Прикасаться к Фурихате было чем-то вроде зависимости, Акаши уверен.
Не из-за гладкости его кожи или неожиданной твёрдости, скрытой под гибкостью его тела — всё это было приятным, конечно же, и Акаши не станет отрицать, что это содействует его инстинкту пробежаться руками по простору кожи Фурихаты, и хвататься, сжимать и чувствовать его. Также Акаши не может отрицать то, как свежий запах шампуня и чистого мыла с нотками ванили Фурихаты заставляет его пьянеть от желания; заставляет Акаши хотеть зарыться носом в мягкие волосы Фурихаты, в теплоту его локонов и сгибы его шеи, рук и бёдер.
Но зависимость, настоящая зависимость, скрывается в реакциях Фурихаты.
В том, как его дыхание задерживается, а затем отпускается, когда Акаши скребёт ногтями по его бокам и рёбрам. В том, как содрогается его тело. В том, как пальцы Фурихаты дрожат, когда он с неуверенностью водит их по плечам Акаши. В его горячо-красном румянце, который расцветает на его щеках и спускается вниз, к его шее и кончикам его ушей. В крошечных и удивлённых вдохах наряду с широко распахнутыми глазами, когда рот Акаши накрывает упругие соски и
всасывает их. В почти что задушенном стоне, когда Акаши знакомит его с намёком на зубы, и в том, как всё его тело трепещет вместе с ним. В маленьком, практически умоляющем скулёже, проглоченным Акаши вместе с поцелуями.
Боже, как он сводит Акаши с ума.
Из-за этого ему хочется дразнить Фурихату чуточку больше, заставлять его гореть и изгибаться под его прикосновением, видеть, как эти карамельные глаза блестят и наполняются влагой от отчаянного желания перед ним. Потому что это то, что трогает Акаши больше всего на свете — всё это, включая сбивчивое дыхание и неразборчивое удовольствие, всё это для
него. И ни для кого больше. Его. Потому что Фурихата его, теперь,
наконец-то его, и всё, чего желает Акаши, и всё, что ему остаётся — это оставлять следы, утверждать свою власть и заставлять Фурихату выкрикивать его имя до тех пор, пока всё, что не попало бы под его взгляд, было бы
его, его, его, его.
— Шшш, — шепчет Фурихата прямо ему в ухо, дыханием коснувшись его щеки.
— Хм? — мычит в ответ Акаши, прикасаясь губами к его шее.
— Всё хорошо, — продолжает шептать Фурихата.
Акаши не понимает. Он отстраняется, чтобы взглянуть на Фурихату.
— Коки?
Наполовину открытые глаза Фурихаты светятся теплотой. Солнце только начало подниматься над горизонтом и его свет отражался в карамельной радужке Фурихаты. Акаши подумал, что с радостью бы просыпался, чтобы смотреть в эти глаза во все последующие утра, которые будут у них впереди. Эти глаза вместе с расширенными зрачками смотрели в самую его глубь.
— Ты держишься за меня так, словно я могу в любую минуту исчезнуть.
Акаши моргнул. Только затем он осознаёт, что его руки держатся за Фурихату стальной хваткой, до такой степени, что грозятся перемолоть все маленькие косточки на его запястьях. Его ноги также захватили Фурихату в ловушку, приковывая его к постели в такой позе, которая бы не позволила ему сбежать.
— Я не хотел, — говорит Акаши, так и не сдвинувшись с места. Даже на миллиметр.
— Акаши-кун, — мягко зовёт его Фурихата.
Акаши стискивает зубы.
— Нет.
— Нет...?
— Нет, — шипит Акаши. Его глаза широко распахнуты из-за чего-то, отдалённо напоминающего назревающую панику. — Ты не можешь. Не можешь, хорошо? Не сейчас. Не сейчас, Коки, не теперь, когда я наконец-то...
— Акаши-кун, — на этот раз громче зовёт Фурихата.
— Нет, я не могу. Я не могу позволить тебе...
—
Сей-кун, — Фурихата смотрит прямо ему в глаза. — Сей-кун. Сей. Прекрати.
Акаши затыкается. Его хватка на запястьях Фурихаты до того сильна, что заставляет руки последнего неметь. Алые глаза Акаши смотрели на него сверху вниз с трагичной нерешительностью.
— Отпусти мои руки, — просит Фурихата мягким голосом.
Акаши окутывает волной чистейшего
ужаса и тот качает головой, усиливая свою хватку на Фурихате.
— Нет, Коки...
Я не могу. Только не это, снова. Только не это, не теперь, когда ты наконец-то у меня есть. Не уходи, не уходи, не покидай меня...
— Сей, — говорит Фурихата. — Отпусти.
Акаши Сейджуро действительно, на протяжении всей его жизни, воспитывали быть сильным. Быть лидером, командиром, удивительным наследником компании, которой владела его семья. Они говорят, что он идеален, что у него есть всё, что он всегда побеждает и что его невозможно сломить потому, что он очень, очень сильный.
Но сейчас, сидя на этой кровати с Фурихатой, который смотрит на него и говорит ему отпустить голосом, заставляющим его грудь сжиматься так, словно та вот-вот схлопнется сама по себе...он никогда не чувствовал себя настолько
слабым.
И он отпускает, потому что его лёгкие сжимаются под невидимым прессом, и у него нет никаких сил, чтобы удерживать Фурихату здесь. У него есть всё, о чём другие могут только мечтать, но когда запястья Фурихаты выскальзывают из его хватки, в нём не осталось больше ничего, что могло бы заставить Фурихату остаться. Он вернулся к восьмилетней версии себя, который не смог остановить Фурихату от того, чтобы уйти. Потому что это было именно тем, чего хотел сам Фурихата.
Этого недостаточно?
Акаши закрывает глаза...
Меня по-прежнему недостаточно, чтобы ты остался?
— ...!
...и открывает их вновь, когда Фурихата обвивает его шею руками и близко прижимает к себе, обнимая так сильно, что они оба могут чувствовать как вздымается и опускается их грудь при дыхании.
— Коки...? — шепчет Акаши. Его голос был на грани срыва.
— Я здесь, — объясняет Фурихата, его пальцы дрожат даже тогда, когда он зарывается ими в волосы Акаши. — Я здесь. Я никуда не ухожу. Хорошо? Поэтому, пожалуйста, не прикасайся ко мне так, словно ты боишься того, что я могу исчезнуть. Это не так. Я здесь, Сей-кун, и я не ухожу от тебя, я не...
