Can't stop the feeling

Мила стала названивать, когда такси остановилось у отеля, где гостили сборные. Юра первые пару звонков проигнорировал, а потом погасил у телефона звук. Когда мобила отжужжала ему всю задницу, и вовсе вырубил ее. Один фиг он собирался в свой номер, кому надо - найдут. Но потом карман Отабека взвыл Девидом Боуи, и тот, переглянувшись с Юрой, ответил. Мила в трубку вылилась водопадом вопросов, которые были слышны даже на соседней улице. К удовольствию Плисецкого, Отабек на все расспросы отвечал уклончиво и настолько размыто, что и сам Юра бы не догадался искать их в отеле. Когда стало понятно, что Мила начинает хитрить и навязываться, - да и вообще сколько можно трещать-то?! - Юра отобрал у Отабека телефон и ткнул в сброс. Бутылок у Гоши и правда было целых три, и все - в непонятных иероглифах. Какие-то две - вычурные, с темно-янтарным содержимым было решено обозвать коньяком, а одну - в красивой деревянной коробке, с прозрачной жидкостью - саке. Логически понять, что из этого запаса Гошан везет бывшей, не удалось, но бутылку с саке сразу отложили подальше: Отабек сказал, что потрошить такую упаковку как-то кощунственно. Да и хрен они перед самолетом смогут найти вторую такую же. Не говоря уже о суммах, которые, судя по всему, Гошан на нее угрохал. Юра согласился, отложил деревянную коробку, и из двух оставшихся бутылок они выбрали ту, что выглядела подороже. Отставили ее на стол, и Юра принялся как попало сгребать обратно в чемодан Гошины вещи. На дурацкий свитер с какими-то ямало-ненецкими узорами уложил коробку с саке и второй пузырь. Закрыл крышку, вжикнул молнией и отпихнул чемодан в сторону. - Где будем? - поднял глаза Юра. Отабек рассматривал бутылку. Перевел на него взгляд. Они не стали включать в номере верхний свет и ограничились бра по стенам, отчего радужка у Отабека сливалась со зрачками. - Можно тут, пока наши не вернулись. - сказал он. - У меня тренер с ребятами. - Дрыхнут, что ли? - удивился Юра. - Кто дрыхнет в последний день перед отлетом? - Те, кто не получил медали, - улыбнулся Отабек. - Так тем более повод напиться! Отабек спорить не стал. У Юры в номере на закуску к алкоголю нашлись только непонятные японские снеки: все в иероглифах и из сомнительных продуктов. Набрал в первый день, попробовать и домой утащить, да так и пролежали в холодильнике, завернутые в шуршащий розовый пакет. И забыл бы, подумал Юра, если бы сейчас искать закусон не полезли. Вяленые ошметки осьминогов и какие-то засушенные макаронины с начинкой то ли из сыра, то ли из чего-то чисто японского, были одобрены партией и допущены к импровизированному столу, который Юра разбил прямо на кровати Гоши - чтобы свою не усвинячить. Отабек глянул на скудный ужин, сказал "сейчас вернусь" и вышел из номера. Ходил где-то минут пятнадцать, пока Юра, завалившись на кровать и задрав ноги на стену, пялился в потолок, хрустел макаронинами и прокручивал в голове откуда-то взявшуюся древнюю песню про тающий снег. А потом вдруг вспомнил кое-что, и когда Отабек вернулся в номер с пакетом в руках, вскочил на ноги и заявил: - Раздевайся! Отабек в ответ невозмутимо поднял брови, отложил на Гошину кровать пакет. - Под музыку, или так? Юра картинно закатил глаза - чо умничать-то? - и подскочил сам. Схватился за низ Отабековой толстовки, нечаянно дернув цепи на поясе джинсов, и, пока жертва разврата не успела ничего сообразить, дернул вверх. Отабек скорее на автомате, чем осознанно, вскинул руки, а Юра уже натянул толстовку ему на лоб и с полными восторга глазами взирал на открывшийся тигриный принт. Он в этот раз был так близко, что запросто можно было разглядеть и кольца в носу и ухе тигра, и черный провод, который шел от наушников, и три косички, в которые была заплетена белая тигриная борода. - Юра, - глухо позвал Отабек из недр вывернутой кофты, - Вообще-то, там спереди была молния. - Тихо будь, - велел Юра, и, перехватив тигриную футболку вместе с толстовкой, потянул вверх. Отабек согнулся, выпутываясь из одежды. Тряхнул головой - волосы наэлектризовались и на макушке встали дыбом. Юра отделил теплую толстовку, вернул Отабеку. А сам на вытянутых руках пялился на футболку, готовый прям тут рассыпаться от восхищения и клясться ей в любви. Вот она, красавица! Смотрит на Юру желтыми тигриными глазами, и каждую шерстинку видно, и наушники хромированно блестят! - Откуда она у тебя? - благоговейно спросил Юра, выпутываясь из рукавов собственных шмоток. Он намеревался переодеться прямо сейчас, будто Отабек мог отобрать тигриную морду назад. - Друг из Испании привез. Я сначала тебе хотел отдать, - ответил меж тем Отабек, выворачивая на правильную сторону возвращенную кофту и наблюдая, как кряхтит Юра, пытаясь высвободить острый локоть из натянувшейся ткани. - Но она даже мне великовата. - Ничо, - отозвался Юра. Он уже справился с собственной одеждой и теперь сверкал голым торсом. Подхватил Отабекову футболку, сунул голову в ворот. - Ради такого я даже согласен научиться шить! Пролез в рукава, расправил. Черная ткань все еще хранила тепло ее бывшего владельца, и пахла им же. Внутри что-то сжалось. Юра метнулся к зеркалу над столом, покрутился. Блять, божечки, она охуенная, я счас расплачусь! Ну, великовата, конечно. Причем прилично так великовата. Задницу прикрывает. Отабек, конечно, чуть шире Юры в плечах, и повыше вроде на пару сантиметров, но на нем она смотрелась куда органичнее. Да и похуй. Зато мордаха звериная - ууух какая! И вся Юрина! Потому что Отабек ни слова против не сказал - сидит на Гошиной кровати, откинулся на стену, руки на груди сложил - в зеркале видать. В толстовку обратно залезть успел, пока Юра на свое отражение слюни пускал, но не застегнулся - в номере душновато, - и под скрещенными руками живот сухим твердым рельефом видать. Юру по спине топчут полчища мурашек, потому что видно - Отабек им любуется. По роже его смуглой, хитрющей видать. Улыбается одними глазами и оглаживает взглядом. И почему-то хочется показать ему больше. - Ну-ка, сфотай меня в ней! - Юра развернулся на пятках, в два шага преодолел расстояние и всунул айфон Отабеку в руки. Запрыгнул на покрывало с ногами, навис над скрещенными Отабековыми лодыжками и состроил гримасу. Отабек поднял камеру, навел, щелкнул раз, второй. Юра выхватил телефон, уселся рядом, пружиня на матрасе, стал рассматривать, что получилось. Сморщил нос. - Бля, ну и рожа. - вынес он вердикт. - Хорошо вышел, - сказал Отабек, заглядывая через плечо. Но Юру не переубедил. - Не, давай еще раз. Айфон снова оказался у Отабека, а Юра уселся на другом конце кровати, потом понял, что не катит, встал на колени как последняя модель из плейбоя. Проверил, нормально ли морда тигриная видна, не заломилась ли где ткань. Убедился, что все в порядке, усмехнулся, довольный, глянул в камеру. Запрокинул голову, вывалил язык. Обдумать не успел, и добавил палец - как в клубе. И с каким-то маниакальным торжеством заметил, как потяжелел взгляд за камерой айфона. Почему-то это вдруг было забавно - дразнить, и видеть, как меняется давно изученное