Can't stop the feeling

- Ну охуеть теперь, - выдохнул Юра. А охуевать было с чего. Сидел, рассказывал своему лучшему и, по совместительству, единственному дружбану о том, как Гошан в Монреале потерялся, когда его, в драбадан готовенького, отправили за третьей бутылкой, а потом искали всем составом российской сборной, а дружбан ни с того, ни с сего вдруг заявил, что хочет выебать Юрочку в задницу во всех мыслимых и немыслимых позах. Ладно, просто сказал "Ты мне нравишься", но богатая фантазия дорисовала вдруг все сама. Юра завис на полпути, забыв окончание у недосказанного "проебался", которое в контексте повествования имело дико важный смысл, и уставился во все глаза на Отабека. Тот сидел напротив, смотрел прямо на него и ждал вердикта, как Ассоль - алых парусов. С парусами был затык, а вот заалел Юра почти сразу, как до него толчками допер смысл сказанного. Попытался уточнить красноречивым и многогранным "чо?", но потерпел крах, потому что Отабек повторил свое в край неправильное и дико смущающее "ты мне нравишься, Юра", и Юра почувствовал отказ всех систем разом. А потом в тишине номера и прозвучало сакраментальное: - Ну охуеть теперь. Отабек взвесил в голове эти слова, и как-то неоднозначно кивнул, будто соглашаясь и не соглашаясь одновременно. Юра хлопнул глазами, пытаясь запустить хотя бы резервные источники питания мозговой деятельности, но попытка провалилась, и поэтому выдал: - Так ты по мужикам, что ли? И в приглушенном свете номера не смог разобрать, что за эмоция тенью промелькнула на лице Отабека. Он чуть склонился, усаживаясь поудобнее на стуле, на мгновение разрывая зрительный контакт, чтобы снова глянуть из-под прямых бровей: - Я по тебе, Юра. И как это понимать? Питание в мозг в очередной раз не поступило, поэтому язык продолжал работать на заложенном предками и эволюцией автопилоте: - Я не девка. - Я заметил. Снова повисла пауза, в которой - Юра поклялся бы - было слышно, как долбится в ушах бешеная кровь, пытаясь пробиться к мозгам и реанимировать хоть одну извилину, чтобы перестать рожать на свет тупость за тупостью. - И чо теперь? - ну вот опять! - Ну, - Отабек поставил локти на колени, сцепил пальцы перед собой и посмотрел на Юру. - Я не пытаюсь давить на тебя. Но было бы неплохо, если бы ты подумал над этим. - Я не по мужикам! - убежденно выплюнул Юра и тут же прикусил язык. Потому что снова какая-то непонятная тень мелькнула на лице Отабека. Юра подавил резко вспыхнувшее желание встать и включить в номере свет, чтобы все видеть. - Тогда можно забыть. - отозвался Отабек, откидываясь на спинку стула, и Плисецкому показалось, что шорох одежды заглушил какие-то важные нотки в его голосе. И снова номер ухнул в тяжелую напряженную тишину, в которой слышалось, как где-то дальше по этажу кто-то матерится по-русски. Юра пожалел, что отказался идти с Милой, Гошаном и остальными членами сборной в караоке - там бы точно никто ничего подобного ему не заявлял. Максимум все ограничилось бы очередными Милиными нежностями, в которые она неизменно впадала после трех рюмок. Да даже если бы кто и заявил! Придурку можно было бы от всей широты русской души врезать с вертухи, наорать, а потом кто-нибудь бы обязательно пересказывал эту историю на каждых сборах для поржать. Отабек вдруг шумно выдохнул, склонив голову, провел ладонью по столешнице, и Юра почти с облегчением понял, что тот сейчас что-то еще скажет, за что можно будет ухватиться и выплыть из этой душной трясины тишины, но спасение пришло откуда не ждали. Дверь в номер раскрылась и шарахнула о стену так, что Юра и Отабек подскочили на месте. Широкими нестройными шагами прической вперед ввалился Гошан. - Заседание СНГ объявляется закрытым! - воскликнул он и смачно икнул. - Валите по домам! - Это не только твой номер, блять, - рыкнул Юра, подскакивая. - Ты, - Гошан неопределенно мотнул в воздухе пальцем в его направлении, - можешь остаться. А братья наши могут валить! Бухнулся мордой в покрывало и затих. - Помер. - в воцарившейся тишине голос Отабека прозвучал глухо и отрешенно. Юра в сердцах подскочил к распластанному Поповичу и пнул по свесившейся ступне. Со ступни слетел ботинок и отскочил куда-то в коридор. - Помрет он, как же, - буркнул Юра. - Этот в одну глотку может четыре литра выжрать, будет шататься и нести хрень, но хуй уснет даже. - Другая страна, акклиматизация, - дернул плечом Отабек. - Вот и развезло. Говорить про лимиты алкоголя Гошана Юре было откровенно не интересно, но о повисшей в воздухе теме - язык не поворачивался. Да и что тут еще можно добавить? По полу заскрежетали ножки стула - Отабек поднялся на ноги. Юра сунул руки в карманы, опустил голову, занавешивая лицо волосами. Потом поднял-таки взгляд и встретился с темным глазами. Отабек смотрел внимательно, будто выжидал что-то, и Юра вдруг вспылил. - Нечего мне больше сказать! - почти зло бросил он, отворачивая лицо. - Не по мужикам я, что непонятного?! - Все понятно. - Ну и все тогда. Хуйня вышла. Вообще не по-дружески. Юра пялился на завернутый край ковра у двери и нервно теребил завалявшуюся измусоленную пустую пачку от жвачки в кармане толстовки. Толстовка была его любимая, с глубоким капюшоном, черная, с рваными принтом тигриных полосок вдоль спины. Купил он ее около года назад, в Астане, когда приезжал к Отабеку и тот устроил ему экскурсию по стране. Не на мотоцикле, правда, а на темно-синем форде, происхождение которого так и осталось для Юры загадкой - на все вопросы Отабек лишь загадочно улыбался. Дверь перед Юрой была закрыта. Когда по коридору никто не проходил и не косился на странно застывшего Плисецкого, становилось слышно, как за ней разговаривали на непонятном языке, шумел телек и вода. За дверью был Отабек с парой товарищей из казахской сборной, не считая тренера. И надо было