***
Спустя несколько часов он сидел на подоконнике, поджав под себя ноги и пил вино прямо из горлышка бутылки. На улице капал дождь, разрисовывая стекло причудливыми узорами. Огни большого города за стеклом размывались и стекали вниз — так же как и слёзы по его щекам. Отлично. Просто здорово. Он сорвался с места, бросил всё в Токио просто из-за спонтанного желания сменить род деятельности и глупой уверенности, что его примут. Его бы и приняли, если бы не… Бэкхён поморщился и сделал ещё один глоток. Чёрт, как всё-таки причудливо устроена жизнь. Мы так часто не задумываемся о своих плохих поступках и их последствиях, а потом, спустя какое-то время, они настигают нас и крепко прикладывают по затылку, словно бумеранг. Вот и сейчас его приложило неслабо. Облокотившись виском о холодное стекло, Бэкхён прикрыл глаза и позволил себе воскресить в памяти того, кого упорно пытался забыть все эти семь лет. Да, Пак Чанёль определённо из тех, кто с возрастом становится только краше. Он так возмужал, а эти широкие плечи, и запах… Интересно, как он жил всё это время? Так, кажется, он уже пьян. Глупо хихикнув при мысли об этом, омега сделал ещё несколько глотков. Остатками разума он понимал, что ему нельзя — в смысле от слова «совсем» — даже думать о Чанёле. Потому что альфа его ненавидит, и, заметьте, имеет на это полное право. А он..? Нетрезвый поток мыслей оборвал звонок телефона, прозвучавший резко и неожиданно в пустоте одинокой квартиры-студии, служившей ему временным пристанищем. — Да-а? — пытаясь создать видимость максимально трезвого состояния, пропел он в трубку. — Бён Бэкхён, верно? — осведомился незнакомый голос на том конце. — Верно. А… — Я звоню вам по поводу результатов сегодняшнего собеседования. Согласно распоряжению главного редактора, вы приняты на должность колумниста. Испытательный срок начинается с завтрашнего дня, так что ожидаем вас в редакции, если предложение для вас актуально. Повисла пауза, в ходе которой Бэкхён заторможенно понял, что от него ждут ответа. — Да-да, актуально, конечно. — Отлично. Рабочий день начинается в девять. Всего доброго, — словно робот, произнес незнакомец и отключился.***
В отличие от вчерашнего утра, это началось великолепно — даже несмотря на выпитую накануне бутылку вина. Омега вошёл в здание, лучезарно улыбаясь охраннику, пока тот искал его имя в списках. Правда, когда его пропустили и он вошёл в сверкающую кабину лифта, он вдруг понял, что совсем не знает, на какой этаж ему подниматься и в какой кабинет идти. Поэтому нажал на «50», решая, что на то Пак Чанёль здесь и главный, чтобы указывать, кому и куда идти. А ещё ему до ужаса хотелось снова увидеть альфу и, возможно, даже спросить, что это такое было — вчера говорил одно, потом поменял решение? И к чему был этот мини-стриптиз — понятно ведь, что Чанёль просто пытался его разозлить. Или напугать. Или… Вариантов уйма. — Доброе утро, я к господину Паку, — бросил он на ходу, сбрасывая с плеч пальто и поправляя укладку. — Но туда нельзя… — Я на секундочку, — сложив ладони в молитвенном жесте, омега толкнул дверь бедром и протиснулся вовнутрь. — Доброе утро, я хотел… И запнулся на середине фразы. За столом, сохраняя абсолютно невозмутимый вид, сидел Чанёль, а на его коленках уютно устроился тот, кого Бэкхён ожидал увидеть здесь ещё меньше, чем Пака. Его друг — бывший лучший друг, если быть более точным. До Кёнсу нежно приобнимал альфу за плечи и что-то говорил вполголоса, второй рукой указывая на монитор. Когда их уединение нарушили, оба, не меняя положения, подняли на вошедшего глаза. — Доброе утро, Бэкхён, — кивнул ему До, вставая из-за стола и подходя ближе. — Я уже ухожу, так что… Удачи тебе на новой работе. Я загляну на обеденном перерыве, вытащу тебя попить со мной кофе — всё-таки, мы столько лет не виделись. Послал Чанёлю воздушный поцелуй, подмигнул Бэкхёну и вышел из кабинета. Бэкхён в ступоре смотрел перед собой, пытаясь сложить 2+2. Они вместе, верно? — Ну и что ты пялишься так? — холодно спросил альфа, вновь разворачиваясь к монитору и сосредотачиваясь на его содержимом. — Что хотел? — Я… Ну, во-первых, я хотел сказать спасибо, что ты всё-таки принял меня, несмотря… — Не мне. — Что? — Не мне спасибо. Кёнсу благодари. Это благодаря ему ты здесь. Если бы он не уговаривал меня так, я бы вряд ли передумал. — Хорошо, — поджал губы Бэкхён. — Куда мне теперь идти? — Спустись на два этажа ниже, там спросишь редактора раздела колумнистики. Я уже ввёл его в курс дела, так что он тебе всё расскажет. Свободен. — Спасибо, — и он собрался уходить, но его окликнули. — Да? — Я подумал и понял, что в чём-то был неправ. Вернее, Кёнсу убедил меня. Было бы действительно непрофессионально отказаться взять тебя на работу из-за старых личных счетов, — альфа, кажется, говорит через силу и явно с неохотой, но Бён всё равно смотрит с удивлением: он не ожидал, что Пак зароет топор войны так просто. — Я надеюсь, что не пожалею о своем решении. И… думаю, твоё предложение насчёт «сделать вид, что мы незнакомы» имеет рациональное зерно. Надеюсь, что теперь, когда между нами сугубо деловые отношения, мы сработаемся. Удачи, Бён Бэкхён.***
Кёнсу разламывает стик сахара в свой дымящийся латте, улыбаясь мило и непринуждённо. Так, словно и не было этих семи лет. Так, словно это не он тогда, в тот роковой вечер, ворвался на кухню и скривился презрительно при виде того, как Чонин обнимал его. Словно не он назвал его шлюхой. Словно не он потом прекратил дружить с ним, зато стал тесно общаться с Паком. Дальнейшего развития событий Бэкхён не знал — почти спустя месяц после того инцидента он получил приглашение продолжить обучение в Японии. Ему это было на руку, поэтому он, долго не думая, собрал вещи и тихо уехал — чтобы начать всё с чистого листа. Но порой жизнь преподносит неожиданные сюрпризы и приходится возвращаться к черновикам. — Я наслышан о твоем успехе в Токио, — улыбается Кёнсу, помешивая кофе. — Прими мои поздравления. — Поздравления с чем? Я ведь уехал оттуда, бросив всё. А здесь меня пока не с чем поздравлять. — Брось, у тебя отличная база. Я