- Ничего, не прорвутся, до рассвета как-нибудь пересидим, - сказал негромко Марат, больше для собственного успокоения.
- Они не войдут, пока мы не пригласим, - вставил Станислав.
- Ты с вампирами не путаешь? - Эдмунд лихорадочно копался в книге по магии, но, как на грех, не мог найти ничего подходящего. Ритуал, обеспечивающий богатство, ритуал, сулящий славу, обряд, гарантирующий несгибаемую потенцию, - книга была на все случаи жизни, кроме того самого единственного случая, когда какой-нибудь залетный дух вознамерился обрушить потолок тебе на голову.
- Мне вот интересно, - сказал Леонид флегматично, - духи не могут войти через двери и окна, потому что там соль рассыпана. А если они стену проломят?
- Черт! Подвал! Мы, идиоты, забыли про подвал! - заорал Марат и, схватив початую пачку соли, кинулся вниз. Станислав, суетливо обернувшись, сорвал со стены один из своих веников и последовал за ним.
Странная картина предстала их взглядам. Весь подвал оказался опутан множеством белых тонких щупальцев, которые при виде их заколыхались и потянулись навстречу, норовя опутать по рукам и ногам.
- Это еще что за хрень? - Марат швырнул горсть соли в сторону загадочных тентаклей.
- Да это же картошка! Наверное, какие-нибудь духи земли на нее так влияют! - сообразил Стас, отмахиваясь от ростков какими-то прутьями.
- Я же ел тебя, предательница! - возмутился Марат.
- Вот она и мстит!
Хрупкие ростки сочно хрустели под ударами. Общими усилиями картошку загнали в угол и обильно присыпали солью.
- Чем это ты ее? - спросил Марат.
- Рябина, тополь и орешник, - Стас победно потряс веником. - Что теперь с картошкой делать будем?
- Давай в дыру ее, - решил Марат. Они со Стасом с двух сторон взялись за мешок. - Ну, и раз, и два...
На счет "три" мешок полетел в дыру, сметя какое-то существо, как раз показавшееся в проломе.
- Это еще что? - удивился Марат. - Дух какой-то?
- С этой стороны, наверное, мог появиться дух земли, - согласился Стас. - Этот, как его, гном какой-нибудь.
- Неправда! Я видел гномов, они бородатые, носят такие дурацкие колпаки и поют "Хей-хо!"
Мешки образовали в проломе целую баррикаду. Пришлось сгонять на кухню за еще одной порцией соли и очертить вокруг сооружения белую дорожку.
- И так будет с каждым, - неопределенно пригрозил Марат. - Не рассказывай никому, Стас, а то потешаться будут. Героическая битва с картошкой, охренеть просто.
Вернувшись, они застали Эдмунда истово молящимся; Леонид не молился, но молчаливо выражал солидарность. Домовой Ахтем недовольно косился на гостей, противоестественным образом сидя на стене.
- Думаешь, поможет? - спросил Марат, деликатно подождав окончания молитвы.
- Лучше, чем ничего, - Эдмунд размашисто перекрестился. Ветер снаружи завывал неистово, и, судя по звукам, черепица уже дала слабину. Корабельный колокол глухо гудел, словно в него один раз ударили билом, и теперь он никак не мог успокоиться.
Раздался звон разбитого стекла - увесистый булыжник разнес вдребезги одно из окон. Бешеный ветер ворвался в дом, и в одно мгновение всё, что только могло взметнуться в воздух, сделало это.
- Соль! - заорал Леонид. - Её раздует!
- Окно, окно закрывай?
- Да чем его закроешь-то, ёлки?!
- Твою ж... - Леонид подхватил с кресла плед, надутый ветром до состояния пузыря. Дыру удалось заткнуть.
- Прорвутся, - сказал Эдмунд. - Слышите грохот? Сейчас крышу сорвет.
- Крышу мне уже срывало, было дело, но чтобы настолько буквально...
- Не сорвет! - крикнул домовой со стены. - Вы под моей защитой, враг не сможет сюда войти. Только сами не выходите наружу и никого не впускайте, иначе они будут считаться гостями, и я ничего не смогу сделать.
Марат поднял с пола булыжник, взвесил в руке.
- Как они камнями-то кидаются? - удивился он. - Они же бесплотные духи.
- Дождливый человек, который нас сюда зазвал, бы вполне плотный, - напомнил Эдмунд.
- Тише! - вскинул руку Стас. - Слышите? Они что, отступают?
Ветер снаружи и правда стихал.
- До рассвета еще далеко, можно ждать любых сюрпризов, - сказал Леонид мрачно.
Наступившая тишина казалась гробовой; обитатели дома затаили дыхание, чутко вслушиваясь в обстановку. Минута тянулась за минутой, ничего не происходило.
- Неужели все? - прошептал Стас.
И в этот момент снаружи послышался жалобный голосок:
- Дяденьки! Впустите, дяденьки, мне страшно!
- Не сметь! - зашипел домовой. - Вас морочат.
Детский голосок не умолкал, в нем слышалась отчаянная мольба:
- Пожалуйста, дяденьки, впустите! Они съедят меня! Они уже здесь! Они... А-а!..
