Целуй ее, словно ваш первый поцелуй последний, Холодными ночами обнимай. Целуй ее, словно в любой момент она может исчезнуть, И не клянись в любви, если бы смог сказать прощай.
Бруклин приветствует меня мягким осенним солнцем и легким ветром, заполняя меня изнутри. Всего несколько часов полета и я нахожусь в абсолютно другом городе, встречая здесь невероятный закат. Передо мной стоит непосильная задача: мне нужно найти Джастина, а куда более сложнее отыскать силы, чтоб не разрыдаться при виде него. Я пользуюсь навигатором в своем телефоне и ловлю такси, отправляясь на Шенектэди-Авеню, где располагается нужный мне медицинский центр. Я боюсь увидеть его, даже не сколько его, а сколько то, что сделал с ним несчастный случай. В моей голове различные догадки, от которых становится жутко. Я нахожусь в полном неведении. Но он жив, и нет ничего более важного. Такси рассекает по заполненным бруклинским дорогам, и я провожу в пути где-то несколько десятков минут, прежде чем покинуть салон авто, предварительно расплатившись. Светлое многоэтажное огороженное здание возвышается надо мной, и я чувствую, как страх подкрадывается ко мне с каждой секундой моего пребывания здесь. Специфический запах ударяет в ноздри, а белые стены давят, заставляя меня волноваться куда более сильнее. Вся эта атмосфера навеивает неприязнь, отторжение и панический страх. Я вижу перед собой людей в слезах, их опустевший взгляд, их потерянную надежду, а кого-то уже выписали и они идут, улыбаясь всему миру, потому что выбороли свою жизнь. Всё так, как должно быть, но порой так чертовски хочется, чтоб всё было по-другому. Делайте этот мир лучше, пока вы ещё способны всё изменить. Я подхожу к ресепшену, ощущая, как сильно отбивает удары моё сердце. — Здравствуйте, не подскажете, в какой палате лежит Джастин Дрю Бибер? — вежливо спрашиваю я, переплетая пальцы своих рук. — Минуточку… — девушка набирает какой-то текст на компьютере, внимательно просматривая информацию, выбитую на экране. — Палата №125, это на втором этаже. — Спасибо, — шепчу я, получая ободрительную улыбку в ответ. — Вы не переживайте, всё будет хорошо, — произносит она и возвращается к своей работе. Захожу в лифт и поднимаюсь на второй этаж, в поисках нужной палаты. Очередная белая дверь, её отличие лишь в том, что за ней находится человек, который за короткий период времени смог заменить мне целый мир. Ты стал моим всем за несколько мгновений, Джастин. — Господи, только бы с ним было все хорошо, — еле слышно произношу я, не находя сил, чтоб открыть дверь. Секунды тянутся невыносимо долго, а сердце так гулко стучит в висках. Я боюсь. Боюсь за тебя, Джастин. Толкаю дверь, делая пару шагов, и останавливаюсь при виде стоящего спиной ко мне мужчины. Он копается в своем чемодане, не замечая моего появления. Моя душа освобождается, когда я вижу его целым и невредимым, а боль словно выветривается через открытое в помещении окно. — Джастин… — говорю я тихо, мягко улыбаясь, когда вижу его удивленное лицо. Как же я соскучилась, мой Джастин. — Анна. Милая, — лишь произносит он, когда я прижимаюсь к нему что есть силы, ощущая его запах, его тепло. — Я так испугалась, Джастин, — я говорю честно, еле сдерживая слезы. — Прости меня. Я так виновата перед тобой. — Моя маленькая, всё хорошо. Со мной всё хорошо, — он вытирает слезинку, скатившуюся по моему лицу, и целует в макушку. — Мой ангел. Нашу идиллию прерывает стук в дверь, заставляя нас обернуться. В палату проходит пожилой мужчина в белом халате, и я понимаю, что это врач. — Как ваше самочувствие, Джастин? — интересуется доктор, изредка поглядывая на меня. — Даже лучше, чем я мог себе представить, — его голос такой мягкий, ласкающий слух. Джастин, скажи ещё что-нибудь. Просто скажи. — Извините за любопытство, но могу ли я узнать, что за юная леди рядом с вами? — седоватый мужчина приветливо улыбается, видя наши счастливые лица. — Это моя девушка — Анна, — спешит ответить кареглазый, и я теряюсь от его ответа. — Ох, ну что ж, Анна, хочу вас поздравить. Ваш молодой человек просто