вчера чуть ли не силой заставил Чанёля изучить твой профайл — поверь, там есть чем гордиться. Он просто не нашел аргументов, чтобы отказать тебе. Кёнсу усмехнулся и сделал глоток. Эти годы определённо пошли ему на пользу — теперь вместо по-мальчишески угловатого подростка перед Бэкхёном сидел красивый молодой мужчина. Стильно одетый и с модной стрижкой. И всё же, почему он встал на его сторону? — Я не совсем понимаю, почему ты вступился за меня. — Брось, мы ведь когда-то были друзьями, — махнул рукой омега. — А поссорились из-за ерунды — дети были совсем, глупые. Я на эмоциях полез с оскорблениями, хотя это, по-хорошему, не моё дело. К тому же, всё так сложилось удачно — если бы Пак тогда так не обжёгся с тобой, он бы вряд ли обратил внимание на меня. Он ведь повёрнут был на тебе, как ненормальный. Долго ещё отходил, конечно… Ну да ладно, главное, что сейчас всё в порядке. У нас, кстати, свадьба через два месяца. Так что я сейчас как белка в колесе — столько возни с организацией! Кёнсу продолжает тараторить что-то о сложностях с флористами, а у Бэкхёна перед глазами лишь тот вечер. Руки Чонина, обнимающие его. Так хорошо и уютно. Он скучал по этим сильным уверенным рукам. А потом дверь приоткрывается, и в проёме он — нескладный долговязый мальчишка, который придумал себе, что любит его. Мальчишка ищет его глазами, а когда находит, яркая стоваттная улыбка гаснет, как перегоревшая лампочка. Он бледнеет, но не уходит — просто продолжает смотреть, словно ждёт чего-то. Словно хочет запомнить хорошенько этот момент. Бэкхён лишь спустя время понял, что он тогда натворил и что Чанёль ощущал в тот момент. Понял примерно тогда, когда увидел машину Чонина на пустынной автостоянке, а внутри — лишь размытые очертания ритмично двигающихся тел за запотевшими стеклами. А потом он, захлёбываясь слезами, скинул вещи в чемодан и направился в ректорат, где его недавно огорошили новостью о приглашении в Японию. И в тот день он, не раздумывая, согласился. — Эй, ты здесь? — машет руками перед его лицом Кёнсу. — Чего завис? — Извини, я задумался, — виновато улыбается Бэкхён и помешивает остывший напиток. — В общем, я рад, что мы вновь встретились. Можем даже куда-нибудь сходить вместе. На шоппинг, например? Бён кивает и поднимается из-за стола, бросая взгляд на запястье, часы на котором остановились ещё сегодня утром. — Ой, кажется, обеденный перерыв подошёл к концу! Я побегу, не хочу нарваться на неприятности. Кёнсу кивает и машет на прощание рукой.***
Для Бэкхёна начинаются настоящие трудовые будни. Изо дня в день он бьётся сам с собой, перекраивая манеру написания, перестраиваясь из стиля сухих новостей в стиль колонки глянцевого журнала. Получается поначалу не особо, Чанёль то и дело в пух и прах разносит его наброски, называя их «канцелярской писаниной», и после таких разносов Бэкхён обычно долго не может успокоиться, сжимая в кулаки дрожащие пальцы и нервно кусая губы. Примерно после месяца таких мучений он поддаётся соблазну и заглядывает на открытую веранду, где все обычно собираются на перекур. Да, он знает, что давно бросил, но когда такая накалённая обстановка, рука сама так и тянется… — Извините, у вас не найдётся сигареты? Симпатичный альфа-верстальщик, с которым они пару раз пересекались на планёрках, усмехается и протягивает ему полупустую пачку. — Я не знал, что ты куришь. Ничего, что я на «ты»? — Ничего. Да я не курю, так, нервы успокоить… — Хичоль, ты охренел? У тебя работы непочатый край, а ты здесь омег клеишь? — раздаётся из-за спины грозный голос Пака. Альфа мгновенно меняется в лице и исчезает. Чанёль поворачивается к оторопевшему Бэкхёну. — А ты тоже хорош. Я тебя послал статью переписывать, а не сигареты стрелять! — Но я… — Да-да, бедненький, не выдержал адаптации и решил закурить, чтобы нервишки успокоить, — презрительно морщится Пак, отбирая сигарету и прицельным броском отправляя ее в урну. — Послушай, Бэкхён, давай начистоту. Я придираюсь к тебе не потому, что ты специалист плохой. Скорее, наоборот. Отличный специалист, только немного в иное русло бросаешься. Тебя заточили под беспристрастные новостные тексты, а здесь требуется другой формат. Я вижу в тебе потенциал, потому и достаю. Так что брось нервничать. И дрянь эту тоже брось — омега всё-таки, какое тебе курение. О детях будущих подумай. И Чанёль удаляется, оставив его полностью ошарашенным происходящим. Что это было вообще? Ворвался, всех разогнал, курить запретил… Кажется, у него сдвиг по фазе начался. Какие ещё, к чёрту, будущие дети?.. В состоянии абсолютного шока омега вернулся в офис и к вечеру написал отличный материал. Это был как раз тот период, когда макеты очередного номера переделывали и компоновали по-новому едва ли не каждый час, то убирая что-то, то добавляя новое. Чанёль пробежался глазами по его статье и тут же хлопнул ладонью по столу. — Отлично! Это именно то, чего нам не хватало для полноценной картины номера. Наконец-то, Бэкхён. Перечитай ещё раз, потом тащи к корректору. Думаю, в этом месяце выпустим твою писанину на страницы. Омега только выдавливает из себя усталую улыбку. Всё это время он потихоньку сходил с ума, потому что видеть Пака каждый день по много раз и понимать, что у них сугубо деловые отношения — это было больно. Ещё больнее было видеть, как каждый обеденный перерыв — а иногда и после окончания рабочего дня — за ним приходил Кёнсу, и они удалялись из офиса, держась за руки. Они выглядели счастливыми, поэтому Бэкхён каждый день успешно давился обидой на самого себя и проводил бесконечные диалоги со своим внутренним голосом. С каждым днём второй становился всё более язвительным и циничным. Было так трудно бороться с собой, особенно когда он на следующий день вошёл в конференц-зал, где шло горячее обсуждение макета нового выпуска, и Чанёль доказывал выпускающему редактору что-то, скинув в пылу спора с себя пиджак и закатав рукава белоснежной рубашки до локтей. Бэкхён поперхнулся слюной, не в силах отвести взгляда от сильных кистей, длинных пальцев и бесконечных переплетений вен на предплечьях. Он поймал себя на