***
Бельмонт лежал на мешке соломы, что служил ему постелью, и вслушивался в звуки ночи. Ночная мелодия была чарующе спокойной и навевала сон. Лёгкий ветерок едва-едва шевелил листья деревьев, и тихонько посвистывал в щелях стен старого дома. В траве наперебой трещали сверчки. Где-то вдали завывала сипуха. Время от времени, неизвестно от чего, поскрипывали половицы. На чердаке едва слышно, но очень навязчиво, что-то постукивало и копошилось. «Летучие мыши», - думал Бельмонт, угрюмо взирая на ночное небо чрез маленькое оконце. Небо обычно всегда чистое и ясное, ныне было затянуто грязно-серыми облаками, от чего снаружи было темным темно. Лишь маленький пятачок света от огарка свечи, да искорки тлеющих лучин, были единственными источниками света в эту чёрную ночь. Но Бельмонт был спокоен. Пугающе спокоен. Барон был твёрдо уверен, что здесь, в доме посреди глухой чащобы, было намного безопаснее, чем в Бисерика-Альбэ. Но почему – он и сам до конца не понимал. Бросив краткий взор на своего товарища, что спал у стены напротив, Бельмонт, наконец, сомкнул очи, и, устало прошептав: «Помилуй нас всех, Господи Иисусе Христе», погрузился в сон.***
- Валерий, вставай! Тревожный голос отца Георгия вырвал Бельмонта из крепких объятий Гипноса*. Вскочив с ложа, Бельмонт в смятении прошептал: «Что происходит?». - Снаружи чудовище, - в ужасе ответил священник, спешно перевязывая длинные чёрные волосы лентой и возлагая на себя епитрахиль. Бельмонт побледнел. Члены его сковал ледяной страх, а пульс, точно бесноватый, забарабанил в ушах, когда он услышал глухое, кровожадное клёкотание, доносящееся снаружи. Но не прошло и мгновения, как страх уступил место решительности. Бросившись к окну, Бельмонт устремил свой взор в бархатную тьму, со всех сторон напирающую на дом, в одночасье превратившийся в неприступную крепость. Что-то большое, неповоротливое, похожее на огромную обезьяну, обитающую в недрах Чёрной Африки, топталось у хлипкой оградки, посверкивая двумя алыми огоньками – по-видимому, то были глаза. Чудовище стояло в нерешительности, лишь звучно порыкивая и клокоча, будто бы оградка, вставшая у него на пути, и которая не смогла бы сдержать даже телёнка, была для него сродни крепостной стене. - Ты знаешь, что делать, - звучно прошептал отец Георгий, вооружившись искусно изготовленным распятием и крохотной книжечкой в кроваво-красном бархатном переплёте. Лоб священника покрылся испариной, а крепкие жилистые руки его едва-едва потряхивало, но в тёмных глубоких глазах отца Георгия бушевало неистовое пламя. - Да, - кратко ответил Бельмонт, приложив десницу ко груди. Взгляд его был решительным, а разум взывал к заступничеству Богоматери и всем Небесным силам. - Тогда, прежде помолимся, - изрёк священник, обернувшись ликом ко ветхой иконе. – У нас ещё есть время, но да не будем же испытывать терпение Господне. - Начинайте, отец, - молвил Бельмонт, преклонив колени пред святым образом. - In nomine Patris, etFilii, et Spiritus Sancti. Amen,* - зычно и нараспев произнёс отец Георгий, осеняя себя Крестом. А после, безо всякого промедления и запинки, почал творить вступительные молитвы ко экзорцизму. Бельмонт же, исполняясь же каждое мгновение боевым духом, лишь шёпотом повторял за священником. Псалмы против всякого противника сменились молитвой ко Князю всех Небесных воинств, архангелу Михаилу.* Кульминацией же был краткий молитвенный диалог: - Ecce Crucem Domini, fugite partes adversae,* - чеканил отец Георгий. - Vicit Leo de tribu Juda, radix David,* - твёрдо отвечал Бельмонт. - Fiat misericordia tua, Domine, super nos.