как-то перебороть себя, вытащить сначала руку из кармана, и заявить о своем присутствии, а потом - Отабека на разговор. И сказать, да. Что хуйня вышла, что это не значит, что Юра перестанет с ним общаться, и что ему все нравится пока так, как есть, и что все вот это, о чем Отабек сказал,.. ну, не его. Раньше Юра был уверен, что хуево, когда ты, там, втрескался, а тебя послали. Во всяком случае именно такие пиздострадания фигурировали во всевозможных фильмах и пересказах девчонок о неразделенной любви. А оказалось-то, что и в обратку - тоже ничего приятного. Потому что хуево видеть лицо человека в этот момент. Юра уже видел. Когда Отабек прикрыл за собой дверь вчера вечером, Юра понял, что надо бы исправиться, объяснить что-то - хотя не представлял, что - но заставить себя метнуться следом не смог. А сейчас вот, приперся, стоял под дверью и в который раз пытался понять, какой рукой постучать. А потом дверь открылась сама, и Отабек едва не налетел на Юру. Моргнул. - Юра, ты почему здесь? Он был одет в уличное: новая косуха, которую они купили тут перед соревнованиями, джинсы, ботинки на шнуровке. - А, это... - Юра зашарил в мозгу в поисках заготовленной речи, но ее словно и не было. Будто не он просидел сегодня полдня в какой-то шумной забегаловке, в которой по кругу, как детский паровозик по рельсам, ездили суши, с музыкой в ушах, и пытался придумать что-то адекватнее, чем вчерашнее "я не по мужикам". Пришлось импровизировать, а с импровизацией почему-то всегда был затык. - Просто. Сказать хотел. Отабек ступил за порог, Юра качнулся назад, чтобы его выпустить. Дверь закрылась. Они оказались вдвоем в длинном коридоре гостиницы. Мягкий бордовый ковер скрадывал шаги. Пачка жвачки в кармане превратилась в маленький измусоленный пальцами шарик. Юра подцепил его ногтем, расковырял. Сунул руки глубже в карманы, занавесился волосами. Собирался с духом и искал потерянную заготовку. Отабек молча смотрел на него и не мешал. Когда молчание затянулось, а Юра так и не вспомнил, с какой стороны алфавит складывать, Отабек выдохнул: - Юра, тебе вовсе... Но Юра собирался сегодня говорить, а не слушать. Слушал он вчера. Говорил, конечно, тоже, но говорил какую-то поебень, за которую было стыдно и которую теперь надо было исправлять, иначе пиздец дружбе, мегабайтам переписок во всевозможных чатах, редким возможностям пересечься во времени и пространстве, и поддержке, которая стала неотъемлемой частью всех соревнований. Не только спортивных. Поэтому Юра перебил, выпалил, все так же глядя в пол: - Хуйня вышла. Вчера. - вроде емко, коротко, а потом спохватился: непонятно. Торопливо добавил: - То, что я сказал - хуйня. То есть, да, я не п-по мужикам, как бы... но в-все равно хуйня. Блять, чо заикаться-то начал, Плисецкий?! - И это. Ты мой дружбан. Бро. - да, про это тоже надо обязательно сказать. А то вдруг неправильно поймет. - И д-давай дальше... ну, это. И заткнулся. Потому что все, что дальше лезло на язык, показалось шаблонным, плоским, как из мелодрам телеканала "Россия", которые смотрела по вечерам дедова соседка. И не до конца выражало то, что Юра на самом деле хотел сказать. Вот, блять, язык. Вроде великий и могучий, а слов рассказать, что за ерунда творится внутри и от чего кишки в узел вот уже сутки вяжутся, не хватает. Или просто пора начинать читать что-то, кроме расписания соревнований да ленты во вконтактике. Перед глазами, упрямо вперившимися в дико интересный ковер, возникла ладонь. - Будешь со мной дружить? - спросил Отабек. Что-то в грудной клетке у Юры раздвинуло ребра, скользнуло выше, по горлу, сдавило его, и выползло на лицо непрошенной улыбкой. - Блять, чо спрашиваешь? Знаешь же, что да. И протянул руку в ответ. - Сама иди. - Ну Юраааа! - протянула Мила и схватила его за руку. - Ну сам подумай! Как я могу завалиться к нему в номер одна? - Бля, мне какое дело? С твоими хоккеистами это прокатывает, - Плисецкий попытался вернуть себе конечность, но Мила держала мертвой хваткой грекоримского борца. Пора в тренажерку записываться, мельком подумал Юра. - Ну он же твой друг! - не унималась Мила, пропустив комментарий про хоккеистов. - Вроде как ты пришел позвать его, а я просто с тобой за компанию! - Никуда я не пойду! Отпусти уже! - Ну неужели ты не хочешь чуть-чуть, совсем капельку мне помочь? - Мила дернула его на себя и Юра едва не вписался носом ей в щеку. Она отцепилась от руки, но сразу же обвила его шею и стиснула так, что Плисецкий испугался - задушит же сейчас! - Ну Юрааааа! - зазвенело в самое ухо. - Бля, ладно! Ладно! - затрепыхался Юра, пытаясь сбросить с себя чемпионку одиночного женского. - Уговорила, Баба! Отвали только! - Ура! - и объятия сжались на шее еще сильнее. Юра захрипел, провожая взглядом мелькнувшую перед глазами жизнь. Казах, стоящий на пороге номера, Отабеком не был, и разрушил последние Юрины надежды на то, что им никто не откроет. Оставалась надежда, что сам Отабек обнаружится не в номере, а, например, где-нибудь за периметром отеля - сводить бро и Милу почему-то не хотелось. Сама Мила любопытной сорокой выглядывала у Юры из-за плеча. - А Бе... Отабек есть? - выдавил Юра, в последний момент отмахнувшись от назойливого "А Бека дома?", крутившегося на языке всю дорогу до номера. Тренер - а это, несомненно, был именно он, - кивнул и отступил с порога, пропуская: - Да, заходите. - шагнул внутрь, обернулся и заорал что-то на сатанинском, с кучей звуков, о существовании которых Юра до определенного момента и не догадывался. Он вздрогнул, и вместо Отабека ожидал по меньшей мере появления дьявола. Но из-за угла высунулся Отабек, растрепанный, в одних тренировочных штанах и с полотенцем на шее. Юра почувствовал, как Мила стиснула ему предплечье и тихонечко запищала, как делала всякий раз, когда приходила в