18 февраля 2017 года. Кёльн, Германия
Сасори резко распахнул глаза и принял сидячее положение. Пытаясь успокоить участившееся дыхание, он упёрся локтями в колени и зарылся пальцами в волосы, чувствуя, как вспотел. Давно его не посещали кошмары из прошлого, тем более настолько детальные. Накатившие ощущения нельзя сравнить с чем-то конкретным, но явственно чувствовалось, как неприятно потянуло где-то в груди. Не важно сколько прошло лет, призраки всегда будут рядом, заставляя помнить настолько отчётливо, будто это произошло вчера. Он ещё раз глубоко выдохнул и повернул голову. Спящий рядом парень забавно морщился, раздосадованный, видимо, тонким лучом не особо яркого солнца, что просачивался сквозь проём в шторах и падал аккурат на лицо. Длинные распущенные волосы заполонили весь периметр, образуя одно сплошное светлое пятно. Сасори аккуратно поддел одну из лежащих прядей, поднося к губам. Они пахли сладко, улавливались тёплые нотки мёда и молока, но это было не то. Всё слишком разительно отличалось от того, к чему выработалась привычка. На губах отразилась тень мягкой, но какой-то грустной улыбки.***
Он вернулся домой ближе к вечеру. Аккуратно прикрыл дверь, кинул ключи от машины на столик в прихожей, попутно снимая обувь. Зайдя в гостиную, заметил сидящую на подлокотнике дивана кошку, которая сразу ухватила вошедшего цепким взглядом пугающих глаз. Сасори, не обращая внимания на недоброжелательное к себе отношение, подошёл ближе и двумя пальцами почесал кошку под мордочкой, за что сразу же получил болючий укус за палец. Впрочем, это было ожидаемо, поэтому мужчина лишь усмехнулся, наблюдая, как кошка то ли из вредности, то ли чёрт побери почему, но отбегать не собиралась, лишь сильнее впивалась тонкими острыми клыками. − А ещё говорят, что кошки похожи на своих хозяев. Так будь же ты милее, − прокомментировал он поведение, что уж обманывать, любимицы, а после поднял голову, услышав сдавленную ухмылку стоящего на втором этаже Итачи, который, видимо, предпочёл молча наблюдать, зная, что Сасори редко оказывает знаки внимания их сожительнице. По крайней мере, старается этого не показывать. − А раньше, помнится, ты говорил, что мы с ней похожи, − всё-таки подал голос Итачи, спускаясь по лестнице. Сасори сразу отметил, что парень явно куда-то собрался, точно не в бар: кожаные брюки, тонкая водолазка в цвет, а поверх красный пиджак. Да, точно куда-то, он не позволил бы себе надеть подобное на работу. К тому же волосы распущены, что более чем весомый аргумент. − И да, и нет, − пожал плечами Сасори, продолжая наблюдать, как кошка уже устроила битву с его рукой. − Несмотря на скверный характер, я знаю, что она добрая. − Странно, что это говоришь именно ты, − отметил Итачи, также подходя к любимице, и беспрепятственно погладил вдоль мягкой шерсти на спине. − А ещё я знаю, что она явно меня любит, хоть и скрывает это, − усмехнулся Сасори, насильно потрепал второй рукой макушку животного, чего Асмодея уже не стала терпеть и, ловко выкрутившись, убежала на другую часть дивана. − И я её тоже, что уж тут. Итачи улыбнулся. Оба, не сговариваясь, сели за бар, негласно решив выпить по чашке какао, которое Итачи сразу принялся готовить. Подобные минуты молчания случались часто, но никогда не давили, погружая в атмосферу какого-то полного взаимопонимания. Пока парень стоял за плитой, Сасори рассматривал длинные волосы, которые, как ему казалось, сильно мешали, особенно сейчас. Что-то для себя решив, мужчина встал со стула и тихо подошёл сзади. Итачи на секунду нахмурился, почувствовав, как по всей длине прошлись чужие пальцы, но противиться не стал, зная, что сейчас будет. Он не любил ничего с ними делать, даже хвост завязывал больше из необходимости, при каждом удобном случае предпочитая распускать. А вот Сасори их любил и часто пользовался тем, что Итачи был не против его маленьких капризов. Пальцы аккуратно перебирали пряди, накладывали между собой, переплетая. Каждый раз выходило отлично, учитывая внушительный опыт близкого взаимодействия с длинноволосыми людьми. Либо Сасори везло на таких, либо он сам на подсознательном уровне тянулся к ним, признавая, что это ещё давно стало своеобразным фетишом. О чём, разумеется, вслух он никому никогда не говорил, но Итачи и так прекрасно это понимал. Готовка закончена, две кружки тихо поставлены на стол. В воздухе приятно запахло излюбленными