Слышать голос, преисполненный истинного страдания и ужаса, было невыносимо. Марат пытался заткнуть уши, Эдмунд нервно метался из угла в угол, Леонид, сидя в облюбованном кресле, стискивал подлокотники так, что пальцы побелели.
- Давайте включим логику, - выкрикнул Стас с нотками истерики в голосе. - Мы в глухой степи вдалеке от любого населенного пункта; здесь неоткуда взяться детям.
- Помогите! Дяденьки! Мне больно, больно! Помо... А-а-а!!!
- Давайте его заглушим, - Марат отыскал в углу свой чудовищный контрабас. - Эдик, давай, заводи, что угодно, только громче.
-Приходил ко мне ветер в глухую ночь,
Человечьим мне голосом пел точь-в-точь,
Он мне зной принёс и степей вино;
Ты любезен мне, ветер, ты друг мне, но...
<i>- Но твой путь далёк от моих путей, - подхватил Стас,
Твоим тесно крылам у меня в высоте.
В полудневный зной, в полуночный час
Ты меня не тронь, я не твой сейчас.
- Ну вы даëте, блин! - восхитился Марат, пытаясь на ходу подобрать партию. - Импровизируете, что ли?
- Не мешай им, - рявкнул Леонид и двумя ложками выбил их кастрюлебарабана гулкую дробь.
- Приходил ко мне дождь, догорал закат,
Ты меня не трожь, небывалый брат,
За окном стоишь из стекла стеной,
Ты любезен, дождь, мне, ты друг мне, но...
Но твой путь далёк от моих путей,
Твоим струям тесно в моей пустоте,
Среди бела дня, в темноте ночной
Обходи меня, я теперь не твой...
Музыка стихла. И в наступившей тишине детский голосок восхищенно протянул:
- Как здорово...
- А то! - воскликнул Марат. - Приходите к нам на концерт, там будет еще круче! Эдик, ну это было вообще не в твоем стиле...
- Ты комментарии в сети читал? - отозвался тот. - Мне это о каждой песне пишут.
- Ещё! - потребовал снаружи другой голос, похожий на ветер в камышах.
- Хорошо, - согласился Эдмунд. - С чего начнем - "Океан трав" или "Ещё один дождь"?
- Вы что творите, - зашипел Ахтем, - вы зачем слуг Дождливого бога переманиваете? Он это так просто не оставит!
Голоса снаружи шелестели на все лады - там шло то ли совещание, то ли перебранка.
- Хотим ещё, - заключил наконец еще один голос, какой-то влажный. - Только выйдите на крыльцо, а то вас плохо слышно.
- Народу нравится, грех не уважить, - обрадовался Марат и шагнул к двери.
- Стой, идиот, - крикнул было Леонид, но Марат уже распахнул дверь и выглянул; какая-то сила мгновенно подхватила его и выдернула наружу. Долгий нецензурный крик огласил долину. Леонид схватился за голову.
- Баран, - сказал он с чувством. - Что теперь делать? Не отдавать же его на растерзание...
- Станислав, давай сюда свои прутья, - сказал Эдмунд и, вооружившись тополиной веткой, вышел на веранду. За порогом клубились тени, но отчего-то не решались накинуться. Марата не было видно в потемках, зато слышно очень хорошо. Эдмунд ударил в колокол, и протяжный чистый звон разнесся над степью, потом еще и еще. Тени отшатнулись, и Эдмунд, держа ветвь перед собой, как шпагу, спустился с веранды и огляделся, силясь определить, где искать Марата. Он не был уверен в успехе, что-то огромное и незримое, но давящее своей мощью подбиралось к нему со спины.
Марат обнаружился через два десятка шагов; его успели здорово помять и выдрать немало волос, но серьезно он не пострадал. Пока.
- Какой же я болван, - едва переводя дыхание, сказал он. - Так попасться.
- Давай быстро назад, пока духи не опомнились. Не знаю, почему тополь их отгоняет, но это не может длиться вечно.
Идти назад оказалось тяжко, ноги словно бы тонули в вязком киселе; со всех сторон звучал разноголосый шепот, тысячи рук прикасались к телу, гладили, хватали, щипали; там, куда Эдмунд направлял тополиный прут, они отступали, но с двойной силой наваливались сзади. Мы не дойдем, обреченно подумал Эдмунд. Нас задушат здесь, в двух шагах от порога.
И тут в дверях показался Станислав. Он был бос и пошатывался, словно был мертвецки пьян; в одной руке он держал инструмент, сооруженный из сигарной коробки, в другой - бутылку из-под шаманского, уже почти пустую. Жестом завсегдатая дешевой забегаловки Стас поднес бутылку к губам, залпом допил остатки и лихо грохнул бутылку из толстого зеленого стекла о стену, разнеся ее на множество осколков. Улыбнувшись нехарактерно широко, с долей безумия, он спрыгнул с крыльца и ударил по струнам.
- Рвутся струны сгоряча.
Догораю, как свеча.
Боль мою не утолить,
Сердце бешено стучит.
Под ногами Мать-Земля
Водит за руку меня.
Некрещенный я - не я
Хожу голову склоня.
Пропев это, Стас отбросил инструмент и упал на колени, запустив пальцы в сухую траву с такой страстью, словно это были волосы любимой женщины.
- Под ногами Мать-Земля водит за руку меня, - повторил он.
И земля отозвалась.