лицо, приобретает какие-то иные, доселе не знакомые черты. Айфон щелкнул еще пару раз, и Юра снова перескочил к Отабеку. Притиснулся плечом к плечу, отбирать не стал и ткнул в галерею прямо в чужих руках. С экрана глядела крутая тигриная морда и пиздец зарвавшаяся морда Плисецкого. - Вот теперь норм, - довольно отметил Юра. Он забрал телефон, стал накладывать фильтры. Хотел было выложить в инстаграм, но замер с занесенным пальцем. Если Мила увидит, то сразу поймет, кто, где и с кем. И примчится вместе со всем международным цирком, испортит... попойку. Нет, лучше подождать. Отабек приподнялся, разворачивая принесенный пакет. К японским осьминогам и макаронинам ссыпался огрызок самой обычной копченой колбасы, завернутый в термопленку, пара огурцов. Юра усмехнулся и вспомнил об еженедельных заседаниях питерских алкоголиков во дворе. Отабек на это усмехнулся, смял опустевший пакет, отложил его на стол, поднялся и ушел в ванную. Вернулся с двумя стеклянными стаканами. Сел напротив Юры, проминая под собой покрывало. Протянул стаканы Юре, тот их взял двумя руками под донышки, и наблюдал, как, закатив рукава по локти, Отабек взялся вскрывать выбранный ими пузырь. Мышцы на руках напряглись, заиграли. Кожаные браслеты-фенечки, оплетающие запястья, сдвинулись по предплечью. Коньячное пойло разлили по стаканам, и Юра, глядя как плещется в стекле янтарная жидкость, вдруг повеселел. - Шерлока смотрел? - Который бибиси, или с Дауни, или у которого Орден Британской Империи, или где Ватсон...? - Первое. - перебил Юра, подождал, когда Отабек кивнет, и продолжил: - Игру помнишь? Когда они там нажрались и Мадонну отгадывали? Отабек снова кивнул. - У меня стикеры где-то валялись, го? - Ну, раз стикеры, - улыбнулся Отабек. Юра отзеркалил улыбку и опрокинул в себя полстакана. Жидкость неприятно обожгла гортань и горячим опустилась в желудок. - Фу, бля, - Юра скорчил физиономию и для пущей убедительности высунул язык. - Что за пойло? Отабек сидел напротив него с такой рожей, будто сожрал разом семнадцать лимонов - глаза сузил, рот скривил, брови свел. Даже скулы как-то проступили больше обычного. От непроницаемого лица не осталось ни следа. Юра заржал, откидываясь назад, на подушки, а Отабек взял бутылку. - Редкостная дрянь. - брезгливо уронил он. - На то похоже, что мы тут в прошлый раз пили. Помнишь? - Пф! Еще бы! Такое даже если захочешь - хрен забудешь, - Плисецкий поморщился. Все они тут извращенцы, в этой их кацудонной Ниппонии, подумал Юра. То банкоматы с пользованными трусами, то игры дебильные. Юра имел неосторожность сыграть в одну. В тот злосчастный вечер, когда он в первый и последний раз оказался в японских общественных банях - потому что это круто и весело, Юрио-кун! - после всех процедур вся фигурная братия играла в странную и нифига непонятную игру. Кто выигрывал - получал какую-нибудь вкусняшку, а тот, кто проигрывал - вытаскивал себе из закрытой коробки наказание. Начерченное иероглифами на бумажке, потому что ведущим был какой-то престарелый мужик из персонала бани и в английском он шарил также, как Юра в ремонте танков времен Второй мировой. Отабеку тогда дико везло, он раз за разом выигрывал, хомячил от пуза то морепродукты с рисом, то вкусно шкварчащие куски мяса, и подкармливал Юру, которому, наоборот, не везло катастрофически. Он проигрывал постоянно, хотя вообще нихера не догонял, почему, матерился по-русски и тащил "бацу-гейму" из коробки. Сначала ему намазали монобровь густой черной краской, потом нацепили на голову женский чулок, потом провели какой-то дурно пахнущей жижей под носом, и весь оставшийся вечер и утро после он не чувствовал никаких запахов, кроме этого. Но апогея Юрина ярость достигла в четвертый раз, когда он вытащил очередную бумажку, и все те, кому посчастливилось знать японский, разразились хохотом. Юра почуял подвох - в который раз, - а потом его под руки схватили Крис и Виктор, и на него двинулся старикан с ножницами. Пара движений колюще-режущим предметом в опасной близости от чемпионского тела - и на Юриной классной футболке, которую он купил накануне на Акихабаре, образовались две дырочки, демонстрирующие всем присутствующим его соски. Режим "ХАЛК-УЕБАТЬ-НАХУЙ" врубился мгновенно, как аварийная сигнализация, Юра вырвался и бешеным локомотивом снес старика с ножницами, надел на его лысую башку таз и умчался ловить Криса с Виктором в праведном порыве вырезать им дыры в стратегически интересных местах. Они дали пару кругов вокруг бань, пока Отабек не перехватил бушующего Плисецкого поперек туловища. Юра запустил ладонь в пакетик с вялеными осьминожьими щупальцами, выудил пару каких-то длинных, и отправил в рот. Выпрямился. - Так, ладно. Погнали! - он согнулся, подтянул к кровати рюкзак, полез в боковой карман. Выудил оттуда тонкий блок для записи с клеевым краем и ручку. - Зачем ты возишь стикеры с собой? - спросил Отабек. - На чемодан под пленку лепить, чтобы потом отыскать в куче таких же. - отозвался Юра, откидывая рюкзак обратно в угол. Отабек с сомнением посмотрел на его леопардовый чемодан, который уже много лет исправно служил хозяину. - Ну да, такой обязательно надо пометить, чтобы не спутать. - Да не мой, - отмахнулся Юра. - Якову там. Он согнул колено, устроил стикеры на нем, чтобы Отабек не вздумал подглядывать, и начал писать. Отабек подглядывать и не думал, зато с Юры взгляда не сводил. И Юра ловил себя на мысли, что ему это все больше нравится. Нравится, когда Отабек на него смотрит, словно гладит взглядом. Будто каждый раз подтверждает свои слова о том, что да, нравишься, Юра. И в номере, когда в клуб позвали, и в клубе, и на улице. Взгляд горячий, от него жжет скулы и под солнышком как-то особенно приятно сводит. Но, блять, сосредоточиться под ним вообще не получается! - Глаза закрой. - велел Юра, ловя этот взгляд. Отабек усмехнулся и послушно свел веки. Юра оторвал стикер от блока, качнулся вперед, встал на четвереньки и подполз к Отабеку, стараясь не перевернуть стаканы с пойлом и саму бутылку, лишь легонько прикрытую пробкой. Мимолетом подумал, как прозвучала его просьба. После таких просьб жертву целуют. Юра, конечно, никого целовать не собирался, но взгляд сам собой соскочил на губы. На тонкие темные губы. Непрошенная мысль о том, кого и как могли целовать эти губы ударила под дых, нырнула в кровь и пришпорила сердце. Отабек легко улыбался этими губами и, выглядел самой святой невинностью. Ага, щас. Хрена с два. Юра неуклюже переступил руками по покрывалу, будто бы невзначай задел колено Отабека рукой, а потом и вовсе приподнялся и оперся ладонью о его бедро. Навис чуть ближе, чем было необходимо для приклеивания стикера, и, занеся руку для исполнения прямой миссии, встретился с темным взглядом. - Эй, - возмутился Юра, ощущая как жжет уши и скулы. И повторил чуть тверже, надеясь, что голос не дрогнет от накатившего вдруг волнения: - Глаза закрой. Отабек сощурился - совсем чуть - и снова прикрыл веки. Ушлый какой. Хитрющий. Все с вами, казахами, ухо востро держать надо. Юра хмыкнул и присобачил ему на лоб стикер, надавив