Акаши целует его и Фурихата стонет прямо в поцелуй, сжимая пальцами плечи Акаши и целуя его в ответ так, словно это всё, что он знал до нынешнего момента. Они падают обратно на кровать, но на этот раз руки и ноги Фурихаты спокойно обвивают тело Акаши, чтобы окружить его своим присутствием и показать ему то, насколько он действительно здесь, насколько сильно он
хочет этого.
— Прости, — шепчет между поцелуями Фурихата. — Мне так жаль. Я никогда не забывал о тебе, Сей-кун, мне совсем не хотелось покидать тебя...
Акаши ненадолго отпускает Фурихату, чтобы сесть и стянуть через голову толстовку вместе с майкой, прежде чем вернуться и с головой нырнуть в прежнее занятие — целовать Фурихату в губы. Его грудь прижималась к груди Фурихаты — кожа к коже — лишь сильнее распаляя жар между ними.
— Даже после Киносаки я не мог перестать думать о тебе. Я всегда хотел быть частью твоей жизни, но я не осознавал то, как сильно я
желал...
Затем пальцы Акаши потянули за резинку его боксёров, и Акаши восхитился мягкостью кожи Фурихаты и загорелыми линиями на тазовых косточках. Акаши пробежался пальцами по ним и вдоль линии роста волос, наблюдая за тем, как это заставляет бёдра Фурихаты дрожать, и делая это снова, сильнее и ниже, просто для того, чтобы увидеть, как бёдра Фурихаты двигаются в бесстыдном желании.
Передняя часть боксёров Фурихаты уже была мокрой к тому моменту, когда Акаши стянул их с него, выставляя напоказ сочащийся жидкостью член Фурихаты. Он больше, чем предполагал Акаши, но всё ещё милый, как и всё остальное в нём, и Акаши даже не тратит времени на раздумья, прежде чем прижаться языком к его головке.
Фурихата вздрогнул всем телом, от макушки до кончиков пальцев на ногах, собственное дыхание встало ему поперёк горла.
—
Да.
Лишь одно это слово заставило кровь Акаши хлынуть в нижнюю часть его тела, желание вздымалось в нём подобно волнам. Фурихата хочет его, он
хочет его, и Акаши намеревался
растерзать его на куски.
— ...! — Фурихата проглатывает вскрик, когда Акаши открывает рот и опускает голову вниз, проглатывая всю его длину и прикасаясь губами к основанию члена.
Затем, с алой вспышкой его глаз, встретившей взгляд Фурихаты, Акаши
сосёт.
Звук, который издаёт Фурихата, похож на полувскрик-полустон, и его голова падает назад с громким стуком. Его руки превращаются в побелевшие кулаки, сжимающие край простыней на кровати.
— Держи, — хрипло предлагает Акаши, отпустив Фурихату со звонким и влажным хлюпающим звуком. Он берёт руку Фурихаты и располагает её на своей голове, сжимая своё запястье так, что теперь его волосы находились в хватке у Фурихаты. — Пользуйся мной так, как тебе будет угодно.
— Сей, я...— Фурихата смотрит на него с открытым ртом, его щёки зарумянились, а голос дрожал. — Я не могу.
Акаши облизнул губы.
— Я выдержу это.
— Сей, — настаивает Фурихата, даже если дрожит. Его рука опускается, чтобы прикоснуться к его щеке, осторожно, словно Акаши самая прекрасная вещь, которую ему когда-либо приходилось держать на этой земле.
Акаши знает, о чём думает Фурихата; как это выглядит в его глазах. Акаши, более молодой и неприкосновенный преемник, стоит на коленях между бёдрами Фурихаты, с мокрыми губами, зависшими над его членом, и просит оттрахать его в рот во всех мыслимых и немыслимых способах. Как будто Акаши не Акаши Сейджуро; как будто Акаши не был ребёнком, которого он как только мог старался уберечь от боли и не позволил бы даже единой царапины коснуться его.
Честно, Акаши всё равно.
Не важно, кто он и кем приходился ему раньше. Теперь Фурихата Коки здесь и Акаши будет предоставлять ему любое удовольствие до тех пор, пока его не начнёт потряхивать от этого.
— Я не могу, — по-прежнему упрямится Фурихата. — Я-Я не дост
оин...АХ!
Акаши игнорирует все его возмущения и проглатывает всю его длину за один раз. Фурихата вскрикивает, неосознанно сжимая волосы Акаши рукой.
— Н-Не над...Сей...— Фурихата звучит так, словно пытается сдержать слёзы.
Это лишь распаляет Акаши. Он цепляется обеими руками за бёдра Фурихаты и начинает отсасывать ему, двигаясь то вниз, то вверх, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону, пока его язык скользит по всей его длине и ему удаётся почувствовать, как его член начинает пульсировать у него во рту. Солёный привкус предсеменной жидкости одурманивает его — заставляет его сосать сильнее, принимать его глубоко до тех пор, пока он едва может сдерживать рвотный рефлекс.
— Агх...— Фурихата стискивает зубы, не в силах остановить себя от рычания и стискивания чужих волос в своей руке. Он прикусывает нижнюю губу, больше не в состоянии сдерживать себя, когда ему так хорошо и горячо, а рот Акаши просто рай и
как его можно винить за то, что он позволил себе забыться?
— Мммпф, — Акаши чувствует это, момент, когда Фурихата начинает двигать бёдрами ему на встречу в своём темпе, и это заставляло его кровь кипеть от предвкушения. Он мычит вокруг него, поощряя его действия, вытягивая руку, чтобы пробежаться пальцем по затвердевшему соску.
—
Чёрт, — шипит Фурихата, ногтями впиваясь в череп Акаши и тем самым увеличивая частоту толчков. — Т-Так хорошо, Сей...! Я...!
Акаши рассудил, что Фурихата близок к оргазму по дрожанию бёдер и сбивчивому дыханию между моментами, когда он выстанывал имя Акаши. И именно поэтому, без какого-либо малейшего намёка или представления о жалости, он резко отстраняется от него и, прежде чем тот успел бы кончить, хватается за основание члена Фурихаты и крепко сжимает его.
— Хнннгх...— Фурихата прикусывает губу, чтобы заглушить стон, такой низкий и отчаянный. Он рвано дышит, а его член начинает сочиться прямо на руку Акаши, когда тот ослабляет хватку. Его влажные глаза с любопытством смотрели на Акаши.
