***
— Т-Такао-кун...? Фурихата был не очень уверен в том, что ожидал увидеть, когда в его дверной звонок позвонили в 3 часа ночи, но Такао Казунари — этот странный парень, который встречается с другим, зеленоволосым и странным парнем, который так же является другом детства Акаши, (который, если стоит признать, тоже слегка странноватый) — определённо не был в списке его вариантов. Он моргнул, а затем протёр глаза, чтобы убедиться в том, что их заспанное состояние никак не искажает реальную действительность. Нетушки. Такао всё ещё здесь. Улыбается и всё такое. — Приветствую, Фурихата-сан~, — Такао помахал рукой, выглядя при этот чересчур бодро для того, кто бодрствует в три часа ночи. — Мне очень жаль, что мы помешали вам. Вы спали? — А-ах, ничего, всё в порядке, — Нет. Ничего не в порядке. И любой бы на его месте ответил бы именно так, но Фурихата всегда был по-странному терпелив со своими учениками. Он покачал головой. — Я могу чем-нибудь помочь, Такао-кун? — У Шин-чана для вас посылка, — ответил Такао с улыбкой, превратившейся в лукавую. — Заранее прошу прощения. — Хах? Посылка? — Фурихате не удаётся задуматься об этом как следует из-за постукивания и лязганья, громко доносящихся с лестничной клетки. Спустя пять секунд, на лестнице появляется Мидорима, несущий в своих руках...тело? Фурихата побледнел. Боже мой, если они убили кого-то... — Фурихата Коки, — со стоическим выражением лица кивнул в качестве приветствия Мидорима. Затем, без какого-либо предупреждения, он практически выкинул тело прямо в руки Фурихаты. — Воу...! Ах...! — Фурихата прогибается под весом чужого тела, поправив его в своих руках с целью изучить. Только затем до него доносится запах, исходящий от незнакомца, и Фурихате даже не нужно видеть красные волосы, выглядывающие из-под капюшона толстовки, чтобы понять, кто перед ним находится. — А-Акаши-кун...?! Акаши, пребывавший в бессознательном состоянии до этого момента, оживляется, услышав его голос. — Нн...Коки...? Фурихату одаривает сильным запахом алкоголя и его брови самопроизвольно ползут вверх. — Он что...эм...— Глаза Фурихаты округляются и тот переходит на шёпот. — Он что, пьян? — Нет, — ответил Акаши, в то время как Мидорима и Такао хором ответили: "Да!". — Шшш. Шинтаро, — с полузакрытыми глазами шикает на него Акаши, прикладывая палец к губам. — Очень пьян, — мрачно добавил Мидорима. — Коки, — Акаши зарывается носом ему в ключицу и это посылает армию мурашек по всему телу, словно от разрядов электричества. Он вздыхает прямо в его шею. — Ты здесь. Всё это — начиная тихим шёпотом Акаши и заканчивая руками на его талии и пальцами на его спине — настолько интимно, что Фурихата чувстует, как жар распространяется по всему лицу и вдоль его позвоночника, и ему в какой-то мере стыдно за то, что всё это происходит прямо на глазах у Мидоримы и Такао. Такао определённо заметил это, потому что даже он краснеет и старается отвести взгляд в сторону. — Шин-чан, нам, наверное, стоило бы оставить их наедине, — шепнул он, потянувшись за рукой Мидоримы. — Точно, — Мидорима искусно спрятал руку Такао в кармане своего пальто. Он перевёл взгляд на Фурихату и кивнул. — С тобой он будет в порядке? — Д-да, конечно, — ответил Фурихата, крепко удерживая Акаши в своих руках. И после, даже не моргнув, добавил, — я всегда буду заботиться о нём. Затем он осознаёт, как это звучит, и если до этого он не краснел, то сейчас определённо залился пунцовой краской. — Вау, — сказал Такао, потому что попросту не смог себя остановить. Он повернулся в сторону Мидоримы, с широко распахнутыми глазами. — Шин-чан. Вау. — Да, Такао, я слышал, — ответил Мидорима, и даже он сейчас смотрел на Фурихату как-то по-новому. Фурихате хотелось закопать себя живьём.***