пальцами так, что Отабека, не ожидавшего такого усердия, даже назад качнуло. Юра оттолкнулся ладонью и уселся снова на подушки. На султанское ложе! Отабек открыл глаза и был теперь не Отабеком, а, согласно надписи, Папой Римским. Юра довольно ухмыльнулся - Юра внезапный в этот раз, Юра продумал все! Отабек хрен догадается! Отабек в ответ поднял брови, изобразив самое фальшивое недоумение, какое только могло быть, и не спускал с Юры взгляда, пока тянулся за ручкой. Потом через раз бросал на него быстрые взгляды, пока писал какое-то короткое слово на блоке стикеров и отрывал верхний. Юра вздернул нос, хмыкнул и закрыл глаза. Провалился в темноту, подумал: "Ну, давай, мсти". И напрягся весь, когда услышал, как скрипнула кровать. Сердце зашлось тахикардией под футболкой. Ну, и что сделает этот хитрый казахстанский герой? Тоже нависнет? Или дальше пойдет, воспользуется ситуацией и, пока Юра весь такой беспомощный и доверчивый, засосет? Если полезет также близко - защекочу, решил Юра. Ибо нехрен, только Юре тут можно издеваться. А Отабек боится щекотки, сразу на бок завалится и впадет в ржачную невменяемость, и можно будет на вполне законных основаниях облапать смуглую кожу на ребрах под толстовкой, куда то и дело соскальзывает взгляд. Будто маслом намазано, ей богу! А если целоваться полезет? Сердце зачастило еще сильнее, в ушах зашумело и в кишках стало щекотно. Теплая ладонь шлепнула по лбу, оставляя ощущение клеевого края. Юра подобрался было, но кровать снова скрипнула, и накатившее предвкушение противно соскользнуло. Юра нахмурился, приоткрыл один глаз, и увидел Отабека там же, где тот и был. Какая-то гулкая злость вперемешку с неясной досадой хлестнули по щекам. Ах ты, гад, подумал Юра, хмуро глядя на странно довольного Отабека. Ну что ты как этот, ну? Такой шанс упускаешь, але! Я ж даже не дергаюсь! И глаза закрыл! Сам! Просить не пришлось! - Что? - невинно спросил Отабек. - Я первый! - раздраженно заявил Юра, складывая руки на груди и откидываясь на подушки. Чуть не приложился затылком о стену. Выставил вперед острое колено. - Жги. - кивнул Отабек и обласкал смеющимися глазами. Что ж только глазами-то, а? - Я живое? - Да. - Человек? - Нет. - Блять. Ладно, ты давай. Не человек? Неужто ледяного тигра опять написал? - А ты записывать не будешь? - поинтересовался Отабек. Юра отмахнулся: - Так запомню. Отабек с сомнением приподнял брови. Юра отзеркалил его выражение. - Чо? У меня память хорошая! - Как скажешь. - согласился Отабек. - Ведь это я два раза забывал в Казахстане планшет. - Было три часа ночи! - праведно возмутился Юра, даже от подушек отлип. - Я спал на ходу! В свой последний визит в Алматы Юра едва не проебал рейс домой. Вылет был какой-то поздний, что часа в два ночи надо было уже выдвигаться в аэропорт, поэтому Юра подумал и решил, что вообще не будет спать. Отабек, косясь, заметил тогда, что они накануне и так легли очень поздно, а из-за ремонта в соседней квартире встали вместе с первыми перфораторами, но Юра был непреклонен: "В самолете высплюсь!". До самолета Юра не дотянул, начал клевать носом уже в одиннадцать, но продолжал упрямо твердить, что спать не хочет. И нет, до выезда подремать тоже не хочет, лучше давай, собирай новый рейд. А в час ночи Отабек бегал по квартире, выуживал из-за диванов забытые Юрины зарядки и носки, и пытался не прощелкать самого Юру, который на кухне уже два раза подряд сжег кофе. На полпути в аэропорт пришлось возвращаться назад - Юра умудрился в прихожей забыть паспорт. Отабек был за рулем, и ждал, пока Юра мотался на девятый этаж за паспортом. И пропал. Как потом оказалось, Плисецкий резко захотел в туалет, и задремал прям на горшке за чтением вконтактика на планшете, пока занервничавший Отабек не поднялся в квартиру сам. Выбегали уже в спешке, на ходу вспоминая, не забыл ли Юра еще чего. Едва не попали в аварию, когда какой-то дятел на бэхе пронесся на красный по ночному городу - Отабек вовремя среагировал и вжал педаль в пол. Визг тормозов, врезавшийся в шею ремень безопасности и пронесшаяся перед глазами жизнь разбудили задремавшего на переднем сиденье Юру, и он впервые, наверное, за все время их с Отабеком знакомства услышал, как тот матерится. На рейс Плисецкий успел в последний момент, и прощание вышло скомканным и мимолетным. А потом выяснилось, что Юра забыл у Отабека планшет, который оставил еще в свой предыдущий приезд. И который, кстати, по сей день жил в Казахстане, потому что приехать в Россию у Отабека никак не получалось вот уже год. - И вообще, сам мог бы сюда привезти. - пробурчал Юра. - У меня тоже память хорошая, - улыбнулся одними глазами Отабек, потянул к себе ручку с блоком стикеров и добавил: - Поэтому я буду записывать. Я человек? - Он самый, - кивнул Юра. Отабек сделал пометку. - Знаменитый? - Да. - Боуи? - Ха! Фигу! - фыркнул Юра. - Я чо, лох - дважды на одно и то же попадаться? - Стоило попытаться. Твоя очередь. - Отабек вальяжно откинулся назад, оглянулся, чтобы не шарахнуться об угол стола, чуть сместился и аккуратно примостился спиной к его столешнице. Сложил руки на груди. Подушек ему не досталось - все Юра заграбастал себе. Плисецкий усмехнулся. - Ледяной тигр! Отабек сначала моргнул, на секунду завис, а потом откинул голову и тихо засмеялся. - Ну?! - требовательно подался вперед Юра, уже почти ощущая, что эта партия осталась за ним. - Нет! - Отабек резко сделался серьезным, только в черных глазах черти плясали. - В смысле - нет? - не поверил Юра. - Как "нет", когда должно быть "да"? - Вот так, - пожал плечами Отабек. - Нет. Не угадал. Я что, лох - дважды на одно и то же попадаться? - Ах ты гад, - усмехнулся Юра. - Ладно, один-один. Но лучше тебе держать булки сжатыми! - Звучит, как угроза, - заметил Отабек. - Тебе показалось. - картинно отмахнулся Юра и завалился на свои подушки. Отабек чуть поерзал, устраиваясь, и глянул из-под прикрытых ресниц: - Связано с музыкой? - Ми-мо, - по слогам выдал довольный Юра. - Теперь я! Если не человек и не ледяной тигр, тогда... просто тигр? Отабек выразительно на него посмотрел. Из-за стикера на лбу потерялись в очередной раз приподнятые брови. Любимый Отабековый способ выражать весь спектр своих эмоций - брови! Юра пожал плечами: - Ну, а чо? - сказал он. - В прошлый раз ты мне и ледяного тигра припомнил, и обычного. Был еще воин, но щас мы с самого начала выяснили, что я не человек. - На правах кирпичного завода я оставлю это без комментариев. Юра рассмеялся и завалился на бок. Когда они впервые играли в эту игру, года два с половиной назад, после Гран-при, Юра Отабека еще толком не знал, поэтому все, что у него на тот момент с ним ассоциировалось, это кожанка, мотоцикл и рожа кирпичом. А там, где один кирпич, обычно или разворованная джигитами стройка, или да, кирпичный завод. Второе звучало интереснее, и быстро перекочевало на стикер, а потом и на лоб героя Казахстана. - Мой персонаж связан с фигурным катанием? Юра довольно замотал головой и стал отплевываться от волос, которые тут же полезли в рот. Стикер опасно дернулся, но Юра прижал ладонь