везунчик: ни сотрясения, ни переломов, обошелся лишь ссадинами, ушибом бедра и легким испугом. Так что можете забирать его домой. Единственное — никаких физических нагрузок ещё пару дней, — я слушаю каждое слово, не веря своим ушам. — Вот ваша выписка. Будьте здоровы. Он пожимает светловолосому руку и скрывается за дверью, оставляя нас наедине. — Девушка, значит? — игриво складываю руки на груди и выжидающе смотрю на его довольное лицо. — Ну я бы не хотел, чтобы тебя выставили за дверь, как постороннюю особу, поэтому и сказал, — выкручивается он, но мне хочется верить в обратное. — Как ты узнала где я? — спрашивает он, касаясь моих плеч. — Пришлось в свою очередь тоже немного схитрить, — тихо повествую я, в то время как он сокращает сантиметры между нами. — Я скучал, — его дыхание касается моего уха, и я вздрагиваю, чуть дыша. — Я тоже… Я слежу за тем, как он укладывает свой чемодан в машину, находя буквально каждое его движение безупречным. Единственное, что меня смущает — он слегка хромает, и я вижу, как искажается его лицо в болезненной гримасе. Я чувствую себя в какой-то степени виноватой, возможно если бы не я… — Ты не голодна? — его забота с новой силой окутывает меня. Я лишь качаю головой в знак отрицания и борюсь с желанием обнять его как можно сильнее. Он улыбается так же тепло, как и раньше, и сейчас кажется, словно ничего и не случилось. Джастин усаживает меня в свою машину, а после обходит ее, садясь на водительское сидение. Мотор рычит под капотом, и мужчина выезжает на проезжую часть. Его руки напрягаются, когда он сильнее сжимает руль, и я невольно засматриваюсь. Я рассматриваю рисунки, вбитые в его кожу, предполагая, что бы они могли значить. По-видимому, это не остается незамеченным, и он улыбается, озаряя всё мое нутро. — До Кливленда ехать примерно семь часов. Ты точно не хочешь есть? — мягкий голос заставляет меня отвлечься от разглядывания тату. — Я правда не голодна, по крайней мере сейчас, — отвечаю я, безусловно принимая его заботу. — Хорошо, придется поверить, — кареглазый успокаивается, сосредотачивая всё свое внимание на дороге. Я уже несколько часов смотрю в окно, наслаждаясь красотами этой местности. На город почти опустилась ночь, оставляя на небе лишь небольшой кусочек светло-фиолетового окраса. По истине волшебная атмосфера царит вокруг, эта тишина и тепло между нами, этот ветер, врывающийся через открытое окно. Какой раз ловлю на себе теплый взгляд карамельных глаз и не могу устоять перед соблазном не полюбоваться Джастином, в котором так отчаянно нуждалась, казалось, целую вечность. — Не холодно? — спрашивает светловолосый, замечая как потоки свежего воздуха раздувают мои волосы. — Нет, всё в порядке, — я таю от того, насколько он бережен со мной. Мы останавливаемся у придорожной заправки, и Джастин покидает салон авто, оповещая, что вернется через пару минут. Я, вероятно, никогда не перестану восхищаться им, каждым его движением. Рассматриваю яркую вывеску, подмечая, что несколько букв не горят, а через несколько минут замечаю кареглазого с пакетом в руках и двумя стаканчиками кофе. Он возвращается в машину, доставая из пакета два бургера и большую картошку фри. — Не знаю как ты, но я жутко проголодался, я взял тебе латте, надеюсь не прогадал, — мистер Бибер протягивает мне еду и бумажный стаканчик с кофе. — Спасибо, — с благодарностью произношу я, в какой раз удивляясь его проницательности, ведь тоже не против перекусить, да и латте мне приходится по душе. — Давно мечтал путешествовать на машине, есть на заправках и спать в машине после нескольких часов вождения. Но сейчас я выиграл джекпот, — ценю его открытость передо мной. — И почему же? — заинтересованно спрашиваю я, откусывая кусочек мягкой булочки. — Потому что ты рядом, — он так пристально смотрит, что становится неловко, и я опускаю взгляд, разрывая наш зрительный контакт. — Я хочу, чтоб ты знала: я бы никогда не смог променять тебя на Стефани. Запомни это, ладно? Я заворожена им, словно вся принадлежу только ему. Я твоя, Джастин. Мы поглощаем еду, порой