— Ещё рано, — говорит Акаши, словно бы отвечая на вопрос Фурихаты. Вздыхая, он аккуратно поправляет волосы, прилипшие ко лбу Фурихаты. — Этого недостаточно.
Фурихату, по всей видимости, что-то прошибает, потому что затем его глаза наполняются влагой. Этот вид заставляет Акаши испытывать боль; он заставляет его хотеть укрыть его собой дабы больше ничего в этом мире не смогло причинить ему вреда.
Фурихата медленно принимает сидячее положение, его ноги по-прежнему дрожат, когда он пододвигается к Акаши и опускает голову ему на плечо. Когда он начинает говорить, в его голосе слышатся слёзы: "С-Сей-кун..."
— Не плачь, — тут же просит Акаши, машинально обнимая его за плечи. Его грудь сжимается. — Почему ты плачешь?
Он никогда не знает, что делать, когда Фурихата плачет.
— Для меня тоже, — бубнит в его шею Фурихата, — прошло так много времени, и это всё моя вина, правда, и я не заслуживаю...так что тот факт, что ты по-прежнему здесь, даже спустя столько лет...— Фурихата качает головой, его голос надрывается. — Но я...я скучал по тебе, и я хотел тебя, я пытался этого не делать, я действительно пытался, но я всё ещё...всё ещё скучал по тебе и по-прежнему желаю тебя, и для меня...для меня этого
недостаточно. Для меня этого
тоже недостаточно...
—
Коки, — Акаши чувствует, что его грудь вот-вот разорвёт на части. Он тянет Фурихату и усаживает к себе на колени, прижимая его, словно ребёнка. Его собственное сердце бьётся о рёбра, по одной миле за минуту, и он уверен в том, что Фурихата прекрасно это слышит.
— Прости меня, — вновь говорит Фурихата, теперь он плачет, находясь в объятии рук Акаши. — За то, что был эгоистичным. За то, что был упрямым. За все эти годы, за десять лет, что меня не было рядом, и я заставил тебя ждать ещё больше...
— Перестань, — шепчет Акаши ему в макушку. — Больше ничего не говори, Коки.
Грудь Акаши ноет. Болит. Болит с того самого дня — десять лет тому назад — когда русоволосый парень украл его сердце и убежал вместе с ним. И он пытался заглушить эту потерю, проигнорировать её, даже тогда, когда его сердце было ему нужно — когда его мать умерла и он распадался на части изнутри; когда он познал "поражение" и запихнул свою личность в коробку, превратив её в нечто устрашающее и бесчувственное — потому что его сердце пропало; оно было украдено и пропало вместе с его русым мальчишкой.
Его Фурихатой Коки.
Но всё в порядке. Теперь в порядке. Фурихата здесь и теперь всё хорошо.
Даже несмотря на то, что ничего не будет прежним — та зияющая дыра, что он оставил после себя, росла с каждым годом, и он хотел, хочет и скучал по Фурихате так долго и так сильно — но теперь всё в порядке.
— Этого будет достаточно, — говорит Акаши, ловя слёзы Фурихаты поцелуями. — Потому что сейчас ты здесь.
У Фурихаты занимает немало сил, чтобы не расплакаться и не сломаться в руках Акаши. Акаши заметил это в том, как Фурихата делает глубокий вдох, а затем длинный выдох.
— ...я так скучал по тебе, — вместо этого шепчет Фурихата.
— Я тоже скучал по тебе, — тихо признаётся Акаши. — Не всё время. Мне не хотелось. Было гораздо проще не делать этого.
Фурихата кивает.
— Я понимаю.
— После Киносаки стало труднее, — говорит Акаши. — Тогда ты был рядом. Это заставило хотеть тебя больше.
— Всегда ли ты...? — Фурихату занесло в мыслях. Было сложно представить нечто подобное. Акаши был таким маленьким, когда он ушёл.
— Нет. Не так, как хочу тебя сейчас, — объясняет Акаши, пробежавшись пальцем по изгибу талии Фурихаты. — Тем не менее, я всегда знал, что хочу быть для тебя самым важным человеком на свете. Это не изменилось. Физическая же часть вопроса...— Акаши приподнимает голову, на его лице появляется кривая ухмылка. — Может быть, когда наступил первый год средней школы?
— Первый?! — Фурихата открывает рот.
— Ну, тогда был Капитан баскетбольной команды в Тейко. Третьегодка, — мычит Акаши. — Он навёл меня на некоторые мысли.
— О боги, — Фурихата бледнеет. — Что он...?
Акаши издаёт смешок.
— Нет-нет, ничего такого. Просто он показал мне некоторые видео и журналы, которые, вероятно, ему не следовало мне показывать.
— Ох, — вздыхает Фурихата. — Фух.
— Но если вспомнить, целовал он меня довольно часто, — будничным тоном заявляет Акаши.
—
Что, — Фурихата резко поворачивает голову в его сторону.
— Что, — широко улыбается Акаши. — Ревнуешь, Коки?
—
Нет, — отвечает Фурихата. Но позже признаётся, уже с обиженно надутыми губами. — ...да.
Ухмылка Акаши становится ещё шире.
— Ты неожиданно ревнив. Это очаровательно. В особенности, когда дело касается Рео...
— Не смей говорить о Мибучи Рео, — резко огрызается Фурихата.
Акаши моргает. Затем смеётся.
— Ничего смешного! — возмущается Фурихата.
Акаши лишь завлекает его в объятья, раскачивая на своих коленях из стороны в сторону, по-прежнему открыто смеясь.
— Если это будет хоть каким-то утешением для тебя, то теперь ты можешь целовать меня сколько угодно.
— Только я? — сужает глаза Фурихата.
— Только ты, — со смешком отвечает Акаши.
— Отлично, — произносит Фурихата перед тем, как ему удаётся завлечь Акаши в новый поцелуй.
У вожделения, что всё это время медленно нарастало между ними, не заняло так много времени, чтобы вернуться в полной и обжигающей, словно пламя, мере.