Акаши Сейджуро тяжёлый. Фурихата не знал, почему для него это было сюрпризом. В конце концов, Акаши выше него, и, учитывая всё то, что он видел, состоял практически из одних мускулов. Но Фурихата не ожидал, что он будет настолько тяжёлым — не так; не таким, каким должен быть тяжёлым взрослый мужчина; не настолько, что Фурихате с трудом удаётся полутащить его на себе в спальню, не теряя при этом дыхания. (Потому что, конечно же, то, как Акаши дышит ему прямо в шею, то, как его руки касаются его везде, где только можно, и то, как он низко нашёптывает ему прямо в ухо не имеют никакого отношения к тому, что Фурихата чувствует удушение. Определённо нет.) — Коки, ты в порядке? — спросил Акаши, находясь в опасной близости от его лица. — Акаши-кун, ты...— Фурихата фыркнул. —...не в том положении, чтобы спрашивать у меня такое. Акаши медленно моргнул, положив свой подбородок ему на плечо. — Почему нет? — Потому что ты пьян, Акаши-кун, попытайся идти пря... — Коки, это твоя спальня? — внимание Акаши переключилось на комнату и тот с интересом осмотрелся. — Э, да, — кивнул Фурихата. — Ты отнёс меня в свою спальню, — заметил Акаши. Затем, на его губах появилась ухмылка. — Как быстро. — Чт...— Фурихата моментально смутился. — Э-Это не то...о чём, ты подумал! Я просто...здесь кровать и... — Я это вижу, — улыбнулся Акаши. — Здесь мы и окажемся сегодня? — Мы...— Фурихата почти что подавился. — Ты. Здесь окажешься только ты, не... — Мы. — Нет, это... — Мы, — улыбка Акаши стала шире. — Только ты! — с раздражением возразил Фурихата. — Хех, Коки, — Акаши опустил голову на плечо Фурихаты и легко рассмеялся, заставив того почувствовать вибрацию в его груди даже сквозь тонкий материал ночной футболки. Руки Акаши теперь окольцевали его талию со спины. — Ты милый. Фурихата громко сглотнул. — ...ты пьян, Акаши-кун. — Не очень, — ответил Акаши. Его руки огладили бока Фурихаты сверху вниз, кончик его носа покоился в основании шеи, послав тысячу мурашек вдоль позвоночника. — Я могу притвориться, что пьян. Если это даст тебе предлог. — П-Предлог...? — пискнул Фурихата. Его сердце бешено стучало в груди и он знал, что Акаши это чувствует. — Хн, — теперь руки Акаши бережно сжимали его талию, его губы слегка касались кожи на шее Фурихаты. Почти как прикосновения перьев. — Чтобы позволить мне сделать это. Акаши прижался губами к его шее, мягко и тепло. Фурихата выпустил рванный воздух из лёгких и схватился за руки Акаши своими собственными. — А-Акаши-кун... — Я очень пьян, Коки, — шепнул Акаши, его глаза казались прозрачными. Он приподнимает голову, его взгляд падает на губы Фурихаты. Их лица настолько близко, что кончики носов соприкасаются друг с другом; и всё, о чём может думать Фурихата — это то, какими на ощупь будут губы Акаши, если он их поцелует, и сможет ли он почувствовать привкус вина на его языке... — Я...— Фурихара резко втянул воздух, высвобождая себя из хватки Акаши. — Я п-пойду и п-принесу тебе воды. Акаши остался стоять на месте и молча наблюдал за ним. В его взгляде читалось разочарование. — П-Подожди здесь, хорошо? — попросил Фурихата, поспешно покидая комнату. Как только ему удалось исчезнуть из поля зрения, он прижал одну руку к груди, а другую — ко рту, пытаясь судорожно восстановить дыхание и контроль над непослушным сердцебиением внутри грудной клетки.***
Фурихата вернулся в комнату, чтобы обнаружить Акаши, сидящим на кровати со скрещенными ногами и книгой на бедре. И это ошарашивает Фурихату — то, как поза Акаши ничем не отличалась от той, с которой он сидел и читал в детстве. Теперь же он вырос, его конечности и пальцы были длинными и худощавыми. Сюда же стоило добавить всю эту новую сексуальность, возникшую непонятно откуда. Фурихата остановился здесь, в дверном проёме, наблюдая за ним некоторое время, прежде чем набрался смелости постучать по дверной раме. — Эм, я принёс воды. Акаши взглянул на него. — Коки, ты хочешь меня? Фурихата почти что уронил бокал с водой на пол, но умудрился ударить им о тумбу, сохранив хотя бы половину содержимого внутри. Он вытаращился на Акаши, обе его руки трясло. — ...