неописуемый восторг и ссалась кипятком. Вот, блин, придурочная. Юра знал - Отабек Миле нравился. В России она ему все уши прожужжала, пытаясь разузнать что-нибудь интересное, а то казахский герой во всевозможных интервью говорил сухо и по делу, даже на личные вопросы умудрялся отвечать так, что информации по итогу было с гулькин нос. И та - повторяющаяся из журнала в журнал, и не несущая абсолютно никакой смысловой нагрузки. Юра тоже эти интервью читал, чтобы потом потроллить Отабека, обозвать конспиратором и заграничным шпионом, и получить обратку: "зато в моих интервью не надо ломать голову, чтобы придумать очередному мату литературный синоним" - ухмыляясь, парировал Отабек. Юра фыркал, ржал и они начинали подбирать матам, которыми пестрила Юрина речь, эти самые синонимы. Записывали их в блокноте на рабочем столе, а потом устраивали беседу: Юра сидел с открытым документом и пытался заменять в разговоре нецензурщину на пушкинский слог. Иногда, особенно упарываясь в межсезонье, если была возможность подольше посидеть в скайпе, мат вообще заменялся на старорусский или какую-нибудь особо укуренную псевдо-аристократическую хрень, и оба укатывались со смеху, огребая от разбуженной родни Отабека и иногда - от дедушки Юры. И, надо сказать, Юра и раньше видел Отабека без маек и футболок. Один раз даже вообще полностью обнаженного - со спины и чуть-чуть сбоку, - когда они сунулись в общественные японские бани. Правда, тогда Юра много кого из фигуристов голыми увидел, и старался забыть эту пидорасню как страшный сон. Но сейчас почему-то сердце дернулось и зачастило чуть-чуть быстрее. Наверное, потому что Мила передавила ему руку. А не потому, что Юра вдруг представил, какая эта смуглая кожа на ощупь, и как бы перекатывались твердые мышцы под пальцами. Ему приходилось и за руку хватать Отабека, и за запястье. Пару раз даже за шкирку пришлось - но об этом Юра старался не вспоминать, потому что оба раза едва не окончились аварией. Но все это раньше как-то не имело особого смысла и было сиюминутным порывом, необходимостью или желанием привлечь внимание. Сейчас же у этого желания появился какой-то подтекст, который отдавался в мозгу, потому что взгляд зацепился за тазовые косточки, на которых натягивался пояс треников, и отлипал обратно на лицо как-то неохотно. Тренер скрылся за дверью ванной - во всяком случае в номере у Юры за такой же дверью была ванная, - а Отабек уставился сначала на Юру, потом на Милу, а затем снова на Юру. - Привет. - произнес он. - Прив... - не успел Юра договорить последние две буквы, как из-под руки юркнула Мила. И вот она уже висит не на замотанном в рукав толстовки предплечье у Плисецкого, а на голом плече Отабека, жмется сиськами и оттягивает ему полотенце локтем: - Мы в клуб намылились! - заявила она. - Собирайся! Ах ты рыжая сучка. Отабек снова глянул на Юру. Юра дернул плечом. - Пять минут подождете? - спросил Отабек. - Хоть десять! - воскликнула Мила и отвалилась на кровать. Пружины скрипнули. - Нахера ты меня сюда потащила, если сама охуенно справилась? - прошипел Юра, когда Отабек скрылся за соседней дверью. - Моральная поддержка, Юрец! - усмехнулась Мила, положила ногу на ногу, покачала ступней в какой-то дикой конструкции из шнурков и страз, которая должна была быть туфлей. Юра дернул ртом, сложил руки на груди и зарекся иметь дела с бабами. Хитрющие, как анаконды в тропиках, подползут, обнимут, и оглянуться не успеешь, как хребет тебе уже располовинило, а с ног начинают заглатывать в резиновую пасть. Нет, реально. Юра видел однажды по телеку, как тянутся челюсти у змей. Пиздец зрелище. И этот тоже хорош! Стоило только Миле сиськами прижаться, так сразу засобирался. И он еще утверждает, что по мужикам? Ладно, по Юрам, но Юра-то в тот момент ничем к нему не прижимался. Отабек высунулся спустя чуть больше, чем пять минут - видимо, воспользовался щедрым Милиным предложением на все десять. Юра окинул его с ног до головы. Отабек, в черной толстовке с закатанными по локоть рукавами, в темных джинсах с какими-то цепями на поясе, в ответ скользнул по Юре взглядом, машинальным движением зачесал широкой ладонью волосы назад. Влажные, не до конца просохшие - Юра слышал, как гудел фен, - они плохо слушались и пара прядей выбилась обратно, скользнув на лоб. - Шикарно выглядишь! - подскочила Мила. - Идем? - Да, - кивнул Отабек, подхватывая ту самую новую кожанку. Юра отлип от стены, к которой успел прирасти, пока ждал, и двинулся следом, на расстоянии вытянутой ноги, изо всех сил делая вид, что он не с ними. И уж тем более не имеет никакого отношения к Миле, которая снова схватила Отабека под локоть, и верещала на весь этаж о том, какой тот весь из себя охуенный, и вообще серебро - не потолок, и он запросто мог бы и Юрку обскакать, если бы не судьи, суки. Отабек отвечал, что судьям виднее. Горилла в костюме потребовала у Юры паспорт с таким выражением лица, что Юра на мгновение трухнул и засомневался в том, что ему уже есть восемнадцать. Пока толстые, как сардельки, пальцы листали проламинированные страницы, Плисецкий убедился, что есть, потому что вспомнил, как на его же восемнадцатилетии Гошан в одних трусах прыгал с моста в ледяную воду Невы. Отабек с Милой его потом вылавливали оттуда, и всей кучей они пытались уломать ментов не запирать их в кутузку. Гошан уламывал яростнее всех: господа полицаи, ну ведь восемнадцать человеку! Переломный момент! Секс, наркотики, рок-н-ролл! Гошана в итоге за распитие и нарушение покоя Невы в три ночи и увели. Горилла с каменным еблетом вернула Юре паспорт и открыла проход. А у Отабека и Милы не спросила, сука. Отпущу, нахуй, бороду, решил Юра, спускаясь по ступенькам узкого коридора. Чтобы видно было, что все, не посадят за совращение, распитие и раскуривание, и чтобы паспорта