ко лбу и не дал ему отвалиться. - А я кошачье? - Неа, - отозвался Отабек. - Что, и даже не Пётька, что ли? - Юра на самом деле удивился. После всяких фоточек от его фан-клуба, где они в фотошопе ему то и дело пририсовывали котячьи уши, он привык, что окружающие ассоциируют его с кошаком. Ну, масла в святой инквизиторский костер подливала его страсть к диким принтам и рисункам. А теперь, когда на такой очевидный вопрос получен неочевидный ответ, Юра задумался на самом деле. Ведь если не кот, то кто? - Даже не Пётька, - кивнул Отабек, и по лицу было видно - доволен собой. Глаза эти казахские и прищур еще хитрющий. - Это тогда вообще против правил! - заявил Юра, усаживаясь на подушках. Отабек хмыкнул. Юра, не спуская с него глаз, потянулся к отставленному стакану, и вылил в себя оставшуюся рыжую жидкость. Не удержался, поморщился. Вот щас он напьется, и будет херню нести. За которую потом будет стыдно. Может, только ему, а, может, вообще всем, кого взрывной волной его алкоголизма заденет. И вообще, может, на желание надо было играть? Интересно, рискнул бы Отабек потребовать Юру поцеловать его? Юра бы поцеловал. Если бы проиграл, конечно. Ну, а что? Что такого в поцелуе? А Юра бы у Отабека потребовал... ну, блин. Футболку и так ему уже отдали без единого слова поперек. Тогда что? Куртку его крутую? И куда Юра в ней? Утонет. На свою разве что надеть - тогда еще норм. Но и то не точно. Холодок осознания внезапно отрезвил разогнавшуюся фантазию. Юра стеклянными глазами уставился на Отабека. Тот аж напрягся. - Я куртку в клубе забыл. Отабек, кажется, даже выдохнул облегченно - надумать всяких ужасов успел. - Я Миле позвоню. - он приподнялся и полез в карман за телефоном. - Она с ребятами еще там, наверное. - Бля. Бля-бля-бля, вот я лох, - Юра запустил пальцы в волосы на лбу, не заметил, как содрал стикер. - Не хватало второй раз бумажник проебать. Мила ответила сразу и была, судя по тому, что Отабеку приходилось громко повторять одно и то же, все еще в клубе. Когда Отабек сунул телефон обратно в карман и сказал, что да, куртка в клубе и Мила ее заберет, Юра выдохнул и плюхнулся обратно на подушки. - Ты, блин, был прав тогда, - сказал Юра, резко садясь. - Нехуй мне по клубам шляться, ничем хорошим это не заканчивается. Я, блять, только что почти поверил в знаки. Конь? Взгляд упал на стикер до того, как Юра успел сообразить, что это и откуда. - Бек, конь!? - подскочил Юра. - Ты написал мне на лбу коня!? Отабек отклеил свой за ненадобностью и прочел, кем он сидел последнее время. Дернул бровью, смял. - Знаешь, что моя мама говорит, когда видит коня? "Юра приедет - надо его обязательно сводить покататься". - сказал Отабек. - Чего это? - насторожился Юра. - Это же исконно казахское занятие. - Вот именно поэтому, - усмехнулся Отабек. Взял блок для записи, ручку. - Она говорит, что в первый приезд Юрочка так живо интересовался лошадками, а его так и не покатали! - Да я стебался же! - взвился Юра. - Я не стал ей об этом говорить, - Отабек поднял на Юру смеющиеся глаза, и Юра вдруг завис. Залюбовался. Раньше его такие мысли не посещали, а теперь никак не мог от них избавиться. И определенно в этом всем был виноват Отабек. Сказал свои неправильные слова, играл свою неправильную музыку и смотрел на Юру неправильными глазами - темными, внимательными, что смотреть в ответ порой было неловко, потому что казалось: считывает. Как аппарат УЗИ просвечивает кишки и все, что за грудной клеткой. Зато можно было смотреть ниже. Юра попробовал, взвесил мысль о том, какая под пальцами кожа у Отабека на ощупь, не услышал внутри отторжения, и аккуратно об этом подумал. Наверняка круто: коснуться его шеи, взять обеими руками, чтобы пальцы сзади переплетались, цепляя короткие волоски на загривке, чтобы вена билась в ладонь и было слышно, как частит пульс. Кожа наверняка горячая. Помнилось еще, как катались поздней осенью на мотоцикле в Ванкувере, и Юра постоянно лез ладонями к Отабеку под куртку, потому что дикий ветер в лицо жег льдом. А под курткой было всегда тепло, как под солнцем. Даже горячо. И можно было бы сейчас, наверное, снова это проверить. Отвести в стороны полы расстегнутой толстовки и забраться туда руками - по бокам, чтобы проследить перегибы мышц и почувствовать, как Отабек напрягается всем телом, потому что боится щекотки. Или потому что Юра такой смелый, ведь нет мотоцикла, и ледяного ветра, и в номере отеля душно, как в парилке, а руками все равно - по ребрам, по твердому животу, и, может, даже чуть ниже... - Юра! Юра захлопал глазами и взглянул на Отабека. Тот протягивал ему ручку с блоком для записей, и, судя по всему, уже несколько раз пытался дозваться. А Юры не было, Юра выпал из реальности и почти добрался в своих мыслях до чужого члена, когда его так настойчиво вернули назад. Почему-то стало стыдно. - Будешь писать? - Отабек дернул блоком стикеров и приподнял брови. Юра моргнул. Блин, да. Они же играют. - Да, давай. Он забрал блок и ручку у Отабека и быстро и криво нацарапал "Годзилла". Резко отодрал листок от блока, отложил остальное на покрывало. - Я сначала, - сказал Юра не своим голосом, кашлянул и подался к Отабеку. А если сейчас это вот все провернуть, что будет? Юра навис над Отабеком - прямо как в прошлый раз, опираясь о его бедро. Но на этот раз не приказал закрыть глаза и сам взгляда не отвел, смотрел прямо в черную бездну перед собой. Блять, страшно почему-то - пиздец просто! Руки не слушаются и двигаются с деревянным скрипом, будто расшатанные ножки у табуретки. А если Отабек не поймет, что Юра имеет в виду? Юра и сам-то не до конца понимает. Сунется Юра руками к ребрам, а Отабек на него как на дурного посмотрит и скажет, мол, Юра, ты что? А Юра что? Юра педаль в пол - и ушел в точку, до Питера прямиком, только его и видели. Но, блять, как же хочется! В кои-то веки нужно, чтобы предположение про аппарат УЗИ оказалось правдивым. Да только хуй там. Юра отвел челку Отабека тыльной стороной ладони и аккуратно прижал листок с "Годзиллой". А Отабек смотрел. Руки не поднял, не шевельнулся. Даже дыхание, кажется, не сбилось. Ровное, теплое - Юра шеей в вырезе футболки чувствовал. Победитель по жизни, Юрочка! Золотой призер в номинации "Ссыкло года". Поставь награду рядом с медалями за фигурку, пусть люди любуются. Юра почти обиделся. На себя, что такое бревно, на Отабека, что такой слепошарый, на весь мир, потому что он определенно во всем этом тоже виноват. Ибо где это видано вообще? Блять, Отабек же Юре признался, нет? Его где-то наебали, или как? Юра, насупившись, неохотно уселся на свое султанское ложе и стал ждать, когда теперь ему на лоб присобачат листочек с каким-нибудь знаменитым пидорасом. Отабек потянулся вперед, переступил коленями по покрывалу, и внезапно оказался невероятно близко. Навис над Юрой, обволакивая тенью. И у Юры сразу зашлось сердце, умотало куда-то в горло, сдавило и стало трудно дышать. Он уставился в лицо над собой, где из-за чернющих ресниц не было видно белков глаз - только чернота. А когда Отабек отвел со лба его волосы, положил ладонь