том, что покраснел, и тут же воровато оглянулся, дабы убедиться, что этого никто не заметил. Слава Богу, все остальные были либо увлечены обсуждением нового выпуска, либо — Бэкхён мог поклясться — пара молодых омег, так же как и он, незаметно пускала слюнки на открывшуюся картину. Бён лишь закатил глаза. Что ж, хоть они и в примерно равных условиях сейчас (шанс на успех близок к нулю, потому что До Кёнсу забрал себе все сто процентов успеха), он мог похвастаться хотя бы тем, что когда-то это тело принадлежало только ему. Что он видел это тело полностью обнажённым — и не только видел. Правда, тогда телосложение было несколько иным… Погрузившись в воспоминания, он сам не заметил, как кто-то трясёт его за плечо. — Эй, Бён Бэкхён, — усмехаясь, зовёт его омега из выпускающей редакции. — Ты на макет так слюни пускаешь или на кого? Все вокруг заливаются смехом и объект внимания неловко улыбается. — Да так, зашёл на рабочий процесс глянуть и задумался. — Он, наверное, мысленно премиальные тратит. Все снова смеются. Даже Чанёль улыбается краешком губ — и от этого в груди становится тепло-тепло. Бэкхёну кажется, что он готов каждый день выслушивать подколы в свой адрес, лишь бы видеть улыбку на его лице.***
— Поздравляю, коллеги, мы сделали это. Январский номер получился по-настоящему хорошим, и я действительно ценю вклад каждого из вас, — Чанёль поднял бокал и кивнул всем собравшимся. Ему ответили громкими аплодисментами. — И часто у вас такие корпоративы? — осторожно поинтересовался Бэкхён у Лу Ханя, с которым работал в одном кабинете и неплохо общался в последнее время. — Ну, вообще раз в месяц. После того, как сдаём готовый выпуск в печать. Что-то вроде традиции, и всем нравится. — Ещё бы не нравилось… Омеги рядом с ним шумно радовались проделанной работе и чокались бокалами. Бэкхён вполуха слушал то, что ему рассказывал Лу, а сам следил за Чанёлем. Тот вновь был с закатанными рукавами, галстук тоже был слегка расслаблен — в общем, оторвать взгляд не представлялось возможным. Пак был явно чем-то обеспокоен, он то и дело посматривал на телефон, нервно барабанил пальцами по столу и постоянно пил. Бэкхён насчитал семь или восемь бокалов шампанского, после чего сбился со счета. В последний раз он видел такое в ночном клубе, в ту ночь, когда они были на двойном свидании: он — с Чонином, а Пак — с Кёнсу. Тогда Чанёль тоже пил стакан за стаканом, при этом сверля его, Бэкхёна, таким взглядом, будто хотел воспламенить или проделать глазами дыру. — Пойдём, я хочу позвонить одному козлу, — заплетающимся языком сообщил ему Лу Хань примерно спустя полчаса. — Какому козлу? — не понял Бэк, всё ещё исподтишка глядя на упорно напивающегося Пака. — Да один мой бывший, я должен ему срочно сказать… Дальше Бён не слушал. Потому что Чанёль встал и нетвёрдой походкой вышел за дверь. Каким-то шестым чувством он понял, что должен следовать за альфой. Что он просто обязан сказать ему… сказать, что он любит его. Да, тогда точно полегчает. И пусть Чанёлю это не нужно — он имеет право знать. Прихватил с собой пальто, сделал вид, что уходит домой и был таков. Судя по шорохам из-за угла, альфа вошёл в свой кабинет. Бэкхён, не долго думая, последовал за ним. В помещении темно, но омега всё равно видит стоящий у окна силуэт. Устало облокотившись на подоконник, Пак смотрит на огни ночного города. — Чанёль? — Какого чёрта ты сюда пришёл? — не оборачиваясь, цедит он, и в голосе его почти не слышится хмель. — Тебе там не хватило? — Чего? — глупо уточняет омега. — Не знаю, чего. Это же ты меня сканировал весь вечер. И не только сегодня. Я устал от этого, Бэкхён. Что тебе от меня нужно? — Я не… Чанёль, я только хотел сказать тебе одну вещь — это очень важно. Выслушай меня. Альфа поворачивается к нему лицом, глядя спокойно и равнодушно. Кивает, мол, слушаю тебя, излагай. — П-понимаешь, я хотел тебе сказать… — Бэкхён вздыхает и ныряет в омут с головой. — Вернее, признаться. Кажется, у меня появились к тебе некоторые чувства. Не то чтобы чувства… И не то чтобы они только что появились. Чёрт, я даже не знаю, как это сказать. Глаза Пака на миг расширяются, когда он понимает, о чём идет речь, но почти сразу он возвращает своему лицу равнодушное выражение. — Ты жалок, Бэкхён, — тихо произносит альфа. — Я даже сделаю вид, что не слышал этого. — И пусть, — шепчет он в ответ и слышит свои слова будто со стороны. — Но зато я люблю… — Закрой рот, — угрожающе смотрит Пак, непонятно как оказавшийся так близко, что Бэк может разглядеть каждую его ресничку, задыхаясь от нахлынувших эмоций. — Не смей произносить этого. — Почему? — вскидывает голову Бэкхён. — Потому что ты опоздал. Примерно на семь лет. Чёрт, как же… Оборвав самого себя на середине фразы, Чанёль садится на край стола, потирая виски кончиками пальцев. Он снова хмурится, и на этот раз Бэкхён не выдерживает: ломается изнутри, крошится на осколки, когда осторожно протягивает ладонь к сведённым у переносицы бровям. Осторожно трогает кожу, удивляясь тому, какая она горячая. Прикрывает глаза, полностью погружаясь в этот волшебный момент. А потом его пальцы перехватывает грубая ладонь, сжимая и отводя в сторону. — Что ты делаешь? — Люблю тебя, — выдыхает омега тихо и быстро, пока его не перебили. Кажется, Чанёль не ожидал такого подвоха — а может, именно этого и ожидал. Может, именно этого он и ждал все эти годы. Пусть и ненавидел, пусть и презирал, но в глубине души всё же надеялся на это. Бэкхён хочет в это верить. — Молчи. Грубый голос, который почти срывается на рычание, и Бэкхён закрывает глаза, чувствуя, как колотится сердце. Такой властный, что кровь стынет в жилах и коленки подгибаются от возбуждения и предвкушения чего-то. — Я люблю тебя, Чанёль. С ума схожу, когда вижу тебя. Ничего не могу с собой поделать, но меня к тебе тянет, хоть я даже права на это не имею. Только запретить себе не могу — любить… И внутренний зверь альфы не выдерживает, вырывается наружу, сметая на своём пути жалкие остатки самообладания, когда Чанёль подаётся ему навстречу. Кажется, всем телом подаётся, будто у них обоих внутри