с собой таскать не приходилось, а то проебать как нехуй делать. За стенами гулко грохотала музыка, ударяя басами. Юра коснулся стены рукой и ощутил, как та дрожит. - Эмиль отписался, они уже внизу! - повысила голос Мила, оглядываясь на Юру. Ну круто, подумал Плисецкий. И решил, что нахуй, не будет он на инглише шпрехать. И так от него башка кругом. Пусть русский учат. Отабек открыл дверь и пропустил внутрь сначала Милу, а потом Юру. Зал был большой, с бликами стробоскопов из-под потолка, светопредставлением и сизым дымом в воздухе. Танцпол шатала здоровая кучка уже прилично поддавших чуваков и гламурных кисо на высоченных цирлах, у барной стойки на другом конце зависали чоткие пацанчики в рубашках разной степени пидорасности, а в тени прятались столики с компаниями. В сторону последних и метнулась Мила, проталкиваясь через шальные тела, выплясывающие нечто шаманское под бьющую музыку. Юра шагнул за ней, едва не потерял из виду, но когда высунулся из-за полуголой спины девицы в ярко-зеленом платье, наткнулся на знакомые лица. В нише, отгороженной вычурной стеклянной стеной, на диванах расположилась все та же привычная компашка: Эмиль, Гошан, товарищи Криспино всем составом, Крис Джакометти. Неожиданностью стал разве что Пхичит, тут же бросившийся к Юре делать с ним селфи. - Смайл! - выкрикнул Пхичит, хватая Юру и Милу. Юра выдавил смайл и показал язык. Айфон щелкнул, моргнул и отправил фотку с двумя русскими и одним тайцем в галерею. Пхичит тут же подтянул к себе селфи-палку, стал проверять, как получилось, накладывать фильтры и выкидывать результат в инстаграм. Мила сунулась обниматься с Криспино и Неколя, а Юра заозирался, потому что понял, что Отабека они где-то проебали. Отабек нашелся у другого столика. Здоровался с узкоглазыми посетителями за руки и кивал. Из-за столика вылез непонятной наружности чувак с цветастыми татуированными рукавами, такой же темный и нерусский, положил Отабеку на плечо руку, наклонился к уху и орал, перебивая музыку. Этот казахский герой и тут дружбанов имеет, что ли? Юра моргнул. Выглядел таким необщительным, с Джей-Джеем не горел общаться - хотя с ним мало кто из фигурной тусовки горит общаться, - к Юре только пять лет спустя подобрался. А как по миру ездить - так едва ли ни в каждой стране по знакомому. Или вон, целому столу знакомых. Или тут работает принцип, что азиат азиату брат, отец и собутыльник? - Юрец, это кто такие с Отабеком? - Мила оказалась внезапна. - В душе не ебу, - отозвался Юра. Отабек забегал глазами, нашел Юру. Юра вскинул брови, мол, чо стоим? Так и будешь там тусить? Отабек не разочаровал - быстро что-то ответил чуваку с рукавами, указал на столик фигурной тусовки, махнул остальным, и направился в сторону Юры, на пути пару раз обернувшись. И Юра во второй раз за вечер залюбовался, скрываемый грохотом и дымом клуба, какой тот был красивый в кожанке, с закатанными по локоть рукавами, в темных джинсах на узких бедрах. И ноги красивые, сильные, и ботинки эти охуенные, с заклепками. И улыбался Отабек так, что где-то под ребрами вдруг что-то шевелилось, что раньше и не думало подавать признаков жизни вообще. Юра сунул руки глубже в карманы. - Что за перцы? - он дернул подбородком в сторону чувака с рукавами и его компании. Отабек остановился рядом, что и ладонь между ними бы не поместилась. Оглянулся. Махнул им еще раз. Наклонился к Юре, потому что музыка: - Знакомый со своей компанией. - О! Что хотел? - всунулась Мила. - Сказал, что Мигель тут. И, - Отабек сделал паузу, взглянул на Юру. - Что я могу воспользоваться его оборудованием, если захочу. - О! - Мила аж подпрыгнула на месте и заорала, перекрикивая музыку. - Захоти! Воспользуйся! Поставь что-нибудь крутое, раскачай тут все! Отабек подкрутил что-то на пульте, отодвинулся. К нему наклонился левый чувак в клетчатой рубашке, зашевелил губами. Отабек мелко покивал, снова потянулся к пульту. Чувак отступил, а потом и вовсе пропал в темноте. Отабек качнул бедрами раз, второй, снова сунул руки к пульту, что-то поправил. Звук ухнул, отразился от стен, вернулся басами, вдарил по ушам, распер легкие изнутри и пересчитал кости. А потом затряс подвал мелко-мелко, электронным рваным ритмом. Мила рядом подскочила, будто только этого и ждала, едва не зацепила Юру локтем. Тот шарахнулся, но Мила от него сегодня, по ходу, отставать вообще не думала: навалилась, обхватила за шею и потащила: - Юрец, пошли танцевать! - Да, бля, нет! Отвали! - затрепыхался Юра, но тут его с другой стороны подтолкнул Пхичит, у которого тоже шило заиграло, и Плисецкого смело с насиженного места. Следом из-за стола выскочили и Сара с Мишелем, и дальше сопротивляться было просто бесполезно. Они нырнули в толпу, Юра наступил на стеклянную бутылку из-под пива, едва не полетел целовать пол затылком. Мила его еле удержала и громко заржала прямо в ухо, заявляя, что Плисецкому больше не наливать, хотя тот за вечер не выцедил даже одной рюмки. Басы грохнули снова, загудели в черепной коробке. Мила отцепилась от Юры, подпрыгнула, вскинула руки, завизжала. Юра, предоставленный сам себе, заозирался. Ни Пхичита, ни Сары с Мишелем рядом не оказалось. Столика из-за жмущегося народа видно не было, зато Отабек теперь стал много ближе и высился над головами предводителем пролетариата. Рядом с Отабеком у пульта появилась девица в бандане и с длиннющими волосами. Юркой змеей скользнула к нему, коснулась плеча, что-то заговорила на ухо, заулыбалась. Отабек вдруг сверкнул зубами в ответ. Потянулся через нее, что девица оказалась у самой его груди, смотрела снизу вверх, пытаясь поймать взгляд, и все без умолку трещала. Юра скривился, вздернул подбородок. Отабек выудил наушники, надел одним на ухо, но не на то, в которое орала девица. Снова что-то крутанул на пульте. Девица коснулась