специями. Сасори аккуратно отпил горячего напитка, с улыбкой наблюдая, как парень напротив пытается увидеть, что сотворили с его волосами на этот раз. − Коса? − Французская. − Каждый раз хочу узнать откуда ты это умеешь, − возмутился Итачи, делая глоток. − И каждый раз понимаю, что не хочу знать ответ, представляя на ком ты мог тренироваться. Сасори на секунду нахмурился, а потом, поняв о ком идёт речь, рассмеялся. − Настолько претит подобная мысль? − Настолько претит представлять себе это, − Итачи шутливо скривился. − Я могу ещё понять почему ты издеваешься надо мной, но чтобы он тебе подобное разрешал. Нет уж, увольте. − Раз настолько не нравится, то можешь распустить. И чем быстрее, тем лучше − опять завьются. Итачи согласно кивнул, но к волосам не притронулся. − Куда, кстати, ты собрался? − спросил Сасори, вновь пробежавшись по наряду. − На встречу. − Личную? Итачи вновь лишь кивнул, смотря на кружку. Да, они с Саске решили сходить на мюзикл. Парень долго отнекивался, но Итачи смог его убедить, оперируя аргументом, что тот вообще-то музыкант и обязан оценить действительно выдающиеся вокалы знаменитой труппы. Итачи в принципе часто вытаскивал брата на всякие мероприятия, чем восторга не вызывал, но ему было до ужаса приятно проводить время вдвоём именно так, без лишних интимных моментов, которые Итачи, сам того не признавая, старался избегать. Сасори как-то понимающе покачал головой, не вдаваясь в расспросы, за что ему были благодарны. Все и так всё знали, а заводить тему, которая ушла из дискуссий ещё месяц назад, но продолжала давить, лишний раз не хотелось. Итачи понимал, что Сасори нисколько не смирился с тем, что происходит. Он просто опустил руки, понимая, что никак не может на это повлиять. Вот теперь молчание показалось неуютным, поэтому Итачи спросил первое, что пришло на ум, но сразу же пожалел: − Ты сегодня снова ночуешь не дома? − С чего ты взял? − спросил Сасори, не сориентировавшись в смене темы. Итачи просто пожал плечами и как можно более непринуждённо кинул: − У Дейдары выходной. − А, − протянул Акасуна, грея руки об кружку. − Не знаю. Может быть. − Понятно.***
Саске казалось, что город устроен так, что неважно куда пойдёшь, всё равно окажешься рядом с этим странным собором. Он всегда где-то рядом, витает над душой, давит своим одиноким величием. И тем не менее устать от него невозможно. Мюзикл, на который Итачи так желал сходить, оказался лучше, чем Саске ожидал. Он просидел молча почти с самого начала, кажется, даже не моргал. Почему-то хмурил брови и поджимал губы. То, что происходило на сцене, вызывало противоречивые эмоции. Красивая подача, сильные голоса, изумительные декорации, захватывающая атмосфера - всё было на высшем уровне, но послевкусие осталось горькое. Оно засело где-то в горле, не желая уходить даже после окончания, даже после того, как на горизонте показался собор. Они, оказывается, прошли не меньше пары километров, но Саске всё ещё пребывал где-то в прострации, неспособный выкинуть сумбурные впечатления из головы. Тривиальная в своём сюжете, история оказалась романтическая. Когда артисты исполняли последнюю песню, что-то не давало покоя. Текст явственно говорил, что да, конец счастливый, но вот в голосах слышалось другое. Что-то, что не передать сюжетом и словами. Что-то, что придавало всей истории совершенно другое настроение. Саске не был согласен, что конец счастливый. − Но в итоге всё вышло так, как и должно было. По крайней мере он смог отпустить, и это больше не терзало его, − ответил на это Итачи, когда они только вышли из здания театра. − Отпустить − не значит быть счастливым. − Так легче. Саске согласен не был, но и обсуждать дальше не хотел, поэтому до собора они дошли молча, каждый думая о своём и наслаждаясь приятным предвесенним воздухом. Европейская погода в целом зачастую радовала своим мягким климатом, который не швыряло по термометру, принося неожиданные природные сюрпризы. Саске здесь чувствовал себя в своей тарелке, понимая, что после окончания университета, после прожитых лет будет сложно вернуться на Родину, туда, где его ждёт ответственность за отцовские дела. Он старался об этом не думать, старался заверять себя, что этот момент никогда не наступит или же ему и правда удастся реализоваться в том направлении, в котором он действительно хорош. Он правда в это верил, но сомнения накатывали всегда