магниты — в каждой клетке тела: зашиты намертво, не достать. Бэкхён только стонет, когда его грубо толкают к ближайшей стене, а в губы впиваются, всасываются, вгрызаются глубоким поцелуем с привкусом алкоголя. Собственническим. Глубоким. Крышесносным. Аромат альфы, усилившийся до невозможной степени, витает вокруг, смешиваясь с его собственным и заглушая нетрезвый голос здравого смысла. Воскрешая в памяти их единственную совместную ночь, которая растворилась в рассветной дымке много лет назад. Бэкхён выгибается навстречу, не веря своему счастью, льнёт всем телом, ластится, пытается запустить пальцы в темные волосы, но его руки перехватывают, фиксируют над головой, вынуждая почувствовать себя беззащитным и подчиниться. Чанёль рычит, тесно жмётся к нему крепкими бёдрами и прикусывает его губу до крови, тут же заглушая стон боли очередным жадным поцелуем. Зализывает ранку на губе быстрым движением языка и покрывает поцелуями-укусами челюсть и шею. Жадно вдыхает запах, прихватывает зубами чувствительное местечко под ухом, вынуждая откинуть голову назад и покрыться мурашками. Вынуждая позорно застонать от того, как сильно обжигают эти грубые прикосновения и как невероятно хочется Пак Чанёля. Прямо здесь и сейчас. Тишину пустого офиса, которую ранее нарушали лишь их сбитое дыхание и звуки поцелуев, разрезает звонок телефона. Пак, кажется, даже не сразу понимает, что это за звук и как он посмел помешать ему. — Потом перезвонишь, — умоляюще шепчет Бэкхён, когда его руки отпускают, а альфа делает шаг назад, переводя дыхание. Вид у него изрядно потрёпанный, а глаза всё ещё горят первобытным огнём, но он лишь качает головой, потихоньку приходя в себя. — Это Кёнсу. Да, конечно. Кёнсу. Его грёбанный-почти-муж-Кёнсу. У них свадьба через месяц, Бэк. Опомнись. Омега трясёт головой и почти с ужасом — господи, они едва не трахнулись только что? — смотрит на Чанёля, который уже присел на край стола и спокойным тоном сообщает в трубку, что скоро будет дома. Бэкхён почти может представить себе, как выглядит их дом — уютный, обставленный по последнему писку моды, готовый для многочисленного потомства и уютных семейных посиделок. — Да, долго работали над макетом. Малыш, не злись, ты ведь понимаешь… Да, я заеду в магазин по пути домой и всё куплю. Целую. «У тебя был шанс. Ты мог бы сейчас быть на месте Кёнсу, мог бы готовиться к свадьбе и быть счастлив. Чего тебе не хватало?» — гаденьким тоном шепчет внутренний голос. «Не знаю. Я был таким идиотом». «Ты и сейчас идиот. Жалкий, наивный идиот без капли гордости». Бэкхён морщится и подхватывает пальто, которое, оказывается, выронил из рук, когда его прижали к стене. Надевает и выходит, даже не глядя в сторону Чанёля, всё ещё беседующего по телефону. Жарко. На улице идёт снег, а ему жарко — наверное, потому что в памяти всё ещё живы прикосновения горячего тела, жадно прижимающего его к себе. Бэкхён расстегивает пальто и облокачивается на какую-то стену, не в силах идти дальше. Переводит дух и осматривается. Город уже давно принарядился к завтрашнему Рождеству, все витрины пестрят атрибутами праздника и сверкают лампочками гирлянд. В памяти так некстати всплывает тот вечер семилетней давности. Уютная полутьма, дрожащие от волнения руки мальчишки-альфы, когда они обменивались подарками и его блестящие в полутьме глаза, когда они… Неуместное возбуждение возвращается, вынуждая облизать пересохшие губы и двинуться дальше. Сейчас ему просто нужно прийти домой, залезть под горячий душ и смыть с себя весь этот вечер. Аромат альфы и его прикосновения, которые по праву принадлежат другому человеку. Нужно забыть о нём. Найти кого-то другого. Попытаться окунуться в работу с головой. Сделать хоть что-нибудь, чтобы этот альфа прекратил тревожить его разум и сердце. «Хрена с два у тебя получится», услужливо «поддерживает» внутренний голос. — Отлично, я и сам в себя не верю, — вздыхает Бэкхён, потихоньку топая по заснеженной улице к своему дому. И только в тесной душевой кабинке он может позволить себе расслабиться по-настоящему. Облокачиваясь головой на бездушный пластик, он закрывает глаза и представляет себе, как его обнимает Чанёль. Прижимается сзади горячим телом, покрывает поцелуями плечи и шею. Бэкхён скользит ладонями по мокрой коже груди, цепляет горошины сосков, опускается ниже, трогает предательски возбуждённый член и со вздохом обхватывает его ладонью.***
На Рождество всю редакцию журнала отпустили отдыхать — провести время с семьёй или с друзьями. У Бэкхёна не было ни того, ни другого: родители жили в Пучхоне, а друзья остались в Токио. Рядом были только Моннён и бутылка виски, в компании которых он и провёл Рождество, лениво переключая каналы телевизора и кутаясь в плед. Он чувствовал себя отвратительно, осознавая, что по уши втрескался в того, кого когда-то собственными руками оттолкнул. Каковы шансы, что альфа, который ненавидит тебя и собирается жениться на другом, вдруг ответит тебе взаимностью? То, что они делали вчера — не в счёт. Это было сумасшествие под влиянием алкоголя. Бэкхён прекрасно понимал, что у него нет шансов. Именно поэтому решение пришло как-то само собой: он получит зарплату и сразу же уволится, чтобы вернуться в Токио. Тем более, что Такуми, единственный японский коллега, с которым он продолжал тесно общаться, говорил, что на его место никак не могут найти достойной замены. Настойчиво звал обратно, заставив всерьёз задуматься. Действительно, даже если он останется здесь, он не сможет нормально работать под начальством Чанёля — тем более, после того, что между ними произошло вчера. Бэкхён залился краской при одном лишь воспоминании, но тут же тряхнул головой. Не время идти на поводу у эмоций. Но когда следующим утром он, опустив глаза в пол, кладёт на стол главного редактора заявление об уходе, тот рушит все его планы одной лишь фразой. — Это ещё что? — Как — что? — искренне удивляется омега, хлопая ресницами. — Заявление об уходе. Я считаю, что не особо подхожу для этого журнала. — Да что ты? — насмешливо скалится Чанёль и складывает руки на груди. — Ещё что скажешь? — Ещё…меня