его руки и было свинтила обратно во тьму, но Отабек удержал ее за предплечье. Юра не успел охуеть, как тот одним движением вдруг расстегнул толстовку и остался в футболке. Сунул толстовку девице, и только тогда ее отпустил. Повернулся снова к пульту, одернул футболку, и Юра ухнул в одну сплошную любовь к нарисованной на ней морде тигра. Большущей морде тигра в большущих наушниках. Ах ты ж блять. Девицы за тачки и брюлики дают, а Юра понял, что готов дать Отабеку за футболку. Ну все, Плисецкий, это дно. Женский голос влился откуда-то из глубин басов, вплетаясь, становясь все четче, звонче. Проехался по позвонкам, нырнул в кровеносную систему и взрыкнул изнутри, выгнал из легких воздух и задушил заразительным восторгом, подбрасывая на месте. Взвыл на одной ноте, танцпол взвыл за ним, и Юра не удержался, вскинул руки и подпрыгнул, стоило басам снова врезать по бетонным стенам, отразиться и ударить наотмашь по и без того готовому сознанию. Толпу накрывало волнами, и она в такт подскакивала на залитом пивом полу, вскидывая руки, стискиваясь в один организм, как какая-нибудь блядская человеческая многоножка. На очередном интро, куда без спроса влезли гитары с мощными переливами, Юра вскинулся на Отабека. Тот покачивался волной под собственное творение, выкидывая бедра вперед, будто трахал гребаный пульт, и закусывал нижнюю губу, и облизывал ее, и обводил черным взглядом порабощенный танцпол, и ухмылялся уголком губ. И Юра залипал, невольно зеркалил его движения, и тоже облизывал губы, и вспоминал блядские тазовые косточки под резинкой треников. Снизу только что постучали. И стало почему-то хорошо. - Like animals, - прогремело в воздухе, и Юра проорал следом. Его задевали локтями, на него налетали какие-то невменяемые девицы, от которых несло алкоголем и духами, и Юра также налетал на них, потому что в этом адовом пекле все системы отказывали напрочь, эволюция махала ручкой, а деградация творила из когда-то адекватных хомосапиенсов самых натуральных животных. Заведенный, Юра прощелкал момент, когда к Отабеку опять подошел какой-то чел, на этот раз в темной майке с крупной надписью "CAN'T TOUCH THIS" на груди и с, кажется, зеркалкой в руках. Отабек спустил наушники на шею, о чем-то перекрикивался с ним. Рот растягивался в улыбке, показывая ровный край зубов, а сам Отабек указывал на пульт. Что-то объяснял. Потом склонился к ноутбуку, забегал по экрану глазами, что-то отстучал на тачпаде. И когда колонки взвыли очередным "animals", прорычал его сам. Парень в майке что-то проорал Отабеку, наставил на него зеркалку. Отабек сделал свое фирменное лицо кирпичом и показал пальцами "победу", как на пресс-конференциях после прокатов. Пару раз сверкнула вспышка, и CAN'T TOUCH THIS свалил в туман, бросив диджею Алтыну пару фраз на прощание. - Юрыч, го ближе! - пророкотало в самое ухо наперекор музыке. Юра успел только мотнуть головой, как Мила, взмахнув рыжей гривой и обдав какой-то шанелью вперемешку с алкоголем и лимоном, уже скрылась за спинами. И тут же замельтешили стробоскопы, жахнуло мощно и со всей силы. Юру пробрало, по коже метнулись мурашки, и в мозг долбануло затяжными басами. Он нашел взглядом Отабека - тот снова был за пультом один, сосредоточенно колдовал над рычажками и переключателями, придерживая наушник у уха, и с оттягом качал бедрами. И каждое такое движение отдавалось в мозгу страшным импульсом, отправляя контроль в дальний перелет. До Казахстана. Юра оглянулся и увидел, как поодаль, подпрыгивая и выкидывая в воздух руки с браслетами-фенечками, скачет Мила. Визжит и машет Отабеку. Тот явно ее заметил и бьет басами с пульта в такт ее движениям. И еще ухмыляется, скотина. Юра ощутил вдруг такой укол ревности, что самого повело, он поддался ритму и вскинул руку с указательным пальцем вверх, для пущего эффекта чуть подпрыгнув. Светлая грива взметнулась, Юра откинул ее с лица, отплевался. Отабек продолжал подыгрывать Миле, и та отрывалась на полную катушку. Да щас, ага. Юра пригнулся, сунулся меж раскачивающихся тел, растолкал кого-то локтями, получил локтем сам, и вынырнул уже ближе к тому месту, откуда правил балом Отабек. Вскинулся, хотел даже свистнуть, но не пришлось. Потому что как только он снова дернул башкой, чтобы убрать волосы с лица, Отабек сам поймал его взгляд. Черные глаза скользнули сначала рассеяно, будто не узнали, но уже в следующий миг изменились, окунули в горячее и не отпустили. Юра ухмыльнулся. Вот так-то. Вот так правильно. Нехуй на всяких по сторонам смотреть. Я же тебе нравлюсь, так? Ну вот и смотри только на меня. И Мила идет лесом. Все идут лесом. И футболку эту я у тебя отожму, потому что тигры - это мое. Даже если они в наушниках. Тем более если они в наушниках. Ты сам виноват. Ты нашел злого Юру среди самых лучших Юр. Плисецкий подавился смешком от последней мысли и едва не растерял слюни. Быстро утерся тыльной стороной ладони, и снова встретился глазами с Отабеком. Тот кидал взгляды то на него, то на пульт, и улыбался. Заметил, скотина. А, и похуй. Юра вскинул обе руки в воздух, показал два больших пальца, и в ответ на этот жест Отабек что-то крутанул, шарахнул звуком по бетонным стенам клуба так, будто хотел снести их нахуй и похоронить всех под обломками. Юра, окончательно сорвавший какие-либо тормоза, запрыгал, затряс головой, заорал во всю мощь разорванных музыкой легких - теперь Отабек играл ему, под него, для него. Волосы липли ко лбу, лезли в рот, в глаза. Юра отплевывался, зачесывал их ладонями назад, и смотрел-смотрел-смотрел. Туда, где раскачивался Отабек, где он трахал этот ебаный пульт и не сводил сатанинского, блядского взгляда с Плисецкого, будто сейчас, в этот момент, на глазах у всех трахал именно его. И от этого Юру вело еще больше, кровь неслась по сосудам, билась в ушах, разгоняла