор, и она навсегда покинет родную обитель. Девочка уже не чувствовала ни покалывающего зуда в затекших ногах, ни боязливой дрожи, сковавшей тело невидимыми путами, ни мучительной боли в подживающих ранах, расползшихся по всему её телу рваными гнойными узорами и сетью лиловых синяков. Боль куда более глубокая терзала её изнутри, разгоняя сбивчивый сердечный ритм и обжигая глаза сдерживаемыми слезами. Еще несколько дней назад она резвилась с подружками на просторных лугах близ деревни, юная и беспечная, совсем не ожидающая беды. И вот теперь она чувствовала себя постаревшей лет на десять, пройдя сквозь все муки ада в пыточном зале и одиноком и мрачном тюремном подземелье. Подобным метаморфозам подвергся не только её внутренний мир, но и внешность слегка поддалась изменениям под натиском пережитых ужасов. Теперь среди её пышных медных волос едва проглядывались редкие седые волоски, глаза потускнели, нарисовав под веками черные тени синяков и несколько складок преждевременных морщин. Прежде по-детски круглое лицо заострили впалые скулы и щеки, делая её похожей на совсем уже взрослую женщину. Но, несмотря на все эти изменения, Мария по-прежнему оставалась всего лишь напуганным ребенком. Внезапный стук в двери выдернул её из пелены вязкого полузабытья, и девочка отшатнулась, едва не сбитая ворвавшимся внутрь служителем церкви, чье лицо исказилось в гневной и перепуганной одновременно гримасе. - Беда, ваша милость! В церковь ворвались бунтари, ранив несколько наших священников, - сбивающимся голосом, задыхаясь от нехватки кислорода, прокричал он судорожно, падая на колени. Свен резко поднялся со своего места и тут же едва не упал сам – ноги подкосило, невиданная слабость и легкость сковало их, будто бы они были слеплены и горячей, еще незатвердевшей глины, и взгляд помутился, как перед обмороком перед глазами заплясали назойливые черные мушки. Свена бросило в жар, и, стерев рукой набежавший на виски пот, он двинулся следом за священником, держась на одной силе воли. Досадное упущение – в этот момент она оба совсем позабыли об оставленной наедине со своими страхами Марии. Девушка с минуту потопталась на одном месте, сосредоточенно вслушиваясь в постепенно удаляющийся топот. Мария, бедная Мария, если бы только она знала, какую участь готовит ей судьба, то не сдвинулась бы с места. Но тогда-то бежала, как миленькая, по темным лабиринтам бесконечных коридоров, словно дикая птица, пойманная и насильно запертая в клетке, до последнего вздоха стремясь к вожделенной свободе. - Привет! – кто-то весело окликнул её, и Мария, похолодев от ужаса, споткнулась на ровном месте, разбивая в кровь лицо и ладони. Солоноватая жидкость затекала в рот и измазывала рыжие волосы, прилипшие к шее и подбородку. - Ну ничего себе! – восторженно воскликнула незнакомка, приподняв её лицо за подбородок и с толикой любопытства заглядывая в глаза. Мария удивленно воскликнула – эта девушка была настолько на неё похожа, что даже отражение в пруду, казалось, не показывало её отражение с такой точностью. Незнакомка хитро улыбнулась, и в её глазах девочка заметила недобрый, опасный огонек. - Кажется, у меня появился план, - довольно промолвила она, доставая широкий нож для разделывая рыбы из высокого сапога. В пыточном зале повисла угрюмая и колючая тишина, нарушаемая лишь мерными шагами инквизитора. - Ваша милость, - наконец робко промолвил один из священников, неловко выступая вперед. – Что вы собираетесь делать с пленниками? Свен нахмурился, опираясь ладонями о гладкую поверхность деревянного стола, делая вид, что сосредоточен на наказании. На самом деле, он уже не мог контролировать ситуацию. На самом деле, он уже не мог контролировать свое тело. И даже мысли больше не повиновались ему, формируясь бессвязными предложениями на грани иссушенного сознания. - Передам бунтарев в вышестоящий суд, это не по нашей части, - наконец проговорил он севшим грубым голосом, чувствуя, как к горлу подступает тошнотворный комок, и воздух застревает в легких, мерзкий и тяжелой, перегородив дорогу кислороду. - Вот именно – не по нашей части, - с жеманным намеком продолжил другой священник. – Но если написать в документах, что эти мужчины обвинялись, скажем, в мужеложстве, то станет как раз по нашей. Солидарное поддакивая раздавалось со всех сторон, и Свен едва сдерживался, чтобы не зажать уши ладонями и наконец прекратить эту невыносимую пытку. Он с силой втянул носом воздух, но голова лишь закружилась сильнее. Он поморщился, стирая набегающий на глаза пот ладонью и с трудом разжал почти неподвластные ему более губы, через силу пытаясь заставить себя говорить. - Ваша милость, - вновь раздался довольной голос только что вошедшего священника, тащившего за собой заплаканную и замызганную в крови девчонку. – Я поймал девицу, что вместе с этими двумя совершила покушение. Свен устало обернулся, стараясь не дрожать от выжимавшей его тело лихорадки, и тут же отступил назад, едва не упав, едва не выдав парализовавшего его ужаса. Он смотрел на замызганное лицо с отвращением и сожалением. Девочка беспрерывно плакала, издавая нечленораздельные звуки, и кровь обильными сгустками стекала с её подбородка. - Представляете, отрезала себе язык, - пояснил сполна довольный собой служитель церкви, толкая обессиленную девчушку к оглушенным и связанным пленникам. – Наверное, очень боялась пыток. По залу эхом прокатился насмешливо-презрительный гогот, и Свен едва слышно застонал, обреченно и сожалеюще. Эта безрассудная дура, что называла себя его дочерью, все-таки попалась. Ну что, дорогие читатели, вот мы уже плотно подобрались к заключению. Следующая глава будет самой большой, самой кровавой, самой санта-барбарной и самой последней, но она обязательно расставит все точки над ё. После неё будет лишь небольшой поясняющий эпилог.