смеясь. Кареглазый пропускает пару шуток и мне он кажется безумно забавным с размазанным кетчупом на губах. Такой простой, абсолютно непринужденный ни к чему, в футболке цвета хаки и рваных джинсах, такой до невозможности милый. Теперь в салоне автомобиля пахнет ванильным капучино, которым он неспешно запивает еду. Покончив с наполнением наших желудков, Джастин продолжает путь. Его рука тянется к музыкальному проигрывателю, и пространство заполняется спокойной музыкой, разбавляя однотипность дороги и разгоняя подкрадывающуюся скуку. Мой слух ласкает приятная мелодия, и я начинаю двигать головой в такт. — Когда ты набил первую татуировку? — я решаюсь задать ему волнующие меня вопросы, в то время, как он улыбается самой обольстительной улыбкой в мире. — В шестнадцать, — спокойно отвечает он, а меня поглощает шок. — Так рано? — я изумлена, а он продолжает улыбаться, обнажая свои белоснежные зубы. — Родители были против всего этого, но я сделал всё в тайне и долго скрывал, пока не набил ещё парочку более заметных, — повествует кареглазый, будто пытаясь вспомнить то время в малейших деталях. — Вероятно, это очень больно, — утверждаю я, понимая, что готова слушать его всю свою жизнь. — Первые разы — да, но потом ты привыкаешь и в тебе словно просыпается азарт, — он кидает на меня мимолетный взгляд, заставляя потеряться и оказаться где-то в других мирах, абсолютно идеальных, как и он сам. — Джастин, может я лезу не в свое дело... — я слегка заминаюсь, боясь принести ему боль своим несдержанным вопросом или произнести его не в том контексте. — Я помню, ты говорил, что твой отец имел бизнес. Просто интересно: теперь ты занимаешься семейным делом? — Ох, малышка, — и меня кидает в жар от его мягкого голоса. — Нет, не я. Бизнес — это не моё, это я понял ещё, когда отец был жив. Делами фирмы занимается мой дядя, который действительно готов вкладывать себя в это дело. В тот же день, когда вошел в права наследства, я подписал доверенность и передал дела дяде. По сути, я все ещё владелец, на мне большая часть пакета акций, но по факту заправляет всем там Брюс. Единственное, он не может без моего ведома, например, продать фирму или что-то подобное. И я в какой раз удивляюсь его открытости. Я восхищаюсь им и его выбором, каждый чертов раз. Он делает лишь то, что действительно приносит ему удовольствие. Он делает лишь то, что считает нужным. Он делает лишь то, что сам захочет. Джастин умеет слышать зов сердца и нести ответственность за свой выбор. Я не единожды замечала, насколько мужчина презрительно относится к стереотипам, которые взрастило общество, как механизм управления мировоззрением людей. Его просто не волнует чужое мнение, потому что он имеет свое, не нуждающееся в чьем-либо подтверждении. Он просто чертова свободная душа. Мне хочется быть как он, летать где-то в выси небес, без боязни дышать полной грудью. Наслаждаться своей неповторимой жизнью. Хочу жить для себя. — А теперь можно я задам вопрос? — его голос ласкает мои уши, заседая где-то под коркой головного мозга. — Что угодно, — не задумываясь отвечаю я, оценив его честность передо мной. — Почему ты приехала сюда? — произносит светловолосый, и я замечаю, как его голос становится более глубоким. — Потому что испугалась потерять тебя, — мой голос дрожит, я растеряна, словно внутри меня произошел резонанс. Он замечает мое состояние и глаза, заполняющиеся соленой жидкостью, кареглазый глушит мотор у обочины. — Иди ко мне, ангел, — шепчет кареглазый, протягивая ко мне свои руки. На что я лишь всхлипываю и подвигаюсь ближе, оседая в его теплых, таких нужных сейчас объятьях. — Я знаю, что мы сейчас сделаем, — он усаживает меня обратно на сидение и приподнимается, открывая автомобильный люк. — Разувайся и становись на сидение. Мужчина делает музыку громче, пока я снимаю обувь. Я догадываюсь о том, что он хочет, чтоб я сделала. И теперь я оказываюсь переполовиненной. Моё тело по-прежнему в салоне, но голова возвышается над крышей едущего авто. Нет ничего лучше, чем ветер, развивающий волосы, и ощущение