сердце и окончательно рвала крышу. И когда Отабек в очередной раз оторвал взгляд от пульта и ноута, чтобы обласкать глазами Юру, Плисецкий вдруг опустил руку, раскрыл рот, вывалил язык и провел по нему средним пальцем. И все нахуй. Потому что даже через эти гребанные стробоскопы Юра увидел, как изменилось и потемнело лицо Отабека, как раздулись ноздри и сощурились глаза. Внутри что-то разошлось, лопнуло и залило горячей тяжестью кишки и ниже, к паху. Со стороны на Юру вдруг налетели, обвили руками шею и в нос ударила знакомая шанель. - Юрец, пошли выпьем! - проорала на ухо Мила. - Иди сама, мне норм! - отозвался Юра, снова вылавливая потерянный было зрительный контакт с Отабеком. Но, видимо, ответ Милу не удовлетворил, потому что она, не расцепляя рук, за шею потащила Юру сквозь толпу. Плисецкий дернулся, но не помогло, шатающиеся люди со всех сторон давили, наваливались, теснили, а Отабек почти сразу пропал за бликами стробоскопов и прокуренным воздухом. Ну блять, ну, Мила, хотелось взвыть Юре. Там практически что секс был, а она со своей выпивкой. Когда Юру отбуксировали к столику, нахрюкавшийся Гошан на чистом матерном русском что-то втирал такому же косому Эмилю. Эмиль кивал, что-то поддакивал на своем, явно не понимал, что ему втирают, и вещал на какую-то свою тему. Вот людям хорошо, а. Юре тоже было хорошо, пока Мила не заявилась. Сначала к нему в номер, вытащив в клуб, а потом - две минуты назад, когда между ним и Отабеком за пультом искры летели в разные стороны. Пхичит и остальные на горизонте не наблюдались. Мила в очередной раз навалилась на Юру, тот потерял равновесие, еле вывернулся, чтобы не приземлиться задницей на угол столика в чью-то пепельницу, тяжело бухнулся на диванчик. Мила повалилась следом, на полпути до сиденья расцепляя руки и откидываясь на спинку. Звонко засмеялась, хлопая Юру по плечу, потянулась к бутылке текилы. - Сорян, Юрец, ты не в моем вкусе! - просмеялась она, наклоняя томное лицо. Тушь с ресниц осыпалась и чернела под глазами. - Да кто на тебя вообще посмотрит! - фыркнул Юра, выпрямляясь. - А вот кто надо, тот и посмотрит, - лукаво подмигнула Мила, откупоривая бутылку зубами и наливая стопку. Лаймом и солью не стала заморачиваться, опрокинула жгучую жидкость в себя. Поморщилась. Юра выпрямился на диванчике, вскинул подбородок, чтобы рассмотреть, но из-за в хлам задымленного воздуха и мешанины тел ничего увидеть не смог. Зато все еще громыхало так, что звенело даже в спинном мозге. Гошан с Эмилем справа вдруг рассмеялись, и Неколя зацепил локтем Юру. Юра взвыл, пихнул в ответ, но тот, похоже, не заметил. - Вот Отабек, например, - вдруг сказал Мила, и Юра, услышав имя, насторожился. - Он смотрит. Вот это поворот. - На тебя, что ли? - сощурился Юра, потирая ушибленное место. - Ну, - кивнула Мила. Между диванных подушек нашла завалившуюся сумочку, стала в ней рыться. - Ты явно в шары долбишься. - Ты просто еще маленький, Юрец. А вот это вот вообще самый поворотистый поворот. - Чо? Сама у меня на днюхе гуляла. Тебя с какой китайской стены скинули вообще? Мила выудила из сумочки зеркальце и заливисто засмеялась. Потом протянула ладонь и взлохматила Юре волосы. Тот махнул рукой, чтобы поймать и оторвать надежде женского одиночного ненужные, видимо, конечности, но сцапал лишь воздух. - Не шаришь ты еще в любви, Юрец, - весело заявила она, слюнявя палец и вытирая ссыпавшуюся под глаза тушь. - У тебя даже девушки не было. - Это ты счас сама придумала? - взвился Юра. - Я тебя умоляю! - усмехнулась Мила и скосила на него блестящие глаза. - Твоя девушка - это каток! - Зато у тебя, я так посмотрю, мужиков столько, что две футбольные команды соберется, и еще на запасных останется. - Юра сунул руки в карманы и ссутулился. Где там, блять, Отабек? Хер с ней, с музыкой, хорошего понемножку. Юре Отабек нужен прям счас, потому что... Просто нужен, и все. - Не завидуй, - улыбнулась Мила. - Ой, иди нахрен. Басы отгремели и сменились чем-то зажигательным, с латинскими нотами и переливами. Юра хмурился и из-под бровей взглядом шерстил толпу на предмет знакомой тигриной морды в наушниках. На крайняк - черной толстовки. Если та девица в бандане не утащила ее куда-нибудь в подвал и не сидит, дрочит на нее. Хуй их, этих баб, знает. Кожаная куртка лежала тут же, рядом. Мила ее аккуратно перевесила на спинку диванчика, а Юра в очередной раз за вечер вспомнил, что Отабек Миле нравится. А Отабеку, как выяснилось, нравится Юра. Ебаный бразильский сериал. Тигриная морда не появилась, появилась черная толстовка. Неожиданно и вообще не с той стороны, откуда Юра ее ждал. Мила рядом вдруг оживилась, отложила мобильник, в котором успела уже дохулиард селфи наделать, и подвинулась по сиденью, почти вжимая задумавшегося Юру в Эмиля. Плисецкий возмутился было, но слова потонули в музыке и не долетели до рыжего адресата. А рыжий адресат тут же сунулась к Отабеку, что-то заговорила на ухо. Тот сначала стеклянными глазами пялился в столешницу, видимо, пытаясь услышать, что ему говорили, а потом увидел Юру и улыбнулся едва заметно, одними уголками губ. И вмиг стало хорошо. Просто - хорошо, без каких-либо предпосылок и причин. И настроение поползло вверх, и затопило нездоровым азартом. Смотрит, значит, он на тебя, Баба, да? А это мы счас глянем, на кого он смотрит. Юра выискал свою рюмку, из которой с самого начала вечера в час по чайной ложке пытался цедить горькую текилу и придавать ей хоть какой-то приемлемый вкус лаймом. На дне еще что-то плескалось - от силы глоток, - залпом вылакал. Поморщился, как и до этого - блять, как такое пьют вообще? - и резко встал. Попытался. Потому что выпрямиться помешал придвинутый слишком близко к диванам столик. Тяжелый, блять, столик, между прочим. Даже не двинулся, когда Юра попробовал