Акаши не знал, каким он ожидал увидеть Фурихату в постели. Конечно же он об этом думал — фантазировал и видел во снах — о том, как это будет. В его мыслях Фурихата всегда наивен — неопытный, запинающийся в собственных словах, смущённый от и до, с небольшим намёком на распутство, выползающим наружу только в те моменты, когда Акаши доводит его до граней. Акаши был бы тем, кто объяснит, что делать, где расположить свои руки, и будет дразнить, чтобы заставить его голос звучать; и Фурихата, вероятно, был бы напуган и нервничал из-за всего этого, и Акаши бы сделал всё возможное, чтобы успокоить его. Этот-почти-что-краснеющий-девственник — тот Фурихата, который был бы наиболее близок к реальности; к тому, что он ожидал встретить.
Именно поэтому, когда настоящий Фурихата, который находился вместе с ним прямо сейчас, тянется к прикроватной тумбочке, чтобы достать баночку смазки и выдавить её небольшую часть себе на пальцы, прежде чем заставить Акаши прилечь и оседлать его бёдра, в то же время тянется к себе за спину и начинает
разрабатывать себя пальцами...что же, Акаши больше, чем просто удивлён.
Приятно даже, потому что Фурихата действительно пошлый, но к этому стоило прибавить его невинные реакции из собственного воображения Акаши, и это просто великолепно.
— Ты выглядишь шокированным, — часто дышит Фурихата с чуть приоткрытым ртом и привлекательно раскрасневшимися щеками, проталкивая в себя сразу два пальца.
— Я в восхищении, — шепчет Акаши, не в состоянии отвести от него взгляд даже на секунду, оглаживая его бёдра сверху вниз и вызывая тем самым у него мурашки. — Ты
чудесный, — затаив дыхание, говорит он.
Фурихата очаровательно краснеет и отводит взгляд в сторону.
— Не то...что ты себе представлял?
— Лучше, — честно признаётся Акаши. — Намного лучше.
Фурихата улыбается, показывая ямочки.
— Ты представлял...как будешь заниматься со мной...этим?
— Конечно. Достаточно много, — без капли смущения отвечает Акаши. Его глаза загипнотизированны и прикованы к пальцам Фурихаты и тому, что он ими вытворяет, иногда смещая свой фокус на его лицо, потому эта часть также вызывала в нём восхищение. — А ты нет?
— Приходилось...останавливать себя, — задушенно и с ярко-красным лицом сознался Фурихата. — Я же
учитель, — смущённо добавил он,
— Неужели, — отвечает Акаши с кривоватой ухмылкой, расползающейся по лицу. — Стоит ли мне тогда называть тебя
сенсеем?
— О боже мой, — Фурихата даже приостанавливается, чтобы одарить его возмущённым взглядом. — Нет. Ни в коем случае. Пожалуйста, не надо. Я серьёзно.
— Ох? — Акаши приподнимает бровь, однозначно наслаждаясь происходящим. — Сенсей накажет меня, если я это сделаю?
— Я столкну тебя с кровати, — со сбивчивым дыханием прошипел Фурихата. — И затем переверну её на тебя.
Акаши широко улыбнулся.
— Нехорошо так обижать своих учеников, Фури-сенсей...
— Акаши Сейджуро, клянусь...ах, боже...!
Последняя часть выходит менее устрашающей, когда он переходит на стон и Акаши добавляет свой палец к тем двум, что уже были вставлены самим Фурихатой.
— С-Сей, — хнычет Фурихата, — В-Вытащи...
— Позволь мне, Коки, — низким голосом просит Акаши. — Я хочу этого.
Фурихата кивает, вздрагивая, когда вытаскивает свои пальцы, и зашипев, когда Акаши заменяет их своими собственными.
— Ах...твои пальцы...длиннее...
— Ммм, — рассеянно соглашается Акаши, потому что
вау, Коки такой узкий и внутри него так горячо.
Фурихата прикусывает губу.
— Если ты...эм...если ты наклонишь палец чуть впер...ох, да, здесь, здесь,
здесь...
— Здесь? — Акаши прижимает пальцы к этому месту вновь и Фурихата падает вперёд, ухватившись за его плечи и глотая воздух. Всё его тело вздрагивает как от удара молнией.
— Думаю, — тяжело дышит Акаши, зачарованный его реакцией. — Я могу заставить тебя кончить прямо так.
— Мм...! — Фурихата отпрянул назад, прикусывая стон ровно в тот момент, когда Акаши надавил на это место снова. — Н-Нет...Сей, я хочу...
— Знаю, — отвечает Акаши, вынимая пальцы и следя за тем, как Фурихата сжимается вокруг них, словно бы пытаясь догнать и вернуть на место. Акаши сглатывает, ощущая как его горло пересохло от желания. — Боже, Коки...
К тому моменту, Фурихата уже разорвал упаковку презерватива и натягивал его на Акаши трясущимися руками, в равной степени возбуждённый. Акаши невыносимо обожает это.
— Х-Хорошо, — выдыхает Фурихата, внезапно занервничав и зависнув над членом Акаши. Его затуманенные вожделением глаза встретились со взглядом Акаши. — Г-Готов?
— Больше, чем когда-либо, — отвечает Акаши, наклоняясь вперёд, чтобы сладко поцеловать Фурихату в губы. — Я хочу тебя, Коки. Больше, чем что-либо.
Грудь Фурихаты теплеет от такого признания и медленно, с поддержкой рук Акаши на его бёдрах, он опускает себя вниз.
— Хах...— первая часть всегда немного болезненна, но не то, что он не смог бы вытерпеть, и то, как головка Акаши давит на него, её тепло — это так приятно и так хорошо, что он не удерживается и стонет, текуче-медленно растягивая себя изнутри твёрдым членом Акаши.
— Ты прекрасно справляешься, — нашёптывает ему в ухо Акаши, целуя в щёку и выдыхая. — Коки, так хорошо...
Фурихата вздрагивает, когда досаживается до самого основания. Его вдохи и выдохи получались короткими и неглубокими.
— П-Подожди немного, совсем чуть-чуть.
— Хорошо, — Акаши хочется ответить, что он может подождать целую вечность, но это было бы ложью, потому что нет, Акаши не может ждать вечность, потому что сейчас Фурихата на его члене и внутри него так горячо, узко и влажно, и всё, что ему хочется сделать — это двигаться внутри него, заставляя его кричать и кончить, и...
— Окей, — Фурихата кивает, отчаянно прижимаясь к нему. — Сей, ты можешь двигаться.
Акаши не нужно было говорить дважды.