того, как разбиваются потоки воздуха об лицо. Это навеивает ощущение полной независимости, и на какое-то время я тоже становлюсь свободной душой, как и он — мужчина, который вернул меня к жизни. С моих уст слетает крик, такой непосредственный и непринужденный, и я готова кричать еще громче, лишь бы не прекращать чувствовать, как кислород заполняет мои легкие. В один момент мне становится безразлично абсолютно на всё в этом мире, и меня уже не волнует чье-либо мнение. Единственный, кто мне действительно нужен сейчас — это кареглазый мужчина за рулем этой машины и ничего больше. Я более чем уверена, что на его лице красуется самая теплая улыбка в мире. И почему-то я уверена, что он счастлив так же сильно как я. Я чувствую, как теплая ладонь касается моей голени, и вздрагиваю, будто меня ударяет разряд тока. Внутри словно разгорается пламя, когда его рука блуждает по моей ноге, доходя до колена и опускаясь вниз до щиколотки, и мне трудно устоять на ногах. Только сейчас я вспоминаю о том, что на мне платье и в какой раз корю себя за собственную глупость и в какой-то степени рассеянность. Мгновенно я возвращаюсь в салон машины и сажусь на кожаное сидение, обтягивая слегка задравшееся платье. Мне становится не по себе, и я чувствую, как начинают краснеть щеки, когда я вижу его многозначащую улыбку. — Ну как? Тебе лучше? — его вопрос разрывает тишину и слегка накалившийся от смущения воздух. — Разве что немного, — я боюсь взглянуть на него и сконфуженно перебираю кружево на подоле платья. — Ты веришь в Бога? — такой странный вопрос заставляет меня смутиться. — Я — православная христианка, — отвечаю я, замечая его удивление. — Ого, тогда нам, вероятно, не стоит разговаривать, — я чувствую в его голосе нотки сарказма, но ведь с таким не шутят. — Не заставляй меня разочаровываться в тебе, — я обескуражена от его слов, и, возможно, в этот момент мне даже стало противно. — Просто я — протестант. Я бежал от всех стандартов, но даже в этой, казалось, свободной вере есть чертовы стереотипы. Протестантизм выступает против православия, считая его слишком фанатичной верой, поэтому мы как бы должны прекратить общение. Я так не люблю всё это. Ведь везде есть свои исключения, всегда есть свои «но», — он чувствует настороженность в моем тоне, поэтому пытается объясниться. — Глупо думать, что православие — это лишь походы в храмы и прикладывание к иконам. Глупо думать, что все православные делают всё это лишь для галочки в собственной голове. Глупо думать, что все люди одинаковые. Я соглашусь с тем, что многие ходят в храм, исповедуются, молятся ради галочки в списке «добрых» дел, кричат о своей любви к Богу на каждом углу, но есть люди, которые всей душой верят в Иисуса и взращивают любовь в своем сердце. Я редко посещаю церковь и не молюсь каждые несколько секунд, но когда я ощущаю потребность в этом, я делаю всё искренне, правдиво, по-настоящему. Моя вера заставляет чувствовать себя защищенной. И если протестанты думают лишь о наигранности православия, тогда их вера не менее фальшива, — светловолосый заинтересован, а с каждым мои словом его улыбка становится всё более ясной. — Ты так права, что я готов подписаться под каждым твоим словом. Нужно чувствовать комфорт в своей вере. Нужно чувствовать благословение, которое она тебе дает, но люди все еще продолжают тратить свою жизнь на псевдорелигию, продолжают ссориться на этой почве. Люди забывают, что они люди. Люди забывают о милосердии и толерантности. Люди истощают свое внутреннее богатство из-за грёбанных стереотипов, стандартов, предубеждений. И мир во всем этом становится одним сплошным клише, — мне кажется странным говорить сейчас о Боге, но ещё никогда не было так легко. Впервые я встретила человека, который принял меня, которому не нужно было доказывать собственную правоту или опровергать ее. Он принял меня, как есть, без желания перекроить мое мировоззрение. Он показался мне таким похожим, словно одинаковые мысли посещали наши головы. Мы говорили обо всем на свете, смеялись и наслаждались этими бесценными часами, проведенными вместе. Было уже около двух часов ночи, и я, сама не заметив, поддалась сну.***