толкнуть его бедром, чтобы не складываться под самыми неудобными углами. Толкнулся коленом в колено Милы, которая, совсем уж повиснув на плече у Отабека, хихикала и пыталась перекричать музыку. Мила вскинулась, вжалась в диванчик, пропуская. По-лисьи глянула из-под черных ресниц: - Юрец, куда намылился? - Все тебе скажи, - пропыхтел Юра, упираясь в столешницу и едва не спихивая чью-то рюмку. Блять, и как же там в фильмах все красиво-то делают? Когда так пластично выскальзывают, глаза в глаза, ноги - между ног, и взгляд такой томный. Тут же пиздец просто, равновесие бы тупо сохранить. Юра пропихнул одну ногу между коленом Милы и столешницей, потянул вторую, неудобно отставив задницу. Ах ты ж блять, кто эти столы так близко подвинул-то?! Да он и подвинул, так-то. Вернее, Гошан с Эмилем и Пхичитом, когда Юрка шесть раз подряд не донес огурец до рта и все ронял на джинсы. Мила вдруг засмеялась. - Юрец, классная задница! И, с-сука, шлепнула ему по заднему карману. - Руки убрала! - взревел Юра, свел ноги, пропихиваясь дальше, и ощутил, как уперся левым коленом в колено Отабека. И в этот же момент широкая горячая ладонь легла ему на бок, чуть ниже талии, аккуратно придерживая. Юра понял, что неконтролируемо краснеет. В панике, что это вдруг сейчас увидят все, кто даже смотреть на него не думает, Юра резко дернул вторую ногу, запутался ею в Милиных конечностях, и с криками и паникой похерил и так почти отсутствующее равновесие. Попытался уцепиться за столешницу, но только скользнул по ней пальцами, и, отклячив задницу, нихуя не грациозно плюхнулся на Отабека. Отабек вдруг сунулся ладонью с бока на живот, зацепился пальцами и с силой прижал, выдохнув в самое ухо как-то сдавлено и низко. Юра замер. На локте расцветало фантомное касание. - Жив? - обеспокоенно спросила Мила. Отабек утвердительно качнул головой. - Блять, - до Юры внезапно дошло, что фантомное касание - это он только что чуть не сломал надежде Казахстана ребра. Он выпрямился, развернулся, насколько позволяли поза, стол и бедро Отабека, на котором он умостился. - Я пиздец просто. Сильно попал? - Все нормально, Юра, - отозвался Отабек в самое ухо. - Ты прости, реально! Этот ебучий стол просто!.. Рука на животе прижала чуть сильнее. - Все в порядке! - улыбнулся Отабек. - Это у нас Юрец так конкурентов устраняет! - неожиданно выкрикнул Гошан. - Я бы на твоем месте на рентген сходил! - Гошан, завались нахрен! - рыкнул Юра, готовый подрываться и чистить кое-кому физиономии. - Ты куда собирался? - ухо в очередной раз обожгло дыханием. Юра мотнул головой, и встретился носом к носу с Отабеком. Вопрос дошел до него не сразу, и по ощущениям доходил - как до жирафа. Потому что какой тут, блять, вопрос, когда от черного взгляда напротив по позвонкам электричество, как по каким-нибудь проводам. Как по комку проводов, которые Юра видел в Японии на столбах, когда поднимал голову. - Улица, - наконец-то сложил буквы Юра. Музыку перекричать не получилось, но Отабек, кажется, его понял. По губам прочитал. Которые были странно и опасно близко. Чуть качнись вперед - и все, досвидули, дерзкие и вроде бы правильные заявления партии, что Юра не по мужикам. Отабек кивнул головой на толпу, что топталась у входа: - Пошли вместе. И тоже музыку не перекрикивал, а Юра все равно понял. Завозился, пытаясь подняться хотя бы на толику более аккуратно, чем приземлялся. Отабек убрал руку с его живота, и это место неприятно захолодило. Мила было подорвалась за ними, но Отабек попросил ее заказать что-нибудь, а они сейчас придут. Да и удачно из толпы сотрясающих танцпол вывалилась Сара с Мишелем и Пхичитом, быстро и ловко заняли свободные места на диванчике, наглухо блокируя Милу со всех сторон. Побрейся Мила, подумал Юра. Не на тебя он смотрит. Поднимаясь по лестнице на улицу, Юра спиной ощущал Отабека, накидывающего куртку, и был уверен: сейчас будет неловко. Потому что те слова в номере, потому что его собственные странные жесты с языком на танцполе - из-за музыки! - потому что "пошли вместе". Потому что Юра уже нихуя ни в чем не уверен. Горилла в смокинге выпустила их молча, только взглядом проводила. Юра скорчил физиономию и показал ей фак. Горилла и бровью не повела, и продолжила отсеивать малолеток еще на подступах к клубу. Отомстит потом, и не пустит обратно. Ну и похуй. Они с Отабеком отошли чуть поодаль, остановились у широкой витрины какого-то бутика, в котором на темную улицу безлице взирали бледные манекены в ажурных платьях. Юра остановился у столба, привалился к нему спиной и запрокинул голову. Дышалось много легче, чем в прокуренном клубе, и привычный ночной шум города вдруг показался блаженной тишиной - мягкий, будто родная постелька. Отабек встал на другой стороне тротуара, чуть левее витрины, отзеркалил Юрину позу, откинувшись на кирпичную кладку стены. - Юра, ты плохо себя чувствуешь? Юра уставился на него во все глаза. - Выйти захотел. Не курить же. - пояснил Отабек. - А. - дошло до Юры. Просто хотел посмотреть, что ты будешь делать. Стоили ли чего-нибудь твои слова, или ты мне пиздишь, а сам на самом деле на Милку пялишься. - Не, - отозвался Юра. - Просто подышать. Хотя нет, Отабек никогда Юре ни слова не напиздел. Если говорил - делал. Если обещал - исполнял. Всегда так было, с самого знакомства. Уже тогда неровно дышал, что ли? Юра запинал глубоко в подсознание вопрос о том, когда настал тот переломный гейский момент и Отабек захотел вставить ему. С самого начала? Или недавно? И по мужикам он был изначально, или недавно осознал? Нет, не по мужикам же. По Юре. - Обратно в отель не хочешь? - заговорил Отабек. - Завтра утром самолет. Юра и забыл об этом. Казахстанская сборная летела раньше, чем российская часа на четыре, или около того. И снова начнется период переписок, вайбера через вай-фай