позвали обратно в Японию, и я думаю, именно там мне и место. — Чушь. Твоё место — здесь. Я не напрасно столько нервов потратил, чтобы заточить тебя под наш формат. — Пак внезапно смотрит на него прищуренными глазами: — Или причина кроется в чём-то другом? Прослеживая траекторию взгляда, омега понимает, что тот направлен на его прокушенную губу. — Нет! — торопливо возражает Бэкхён, но предательски краснеет. — Я профессионал. Умею разделять работу и личную жизнь. Так что тот… случай совсем не при чём. И да, я хотел бы извиниться за тот вечер: кажется, я слишком много выпил. Он откровенно лжёт, но упорно надеется, что это не настолько очевидно. Повисает минутная пауза, в ходе которой они смотрят друг другу в глаза так, будто пытаются что-то прочесть в душе оппонента. — Проехали, — наконец, нарушает тишину Пак и хмурится. — А по поводу увольнения — не сходи с ума, Бэкхён. Я не отпущу тебя. Иди работай. «Я не отпущу тебя». «Я не отпущу тебя». «Я не отпущу тебя», — на репите звучит у него в голове, пока он, автоматически переставляя ноги, идет на свое рабочее место. Да, пусть Чанёль явно имел в виду совсем иное, но как всё-таки звучит — с ума можно сойти. — Я тоже тебя не отпущу, — шепчет омега, накрывая горящие щёки ладошками. На энтузиазме он работает все оставшиеся дни до Нового года, не поднимая головы от клавиатуры и практически не пересекаясь с Паком. Засиживается в редакции допоздна, спасаясь кофе из автомата, который стоит в дальнем конце коридора. Вот и сейчас — уже почти одиннадцать вечера и во всей редакции больше никого — даже Пак ушел, на прощание заглянув к ним и поворчав на Лу Ханя, который накануне принёс ему наброски февральской статьи. «Полный бред. После праздников жду на столе адекватный материал», — только и сказал он, и, даже не взглянув на Бёна, ушёл, на ходу доставая трезвонящий телефон из кармана пальто. — Вот козёл, — выпятил нижнюю губу Хань. — Теперь все праздники пахать. И чего ему не понравилось? Бэкхён лишь плечами пожал, глядя альфе вслед. И теперь ему осталось только довести свой материал до ума, а потом скинуть Паку на почту — и тогда, если тому понравится, можно будет отпроситься к родителям на пару недель. Заодно и побудет на расстоянии, может, полегчает? Бэкхён шагнул в полутемный офис, освещаемый лишь настольной лампой возле его компьютера и резко остановился, едва не пролив кофе на себя. За его столом, внимательно глядя в монитор, сидел Чанёль. Зачем он вернулся? — Увидел, что свет горит. Стало любопытно, кто из вас такой трудоголик, — не поднимая взгляда, произнёс Пак ровным голосом. — Я не трудоголик, просто хотел материал закончить, пока было вдохновение, — вспыхнул омега, подходя к столу и останавливаясь рядом. Заглянул в монитор. И вспыхнул ещё сильней — Пак бесцеремонно лазил по его странице на Facebook, рассматривая фотографии. Он-то думал, что шеф изучает его статью! — Ты… Ты что там забыл?! — Ну, не злись, я просто глянул. Сообщения не читал, — усмехнулся альфа, вставая из-за стола. — И что же интересного увидел? — не удержался от язвительной реплики Бэкхён, отпивая кофе. — Ну, например, то, что ты до сих пор свободен. Не замужем и даже не в отношениях. По крайней мере, официально. Серьёзный тон, которым была произнесена эта фраза, мгновенно выбила омегу из колеи. Чанёль подошёл совсем близко, глядя на него сверху вниз пронзительным взглядом. Изучающе. — И официально, и неофициально — свободен, — почти прошептал Бён, словно их могли услышать. — Странно. — Почему? — А как же Чонин? — и глаза его сверкнули на имени, которое, кажется, даже сейчас было сложно произносить спокойным тоном. — Разве вы не… — При чём здесь он? Мы расстались ещё перед тем, как я уехал в Японию. Пожалуйста, давай больше не будем о нём? Я давно вычеркнул его из своей памяти и не нуждаюсь в том, чтобы мне напоминали об этом жутком эпизоде моей жизни. Бэкхён хмуро допил остатки кофе, глядя в окно на суету города, раскинувшегося далеко внизу. Как это всё странно — если бы кто-то сказал ему, хотя бы три месяца назад, что он будет сидеть с Пак Чанёлем в полутёмном офисе и сходить с ума от одного его присутствия, он бы покрутил пальцем у виска и рассмеялся. Но, оказывается, ему всего лишь нужно было увидеть его один раз, чтобы сорвало крышу. Чтобы понять, что этот человек — то, что ему было нужно всё это время. То, от чего он когда-то по глупости отказался, а потом жалел не один раз. То, без чего он не сможет больше. — А меня? — раздался шёпот где-то совсем рядом, и Бэкхён вздрогнул, осознавая, что альфа стоит позади него — на расстоянии пары дюймов. — Что — тебя? — чарующий древесно-свежий аромат окутывал со всех сторон, пьянил, путал мысли. — Меня ты тоже вычеркнул из памяти? — Тебя не получилось, — откровенно признался Бэкхён. — Как так? — Я понимаю, что это не то, о чём стоит рассказывать, но… Я много думал о тебе все эти годы, часто вспоминал, сам не зная почему. Я очень виноват перед тобой, так сильно виноват. — Омега сглотнул комок в горле, пытаясь остановить непрошенные слёзы, застилающие глаза. — Ты… имеешь полное право ненавидеть меня. Я и сам себя ненавижу. — Так, достаточно откровений, — усмехнулся Пак. — Прекрати сырость разводить. Давай я подвезу тебя домой, хватит работать. Кстати, материал я прочёл, статья получится высший класс. Ты молодец. Бэкхён криво улыбнулся сквозь слёзы, когда тяжёлая ладонь легла на макушку и растрепала его волосы.***