Акаши-кун, я...ты знаешь, что я не могу ответить на этот вопрос. — Не можешь? — Акаши достал что-то из страниц. — Тогда объясни, почему ты до сих пор хранишь это. Это было старое полароидное фото с фестиваля фейерверков десять лет тому назад. На нём был изображён Акаши в девственно белой юкате, свернувшийся в клубочек на коленях у Фурихаты, его лицо было полуспрятано в чужой одежде — и Фурихата улыбался, глядя на него. В выражении его лица легко читалась привязанность. Акаши никогда не было известно об этой фотографии — это было единственным снимком, который Фурихата оставил себе. — Ты, — Фурихата прочистил горло. — Ты был первым ребёнком, за которым я присматривал. Конечно я сохранил твоё фото. Акаши пялился на него. — В книге рядом с кроватью? — ...мне нужна была закладка. — Коки, — произнёс Акаши. — Серьёзно. — Я...— Фурихата пожёвывает губы, хватаясь за стакан и протягивая его Акаши. — Выпей. Акаши схватил его за руку. — Коки. — Просто, — Фурихата отводит взгляд в сторону. — Выпей воды, пожалуйста. Он пьёт, не выпуская руку Фурихаты из своей собственной. Фурихата наблюдает за тем, как адамово яблоко Акаши перемещается сверху вниз, и обнаруживает, что сглатывает с ним в одно и то же время. Фурихата делает глубокий вдох и закрывает глаза. — Ты знаешь, что я забочусь о тебе, Акаши-кун. — Ты "заботишься" обо мне, — повторяет Акаши. — Э-Это правда, — Фурихата открыл глаза, чтобы взглянуть на него. — Ты важен для меня. — Важен, — вновь повторил Акаши, — это то, что ты имел в виду, когда говорил, что будешь всегда заботиться обо мне? Фурихата моргнул. — Т-Ты слышал это?... Акаши проигнорировал вопрос. — Я не ребёнок. — Я...— Фурихата встряхнул головой. — Я знаю это. Мне очень хорошо об этом известно. — Я не ребёнок, — снова повторил Акаши. — Я не смотрю на тебя так, как должен смотреть ребёнок. Мне не шесть лет и я не отношусь к твоим ученикам. — Я знаю, Акаши-кун. Я... — Я хочу тебя, — озвучил Акаши без каких-либо сомнений. Я тоже хочу тебя. Фурихата сжал кулаки. — Этого недостаточно, — Акаши притянул Фурихату для того, чтобы тот присел на кровать рядом с ним. — Мне недостаточно того, чтобы ты просто хотел "заботиться" обо мне. Я желаю большего. Акаши тянется к лицу Фурихаты, прочерчивая подушечкой большого пальца руки дорожку вдоль его скулы и подбородка, прежде чем прижать ей нижнюю губу. И это так несправедливо, что каждое прикосновение Акаши словно бы оставляет ожоги на его коже, как глубокий жар, проникающий в самое основание костей, раскаляющийся их до треска углей. Фурихата ловит его запястье, удерживая на месте. Его собственные руки тряслись. Он опускает взгляд и переходит на шёпот. — ...ты всё ещё пьян, Акаши-кун? Акаши придвигается всё ближе, ближе и ближе, его свободная рука поднимается к шее Фурихаты. — А ты хочешь, чтобы я был? — шепнул он. Было бы так просто ответить "да". Погрузиться во всё это без лишних размышлений, без забот; раствориться в Акаши и просто, хотя бы на мгновенье — секунду, минуту, час — забыть о том, что он не имел абсолютно никакого права находиться в таком положении. Держать Акаши в своих руках и действительно чувствовать, что он принадлежит ему, пьянеть от его поцелуев и жара его тела, упиваться этим сырым чувством электрического напряжения между ними. Прикасаться к нему руками, целовать, оставлять на нём отметины и действительно оклеймить его своим, потому что его место рядом с ним. Его место рядом с ним, под его весом, потому что Акаши тяжёлый и он больше не тот ребёнок, которого Фурихата может просто поднять и прокатить на своей спине. И он не хочет думать — о правильности, о морали и всей подобным этим чуши. Он