Они занимаются любовью так, словно бы знают друга друга целую вечность — что, в каком-то смысле, так оно и было; но не со всеми этими сокровенными движениями и близким слиянием их тел в идеальном тандеме; не с их губами — влажными и слегка припухшими от поцелуев — со сбивчивым дыханием ненасытно повторяющими имена друг друга. И это именно оно — занятие любовью. Не обычный секс или простой перепихон, потому что да, это грубо и резко, но в то же время это что-то намного,
намного большее.
И это действительно особенный и субтильный момент — возможность быть с кем-то настолько близко, смотреть им в глаза, когда они настолько открыты и уязвимы, и думать про себя: "
Да. Это ты. Ты тот, кто был создан для меня, и я собираюсь показать тебе в ответ то, насколько я создан для тебя".
— Коки, — стонет Акаши, приподнимая Фурихату перед тем, как опрокинуть его на спину, чтобы толкаться в него быстрее, сильнее и глубже. Всё это время наблюдая за его лицом и впитывая его реакции так, словно на него наложили заклятье.
— Да, — всхлипывает Фурихата, удерживаясь за талию Акаши ногами так, словно от этого зависела его собственная жизнь, и прижимаясь к нему бёдрами навстречу его толчкам; вскрикивая, когда Акаши с идеальной точностью касался того самого места. — Сей...!
Где-то на середине всего происходящего, их руки нашли друг друга, и Акаши прижался пальцами к Фурихате, переплетая их между собой — и это заставило их почувствовать себя близкими, потому что разве не это ли всегда было только их фишкой, нет? С самого начала, и без кого-либо постороннего; Фурихата сжал его руку, понимая, что это значит, и Акаши не хотелось отпускать его примерно никогда.
— Коки, я...— выдавливает Акаши, его толчки перешли на хаотичный темп, а хватка его пальцев могла с тем же успехом оставить на Фурихате синяки.
— Да, — Фурихата неистово кивает, понимая, что он хочет и что ему нужно. — Да, ты можешь, Сей, сделай это. Я хочу...внутрь...
Акаши кончает с хриплым стоном, в последний раз глубоко проталкиваясь внутрь и крепко сжимая его руки. Фурихата наблюдает за ним затуманенным взглядом и с лёгкой улыбкой на лице, прижимаясь к их переплетённым пальцам в поцелуе и чувствуя, как бешено колотится его пульс в венах под губами.
Акаши проползает над телом Фурихаты — его всё ещё потряхивало после оргазма — и расцеловывает его лицо и шею, словно бы тем самым боготворя.
— Позволь мне позаботиться о тебе, Коки, — шепчет он, прикасаясь к по-прежнему болезненно-возбуждённой и твёрдой плоти Фурихаты.
Всего пара движений рукой — и Фурихата кончает себе на живот; Акаши сопровождает его во время этого процесса, медленно поглаживая его длину и целуя в плечо, пока Фурихата окончательно не пришёл в себя, разжимая пальцы на ногах и успокаивая дрожащее тело.
Они лежат прямо так — с переплетёнными конечностями и держась за руки — пока солнце окончательно не встаёт над горизонтом, одаривая их своим утренним светом. И им тепло. Очень-очень тепло.
Как в тот самый день, когда Фурихата проснулся рядом с Акаши, обнаруживая, что мальчик уже смотрел на него в ответ этими большими, красными глазами.
Где-то совсем далеко поют птицы.
***
— З-здравствуй. Акаши-кун, верно?
— Добрый день.
— Ах! Как я мог забыть!...Хееех, прости за это. Тебе пришлось вытягивать шею, чтобы смотреть на меня — это было не очень-то приятно, верно? Теперь ты можешь смотреть прямо мне в лицо. Так лучше?
— Да. Так лучше.
— Ну, я очень рад наконец-то познакомиться с тобой, Акаши-кун. Меня зовут Фурихата Коки.
— Акаши Сейджуро. Приятно познакомиться.
***
—
Не уходи, Коки.
***
— Мои глаза изголодались по тебе и это твоя вина. Прими за это ответственность, Коки.
***
— Воспитываясь в моей семье, я никогда не хотел большего, потому что в этом мире было мало того, чего я не мог бы иметь...но с тех самых пор, как я был ребёнком, Коки, я никогда не переставал желать, чтобы ты был моим.
***
— Я не очень терпелив. Так что поторопись и поскорее стань моим, Коки.
***
— Дай мне причину для того, чтобы остаться.
***
Солнечный свет освещает часть лица Акаши, дотрагиваясь лишь до одного из его поразительно красных глаз. Которые всё ещё смотрели и наблюдали за Фурихатой, даже спустя столько лет.
Фурихата вытягивает руку и прикасается к его поцелованной солнцем щеке.
— Я люблю тебя, Сей, — признаётся Фурихата. Его глаза были мокрыми от слёз. — Я так сильно тебя люблю.
Глаза Акаши с расширившимися зрачками округляются.
И Акаши не помнил, когда в последний раз плакал, но когда он тесно прижимает к себе Фурихату и зарывается носом в его волосы, его глаза также блестят от слёз.
У него занимает некоторое время на то, чтобы что-то ответить, из-за лампочки, образовавшейся в горле, и сердца, что, казалось, стало слишком большим для его грудной клетки. Фурихата лишь сильнее обнимает его, даже с сонно прикрытыми глазами ласково поглаживая его трясущиеся плечи. Фурихате не нужно этого слышать — он видит его чувства во всём, что делает Акаши, в каждом его взгляде и пристальном наблюдении, чувствует это в каждом сжатии его руки, и слышит в том, как Акаши зовёт его по имени. Ему не нужно слышать то, как Акаши произносит это вслух — потому что то, как удивлённо распахнулись и заслезились глаза Акаши было более чем достаточно.
Фурихата уже засыпал, когда Акаши обратился к нему хриплым голосом.
— Коки, — спрашивает он. — Ты спишь?
Фурихата согласно мычит, утыкаясь лицом в его грудь.
— Ты всё, чего я хотел, Коки, — признаётся Акаши. — Я люблю тебя гораздо больше, чем способен выразить словами.
Фурихата улыбается и сжимает его руку.
Эпилог — 3 месяца спустя
Киото прекрасен.
Фурихата давно здесь не был и успел позабыть, насколько же он красив — не только из-за достопримечательностей, храмов и деревьев, но и из-за особенной атмосферы всего города. Здесь присутствовала какая-то определённая безмятежность, какое-то древнее очарование, спокойное и успокаивающее, и...
— О, вау, посмотрите-ка кто это, это же парень Акаши! Эээээй! Фурихата-сан! Фурихата-сан, сюда-сюда!