* - Quemadmodum speravimus in te.* - Domine, exaudi orationem meam.* - Et clamor meus ad te veniat.* На мгновенье повисла пауза. Отец Георгий судорожно сглотнул, ибо от усердий горло его пересохло. Бельмонту же сей миг показался вечностью. Но немедля, подобно трубе, призывающей воинов на битву, прозвучало завершительное: - Dominus vobiscum.* - Et cum spiritu tuo*- подытожил Бельмонт, с трепетом в сердце ожидая конца завершительной молитвы. Отец Георгий же не заставил товарища ждать: - Oremus. Deus, et Pater Domini nostri Jesu Christi, invocamus nomen sanctum tuum, et clementiam tuam supplices exposcimus ut, per intercessionem immaculatae semper Virginis Dei Genitricis Mariae, beati Michaelis Archangeli, beati Joseph ejusdem beatae Virginis Sponsi, beatorum Apostolorum Petri et Pauli et omnium Sanctorum, adversus satanam, omnesque alios immundos spiritus, qui ad nocendum humano generi animasque perdendas pervagantur in mundo, nobis auxilium praestare digneris. Per eumdem Christum Dominum nostrum. Amen.* * Бельмонт выпрямился. В груди его пылал огонь. Огонь веры и страстного желания победить. Во славу Господа, во славу Церкви, во славу рода людского и во славу его семьи. Сия диавольская креатура да будет первой жертвой, возложенной на алтарь его Священной миссии. Вперёд и только вперёд! - Иди же, сын мой, - возвестил отец Георгий, благословляя храброго сына древнего рода Бельмонтов. – Благословение сие и экзорцизм да будут тебе помощью. - Аминь! – грянул Бельмонт, поклонившись священнику и направляясь ко двери. - Господи, помоги… - прошептал отец Георгий, вознося распятие над своею главою и готовясь творить чин Изгнания.***
Тишину ночи в клочки разорвал диавольский рёв. Стоило лишь слову сорваться с уст отца Георгия, как порождение Преисподней охватило яркое голубое пламя. Чудовище заметалось из стороны в сторону, в ярости молотя огромными ручищами по сырой земле, оставляя в ней глубокие вмятины, точно от разорвавшейся пороховой бочки. Бельмонт с немыслимой для человека скоростью вырвался вперёд, прочь из дома, что служил ему крепостью. Вот он уже мчится навстречу безобразному отродью, через двор, через тьму, алкая сражения. Неописуемо безобразным было то чудовище. Огромное, ростом превыше самого высокого мужа, какого знавал Божий Свет, без меры широкое. Огромные лапы существа были подобны двум корявым древам, ноги же, совсем крохотные и короткие, едва касались земли. Всё тело диавольского порождения, походившее на огромный кусок гнилого мяса, было усеяно острыми и кривыми, как турецкие сабли, наростами. Голова, маленькая и бугристая, походила на жуткую маску, какими любили украшать себя африканские варвары во время своих богопротивных плясок. Из темени, прорастая сквозь насыпь волдырей и наростов, торчала копна огненно-рыжих волос. Но ни уродливый вид, ни ужасные звуки, что издавало сие создание, ни в какое сравнение не шли со смрадом, что источало его тело. Так пахли трупы, отданные во власть разложения. «Вонь, как от дохлой лошади», - с великим отвращением подумал Бельмонт. Но зловонье сие не стало ему преградой. Перемахнув в одном длинном прыжке оградку, и приземлившись на ноги подле чудовища, Бельмонт нанёс тому страшный удар. Но не мечом, не кинжалом, и даже не десницею. То был длинный, до блеска отполированный кожаный кнут, ужесточённый сталью и тяжёлым набалдашником, изображавшим собою сжатый кулак. Но удар сей не стал последним. Бельмонт, не беспокоясь о вящепрежнего разъярившемся отродии, что в ярости забарабанила кулачищами по земле и почала плеваться во все стороны