хочет думать об Акаши, о его руках и о том, что он пахнет, как янтарь, как лёд и пламя, как сандаловое дерево; о голосе, словно бренди, и губах, словно вино. И не думать ни о чём другом, к чёрту последствия, и просто утонуть в этих малиновых глазах, которые он всегда любил... Потому что Фурихата действительно любит. Он любит Акаши Сейджуро. И ему было бы так просто ответить "да". — Нет, — ответил Фурихата, чувствуя, что вот-вот сломается. — Мы не можем. Потому что ты замечательный и у тебя будет прекрасное будущее с красавицей-женой и невероятно талантливыми детьми и я просто...я не могу утянуть тебя на дно, когда впереди тебя ждёт так много всего... Акаши уставился на него. И это так ужасно — наблюдать за тем, как глаза Акаши холодеют от мягкости и теплоты до бесчувственных осколков кровавого льда. ...потому что я люблю Сей-куна. — ...хорошо, — со временем отвечает Акаши, отпуская Фурихату. Фурихата чувствует такую потерю, словно у него украли весь кислород из лёгких. Он хватается за собственную грудь. — А-Акаши-кун, пожалуйста, пойми... — Нет, — Акаши пялился на него, вставая с кровати. — Тут нечего понимать. Ты озвучил свой выбор предельно ясно. — Это не то... — Если ты не видишь, что то, что происходит между нами, гораздо больше того, что удерживает тебя, — холодно озвучил Акаши, — то я больше не буду пытаться вразумить тебя. Глаза Фурихаты горят. — Но я... — Достаточно, — Акаши повернулся к нему спиной, — я не хочу ничего слышать. Спина Акаши болезненно напомнила ему о том случае, что произошёл десять лет назад; когда он рассказал ему, что уезжает, и Акаши увернулся от его руки; как его маленькое тело сжалось и отвернулось, словно бы защищаясь от него. И это убивает Фурихату, что именно так боль выглядит в случае Акаши, и снова он, Фурихата, был её источником и причиной. Акаши уходил и всё, что хотелось сделать Фурихате, это закричать, потому что внутри груди болело, всё тело болело и ему больно видеть Акаши таким. Но всё, что ему удаётся произнести, это дрожащее: — Т-Ты у-уходишь? Акаши не посмотрел в его сторону. И не ответил. Фурихата поднялся на негнущиеся и слабые ноги. — У-Уже поздно. Тебе не нужно уходить. — Я не могу смотреть на тебя, — тускло ответил Акаши. — Поэтому я иду туда, где мне не нужно будет этого делать. Если бы слова были кинжалами, Акаши бы без препятствий вспорол этой фразой кишки Фурихаты. — К-Куда...— Фурихата улавливает момент, чтобы успокоить собственное дыхание. — Куда ты пойдёшь? — Я не чувствую, что обязан тебе в чём-то объясняться, — парировал Акаши, выходя в коридор. — Акаши-кун, — Фурихата последовал за ним, хоть и с опасением. Он остановился посередине дверного проёма, ухватившись за раму. — Пожалуйста. Акаши остановился со всё ещё повернутой к его лицу спиной. — "Пожалуйста" что? — Мне просто...— Фурихата прикусил губу, вонзившись пальцами в дверь. — Мне просто нужно знать, что ты будешь в безопасности. Акаши фыркнул. — ...всё ещё играешь роль воспитателя. Понятно. Фурихата сжал кулаки. — Я забочусь о тебе... — Не надо, — Акаши наконец-то повернулся к нему лицом, его глаза полыхали. — Замолчи. — Просто...— Фурихата затряс головой, — пожалуйста, хотя бы скажи мне, куда ты идёшь... — Коки, — тон его голоса твёрдый, грубый. — Мне нужно знать, — отвечает Фурихата, ровно в той же степени упрямый. Акаши резко вдыхает, прикладывая тыльную сторону руки ко лбу. Он прикрывает глаза, на мгновенье, прежде чем медленно открыть их. Эти красные зрачки уверенно сфокусировались на Фурихате. Акаши открывает рот и абсолютно нейтральным голосом озвучивает: — У Рео есть квартира в Токио. Рео. Фурихата замер, сражённый наповал. Мибучи Рео. Мибучи Рео с длинными волосами, длинными ресницами и длинными конечностями, обвивавшими Акаши всюду, с этим мелодичным голосом и застенчиво-кокетливой улыбкой, восхитительными