Фурихата вздохнул. По какой-то причине, он знал, что так оно и будет.
Он слабо машет Такао Казунари в ответ — который, как ему кажется, машет ему всей своей рукой из-за того, как энергично он это делал, беззаботно посмеиваясь — и начинает двигаться в сторону Всей Группы. Даже если это самая последняя вещь, которую он бы хотел сделать. Потому, что это
вежливо и потому, что это
друзья Акаши.
Даже если все они — Поколение чёртовых Чудес (с некоторым прибавлением в составе в виде пары, которая выглядела в равной степени причудливо) и которые также были очень, очень высокими и устрашающими, все они, и, ради всего святого, они что, действительно школьники? Что за чертовщина...
— Фурихата-сан! Давно не виделись! — Улыбается ему Такао. Сегодня парень нацепил на себя клубнично-красную бандану и умудрялся выглядеть при этом достаточно привлекательно. Невероятно. — Как дела? И когда я спрашиваю "
как дела", я имею в виду, какого это спать с единственным-и-неповторимым Акаши Сейджуро?
Фурихата моргает.
— Эм.
— Такао, перестань грубить, — отчитывает его Мидорима Шинтаро, показывая свою порядочность из-за смущения поведением своего парня, при этом имея при себя игрушку, подозрительно напоминавшую собой фаллос.
— Ах, здравствуй, Мидорима-кун, — приветствует Фурихата. И добавляет, потому что не может себя остановить, — эта игрушка...?
— Осьминог, — серьёзно отвечает Мидорима. — Это осьминог.
— Интересный цвет у этого осьминога, — произносит Фурихата, боковым зрением поглядывая на бежевую штуку. Это ведь член, верно? Верно?
— Оуу, но Шин-чан, я хочу знать все подробности! Я не просто так помогал им сойтись! — Жалуется Такао. — Ну же, Фурихата-сан, вы должны дать мне хоть что-то. Он агрессивен? Практикует ли он бондаж? — Такао театрально охает. —
Использует ли он ножницы?
— Хах? — Фурихата в большом смятении. — Н-Ножницы?
— Такао. Заткнись, — ворчит Мидорима, утаскивая Такао в сторону на "пару слов". (Что, на самом деле, если смотреть с точки зрения Фурихаты, выглядит как Такао, жалующийся и обиженно дующий губы на Мидориму, который пытается выглядеть недовольным, чтобы не показывать своей очарованности).
— Приношу свои извинения за Мидориму-куна и Такао-куна, — произносит голос сзади.
— Ах!! — Фурихата подпрыгивает и оборачивается, чтобы наткнуться на уже знакомого ему голубоглазого подростка. — Это ты!
— Доброе утро, Фурихата-сан, — здоровается он с вежливым поклоном головы.
Фурихата ощущает себя самым настоящим грубияном, потому что не может вспомнить, как зовут этого парня, как бы сильно не старался, и также учтиво кивает в его сторону.
— Ах...давно не виделись, эм...
— Куроко Тецуя, — напоминает ему Куроко, прерывая попытку Фурихаты извиниться. — И не беспокойтесь, Фурихата-сан. Это вполне нормально — не помнить.
— Э? Курокоччи, ты тоже уже знаком с парнем Акашиччи? — вклинивается в их разговор Кисе, выглядя при этом сногсшибательно ярким, как и обычно.
— Видишь? Я знал, что они потрахаются, — зевая, говорит Аомине. — Говорил же тебе, Кисе. Мы спорили на это? Если спорили, то ты можешь оплатить мне обед.
— Ах, Аоминеччи, ты всё равно заставляешь меня покупать нам обед каждый раз.
— Ты — модель, — пожимает плечами Аомине. — Ты улыбаешься и позируешь полуголым, а люди бросают в тебя за это деньги. По крайней мере, имей совесть, чтобы поделиться с остальными, чёрт возьми, Кисе.
Больше похоже на стриптизёра, нежели на модель, подумал Фурихата.
— Предложение Аомине звучит так, словно он говорит о проститутке, — делится своим выводом Куроко.
Кисе ахает.
— Я
не проститутка!
Аомине ухмыляется.
— Хех, думаю, ты имел в виду "стриптизёр", Тецу.
— Ох, — отвечает Куроко, — Прошу прощения, Кисе-кун. Моя ошибка.
— Я и не стриптизёр! Курокоччи! — обижается Кисе.
— Я знаю, что твои обиженно надутые губы работают на многих людях, но я не из их числа, — категорично прервал его Куроко.
— Работает на мне, когда он хочет...
— Фу, Дайчан, перестань говорить такие мерзости, — просит девушка, которую Фурихата никогда раньше не встречал. У неё длинные розовые волосы, которые развеваются по ветру, когда она поворачивается и...
вау, это очень большие...— Ох, прошу прощения! Мы не были представлены друг другу раньше! Меня зовут Момои, очень рада знакомству, Фурихата-сан! Я многое о вас слышала.
Не смотри вниз, не смотри вниз, не смотри вниз...
Фурихата прочищает горло.
— Мне тоже очень приятно познакомиться с тобой, Момои-сан.
— Видишь, Сацуки, он по-удивительному обычно выглядит, правда? — Аомине тыкает её в бок.
— Дай-чан, он стоит прямо здесь! — Шёпотом кричит на него Момои.
— Ох, о чём это мы тут шепчемся? — Присоединяется к ним Кисе.
— О няньке-превратившейся-в-парня Акаши, — отвечает Аомине. — Боже, у Акаши стрёмные вкусы.
— Сказал Аомине-кун, который вставит кому угодно с наличием груди, — парирует Куроко, даже не позаботившись о том, чтобы перейти на шёпот.
— Эй, у Кисе нет сисек и я вставляю ему очень даже хорошо! — Громко провозглашает Аомине.
— Аоминеччи! Шшш! — Пытается приглушить его Кисе.
Фурихате очень хочется сказать им, что он прекрасно слышит весь их разговор, большое спасибо, но, кажется, это лишь добавит ему больше нежелательного внимания.
— Ой, — кто-то тыкает его в спину...конфетой?
Фурихата оборачивается и замечает парня с фиолетовыми волосами, пристающего к нему, который был, по крайней мере, два метра ростом, Фурихата уверен, и это было бы очень страшно, если бы не тот факт, что незнакомец удерживал у себя на руках целую гору конфет. И смотрел на него сверху вниз. И хмурился. Знаете что? Нет, Фурихата решает, что он по-прежнему очень даже сильно напуган.