и мобильный интернет на улице. Юра будет материть Якова с его методами, а Отабек - слать приколы из Пикабу и рассказывать по какому маршруту можно добраться до Франции автостопом. Он бы поехал, если бы времени было бы чуть больше. В межсезонье можно попробовать сгонять. И пофиг, что во Франции он уже был, автостопом - это вообще другое. И Юра загорится идеей, и соберется с Отабеком. Потому что иначе нельзя. Иначе не правильно. И, наверное, это "ты мне нравишься, Юра", так и останется висеть между ними. А, может, и забудется скоро. Так ведь тоже бывает. Перегорают ведь люди. Юра переступил ногами, кинул взгляд в сторону клуба. - Кажется, - начал он, - меня обратно не пустят. Горилла, по ходу, на фак все-таки обиделась: не спускала взгляда с Плисецкого и как-то нехорошо ухмылялась. - У Асмета есть виски, - сказал Отабек. - Домой купил. Можно будет стащить. А утром купить и вернуть незаметно. - Блять, - усмехнулся Юра. - Это я должен был предложить спиздить у кого-нибудь алкоголь, а не ты. - Прошу прощения, - отозвался Отабек, и тоже улыбнулся, чуть склонив голову. Темные раскосые глаза нехорошо блеснули. - Предлагай. Юра хихикнул. Внутри сделалось очень легко. - У Гошана три бутылки в чемодане, - чуть подавшись вперед, громко зашептал он. - Одну по старой привычке бывшей своей везет. Вот ее точно можно скомуниздить. И даже не возвращать утром - ибо нехуй бывшим таскать заграничное пойло. Отабек рассмеялся - тихо, глухо, обнажив белые зубы, плечами дернул. Юра опустил голову, и почти сразу поднял, взглянув из-за свесившихся волос на Отабека. Поймал его взгляд, прямой, смеющийся, и впервые с того вечера в номере позволил себе в открытую рассматривать. И Отабек смотрел. Подпирал стенку, руки сложив на груди, и оглаживал Юру темным взглядом: лицо, шею, плечи. Юра почти физически ощущал этот взгляд, и плавился, а внизу живота сладко тянуло, потому что нельзя так смотреть, потому что Юра пока еще морально не готов трахаться на улице, пусть даже и в три часа ночи. Но это же клуб, тут всегда кто-то есть. Вон, две бабищи друг друга пытаются дотащить до такси. У одной туфля потерялась где-то, вторая предусмотрительно тащит кислотные босоножки в руках. Таксист стоит, курит, - ему похуй на бабищ, он подобных им каждую ночь видит, и это порядком приелось. Где-то у мусорных баков громко ржет компания, еще больше засоряя атмосферу и разлагая и без того захудалый озоновый слой сизым дымом. Где-то в темной подворотне блюет шкет, который еще не умеет пить, зато понты и гонор в пидорской синей рубашке не помещаются. Телефончик у него наверняка уже отжали, возможно, и бумажник тоже. Ну, зато жизненный урок приобретен. Юра так же блевал в первый раз, когда выбрался в клуб. Отабек тогда тренировался в Казахстане, и по скайпу замечал, что это не самая умная Юрина идея, и чтобы он дождался его. Но Юра вспылил, заявил, что он уже не маленький, чтобы за ним старшие братья из СНГ приглядывали, и свалил вместе с Милой и какими-то ее дружбанами. Хлебнул сразу водки, разбавленной какой-то хуетой, - чтоб по-взрослому, - слал селфи Отабеку в вайбер и - зачем-то - в ватсап, потом пил еще и еще, потом было круто, а потом - погано, а утром обнаружилось отсутствие мобильника и бумажника. Благо ума хватило не брать карточки с собой. Рассказывать Отабеку эту историю он не решился, но Мила сделала это за него. И Отабек потом, в окошке скайпа, как-то странно смотрел на Юру, скривив рот и приподняв брови. От того взгляда хотелось съебать и никогда не показываться на глаза, или же пасть на колени и долго пробивать пол лбом, вымаливая прощения за свои идиотские поступки, признавая, что, мол, да, нихуя я не умный. От того взгляда, которым Отабек смотрел на Юру сейчас, хотелось гореть, хотелось вырубать электричество у мозгов, обваливая даже резервные источники питания. И хотелось еще чего-то - совсем не канонного в отношениях двух бро, забираясь при этом ладонями под шершавую толстовку, ощупывать гладкость тигриного принта, и шипеть, что это, нахуй, не честно, что тигрище в наушниках - удар ниже пояса. И уже как-то вообще похуй, что Юра не по мужикам. Отабек не мужик. То есть, мужик, конечно, но не как все эти пидоры типа Джакометти. И Юра не такой же. Он всех подряд лапать за задницы не собирается. И за прочие части тела тоже не собирается. Отабек вскинул брови и едва заметно улыбнулся. Мысли читаешь, что ли? Или? Нет, не или. В штанах пока еще спокойно. Хотя если Мила с остальными задержится еще на несколько минут, Юра уже ни за что не ручается. - Юр. Отабек сунул руки в карманы, будто замерз. Улыбка куда-то соскользнула с лица. Плисецкий внутренне как-то подобрался, напрягся. Что это за тон? Словно сейчас скажет, что этот чемпионат у него был последний, он собирается бросать фигурное и хочет заняться разбором двигателей в СТО через дорогу от дома. Но глаза все такие же горячие, темные, обволакивающие. - Ты мне нравишься. Блять. Нет, нихера не тигр в наушниках удар ниже пояса. Вот это вот. Вот то, что сейчас он говорит - вот оно как гребаный нокаут. И похуй, что этот факт уже третий раз повис в воздухе у Юры перед носом, потому что ударил по всем слабым местам сразу будто впервые. Потому что из глотки в ответ не вырвалось тупое и безапелляционное "я не по мужикам". Ах ты, зараза. Специально момента поджидал, да? Показательные, блять, устроил. Дискач. Битмейкер чертов. И футболка. И руками по бокам. И улыбки эти. Юра жмурится, безуспешно пытаясь справиться с губами, которые так и норовят разъехаться в предательскую улыбку, и отводит взгляд в сторону. Потому что ну как так-то? А потом вдруг тело наливается уверенностью и силой. Он отлипает от столба и, усмехаясь, глядит Отабеку в глаза. Делает заговорщицкий вид, подаваясь вперед, и шепчет: - Пошли Гошана обворовывать.