изумрудными глазами, такими блестящими и милыми, когда они смотрят на Акаши. Мибучи Рео, который играет в баскетбол и знает про сёги и суп с тофу. Мибучи Рео, который в прошлом целовался и кувыркался в постели с Акаши. Фурихата почувствовал, как у него закружилась голова. И Акаши уходил через дверь, уходил от него, чтобы пойти к Мибучи Рео, который, вероятно, будет обнимать его, чмокнет его в щёчку и ляжет с ним спать... И прежде, чем Фурихата смог бы осознать, что творит, он хватается за воротник толстовки Акаши так, словно от этого зависела вся его жизнь. Акаши уставился на него с явным неверием в глазах. — Отпусти. — П-Прости, — ответил Фурихата, но его пальцы всё ещё крепко сжимали ткань в его руках. — Отпусти, Коки, — потребовал Акаши. — Я не могу...— возразил Фурихата, безбожно заикаясь. — Я-Я не могу, прости, я просто...Я...Я просто не могу... В мгновение ока, Акаши меняет их позиции так, что теперь спина Фурихаты была прижата к стене, а сам он попался в ловушку из рук Акаши, расставленных по обе стороны от его головы. И Акаши смотрел на него в упор, с мрачным выражением на лице и взгляде, находящимся на грани убийства. — Ты...— прошипел Акаши сквозь тесно сжатые зубы, — приводишь меня в бешенство. Фурихату трясло. — Мне ж-жаль. — Правда? — Акаши приблизился вплотную, понизив голос. — Потому что ты продолжаешь делать это. Ты продолжаешь то притягивать меня, то отталкивать, и затем, когда я пытаюсь уйти, ты мне не позволяешь. Фурихата прикусил нижнюю губу. — Я не хотел...я не хотел о-одурачить тебя, это не было моим намерением... — Тогда скажи мне, — Акаши вздохнул. — Чего хочешь ты, Коки? Тебя, подумал Фурихата, смотря на Акаши, который находился прямо напротив него, настолько близко, что он мог почувствовать запах одеколона с воротника его толстовки. Его рука дрогнула из-за желания коснуться. Настолько сильно, что ему было сложно сфокусироваться. Фурихата с трудом сглатывает, его голос слабеет. — ...я хочу, чтобы ты остался. Взгляд Акаши смягчается на какое-то мгновение, прежде чем вновь затвердеть. — Этого недостаточно. — Я...— заскулил Фурихата, — Я не знаю, что ещё я могу... — Скажи мне почему, — прерывает его Акаши. — Э? — Почему я должен остаться? — говорит Акаши полностью серьёзно. Его взгляд зафиксирован на Фурихате. Потому что я хочу, чтобы ты остался. Потому что я не хочу, чтобы ты шёл к нему. Я не хочу, чтобы ты проводил с ним время. Я хочу, чтобы ты остался здесь, прямо здесь, со мной. — Акаши-кун...— Фурихата шепчет его имя словно мольбу. — Дай мне причину, чтобы остаться, — ответил Акаши, на этот раз более мягко. И он, должно быть, увидел что-то в глазах Фурихаты, потому что он становится всё более осторожным, когда опускает одну руку, чтобы убрать прядь волос с лица Фурихаты. Фурихата вздрогнул. Его руки покрылись мурашками. — Если я попрошу тебя остаться, ты останешься? — прошептал он. — Назови мне причину, — шепнул Акаши, придерживая Фурихату одной рукой за щёку. Я хочу, чтобы ты остался. Я хочу тебя. — Я...— Фурихата жуёт внутреннею сторону щеки. — У меня её нет. — Конечно есть, — ответил Акаши, проскользнув свободной рукой в руку Фурихаты. — Я знаю, что есть. Их пальцы соприкасаются и, медленно, переплетаются между собой; палец Акаши скользит вдоль указательного пальца Фурихаты. И даже это — даже такое маленькое, незначительное движение заставляет чувствовать Фурихату себя так, словно он горит изнутри. — Коки, — произносит Акаши и больше ничего не говорит, в то же время смотря ему прямо в глаза, крепко обхватывая его запястье и... ...сжимая его. И Фурихата не мог — он не мог дышать, думать, функционировать — потому что это. Это. Это было их фишкой; всегда было, с тех пор, как Акаши было шесть, а ему шестнадцать, и до сегодняшнего дня, и Фурихата всегда был способен понять эти прикосновения Акаши так, словно это было их собственным тайным языком; и он чувствовал привилегию, зная, что он единственный мог разделить с ним эти мгновения. И он просто знал, он знал, что прямо сейчас Акаши пытается сказать... "Пожалуйста". ...