ему на шею, забираясь мизинцем под ворот футболки сзади, и чуть приподнял подбородок большим пальцем, и вовсе забыл выдохнуть. И даже когда клеевой край прилип к коже, наваждение не спало. Только пришло паническое понимание: Отабек сейчас опять усядется на другой край кровати и придется снова гадать, на что на этот раз ему хватило фантазии. До самого утра гадать, потому что сухая горячая ладонь на шее напрочь выбила сначала все мысли, а едва заметно поглаживающий чуть ниже мизинец - саму способность думать адекватно и строить логические цепочки с причинно-следственными связями. Господи, да просто как выдохнуть бы вспомнить! Рука дернулась вверх сама. Пальцы вцепились в смуглое запястье, а дальше Юра уже не думал. Потому что одновременно с этим Отабек вдруг вздернул его вверх и прижался губами к губам. Юра зажмурился и под веками заплясали цветные круги. Потянулся сам, прижался ко рту. Отабек уже обеими ладонями обхватил его шею, зарыл пальцы в волосы на загривке, пустив по телу восхитительную волну, чуть наклонил голову и приоткрытым ртом прошелся по Юриным губам, выдохнул тяжело и гулко, что отдалось где-то в животе. Юра чувствовал, как Отабека потряхивало и его дыхание рвано жгло кожу. Большие пальцы гладили где-то за ушами, и Юру вынесло окончательно. Он одним быстрым движением поднялся на колени, вдавился животом в живот, бедрами в бедра, вцепился ладонями в смуглую шею, как хотелось совсем недавно, и прижался к губам так резко, что стало на мгновение больно. Отабек шумно выдохнул через нос - не ожидал, - сильнее свел пальцы, наклонил Юрину голову, и Юра поддался. Открыл рот, разменял вдох на выдох и прижался с силой. Отабек сунулся языком меж губ, тесно, плотно, горячо. И вовсе не противно, как казалось Юре, когда он видел это в фильмах раньше - хотя там казалось, что может быть крутого в обмене слюной? Гадость же. Нихрена не гадость. Потому что сам захотел так же - залезть языком, вылизать, разложить на вкус. И чтобы не думать, чтобы рвало крышу, связывало кишки в тугой узел и вело дальше, в бессознательное. Юра встретил язык Отабека своим, обвел, впустил. Наклонил голову к плечу совсем и ощутил, что Отабек проник еще глубже, прижался, цеплялся, целовал отчаянно, сталкивался зубами, и Юре было мало. Хотелось больше, глубже, до гланд достать, и врасти в это твердое тело... Бздынь! Юра вздрогнул так, словно вопреки родительским наставлениям сунул пальцы в розетку и словил двести двадцать. Он отдернул руки, они с Отабеком разлепились, и взглянули вниз, где по полу лениво катилась бутылка и извергала из горлышка прямо на ламинат темно-рыжую жидкость. А Юра смотрел на нее и не понимал, что это за херня и почему она катится. Губы горели, и отчего-то поднять глаза оказалось непосильной задачей. Тело покрылось испариной, а шея, где Отабек все еще держал его ладонями, горела адским пламенем. - Пойду уберу, - выдавил Юра, и ломанулся с кровати так, что едва не навернулся носом в Гошин чемодан. В несколько быстрых шагов добрался до ванной, пустил воду. Заозирался, ища, чем можно было бы вытереть алкоголь, пока он не начал впитываться и вонять на весь номер. Кроме полотенец не было ничего подходящего. Скользнул взглядом по зеркалу, и торопливо отвернулся - на себя смотреть почему-то сделалось резко стыдно. Особенно на раскрасневшиеся губы, которые непривычно покалывало. - Юр, тряпка там есть? - крикнул Отабек из комнаты. Голос ровный, будто ничего не произошло. - Нет, - отозвался Юра, старательно делая голос потверже и вид, что он сейчас не сбегал, и все у него под контролем. Под контролем у него ничего не было, особенно голосовых связок, поэтому жалкое "нет" вышло ломаным и визглвым. - Тогда тащи туалетную бумагу! Точняк! Юра заозирался, нашел держатель, стал потрошить рулон. Отабек сидел на Гошиной кровати, рукой придерживая затертый бежевый коврик, чтобы под него не затек разлитый алкоголь. Сама бутылка стояла на столе. Пойла в ней осталось на пару глотков. Ай, и похуй. Все равно говно, а не коньяк. Старательно не глядя на Отабека, Юра согнулся у алкогольной лужи, сгрузил легкое облако из выкрученной бумаги на пол рядом и стал отрывать куски и укладывать. Тонкая бумага мгновенно темнела, впитывая, а Юра пытался совладать с сердцебиением, чтобы не сдохнуть от тахикардии на месте. Потому что Отабек нависал над ним, и дышал шумно, через нос, чем нихрена не помогал успокоению. Когда рваные куски бумаги, наложенные друг на друга, перестали мгновенно промокать, Юра собрал их, свернул аккуратно в большущий влажный ком, отложил. Провел по ламинату двумя сухими, потом еще, убедился, что от лужи осталось одно воспоминание и алкогольная вонь, собрал весь мусор и потащил в туалет. Ком бумаги отправился в мусорное ведро, а Юра запястьем включил себе воду и сунул под струю руки. Успокаивайся давай. Вдох, выдох. Что там делали до того, как начали это... это. Мозг сказал "не помню" и отключился снова, уступая вакантное место тамады вечера взлохмаченному "хочу", которое рокочущей горой поднималось откуда-то изнутри. Перед глазами верещала красная лампочка последних мыслительных процессов, которые один за другим завершались аварийно, потому что все путалось в голове и звенело будто вилкой в пустой жестяной банке. И крыло, и хотелось еще. Но было как-то дико неловко, что Юра вдруг разозлился сам на себя. Он взрослый или где, в конце концов?! Что за балет? Вон, алкоголь ему уже продают и в клубы пускают. По паспорту, правда, но сам факт! Голосовать еще может теперь, во! Полноправный гражданин, елки-палки! Подумаешь, поцеловались, блять! Что такого-то? Все целуются! И Милка та же, и даже Гошана какие-то придурочные телки тоже целуют, потому что Гошан победитель по жизни, к нему других и не тянет. А чувство заполненности рта чужим языком было охуенно. Сердце вновь загрозило тахикардией, Юра облизнул пересохшие губы и понял - пиздец как хочется. Снова целоваться, залезть языком в чужой рот и чтобы залезли ему. И хуй он будет ждать, когда Отабек с очередным стикером к нему полезет. Сам поцелует. Вот выйдет сейчас и... - Юра? - раздалось из комнаты, и Юра вздрогнул, вырванный из своих мыслей. - Ты жив? Играть будем? Точно. Они играли же. Юра коснулся лба - стикер на удивление все еще был на месте. Еле удержался от того, чтобы глянуть в зеркало и увидеть, что там написано. - Да, иду, - отозвался Юра, ударил по смесителю, выключая воду. Спеси почему-то как-то резко поубавилось. Он вытер руки, вздохнул, успокаивая зашедшееся сердце, и вышел из ванной. Отабек был на своем месте, что-то смотрел в телефоне, ссутулившись. Поднял взгляд на Юру, огладил, будто руками. - Все в порядке? - В полном, - кивнул ему Юра, прошел мимо, не набросился, как хотел, потому что тело снова стало как табуретка. Вместо этого устроился опять на своих подушках, откинулся назад. Сложил руки на груди и поднял глаза на Отабека. Так, теперь новый план... Отабек заблокировал телефон и отложил его в сторону. - Начинаем? И Юра хотел сказать "да", но не сказал - залип. На животе в расстегнутой толстовке, к которому сам же и