Новогодний вечер редакция журнала отмечала с размахом — шум и звон бокалов в арендованном ресторане не утихал ещё долго после полуночи, а специально приглашенный ведущий в команде с диджеем умело развлекал собравшихся. Бэкхён не хотел пить, да и чувствовал себя неуютно и не в своей тарелке. Чанёль ожидаемо был с Кёнсу и весь вечер провел в его компании. Бён не хотел смотреть — и всё равно взгляд то и дело соскальзывал в сторону их столика, где парочка мило беседовала, чокалась бокалами, смеялась. То и дело Бэкхён невольно ловил Пака на том, что альфа смотрит в его сторону, но каждый раз убеждал себя в том, что это невозможно и ему просто кажется. Наверное, мозг просто выдает желаемое за действительное. С чего ему смотреть на него? У него вон Кёнсу рядом, обнимает его и что-то шепчет на ухо. Спустя какое-то время Бэкхён обнаруживает себя в компании вдрызг пьяного Лу Ханя на парковке. Тот уже мало чего соображает и просто сидит на скамеечке, пока они ждут такси. Бён специально вызвался отвезти напившегося коллегу домой, чтобы быстрей убраться из ресторана и не смотреть больше на счастливую парочку. Ему казалось, что его нервы натянулись как струны, и больше не выдержат ни минуты созерцания почти-семейной-идиллии. — Как же отсюда уехать? — зло процедил омега, в сотый раз пытаясь дозвониться до оператора. Тщетно — в новогоднюю ночь вызвать машину оказалось нереально. Хань что-то сонно пробормотал и, причмокивая губами, завалился на бок. Устроился поудобнее, значит. Очень вовремя пошёл снег. — Эй, Бэк, — тихо позвали откуда-то сзади. Голос принадлежал Кёнсу. Он медленно подошёл к ним, одетый в чёрное пальто, которое было ему очень к лицу. Мягко улыбнулся при виде спящего Лу. — Чего тебе? — как он ни пытался смягчить голос, реплика получилась грубой и неприветливой. Но До словно не заметил этого. — Что, проблемы с такси? — Вроде того, — вздохнул омега, с тоской глядя на телефон. Кёнсу пристально посмотрел на него, потом на Ханя, кусая губы — видимо, раздумывал над чем-то. — Как думаешь, если мы дадим ему пакет, есть шанс, что он не заблюёт мне салон? Я просто только вчера был на химчистке. Бэкхён смотрит на него квадратными глазами: — А… как же вечеринка? — Немного подумав, добавляет: — Как же Чанёль? — Чанёль уже большой мальчик, без меня справится, — тихо смеётся До, и Бэкхён чувствует какой-то подвох в этой фразе. Да и немного странно, что Кёнсу ушёл без своего альфы, но другого выхода всё равно нет — как и нет желания думать о том, что между ними произошло. Жутко хочется домой. Поэтому Бэкхён лишь благодарно кивает. — Поможешь затащить это горе на заднее сиденье?.. В салоне машины омеги просторно, тепло и приятно пахнет освежителем воздуха. Бэкхён зябко шевелит пальцами возле печки, пока диктует домашний адрес Ханя, и автомобиль плавно трогается с места. — Почему ты ушёл раньше Чанёля? Всё в порядке? — спустя несколько минут не выдерживает он. — Да, просто неважно себя чувствую, вот и решил отправиться домой. Видишь, как вам повезло, а то бы до утра ждали такси. Бэкхён… — омега неловко мнётся и бросает на него быстрый взгляд. — Я хочу задать тебе один вопрос. Предупреждаю: он очень личный, но мне нужно, чтобы ты ответил на него максимально честно. Пожалуйста. Это действительно важно. Бён сглатывает и сжимается на сиденье, начиная нервничать. Кёнсу узнал о том, как они с Паком целовались тогда? Но ведь больше ничего не было. Интересно, станет ли это поводом для того, чтобы у них завязалась драка? До имеет полное право вломить ему, хоть это и была инициатива альфы… — Бэкхён? — Да. Да, спрашивай. — Хорошо, — кивает Кёнсу, бросая быстрый взгляд на заднее сиденье, где пускает слюни на подстеленный пакетик Лу. — Думаю, ему все равно, если мы остановимся выпить кофе и доставим его домой на десять минут позже. «Вот это уже действительно попахивает мордобоем. Даже машину остановил», язвит внутренний голос. «Будешь знать, как с чужими альфами целоваться» — Что ты будешь? — интересуется он, когда они заходят в маленькую кофейню. Когда получает в ответ неопределённое пожимание плечами, делает заказ на своё усмотрение. — Два капучино с собой. — Ваши два капучино, пожалуйста, — протягивает бариста им два стакана спустя несколько минут. — С Новым годом! — Что?.. А, да. И вас с Новым годом, — отсутствующим голосом отвечает Кёнсу, будто выныривая из омута мыслей, и забирает кофе. На стоянке у кофейни они вдвоем облокачиваются на капот машины и какое-то время молчат. Бэкхён запрокидывает голову и смотрит на снежинки, что кружатся вокруг и оседают на волосах, одежде, ресницах. Откуда-то доносится старая песня «Happy New Year», только в это слабо верится. — Так о чём ты хотел меня спросить? — Ты действительно любишь его? Вопрос застаёт врасплох, заставляя подавиться капучино и закашляться. Кёнсу смотрит со спокойным любопытством. Они не называют имени, но оба понимают, о ком речь. И от этого становится не по себе. — С чего ты взял? — Ты обещал ответить на вопрос, а не задавать встречные. Я обещаю, что этот разговор останется между нами, но мне важно знать, есть ли у тебя настоящие чувства к нему. — Но… зачем? — начинает снова Бэкхён, но под убийственно-выжидающим взглядом друга как-то тушуется и опускает глаза. — Да. Есть. — Хорошо, — только и произносит омега и улыбается каким-то своим мыслям. — Поехали, нам нужно отвезти этого юного алкоголика домой.***
В первый же рабочий день после Нового года Бэкхён приходит на работу раньше всех, и, улучив момент, пока паковский секретарь отойдёт по делам, вошёл к нему в офис. Омега не знает, насколько он верно поступает, но какое-то шестое чувство подсказывает, что он обязан сделать это. Теперь, когда Кёнсу знает о его чувствах к своему жениху, он точно не оставит его в покое. По-любому придумает что-то, чтобы его уволили — а этого Бэкхён не хочет. Он не выдержит, если Пак сделает это. Поэтому в этой шахматной партии он делает ход конём. Когда Чанёль, уставший и разбитый, спустя десять минут входит в кабинет, он находит на своем столе бумажный конверт, который даже не заклеен. Зато на фронтальной стороне — мелкий и торопливый почерк Бэкхёна. Я подумал и решил, что всё-таки должен вернуть кое-что. Когда-то давно ты оказал мне неоценимую услугу, и я вряд ли смогу вернуть долг сполна. Я не знаю, насколько это равноценно, но решил, что мне всё-таки нужно вернуться в Японию. Так будет лучше для всех нас. Желаю тебе счастья с Кёнсу — ты заслужил. P.S. Моё заявление об уходе — на столе твоего секретаря. Тебе остаётся лишь поставить свою подпись. Спасибо за всё.Бён Бэкхён
Мысли не желают собираться в кучу, поэтому записку приходится перечитать несколько раз, прежде чем истинный смысл доходит до сознания альфы. Руки нервно разрывают конверт, и на пол падают купюры и что-то ещё. Даже не считая, он может поклясться, что там ровно 300 000 вон. А среди них - кулон в виде сердца на тонкой цепочке.***