Фурихата не мог. Потому что пытаться сопротивляться Акаши сродни пытаться сопротивляться гравитации и Фурихата просто больше не мог. Без каких-либо слов, Фурихата потянулся свободной рукой к шее Акаши, трясущимися пальцами зарываясь в основание корней красных волос, как всегда об этом мечтал. Акаши замер. Он наблюдал за ним, не моргая. Затем Фурихата кивнул, единожды, едва заметный наклон головы вперёд, встречаясь взглядом с Акаши и сжимая его руку в ответ. — Акаши-кун... Фурихате даже не удалось получить и шанса на то, чтобы нормально начать предложение, прежде чем Акаши вжимает его в стену и неистово целует. Да. Да, да, боги да, наконец-то... Их рты сталкиваются друг против друга, разбивая губы и стукаясь зубами — и это не романтично, даже на миг, — руки Акаши сжимают его настолько сильно, что, вероятно — нет, определённо — оставят синяки, синие и чёрные, но сейчас Фурихата просто не мог представить того, что могло бы ощущаться лучше, чем это. Вероятно, ничего в этом мире не могло ощущаться лучше, чем руки Акаши по всему его телу, целующего его так, словно изголодался... Да. — Открой рот, — приказывает Акаши посреди поцелуев, его голос звучит наполовину рычанием, наполовину мольбой, и Акаши, Акаши Сейджуро, не занимается ни тем, ни другим, но прямо сейчас ему было наплевать. — Открой свой рот для меня. Фурихата так и поступает. И он не смог избежать стона, вырвавшегося из задней стенки горла, когда их языки соприкоснулись друг с другом. Как и не мог остановить руки, бесстыдно окольцовывающие его шею, пальцы, зарывающиеся в его волосы, целуя его в ответ с такой же силой, в то время, как его разум кричал и повторял наконец-то, наконец-то — Коки, — прорычал Акаши, впиваясь в него губами, устанавливая на него право снова и снова. И затем, когда этого стало недостаточно, он опустил голову и укусил его. Фурихата застонал, содрогаясь и трясясь всем телом, вцепившись в плечи Акаши. — Коки, — произнёс его имя Акаши, словно бы находясь в трансе, всасывая кожу на его шее. Его руки сжимали талию Фурихату, притягивая к себе ближе и грозясь сломать его напополам. Моё. — Коки. — С...— Фурихата ахает, когда Акаши прикусывает его ключицу чересчур сильно, но это всё равно слишком хорошо, и слышать то, как Акаши произносит его имя, словно страшно желает...тоже хорошо. И Фурихата даже не осознавал, что говорил что-то, пока с его уст не слетел задыхающийся скулёж. — С-Сей-кун... Акаши, ровно в той же степени могли бы пырнуть ножом, учитывая то, какое влияние на него оказывали эти слова. Он вцепился в Фурихату и прижал к себе в тесном объятии, их грудь находилась в достаточной близости для того, чтобы они могли услышать сбивчивое сердцебиение друг друга. Акаши зарылся носом в основание шеи Фурихаты. Они стояли так какое-то время так, молча, за исключением их громко вибрирующих грудных клеток и дрожащего дыхания. — Если это какой-то твой трюк, чтобы я остался, — шепнул ему в шею Акаши, — то он работает. Губы Фурихаты всё ещё горят, когда он крепче обнимает Акаши. — Это не трюк. — Я не хочу, чтобы он им был, — промычал Акаши. — Здесь нет никакого трюка, — вновь сказал Фурихата. — Я просто...— Он опустил взгляд, пожевав губу, прежде чем вновь взглянул на Акаши из-под ресниц, краснея всем лицом. — ...Хочу тебя. Акаши стонет, его голос хрипит от желания. — Ты несправедлив. Смешок вырывается из груди Фурихаты и он не может ничего с собой поделать — он уже давным-давно не чувствовал себя настолько легкомысленно восторженным и запоздало счастливым. Акаши отстранился, чтобы взглянуть на него, его глаза светились теплотой, пока он наблюдал за тем, как Фурихата смеялся. — Не смейся надо мной, — он ущипнул его за щёку. Фурихата лишь ярче улыбнулся, всё ещё тихонько посмеиваясь. — Хех, но ты такой ми...