зловонной тёмной жижей, бросился в решительную атаку. И кнут заплясал, точно змея. Удары сего страшного оружия были столь стремительными, что даже самый зоркий охотник не смог бы проследить их, а хлёсткость и мощь их безжалостно превращали уродливое тело чудища в кровавую кашу. Тем временем, поднялся страшный ветер. Откуда-то издали донеслись первые раскаты грома. Будто бы сама природа, пребывая в ужасе от творящейся в её пределах кровавой бани, пыталась выразить своё возмущение. Исполинская гниющая туша в слепой ярости размахивала ручищами, безуспешно пытаясь нанести вертлявомуБельмонту хоть какой-то урон. Но воин лишь ловко, даже можно было бы сказать играючи, уклонялся от столь примитивных выпадов, непрерывно продолжая свой сокрушительный натиск. Уклонившись от очередного сокрушительного удара креатуры, Бельмонт, описав в воздухе изящную дугу, приземлился в десятке шагов от противника. Изо всех сил Бельмонт взмахнул кнутом, метя чудищу в голову. С оглушительным щелчком кнут врезался в гнилую плоть, размозжив нечестивую главу, точно перезрелый плод. Страшно взвыв, чудовище отшатнулось в сторону, переломив своим увесистым телом хлипкую оградку. И только порочные ноги ступили на освящённую землю, как всё, чего коснулась святая вода, воспылало ослепительным голубым пламенем. Священный огонь охватил всю землю, заключив в своих объятиях и само чудовище, без того им же пожираемого и посмевшего нарушить покой оберегаемого Господом места. Порождение преисподней в беспомощном бешенстве пыталось вырваться из смертельных пут, но не было в силах даже сдвинуться с места. Но тут, откуда не возьмись, пред чудовищем возник отец Георгий. Спокойный и величественный, священник в сей час походил на инквизитора, вершившего судьбу осуждённого. Чёрные долгие волосы и сутана его развевались по ветру, словно боевые знамёна. Высоко над челом своим священник держал распятие, которое, казалось, источало неземной свет. Взор его был грозен и беспощаден, уста же непрерывно творили молитву экзорцизма, что приносило пленённому демоническому отродью неописуемые страдания. Бушевавший же вокруг голубой огненный вихрь не наносил священнику никакого вреда. «Ab insidiis diaboli, libera nos, Domine. Ut Ecclesiam tuam secura tibi facias libertate servire, te rogamus, audi nos. Ut inimicos sanctae Ecclesiae humiliare digneris, te rogamus audi nos,*» - изрёк завершительные молитвы священник, накладывая на чудовище знак Святого Креста. Это стало последним ударом по грозному врагу. Из последних сил взвыв, словно умирающий зверь, поверженная бестия попыталась было броситься наутёк, но, не успев сделать и шага, в тот же миг исчезла в вихре яркого огня, не оставив после себя и горстки пепла. Голубое пламя, что бушевало вокруг, по сему моменту утихло. - Ты не ранен, Валерий? – смахнув со лба капли пота, вопросил отец Георгий у товарища. - Нет, - покачал головой Бельмонт. – А вы? - Обошлось, - вздохнул священник, обернувши свой взор на дом. – Нам нельзя здесь оставаться. Скорей же седлаем лошадей и во весь опор мчим к стану короля. - Это стрига,* - мрачно понизил голос Бельмонт, сматывая верный кнут. – Если мы наткнулись на одну, то рядом обязательно будут другие. Большой ошибкой было оставаться здесь на ночь… а надо было всего-то осилить лишь пять часов езды. - Уже не важно, - махнул рукой отец Георгий. - По крайней мере, мы восстановили силы и можем, если что, дать более эффективный отпор врагу. - На всё воля Божья, - дал краткий ответ Бельмонт, направляясь ко двери дома. Взгляд его был решителен и жесток. – Собираем вещи и уезжаем.