"У Рони"

Звонкая трель телефона оповещает его об эсэмэске. Роджерс вытаскивает гаджет из кармана, и на экранчике старого, потрёпанного временем "Nokia" высвечивается лаконичное "Приходи". Немногословна, как всегда. Он поспешно выключает свет в участке, закрывает кабинет. Оставляет ключи дежурному и выходит на улицу. Прохладный октябрьский воздух заполняет лёгкие, но ему милее другие запахи: запах её сигарет и запах ароматного турецкого кофе, который она варит дома, в турке. От неё приходит ещё одна эсэмэска: "Я сварю кофе." И следом: "Себе". Роджерс фыркает и прибавляет шаг, надеясь, что к его приходу кофе ещё останется. У Рони очень маленькая, но уютная кухня: бордовые обои и белые шкафчики на стенах, а также маленький, обшарпанный, видавший виды холодильник. На плите уже закипает кофе, и хозяйка помешивает его ложкой. Роджерс может часами наблюдать, как Рони работает с напитками: что в баре, что дома. Её движения аккуратны и точны, а порции выверенны автоматически, будь то турецкий кофе или ирландский виски: в работе с напитками ей нет равных. Она ставит перед ним чашку и Роджерс невольно принюхивается: тонкий аромат кофе и терпкий аромат корицы щекочат нос. В его голове появляется какое-то далёкое и уязвимое воспоминание, но быстро испаряется. Он мог бы задать любой другой вопрос, но тут с его языка срывается: — Ты веришь в сказки, Рони? — Роджерс берёт в руки чашку. От кофе идёт пар, терпкий аромат корицы непрестанно щекочет нос. Рони отправляет пустую турку в раковину и тоже садится за стол. — Сказки... - задумчиво тянет она. - Знаешь, детектив, верить можно во всё, что угодно. — она отламывает себе кусочек шоколадки, которую принес Роджерс, и кладёт его в рот. Запивает кофе. — Люди верят во всё, что угодно. Сказки, пришельцы, боги... Это очень удобный способ переложить ответственность. — она протягивает Роджерсу шоколадку, но он отрицательно качает головой . — Удобно верить, что в своих проблемах виноват не ты, а какой-нибудь недалёкий Сказочник или проштрафившийся Одиссей... — А вот во что веришь ты? - вдруг перебивает её Роджерс. Рони бросает на него раздражённый взгляд и поджимает губы. Но быстро отходит. Наклоняется ближе и говорит: — Я верю в себя. Я верю в то, что внутри все люди лучше, чем думают. — она сдувает непослушную прядь со лба и выглядит очень серьёзной. — Я верю, что ты наконец найдешь эту потерянную девчонку. Я верю, что эта похищенная девчонка уже наверняка не по разу надрала своим похитителям зад. Я верю, что эта сволочь Белфри держит у себя дома на цепи какую-нибудь нечисть и таскает ей еду из "Макдональдс". Я верю во всякую ересь, но в сказки не верю. — мрачно подытоживает она. — Потому что сказки — это не вымысел. Сказки - это отражение реальности. — Рони берет еще шоколада и отпивает кофе, не замечая, какими глазами на неё смотрит Роджерс. Вообще, вся квартира Рони похожа на нору хоббита: столько разнообразного хлама валяется повсюду. Но при этом, каждая вещь на своём месте, словно лежала здесь с начала времён. Ворох счетов на комодике в коридоре, рабочий стол у окна завален кучей книг вперемежку с бумажками от конфет и пустыми коробками из пиццерии неподалёку. А в углу стоит вещь, которая и вовсе доводит обстановку крохотной квартирки до абсурда: огромный древний проигрыватель, под иглой которого с глухим потрескиванием крутится виниловая пластинка, наполняющая комнатушку густым вокалом Грейс Слик. Рони вполголоса подпевает и курит, усевшись с ногами на широкий подоконник и выпуская сигаретный дым в форточку. Роджерс делает вид, что дремлет, но следит за ней исподтишка. Диван, на котором она дала ему выспаться после смены, накрыт мягким стеганым пледом, и стоит прямо напротив окна. Часы на её рабочем столе показывают семь вечера, на дворе уже темно. Зажигаются первые звёзды. Улочка, на которую выходят окна квартиры, практически безлюдна. Но с автострады доносится непрекращающийся гул машин. Рони стряхивает пепел в старую банку от кофе и с грустной улыбкой смотрит в окно. Песня на пластинке уже закончилась, и большой чёрный диск продолжает крутиться под иглой, издавая тихое шуршание. На лице женщины снова появляется грустное подобие улыбки. Она докуривает сигарету до фильтра и без зазрения совести выбрасывает окурок в форточку. Спрыгнув с подоконника, Рони подходит к проигрывателю и, подняв иглу, бережно вынимает пластинку. Пластинка опускается в свой родной картонный конверт, а затем возвращается на полку. Рони садится на край дивана. Оглядывается на спящего Роджерса, долго с улыбкой изучает его лицо, а потом хмыкает и ложится рядом. Втискивается ему под руку, тихо вздыхает. И вскоре засыпает безмятежным и спокойным сном. И всё хорошо.