прижимался, выгибаясь в спине, на ладонях, которые держали его под челюстью и направляли, потому что Юра бы не додумался, на потемневших губах, которые целовал с такой жаждой, будто в самом деле хотел сожрать эту надежду Казахстана. И на темных, натурально черных зрачках. Поцелуй. - Юра? - позвал Отабек. Сейчас. Возьми и поцелуй. - А, да, - Юра прочистил горло, выпрямился, чуть подавшись вперед. Ты на меня запал, это все стало неправильным из-за тебя. - Начнешь? Тогда и отвечай за свои слова. - Начну. Это ты у нас тут герой-любовник. Казахский Казанова. - Жги. Из нас двоих жжешь только ты. Меня. Взглядом. Я его вижу, чую прям всей шкурой, ну а хули тогда ты не видишь, как горю я? - Я живое? - спросил Юра. Отабек кивнул, поправил съехавший рукав. Юра открыл рот, чтобы озвучить привычный второй вопрос, но в последний момент свернул с протоптанной дороги в лес: - Тебе нравится? - Что? - Отабек растерянно моргнул, напрягся. - Я, - сказал Юра, - Нравлюсь? - он поднял руку, ткнул пальцем в стикер на своем лбу и заметил, как Отабек еще больше нахмурился, будто пытался понять: в ту ли игру они еще играют, или Юра сейчас на ходу меняет правила. - Нравишься. - кивнул Отабек. - Да или нет, - напомнил Юра. - Да. И шаг в точку невозврата: - Хочешь? В одну долю секунды взгляд Отабека потяжелел, скулы обострились, ноздри разошлись. Юра жопой чуял - играет с огнем, но остановиться уже не мог. Потому что хотелось, жгло и гудело. Воздух наэлектризовался, коротил мыслительные процессы и красную аварийную лампочку. А Юра смотрел Отабеку в глаза, ждал ответа и пытался отогнать мысль о том, что он сам, судя по тому, как жгло щеки, выглядел сейчас как помидор, на которых обычно учатся целоваться. Юра вот не учился - как-то в голову не приходило, да и стремно это было. Хотя и ходил однажды на свиданку с какой-то девчонкой, но тогда свиданка вылилась в погоню и ни о каких поце... Как Отабек сорвался с места, Юра не уловил. Просто в какой-то миг все вокруг потемнело, шею сдавило под челюстью, а губы обожгло дыханием. Мысли про каких-то там девочек и помидоры вылетели из головы на первой космической, потому что нахуй девочек и помидоры, Юру прямо сейчас научат целоваться. И, ох, блять, как же охуенно научат! Языками сплелись сразу. Рты раскрывали широко, дышали загнанно, будто только со льда сошли, и руками - по-хозяйски по шее, по загривку, по плечам. Ближе, теснее, глубже. Что-то мешалось, ненужное, лишнее. Юра отлепился, раздраженно сгреб пальцами стикер со лба, глянул мимолетно, и снова прижался к Отабеку, который тянулся за новым поцелуем. - Пикачу? Серьезно? - выдохнул Юра в рот Отабеку, сминая в кулаке стикер и теряя его где-то в складках покрывала. - Ты дите малое, что ли? - У меня сестра их до сих пор любит, - хрипло ответил Отабек, соскальзывая с подбородка на шею, потом выше - к скулам, щекам. - Ловит по городу. - Ей же сорок! - фыркнул Юра. Вплел Отабеку в волосы пальцы, оттянул его голову, нашел губами губы. - Тридцать один. - оставшийся стикер на лбу мешался и цеплял Юрину длинную челку. Отабек раздраженно отлепил его, не глядя смял и выкинул куда-то на пол. Ему похуй, что там написано. Он дорвался. У него в руках Юра. Отабек навалился, опрокидывая Юру на подушки, навис на согнутых руках. Вжался губами в губы. Юра поймал его за щеки, огладил челюсть, прошелся пальцами по шейным позвонкам, а тот вдруг опустил голову к его груди, всунул ему между ног оба колена, раздвинул бедра и притерся сверху. Пахом о пах. Еще раз, и еще. Юру прошило от пяток до затылка, он сжал пальцы сильнее, зашипел, выгнулся, подался навстречу, потому что это - господи-боже, сделай так еще! Юра сунулся Отабеку в губы, ощутив дикое желание целоваться, вылизывать, кусать. Уцепился за черные волосы на макушке, прижался ртом ко рту. Языки сплелись, зубы столкнулись, слюна смешалась. Отабек вылизывал ему губы, нёбо, ввинчивал язык в рот, широкими мазками проходился по Юриному. Дыхание срывалось, Юра и вовсе забывал дышать, и голова начинала кружиться. Отабек сунулся одной рукой Юре под поясницу, ниже, что пальцы в задние карманы залезли, напряг мышцы, вдавил в себя. Юра шумно выдохнул, подался вплотную, и ощущал, как в штанах дергается, наливается собственный член. Еще немного - и контроль полетит в топку. К черту. Потому что у Отабека явно и сильно выпирает ширинка и твердо проходится по Юриной. Юра уперся пятками в покрывало, приподнял бедра, притискиваясь, притираясь, потянулся рукой к своим джинсам. Пуговица поддалась легко, молния на ширинке - еще легче. Отабек взялся за его бока, с нажимом прошелся вверх, задирая футболку до самого горла. Юра сунул руку к себе в трусы, обхватил член. Прижал подбородок к груди, задышал чаще, уставился на собственный пиздец твердый ствол в кулаке. Отабек вывернул голову и нашел Юрин рот. Поцеловал жадно и влажно. А потом его горячие пальцы оттолкнули Юрины с члена и обхватили сами. Юра выгнулся, зашипел сквозь зубы, снова опустил взгляд вниз. Отабек большим пальцем медленно прошелся по головке, размазал смазку. Соскользнул кулаком до основания, разжал ладонь, спустился пальцами по напрягшимся яйцам, огладил, чуть прижал, приподнимая, и снова - вверх, к члену. Обхватил у основания, скользнул вверх. Юра не выдержал, уперся пятками в кровать, толкнулся в кулак, снова зашипел. Отабек приподнялся на локте, сунулся снова целоваться и задвигал рукой на его члене. Юра задохнулся, оторвался от губ и расфокусированно поймал шальной черный взгляд. Отабек нависал над ним, одной рукой шарил в волосах, чуть сжимая их, приглаживая, снова захватывая в кулак, а другой так правильно и сладко надрачивал Юре, что Юра терял реальность. Залипал на лице в каких-то сантиметрах от его собственного, мешал дыхание, скользил мутными глазами по прямой линии подбородка, по скуле, по кромке белых зубов, что виднелись из приоткрытых губ, которые хотелось целовать вот-прям-сейчас, по стриженному виску, волосы на котором нихрена не колючие, а мягкие и щекочут пальцы. И Отабек смотрел на него - ловил каждую малейшую эмоцию, каждую реакцию на каждое движение, и опускался целовать - медленно, глубоко. И Юра отвечал - порывисто, жадно, а когда пальцы на члене сошлись чуть плотнее и темп подскочил, вцепился рукой Отабеку в волосы, сжал, не контролируя силу, оторвался от губ и задышал часто-часто. Потому что нечто яркое и огромное сверхновой копилось где-то внизу живота, готовое рвануть, если - ох, да, блять, еще! Отабек задвигал рукой по члену быстрее, оглаживал головку, а сам дышал огненно и шумно Юре в висок. И это было настолько охуенно, что Юра готов был взорваться и просить - еще, еще, блять, пожалуйста, еще же! Он уже не отдавал себе отчета, толкался в кулак, ловя его движения, и абсолютно не понимал, кто он и где. Центр мира сместился в эти смуглые пальцы, которые так охуенно, так идеально сжимали его член, скользили по нему, наливая сверхновую в животе такой мощью, что даже страшно становилось. Юра не уловил момента, когда из шипения, громких вдохов сквозь зубы вдруг стал стонать и похныкивать - глухо, длинно. Просто в один прекрасный миг до его воспаленного мозга вдруг дошло, что вот эти вот звуки рвутся из его рта. А потом сверхновая рванула, вышибая остатки разума и представления о действительности. Он прижал к себе Отабека за волосы, выгнулся, выломался весь, изливаясь в яростно двигающийся кулак и растворился в оргазме. Несколько долгих минут Юра отрешенно пялился в потолок и собирал растерянное мироздание заново. Все вокруг кружилось, будто Плисецкого полчаса проворачивали в кресле вокруг своей оси. Кажется, даже звезды сверкали перед глазами. Под веками - уж точно. Он понял, что до боли в мышцах зажимает Отабеку голову, когда тот над ним зашевелился, разжал пальцы, выпуская член. Юра непроизвольно дернулся, ослабил хватку, отпустил черные волосы. Отабек взглянул на него как-то тепло, мягко, придвинулся и прижался губами к губам. Потом приподнялся, выворачиваясь, и сел на пятки там же, где и был - меж раскинутых Юриных ног. Охуенно пошлая поза, лениво подумалось Юре. А ведь и до нее определенно дойдет, если все и дальше покатится такими темпами. А что? Юре вон, только что отдрочили так, что у него сейчас снова встанет, если он подумает об этом еще немного. Или вот, например, увидит смуглую ладонь Отабека в своей сперме. Пиздец. А взгляд-то какой у него тяжелый, черный. И на лбу испарина - челка рассыпалась, прилипла влажными прядками. И дыхание рваное. И, блять, стояк оттягивает ширинку. Юра машинально облизнул пересохшие губы, беззастенчиво разглядывая Отабека и позволяя ему тоже пялиться на себя - распластанного, с красной рожей, задранной до ключиц футболкой, спермой на животе. И, как вишенка на торте, опавший член над приспущенными трусами и джинсами. Отабек шумно сглотнул и отвел взгляд, ища что-то. Потом неудобно перекрутился корпусом, потянулся и протащил по столу походную пачку Гошкиных влажных салфеток с запахом зеленого чая. Придерживая локтем, чистой рукой выудил одну, вытер ладонь. Потом достал еще одну, развернулся к Юре. На лице проступила озадаченность, он перевел взгляд на запачканный Юрин живот, и Юра умудрился его понять. Протянул тяжелую руку, забрал салфетку. Придержал футболку и, отчаянно краснея под внимательным взглядом Отабека - хотя, казалось бы, поздно уже краснеть, - вытерся, подтянул трусы. Смял салфетку, Отабек ее забрал, отложил на стол к своей. И снова уставился на Юру. А Юра переползал ленивым взглядом с его лица на выпирающую ширинку и обратно. Понимал, что коль ему уже оказали такую охуенную услугу, то и ему по идее нужно сделать что-то подобное, вот только ни сил, ни решимости в себе не ощущал. Тут же загрузился: а вдруг Отабек именно этого и ждет? На лице прямым текстом не написано, конечно, "подрочи мне". На его лице вообще сейчас хрен поймешь, что написано, потому что такого Отабека Юре видеть еще не доводилось. Остроумное и своевременное на язык почему-то не шло, зато в пустую голову лезло всякое другое. Юра согнул в колене правую ногу и умостил ступню Отабеку на бедро. Заскользил вверх медленно, не сводя взгляда с собственного полосатого носка и того, как гладко он проходится по натянутой джинсе, потому что в лицо смотреть было пиздец неловко. Но когда стопа уперлась в промежность, Отабек дернулся, подался вперед, будто хотел придавить Юру собой, но в последний момент выставил руку и навис большой черной тенью. Другой рукой схватился было за Юрину лодыжку, но почти сразу разжал пальцы и оставил ладонь просто лежать сверху. - Юр, - выдохнул Отабек так хрипло и низко, что голос раскатом прошелся Юре по позвонкам. А Юра вдруг улыбнулся сам себе: понравилось. Касаться так, как прежде не касался, и видеть и слышать, ощущать реакцию на свои действия. Понравилось. И хотелось еще, больше, дальше, чтобы смотреть, какой еще может быть Отабек. Юра чуть подвинул ногу, брякнув цепями у карманов, попытался зацепиться пальцами за пояс. Нога подрагивала от напряжения и неудобного положения - приходилось держать ее на весу, чтобы ненароком не придавить Отабеку все стратегически важное - пальцы в полосатом носке цеплялись плохо и постоянно соскальзывали. Юра чувствовал, как его лицо прожигают взглядом. "Не туда смотришь же, ну", - думал он. - "Не тут главное представление". Но Отабек, кажется, считал иначе. Все еще нависая на одной руке, он отнял ладонь второй от Юриной лодыжки и потянулся к его щеке. Огладил нижнюю губу, скулу, прошелся выше и вплел пальцы в длинные волосы у виска, потянул их назад, как кота гладил. "Нет, в рот пока брать я еще морально не готов", - подумал вдруг Юра с веселым ужасом. Но Отабек, кажется, хотел не этого. Он приподнялся, завел Юрину ногу под себя, переступил коленом и вторую тоже туда же передвинул. Прижался к губами, легко их раздвинул, скользнул языком. Юра поддался, лениво ответил и ощутил, как Отабек сжал ладонями его бока, широкими движениями прошелся вверх, снова задирая футболку, задел вдруг чувствительные соски. Скользнул одной рукой под собранную ткань, огладил ключицу и коснулся пальцами шеи. А потом вдруг отстранился, сверкнул черными глазами, и Юра пикнуть не успел, как оказался на животе. Отабек уселся ему на бедра, придавил, прижался грудью к спине. Снова огладил бока, забираясь под завернутую футболку, а сердце у Юры подскочило в горло и всполошилось так, что в ушах зазвенело. Юра дернулся: он, что, собирается?... Но Отабек притерся теснее и поцеловал в шею: - Тш-ш, я ничего не сделаю. Ага, не сделаешь. Не особо верится, когда тебе в булки стояк упирается, промелькнула мысль. А ведь наверняка Отабек об этом думал. Как разденет Юру, как разложит под собой, вгонит член в задницу и выебет так, как ни в одной порнухе не снимали. И не денется никуда Юра, потому что сам почти уже увяз в этом, как муха в варенье. Отабек приподнялся корпусом, повозил задницей у Юры на бедрах, взялся ладонями ему за бока и медленно, с наслаждением, повел вдоль. Уперся в пояс джинсов, залез пальцами за него, подцепил трусы и потянул. Юра уперся лбом в покрывало, напряг руки. От абсолютной неясности, что Отабек собрался с ним делать, в голове шумела кровь. Нахера ему Юрина задница, если не ебать? Отабек меж тем чуть сдвинул джинсы с трусами на ягодицы, открыл вид на ложбинку между ними, отпустил. Широко огладил поясницу, с нажимом прошелся большими пальцами по позвоночнику, расслабляя, пересчитал ребра. Юра попытался унять невесть откуда поднявшуюся дрожь, сунул одну руку под голову, устроил красную физиономию в сгибе локтя. Отабек снова потянул джинсы на себя, снова огладил - медленно, горячо. Просунул ладони спереди, потянул там. Юра неосознанно приподнял бедра от покрывала и почувствовал, как Отабек вовсе выпутал его из штанов с трусами, как коснулся нагретой ткани вновь оживающий член. Бля, будто не его только что Отабек выжал досуха своими охуенными пальцами. Кожу на высвобожденных от ткани ягодицах холодило, и Юра чувствовал себя полнейшим придурком, лежа голой задницей кверху. Но ровно до тех пор, пока по этой самой заднице не прошлись ладонями. Юра вздрогнул от неожиданности. Отабек широкими движениями