Чемодан почти упакован и лежит посреди развороченной комнаты. Шкафы зияют пустыми полками, и от этого что-то в душе сжимается. Чтобы не смотреть на это, Бэкхён направляется в ванную, чтобы забрать предметы гигиены. Его рейс в Токио через пять часов, но чтобы успеть на регистрацию, ему нужно быть в аэропорту заранее. Омега надеется успеть, прежде чем слабая сила воли умрёт окончательно. Ему нельзя здесь оставаться — этот город слишком мал для них троих. Кто-то должен покинуть его, так пусть это будет он. Он с самого начала был лишним. В дверь звонят — наверное, сосед, который согласился свозить Моннёна в ветеринарную клинику, пока Бэкхён пакует вещи. Только когда дверь с лязгом открывается, на пороге совсем не тот, кого омега ожидал увидеть. Главный редактор смотрит на него пристально и изучающе. — Чанёль? — Ты меня за кого принимаешь? — перебивает его Пак, протискиваясь в квартиру и натыкаясь взглядом на чемодан. — Вот как? Уже и вещички упаковал? — Я ведь всё написал… — И даже деньги вложил — какой молодец, — зло выплёвывает альфа, запуская руку в карман пальто и выуживая ворох смятых купюр. Швыряет их на стол вместе с кулоном и смотрит на него из-под нахмуренных бровей. — Оставь эти бумажки себе — мне они не нужны. Я по другому поводу. Ты решил уйти — допустим. Я, по-твоему, даже человеческого разговора не заслуживаю? Почему, Бэкхён? Почему? В последнем вопросе столько эмоций, что испуганно сжавшийся до этого омега невольно поднимает на него глаза. Их взгляды пересекаются, и становится понятно, что альфа морально разбит - столько боли и непонимания в его взгляде. — Я не смогу больше работать с тобой, Чанёль, — честно отвечает Бён. — Я пытался и понял, что это слишком. Видеть тебя каждый день и понимать, что ты принадлежишь другому и никогда не будешь моим. Поэтому мне лучше уехать и дать тебе возможность, наконец, быть счастливым с Кёнсу. На несколько минут в квартире повисает молчание. Бэкхён не знает, что ещё можно сказать в своё оправдание, а Чанёль раздумывает над чем-то. — Я расстался с Кёнсу. Свадьбы не будет, — голосом, полным смертельной усталости, наконец, произносит альфа. — Он изменял мне. По его словам — всё это время. А сегодня я застал их, Бэкхён. Омега молчит, не зная, что на это можно ответить. Наверное, ничего — лишь попытаться разделить чужую боль на двоих. Только вот он понятия не имеет, что делать в таких ситуациях. Бросает несмелый взгляд на початую бутылку вина, стоящую на столешнице. Не замечая, каким взглядом на него смотрит альфа. — Хочешь выпить? — Хочу тебя. И, прежде чем омега успевает что-то возразить, его сносит мощным тараном крепкого тела. Сильные руки подхватывают под бёдра и впечатывают в стену, а удивлённый выдох тут же выпивают настойчивые губы, вжавшиеся в его собственные глубоким прикосновением. Бэкхён понимает, что это лишь жест отчаяния со стороны альфы, что нужно отстранить его, разорвать поцелуй, но с каждой секундой промедления сила воли слабеет, а голос здравого смысла лишь язвительно подмечает: «Разве ты не этого хотел?» и затихает. «Ну и к чёрту» «Теперь ты только мой» «Я никому тебя не отдам» Чанёль прижимается к нему всем телом, покрывает все доступные участки обнажённой кожи жадными поцелуями, а когда ему становится мало, просто дёргает ворот свободной домашней футболки, и та покорно расползается по шву, обнажая плечо. В нежную кожу тут же впиваются зубами, потом ласкают языком, пока альфа делает несколько финальных шагов до кровати и опрокидывает Бэкхёна на смятую простынь. На какой-то миг Чанёль останавливается, нависая над ним. С любопытством разглядывает распростёртое тело омеги, который тяжело дышит и смотрит на него с немым ожиданием. Альфа медленно снимает с себя рубашку, обнажая идеальный рельефный торс — Бэкхён пытается не задохнуться от восторга. Несмело протягивает ладонь, будто боясь, что её оттолкнут, но Чанёль лишь продолжает смотреть на него, пока изящные пальцы проводят по кубикам пресса. Потом прикусывает губу и перехватывает омежью ладонь, опуская её ниже. Бэкхён покорно трогает возбуждённую плоть сквозь ткань, слыша сверху учащённое дыхание. — Раньше ты был смелее, малыш. Ну же, не хочешь помочь мне раздеться? — жарко шепчет Пак, оглаживая грубыми ладонями мягкую кожу на боках и сжимая аппетитные бёдра. Несколько секунд уходит на то, чтобы брюки остались валяться где-то за пределами кровати, а губы вновь соединились в исступлённой ласке. Трещит ткань футболки, разорванная одним движением сильных рук — окончательно и бесповоротно. — Помнишь, когда ты жил у меня?.. — покрывая поцелуями тонкие ключицы и спускаясь ласками ниже, шепчет альфа. Это не вопрос, скорее, утверждение. Они оба знают, что это невозможно забыть. — Да, — стонет Бэкхён, выгибаясь навстречу ласкам. Пак сдёргивает с него шорты вместе с бельём. Разворачивает спиной к себе, тут же покрывая поцелуями позвонки и лопатки. Нежно прикусывает загривок, приподнимает бёдра вверх, заставив оттопырить задницу. — С тех пор ты стал в разы сексуальней — особенно сзади. Бэкхён рад, что его вспыхнувшего лица не видно. Особенно тогда, когда губы альфы достигают ложбинки между ягодиц, а руки раздвигают их в стороны, открывая его навстречу себе. — Такой мокрый, — шепчет он, целуя кожу рядом со входом, а потом касается языком чувствительных краёв, лаская лёгкими касаниями, вылизывая, слегка проникая внутрь и издавая довольное рычание. — И сладкий… — Чанёль, пожалуйста, — просит омега, сам не понимая, о чём. Низ живота то и дело сводит сладкой судорогой от предвкушения. Горячая плоть почти сразу сменяет юркий язык. Касается изнывающего входа, потирается, но так и не проникает внутрь. Бэкхён разочарованно стонет, но его почти сразу разворачивают одним резким движением, укладывая спиной на простынь. — Я хочу видеть твоё лицо, — сообщает ему Пак, делая коитальное движение, однако вновь не проникает. Омега готов самостоятельно направить его в