Где, чёрт возьми, Сей-кун, и по какой причине он оставил меня одного разбираться со всеми его друзьями? Церемония уже должна была закончиться...
— Эм, ты Мурасакибара-кун, верно? — попытался поприветствовать его Фурихата. Он не мог ошибиться — в Японии не так много несуразно огромных парней с фиолетовыми волосами.
— Да, — отвечает Мурасакибара, посасывая леденец и рассматривая его с головы до ног. — А ты щеночек Ака-чина.
— Щен...— Фурихата растерян. — Что?
Он только недавно смог смириться с определением "парень" — он больше предпочитает "возлюбленный" или "партнёр" — и теперь Акаши называет его...
что?
Именно в этот момент Акаши решил одарить их своим присутствием.
И, чёрт возьми, Фурихата оставит на потом всю эту "щеночек" ситуацию, потому что, боже мой, Акаши выглядел безумно привлекательно и безупречно в своей школьной форме.
— Ацуши. Рёта. Дайки. Сацуки. Тецуя, — обращается к каждому из них с кивком Акаши и, затем, он поворачивается к Фурихате и его взгляд чуть смягчается в уголках глаз. —...Коки.
Сердце Фурихаты каждый раз сбивается в ритме, когда Акаши смотрит на него подобным образом. Он ни за что не сможет к этому привыкнуть. Он подходит к нему с тёплой улыбкой.
— Поздравляю с выпуском, Сей.
Акаши улыбается, прикасаясь к его большому пальцу указательным с незаметным для других подтекстом.
— Спасибо, Коки.
И это по-прежнему обжигает, по-прежнему вызывает искры даже сейчас, каждый раз, когда они прикасаются к друг другу — это особенно заметно, потому что они не виделись с друг другом некоторое время. Но, по крайней мере, теперь это не будет такой большой проблемой. Акаши переезжает в Токио из-за поступления в университет и это означало, что теперь они будут видеться гораздо чаще. Фурихата чувствует нетерпение и порхание бабочек в животе. Он не может дождаться.
— Это только мне так кажется или вокруг Акашиччи и Фурихаты-сана словно бы парят и кружатся лепестки роз? — закадровым голосом интересует Кисе.
Момои мечтательно вздыхает.
— Неа, вокруг них действительно есть какая-то цветущая розовая аура.
— Нужно ли нам вмешаться? Ну, мы все приехали, чтобы поздравить его? И затем мы можем спокойно свалить? — Интересуется Аомине, выглядя при этом заскучавшим.
— Аомине-кун, пожалуйста, научись читать обстановку, — попросил Куроко.
— Ака-чин смотрит на него так, как я смотрю на чипсы с шоколадным вкусом, — заметил Мурасакибара.
— Это...подозрительно подходящее описание, Мура-чин, — соглашается с ним Момои.
Аомине нахмуривается.
— Ты имеешь в виду, как будто бы пытается съесть его? Ну, я понимаю, потому что если Кисе нацепит на себя шёлковые трусы, тогда я определённо...
— Это твой парень, Кисе-кун, — прервал его Куроко, без малейшего намёка на осуждение.
— Ой, заткнись, Курокоччи, твой парень такой же тупой, — ответил Кисе, показывая ему свой язык.
— Кагами-кун не такой извращенец.
Кисе пожимает плечами, краснея.
— Э. Ну. У этого есть свои плюсы.
Куроко поморщился.
— Забираю свои слова назад. Ты такой же мерзкий, как и Аомине-кун, и вы оба гораздо хуже, чем Акаши-кун, что говорит о многом, ведь Акаши-кун встречается с мужчиной, в котором, как минимум, три различных фетиша, спрятанных в одном человеке, если сильно приглядеться.
Фурихата заходится в кашле.
Три фетиша? Серьёзно?
Акаши выглядел позабавленным.
— Они ведь знают, что мы их слышим, да?
— У тебя странные друзья, — замечает Фурихата уже не впервые. Затем, если уж они коснулись этой темы, — Сей, почему Мурасакибара называет меня твоим "щеночком"?
— Ах, это, — кивает Акаши уж слишком обыденно. — Из-за Шинтаро. Он и его парень, по какой-то причине, думают, что ты выглядишь как чихуахуа.
—
Чихуахуа, — саркастично повторяет Фурихата. — Твой лучший друг считает, что я похож на собаку.
Он не знает, стоит ли ему оскорбиться. Это же оскорбительно, верно? Но чихуахуа
очень милые.
— Не похож, — поправляет его Акаши, — а ведёшь себя как они.
— Чем это лучше?! — возмущённо вспыхивает Фурихата.
— Это потому, что ты очаровательный, — легко отвечает ему Акаши. — Где Шинтаро?
Фурихата отказывается краснеть из-за подобного комплимента. Акаши сменил тему и это сработало, чёрт возьми.
— Там, вместе с Такао-куном, — указал пальцем Фурихата. — Они отошли на "пару слов", потому что Такао был слишком заинтересован нашей половой жизнью.
— Нашей половой жизнью, — попугайчиком повторил Акаши, моргнув своими большими глазами. — Не их?
— Да. Нашей. Твоей и моей.
— Хах, — выдаёт Акаши. Затем, спустя минуту паузы, он нахмуривается. —...Шинтаро носит с собой игрушечный пенис?
Фурихата резко вдыхает.
— Верно? Я о том же подумал! Он сказал, что это осьминог, но я уверен, что это член!
Акаши качает головой.
— Шинтаро — идиот. Это определённо мужские гениталии, а не осьминог.
Фурихата кивнул.
— Да. Спасибо. Именно поэтому я тебя и люблю.
Акаши взглянул на него боковым зрением.
— Ты любишь меня, потому что я могу опознать игрушечные пенисы?
— Эм. Включая и все другие вещи, — Фурихата планировал выдать что-нибудь смущающе сентиментальное, вроде "мы одинаково смотрим на вещи", но ладно. Почему бы и нет.
Акаши склоняет голову набок с ухмылкой на лице.
— Если это значит, что ты меня любишь, то я приму и это.