прошелся по ягодицам, чуть сжал в пальцах. Отпустил, снова огладил по бокам. Дышал тяжело, рвано. А потом обхватил половинки, смял, надавил основанием ладони и развел в стороны. Юра ухнул в адское пекло - блять-сука-нахуй, он же ему теперь прямо в жопу смотрит! - и тут же забился такой крупной дрожью, будто замерзал за Полярным кругом. Отабек отпустил, погладил снизу вверх, по спине, помогая унять дрожь. И снова вернулся ниже - вцепился, развел. В этот раз сильнее, что Юра ощутил, как натянулась кожа. Он подался вперед, но Отабек не пустил - убрал руки, придержал за бедра. И снова низко, глухо: "Тшшш". Юра обессилено бухнулся на покрывало, повернул голову, боковым зрением из-под волос уставился на Отабека - как тот снова сунулся руками, мял, гладил, разводил. И не спускал черных горящих глаз с открывающегося ему вида. Дико блядского вида, добавил про себя Юра. И непонятно, чего хотелось. То ли вырваться, вернуть штаны на их законное место и нестись до Питера пешком, зарекаясь иметь дела с Казахстаном вообще. То ли прогнуться в спине, и - сильнее давай, чо как с бабой. Наливающийся вновь член с каждой секундой подливал масла далеко не в первый костер. И более-менее связную палитру мыслей вдруг раъзебало к хренам, когда Юра вдруг ощутил, как Отабек пальцем прошелся меж разведенных ягодиц, не спеша, с нажимом, снизу вверх, от самых яиц, которые тут же поджались. Потом вниз, по тому же пути, снова вверх и оставил палец на сжатых мышцах входа. А потом в звенящей тишине по ушам проехалась расстегивающаяся ширинка. Юра еще больше вывернул голову почти до боли в шее, и увидел, как Отабек, приподнявшись на коленях над ним, приспустив собственные джинсы вместе с трусами, медленно водил кулаком по члену. Длинному, темному, с блестящей крупной головкой. Вторая рука лежала все еще у Юры на заднице, и от того места, где она касалась кожи, вниз живота стекало горячее, скручивалось пружиной, собиралось из атомов, чтобы потом - Юра уже знал, - разорваться сверхновой и размазать реальность нахуй. И Юру вместе с ней. Отабек спустил ладонь, повернул, просунул четыре пальца Юре между бедер, надавил на поджавшиеся яйца, большим пальцем снова нырнул между ягодиц и, нащупав анус, принялся растирать. Юру выгнуло, он дернул было ногой в сторону, но спущенные низко на бедра джинсы не пустили. Лежать становилось все неудобнее, поэтому, воспользовавшись тем, что Отабек больше не давил на него своим весом, Юра прогнулся в спине, приподнял задницу, почти отклячил ее, привставая на коленях. Услышал, как Отабек рвано и шумно выдохнул сквозь зубы - нравится, понял Юра. Что теперь ничего разводить не надо, чтобы видеть, потому что все само разъехалось. Юра, кряхтя, вывернул руку и сунул под себя. Обхватил член и, не спуская глаз с Отабека, задвигал по нему - сразу быстро, яростно. Совсем не так, как Отабек ему делал еще совсем недавно. Но тоже сойдет, потому что можно сдохнуть от передоза уже только от того, как тот делает это себе. Не как Юра, а медленно, уверенно, смакуя каждое движение. И головка то пропадает в длинных смуглых пальцах, то снова показывается, поблескивая размазанной смазкой. И палец второй руки растирает у Юры меж ягодиц - чуть надавливает на вход, что кажется - еще немного, и Юра познает все прелести анальных ласк девственной задницей. А там уже и до самого секса недалеко. И перспектива быть выебанным уже не так пугающа, потому что там, меж ягодиц, вдруг хорошо. Потирает, надавливает, поглаживает и как-то неправильно приятно, что хочется дальше. Если на чуть-чуть палец вставить, норм же? Блять. Отабек приоткрыл рот и дышал теперь шумно, рукой двигал по члену быстрее, и как-то настойчивее растирал Юре между ягодиц. Будто последними остатками разума сдерживался от навязчивого желания сунуть ему в задницу сначала пальцы, а потом и вовсе слететь с катушек, пойти на поводу у инстинктов и вставить член. Но ведь сам же сказал, что ничего не сделает. И держался. Надрачивал все яростней, что Юра поддавался его темпу и с такой же скоростью доводил себя, поглаживал напряженные мышцы ануса, чуть давил, не проникая. А потом вдруг как-то глухо взыркнул, навалился на Юру, и тот ощутил, как твердый член проехался между половинок, головка мазнула по сжатым мышцам входа. Сейчас вставит, - с каким-то фоновым ужасом и странным предвкушением осознал Юра, а сам уже был на грани. И, наверное, вздумай Отабек на самом деле под срывом крыши натянуть Плисецкого на себя, Юра остановиться бы уже не смог - и сам кончал бы с членом в заднице. Но головка проехалась выше, к ложбинке, Отабек сжал на ягодицах пальцы и с силой свел их, зажимая себя. Скользнул пару раз вперед-назад, что Юра кожей ощутил все вены на его члене, крупную головку, и с глубоким рыком кончил на оголенную поясницу. А следом накрыло и Юру. Во второй раз реальность собиралась дольше, и звенела тихим шепотом Отабека, который звал Юру по имени. Юра разжал пальцы, вывернул руку, чтобы не запачкать покрывало - хотя ему и без этого досталось уже прилично, - прокряхтел. Отабек все еще лежал у него на спине, упираясь лбом в лопатки. Потом зашевелился, двинулся назад, и его член скользнул по Юриным ягодицам. Зашуршала знакомая упаковка с рисунком зеленого чая, по пояснице и заднице прошлась прохладная влажная салфетка. Юра отвалился на бок, краем глаза заметил, как Отабек застегнулся. Потом подал салфетки Юре, и он отрешенно вытирался и возвращал на место стянутые джинсы вместе с бельем. Отабек посмотрел на Юру сверху вниз, и вдруг наклонился, сунулся губами в голый бок. Юра взбрыкнул, заржал - щекотно, алё! Отабек лег ему грудью на бедро, подбородок пристроил на ребра, а рукой водил под футболкой по спине - гладил. И выглядел таким довольным, что Юре стало неловко. Он откинулся, уставился в потолок, а руку по-хозяйски запустил в черные волосы - как будто так и надо. - Я думал, ты меня трахнешь. - признался Юра. Голос звучал чужим. - Было тяжело сдержаться. - ответил откровенностью на откровенность Отабек. - И, ммм... - Юра подбирал слова, чтобы звучало не слишком уебищно. Но не-уебищно не получалось. Поэтому пришлось говорить так, как есть. Отабек терпеливо смотрел на него и ждал, когда Юра разберется с синонимами. Юра разобрался: - Будем встречаться? И как в песне - а в ответ тишина. Юра заподозрил неладное и поднял голову. Встретился с недоуменным взглядом Отабека. - Что? - разозлился Юра. - Или надо было до этого всего спросить? Отабек вдруг улыбнулся - так тепло-тепло, что сердце зашлось в порыве сдохнуть от тахикардии снова. - Будем, конечно, - Отабек снова ткнулся лицом Юре в бок, поелозил носом. Юра дернулся от щекотки и пихнул его в лоб рукой. - Просто я не думал, что это ты предложишь. - Ну, а чо кота за яйца тянуть, - дернул плечом Юра, хотя из лежачего положения это было сделать трудновато. - Просто еще пару дней назад ты был не по мужикам. - напомнил Отабек, и по глазам Юра понял: опять ржет над ним. - Я и сейчас не по мужикам. - заявил Юра. И добавил, понаслаждавшись с пару долгих секунд удивленным лицом на своем боку: - Я по Отабекам.