себя, как много лет назад — потому что терпеть уже не получается. Чанёль фиксирует его руки одной ладонью, а второй продолжает жадно оглаживать подрагивающее от вожделения тело. — Моё… лицо, зачем? — задыхается Бэкхён. — Хочу видеть его выражение, когда ты кончишь, — и, наконец, входит в него, растягивая изнывающие края. Омега издаёт долгий удовлетворённый стон и вскидывает бёдра, насаживась до конца. Это слишком хорошо, чтобы можно было подобрать слова. Невероятное ощущение наполненности заставляет прикрыть глаза от удовольствия, а трение кожи о чувствительные стеночки внутри, когда Пак мягко подаётся назад и вновь заполняет его. Тесно прижимается крепкими бёдрами, прикусывая кожу на плече. Бэкхён стонет и подаётся навстречу — ему просто позарез нужны его губы. Прямо сейчас. Чанёль понимает, целует глубоко и развязно, не прекращая движений бёдрами. Он то наращивает темп, даруя надежду на скорый экстаз, то замедляется до совершенно издевательского темпа. Его тяжёлое дыхание обжигает кожу и заставляет дышать в том же ритме, смешивая их вдохи и выдохи. Омеге кажется, что даже их сердца сейчас бьются в унисон. Чанёль вновь ускоряется, сжимая его бедро крепкими пальцами. С силой вдалбливается в него, выбивая протяжные стоны. Бэкхён мечется под ним на скомканных простынях, измученный сладкой пыткой. Судорога наслаждения вновь и вновь пронзает изящное тело, вынуждая сводить коленки и поджимать кончики пальцев. Пак рычит и вновь раскрывает его навстречу себе. Ускоряется так, что все, что было до этого, стирается в пыль. А перед глазами — лишь его лицо. Его взгляд, в котором так мало человеческого — только демоны рвутся наружу, счастливые, что им потакают. Бэкхён балансирует на опасной грани, и, кажется, вот-вот сорвётся в пучину безграничного удовольствия, только что-то внутри сжимает его и не отпускает так просто. А потом альфа невесомо проводит пальцами по поджимающемуся животу и, склоняясь прямо к уху, шепчет горячо какие-то слова, смысла которых воспалённое ласками сознание уже не воспринимает. Уже в следующий миг он не выдерживает и соскальзывает в пропасть, пачкая свой живот. Сжимается вокруг Чанёля, вынуждая последовать за собой. Их стоны смешиваются в музыку наслаждения — одну на двоих. Спустя полчаса Чанёль курит, устроившись за кухонной столешницей на высоком стуле и пристально смотрит на него, щурясь во время глубоких затяжек. Он в одних боксёрах, но, кажется, чувствует себя вполне комфортно и даже коротко усмехается, качая головой, когда омега надевает на своё обнажённое тело его белую рубашку. Она большая на него, свисает с плеч и прикрывает бёдра, но умопомрачительный запах ее владельца компенсирует все неудобства. Тем более, что футболка погибла смертью храбрых. — Тебе идёт. — Спасибо, — Бэкхён подходит к нему и устраивается рядом, наслаждаясь этими мгновениями спокойствия. Ему хочется записать в своей памяти эту ночь — особенно момент, когда они в уютной тишине сидят друг напротив друга. Этот полумрак квартиры. Шум машин за окном. Омега чувствует на себе пристальный взгляд, теребит пуговицы на манжете рубашки и не смеет поднять глаз, чтобы они не выдали его эмоций. В груди что-то ходит ходуном и звенит от напряжения, и кажется, что он вот-вот свалится в обморок, не успев стереть с лица счастливую улыбку. — Чего ты ухмыляешься? — хмурится Пак, потушив сигарету метким броском в горлышко полупустой бутылки. — Не обольщайся, это ничего не значит. Для тебя. — Ладно. — Ты всё ещё любишь меня? — внезапно спрашивает альфа серьёзным голосом, глядя на него. И в глазах его читается такая надежда, что у омеги щемит в груди, когда он кивает.***
Когда Бэкхён спустя день открывает электронную почту, там несколько новых писем. Два из них — спам, одно — рассылка информационного агенства, а ещё одно — от неизвестного отправителя. Судя по всему, ящик создавали наспех, причём специально для этого случая — не зря ведь он назывался letterforbaekhyun@gmail.com. И тема «Прочти, когда будешь один». Оглянувшись на дверь ванной, из-за которой всё ещё доносился шум воды, омега открыл письмо. Привет, Бэкхён. Это До Кёнсу. Если ты читаешь это письмо, значит, я уже очень далеко. Где — не скажу, но я надеюсь, что эта жаркая страна принесёт мне счастье, которое я не смог обрести в Сеуле. Прежде всего, я хочу признаться тебе, что я ни разу не изменял Чанёлю. Но подстроил всё так, что выглядело это с точностью до наоборот. Я знаю, что это подло и могло сломать его — но другого выхода просто не было. Скорее всего, ты захочешь узнать, зачем я сделал это, ведь мне было с ним хорошо, спокойно и надёжно. Я любил его, действительно любил — наверное, даже сейчас всё ещё люблю. Но правда в том, что он никогда не любил меня. Он уважал меня, он был мне благодарен, он заботился обо мне — но не любил. Всё это время в его сердце жил только ты — и не спрашивай, откуда я это знаю. Он любил тебя с самого первого дня вашего знакомства и продолжает любить по сей день. Когда ты вернулся в Сеул, я понял, что всё это время он жил лишь надеждой на твоё возвращение — пусть даже сам себе не признавался. Да, он был обижен, сломлен, морально уничтожен твоим поступком, но не смог тебя разлюбить. Я понял, что он сам себя никогда не простит, если так просто отпустит тебя — поэтому уговорил его принять тебя на работу. Ты не представляешь себе, как мне было сложно это сделать — хотя бы потому, что я уже тогда понял, что это начало нашего конца. И когда вы начали работать вместе, я понял окончательно, что не смогу — да и не захочу — его удержать. Это было невыносимо — видеть, как он угасает каждый день. Находится рядом со мной, а мысли все — о тебе. Но хоть его и тянуло к тебе, уйти ему не позволяла совесть и принципы. Я когда-то спас его от морального самоуничтожения, и его благодарность была слишком сильна, чтобы просто расторгнуть помолвку и уйти. И мне пришлось подстроить все так, чтобы он ушёл сам и не чувствовал себя виноватым. Я надеюсь, что всё сделал правильно. Это мой последний подарок тебе. Береги его, Бэкхён. Ты нужен ему. Всегда был нужен и всегда будешь.