Уа, Акаши обязательно нужно было сделать этот момент милым. Теперь Фурихата никогда не сможет смотреть на игрушечные пенисы по-другому и во всём виноват Акаши. Не то, чтобы Фурихата жаловался. Он был счастливее всего эти последние три месяца. Было ещё рано размышлять о чём-то серьёзном, но он уже не мог представить свою жизнь без Акаши. Между ними всё так легко, как не было ни с кем другим, и Фурихата смеялся и улыбался гораздо больше, чем когда-либо — и Акаши тоже. Его редкие улыбки уже не были такими редкими, и он обожал это.
И да, конечно же есть некоторые предметы беспокойства. Например, сохранность места работы Фурихаты, если кто-то узнает об их отношениях, родители Фурихаты, ожидающие его брака, их колоссальное различие в статусах и отец Акаши — с которым, Фурихата уверен, он пересёкся взглядами, когда тот проезжал мимо на своём дорогостоящем автомобиле не так давно после окончания церемонии выпуска — да, есть много, о чём стоит призадуматься, не всё в их жизни было солнечно и радужно. Но это только начало их отношений и Фурихата хочет насладиться им как можно больше. Когда придёт время, Акаши и он со всем разберутся. И найдут решение. Вместе. Потому что он пообещал самому себе, в тот самый момент, когда он посмотрел в глаза Акаши в первое их утро, как возлюбленных, что никогда не покинет его снова. И если их история чего-то стоит, то они справятся. Со временем всё обязательно наладится.
— Кстати говоря, Коки, напомни мне снова, когда я познакомлюсь с твоими друзьями? — спросил Акаши. — Когда я перееду в Токио?
— Когда Изуку-сенпай перестанет называть тебя моим "любовничком" и прекратит каламбурить насчёт наших отношений, — ответил Фурихата, гримасничая. — Что, как мне кажется, не прекратиться в ближайшее время.
— А ты говоришь, что это у меня странные друзья, — широко улыбается Акаши.
— Они
странные и ты это знаешь. Все они. Только я начинаю считать, что они нормальные, как они доказывают обратное. Даже Ракузанские ребята, — и даже не стоит давать ему возможности
начать насчёт чёртового Мибучи Рео потому что нет, Фурихата ещё
не скоро отпустит эту ситуацию. Он ревнивец и ему не нравится, когда высокий и привлекательный парень расползается на
его парне и целует его в щёчку, как будто бы это самое
обычное дело. Нет. В этой ситуации Фурихата неодобрительно топает ногой. И ему нисколько не помогает тот факт, что Акаши находит очаровательным моменты, когда он его ревнует.
— Они не так уж и плохи.
— Твой лучший друг таскает с собой игрушку, похожую на пенис, — подмечает Фурихата. —
Почему.
— Это его талисман удачи.
— Сей, — Фурихата многозначительно пялится на него.
— Намёк понят, Коки, — сдаётся Акаши.
__________________________________________________________
Не могу поверить в то, что это конец, но это действительно так! Мы наконец-то добрались с вами до самого конца и я не могу не поблагодарить вас за то, что вы так терпеливо и преданно ждали перевода каждой главы, насколько бы сильно и долго я его не растягивала. Становится даже немного жаль, что я больше не могу задерживать для вас продолжение на целые месяца или даже годы...ладно, я шучу-шучу! Я имею эту дурную привычку отшучиваться каждый раз, когда мне грустно, хе-хе. В любом случае, Хранитель Льва стала для меня во всех смыслах родной и любимой работой, потому что я перечитывала её не один раз и даже ни два и ни три, влюбляясь в неё снова и снова. Всё-таки читая что-то на своём родном языке, ты начинаешь и воспринимать работу как-то по-другому, поэтому я надеюсь, что мой перевод пришёлся вам по душе и был максимально комфортным. Я не профессиональный переводчик и ни в коем случае не претендую на это звание, перевод для меня — исключительно хобби, на которое мне приятно потратить время, несмотря на ошибки, поэтому все оценки я оставляю на вас. (Но всё же кидайтесь тапочками чуточку помягче, у меня тонкая душевная организация!)
Очень сложно прощаться с историей, над переводом которой работала не один год, но всё же этот момент настал, поэтому, я думаю, будет хорошо, если мы расстанемся на позитивной ноте, верно? Акаши и Фурихата наконец-то вместе и это "вместе" для каждого из них такое разное. Для Фурихаты — это личная свобода любить человека, несмотря предрассудки и правила, продиктованные обществом, а для Акаши — это возможность быть с человеком, перед которым не нужно быть сильным и непобедимым. Они такие разные, но в то же время подходящие друг другу по всем граням, как кусочки одного паззла. И я рада, что эти два кусочка теперь являются неотделимой частью нечто большего. А вы? ;)
Я бы также хотела выделить нескольких читателей, которые оставляли отзывы на протяжении всего процесса перевода.
strawberry sweet, Latovski, белая лилия и северный олень, Львица Лилия, Junger hund, Чайя, amylee, Лиса-сама, Хлипник, _so_dead, Nomad Shipper, VolleyDoll, Albrecht Stein., Mandarikasa, Ekaterina._., нЕvИDиМо4kА., Xelli13, Ieyasu 3010, Ai Mito, Akaki Tsurui, Нек Чой, Lamamay, Idzanari, КоRолева, Xgvchjn, Aki Ajiroo_holic aj 10 — все вы, в какой-то момент и под какими-то главами оставляли свои отзывы, что было для меня наивысшим счастьем и мотивацией. Я могу прямо сказать о том, что если бы вы не написали мне тогда тех слов, что вы написали, я бы вряд ли смогла хоть когда-нибудь закончить эту работу. Я безумно вам благодарна и очень жалею о том, что не могу передать словами ту признательность, что я чувствую прямо сейчас.
Спасибо и тем, кто прочёл эту работу после того, как она была завершена, и всем тем, кто прочтёт её в будущем. Спасибо, что потратили время на эту работу, и спасибо, что выбрали именно мой перевод.
Это не последний мой перевод по АкаФури, у меня в рукаве есть ещё одна работа, которую, я надеюсь, я начну переводить в этом году. Так что я с вами не прощаюсь и буду очень рада любым комментариям и замечаниям по поводу самого перевода, а также вашим общим впечатлениям от всей истории!
Ещё раз спасибо за всё и до скорой встречи!
(Если вы хотели бы связаться со мной или просто зафолловиться в Твиттере, мой ник @ccentipedee. АкаФури-шипперы, давайте дружить <3)
(Пожалуйста, перейдите по ссылке оригинальной работы и оставьте "Kudos", чтобы поддержать автора и эту историю! Она, несомненно, это заслужила!)