ммф...! Без предупреждений, Акаши приподнимает его подбородок и полностью целует в губы, прерывая смех на середине. На этот раз, действуя более медленно. Так аккуратно, мягко и чувственно, что Фурихата обнаруживает, как моментально расплывается в поцелуе, смех погибает под волной теплоты, укутывающей всё тело. На этот раз, это действительно романтично. Это те знаменитые пробуждающие-бабочек-в-животе, делающие-детей, скручивающие-пальцы-на-ногах и фейерверки-взрывающиеся-где-то-на-заднем-фоне поцелуи, о которых все так говорят. И они заставляли колени Фурихаты сгибаться от внезапной слабости. Акаши безжалостен, когда целует Фурихату до тех пор, пока он не не оглушён и не начинает задыхаться, опухший от поцелуев и бескостный в руках Акаши. —...так нечестно, — слабо бубнит Фурихата, когда всё закончилось, прижимаясь головой к груди Акаши. — Я бы хотел остаться на ночь, — произнёс Акаши, его улыбка находилась в одном угле от того, чтобы превратиться в ухмылку. — Если ты позволишь. Фурихата лишь обескураженно посмотрел на него. — ...нечестно. Акаши моргнул. — Это значит "нет"? — Ты же знаешь, что это не так, — фыркнул Фурихата. Акаши теперь определённо ухмылялся, прижимая к себе Фурихату. — Приподними ноги. — Мои...мои ноги...? — Фурихата в растерянности. — Уаа...! Фурихата вскрикнул, когда Акаши внезапно подхватил его под бёдра, и он не смог сделать ничего лучше, кроме как обхватить ими талию Акаши и придерживаться за его шею, чтобы не упасть. Фурихате вдруг пришло в голову, что он в буквальном смысле оседлал Акаши и то, что это непристойно, и его сердце выпрыгивало из груди, потому что Акаши определённо нёс его в сторону спальни, и...если честно, у него не осталось никаких сил, чтобы с этим бороться. С каждым шагом, который приближал его и Акаши к спальне, его тело становилось всё горячее и горячее в руках Акаши, его кожа горела от любого намёка на контакт. Как будто бы ему было больно находиться на таком близком расстоянии рядом с ним, но в то же время это не было достаточно близко. Потому что физический контакт, несмотря на то, каким бы намагниченным он ни был, всё ещё...это. Просто физический контакт. И то, что Фурихате было нужно — то, в чём он нуждался, было... — ...ты всё ещё пьян? — тихо спросил Фурихата. Акаши перестал идти, остановившись прямо перед входом в спальню Фурихаты. На какое-то время он призадумался. Фурихата наблюдал за ним. — Нет, — со временем ответил Акаши. Затем, после вдоха, он добавил, — и я не хочу притворяться. —...нет? — Я не хочу давать тебе отговорку, — ответил Акаши, более открыто, чувствительно и честно, чем когда-либо, — для того, чтобы хотеть меня. Это...это по-настоящему для меня, Коки. И я... Фурихата задержал дыхание. Акаши взглянул на него. — И я хочу, чтобы для тебя это тоже было по-настоящему. И Фурихата клянётся, что его грудь могли бы с такой же лёгкостью вспороть, потому что это в точности то, что ему нужно, то, что он хотел бы сказать сам, и, боже, он не мог поверить в то, насколько идеален — Акаши идеален, он идеален, и... Глубоко внутри, Фурихата знал. Он всегда знал, что сопротивляться Акаши сродни сопротивляться самой гравитации, это словно сопротивляться тому, что было неизбежным, и Фурихата не мог... Не мог. И, если честно, больше не хотел. Не теперь. — Хорошо, — прошептал Фурихата, потянувшись к Акаши за сладким поцелуем в губы. Когда он отстранился, его ресницы намокли от влаги. Фурихата покачал головой. —...Мне тоже не нужны отговорки, Сей-кун. И видеть то, как лицо Акаши проясняется от улыбки... ...что же, это заставило его понять, что он никогда не сможет сопротивляться ничему, что касалось бы этого парня.