Мужчина устало потирает глаза, продолжая управлять автомобилем. Он уже больше пяти часов находится в дороге, не сомкнув глаз, и усталость дает о себе знать. Джастин в тысячный раз смотрит на девичий силуэт и невольно улыбается, сбрасывая обороты, остановившись у обочины. Кареглазый покидает машину, позволяя свежему ночному воздуху обволакивать его тело. Негромкий рингтон раздался в кармане его штанов, и он незамедлительно отвечает на звонок. — Привет, Брюс, — его голос стал куда более хриплым, чем раньше, от чего можно понять, что он достаточно устал и нуждается в здоровом сне. — Привет, Джей, — его приветствует не менее уставший дядя. — Только закончил работать и решил узнать, как твое самочувствие. Тебя уже выписали? — Да, возвращаюсь в Кливленд, — коротко отвечает тот, опираясь на капот машины. — Ходить можешь? — Брюс задает ещё один вопрос, а светловолосый поднимает вверх голову, смотря на горящие в выси звезды. — Могу, правда слегка ноет бедро, но это вполне терпимо, — Джей прикрывает глаза, наслаждаясь бодрящей прохладой. — Я рад, что ты идешь на поправку. Спокойной ночи, — мужчина завершает разговор, не желая лить воду в их разговор. — Взаимно. Его веки всё ещё прикрыты, и он глубоко дышит, в попытках разогнать подступившую дремоту. В мыслях сразу всплывает голубоглазая девушка, её смех, улыбка. Ее искренность. Он не знает, что делать, не знает, как поступить. Было бы бессмысленно говорить сейчас о том, что она ему безразлична. Он влюблен в неё. Влюблен в девушку с израненной душой. В девушку, которая так безгранично нуждается в нем. Боковым зрением он замечает, как открывается дверь машины. Сонная малышка подходит к нему, она дрожит от перепада температур и выглядит такой беззащитной. — Почему ты не спишь? — спросил он, любуясь милым зрелищем. — Без тебя не спится, — отвечает девушка, обнимая себя за плечи. Он притягивает голубоглазую к себе, окутывая её своим теплом, и целует в макушку. Она перестает дрожать, смотря на его безупречные черты лица, которые при свете луны кажутся еще более совершенными. Джастин касается ее бледной щечки, гладя мягкую кожу. Взгляд девушки меняется, она выглядит растерянной, словно боится совершить самую большую ошибку в своей жизни. — Джастин, я боюсь, — Анна честна, он оценит это, она знает. — Ты ведь мой учитель. — Ты видишь лишь то, что я твой учитель, а я вижу, как загораются звёзды в твоих глазах… — его пронзительный шепот сводит ее с ума. Ему нет дела до всех этих предрассудков, когда она рядом с ним, когда рушится привычный мир, когда она так невинно смотрит на него. Кареглазый тянется к её губам, таким нежным и бледноватым, слегка припухшим от сна, целуя сначала скулу, щеку, останавливаясь у самого уголка приоткрытого рта. Девушка сбита с толку, обескуражена и по уши влюблена. Её руки оказываются на его шее и плечах, в то время как его — так крепко прижимают к себе. Сильные ладони обжигают кожу на талии, и Анне кажется, что она сходит с ума от того, как ощущаются мягкие губы, скользящие по её коже. Его волосы до безумия мягкие и приятные. И всё вокруг кажется таким нереальным, словно они в каком-то выдуманном фильме о любви. Но нет, Джастин по-прежнему целует её, делает то, что хотел сделать ещё при первой их встрече. Светловолосый ласкает её, массируя губы, так до исступления сладко и запретно. — Обещай, что никогда не пожалеешь об этом. Потому что я — никогда, — его шепот пропадает в приоткрытых девичьих устах. — Джастин… — кто бы знал, что за этим еле слышным шепотом скрывается неистовое желание кричать о том, как сильно она влюблена в этого мужчину. Становится так легко, словно они летят где-то над землей, паря в облаках, похожих на сладкую вату. И кажется, словно нет никаких мыслей в их головах, потому что ничто не может иметь большее значение, чем они сейчас. Он украл её первый поцелуй, а вместе с ним — всю её без остатка. Она пропала в нем. А звёзды над их головами, казалось, стали сиять ещё ярче.