внезапно и до противного сильно. Площадь, расстилающаяся перед собором, как обычно, была заполнена людьми, большую часть которых составляли туристы. Они сразу бросались в глаза: большие рюкзаки, удобная одежда, восторженные взгляды и непрекращающиеся щелчки фотоаппаратов, чьи вспышки слепили, мигая по всему периметру. Время близилось к девяти вечера, поэтому Саске не понимал почему народа больше, чем обычно. Фигуры часто пропадали за массивными центральными дверьми собора. − Какое-то мероприятие? − он повернулся в сторону Итачи, который смотрел под ноги, думая о чём-то своём. Он поднял взгляд, посмотрел в сторону собора и пожал плечами. − Сегодня суббота. Вечерняя литургия. − Так поздно? − Это нормально. В течение всего дня прихожане могут беспрепятственно посетить собор. Он не является церковью как таковой, но, как видишь, что-то религиозное в нём осталось. − Занятно. − Хочешь зайти? − А можно? − спросил Саске, вскинув брови. Он не был человеком, тяготеющим к религии даже как к элементу культуры, хотя и мог оценить всю ту эстетическую красоту, что была создана с "лёгкой" подачи церкви и веры. Католической, в частности. Скорее, тут больше сыграло располагающее настроение, что было навеяно недавним нежелательным мероприятием. − Почему бы и нет? − Итачи выкинул докуренную сигарету в попавшуюся под руку урну и развернулся в сторону собора. Саске последовал за ним. − А ничего, что мы в таком виде? − Любой турист может сюда зайти. Не думаю, что имеется установленный дресс-код. − Как скажешь. Первым помещением, куда они попали, была небольшая комнатка, нартекс*, из которой выходили три двери в разных направлениях. Возможно, дело привычки, но Саске сразу же стало как-то не по себе. Стены начали давить, как только нога переступила порог. Итачи, видимо, подобного не испытывал, поэтому спокойно направился прямо, к той центральной двери, которая вела в основной зал. Два ряда деревянных скамеек с длинным коридором между ними, образующие главный неф*. Навскидку по меньшей мере порядка двадцати пяти рядов, в конце которых виднелась солея* с позолоченным амвоном* в центре. На фоне расстелился ряд фресок, видимо, служащих своеобразным иконостасом. Классическая церковная планировка. Впрочем, для Саске это было в новинку. Он-то и японские храмы посещал редко, всего пару раз, по настоянию семьи, что уж говорить о чужой культуре. Понимание важности данного помещения, его священности, определённой истории и того, зачем оно вообще построено, прошлось вдоль спины странными мурашками. Подобные места всегда пропитаны жутко специфическим очарованием, в котором каждый найдёт что-то своё, будь это восторг, удивление или страх. По большей части тут витал лёгкий призрак надежды. Саске успевал лишь кусками осмотреть помещение. Людей было много. На удивление много для времени суток. Хотя Итачи и сказал, что в этом ничего странного нет, всё-таки было необычно окунуться в этот процесс, который казался каким-то почти интимным. Факт того, что все они пришли сюда из целей более значимых, нежели интерес, заставлял чувствовать себя неуютно. Будто ты тут лишний, ты подглядываешь за секретами тех, кто пришёл искать помощи у Бога. Конечно, помимо них, тут наверняка были туристы, но это не успокаивало. Саске понимал, что по телу бродят волны едва ощутимой паники, которую можно спутать с трепетным благоговением. Выровнять дыхание получилось только в тот момент, когда они заняли край одной из центральных скамей, и Итачи, увидев настрой своего спутника, улыбнулся своей успокаивающей тонкой улыбкой и зачем-то сжал напряжённую ладонь Саске, которому стало стыдно за свою реакцию. Будто маленький ребёнок, который впервые столкнулся с чем-то сакральным, но такова уж специфика восприятия. Хотя она и была удивительна, он отчего-то был даже рад, что удалось буквально физически прочувствовать всю грандиозность этого удивительного места. Снаружи оно кажется не более чем великолепным памятником культуры, но внутри... Только внутри, в самом чреве можно осознать сколько заложено в слово «религия». Ощущение причастности, пусть и только фигурально. Саске молча осматривался вокруг в тот момент, когда на глаза попался конфессионал, скромно расположенный в углу со стороны входа. На фоне заглушённого освещения, свет, горящий из той части кабинки, где по идее располагался священник, сильно бросался в глаза. Присмотревшись, Саске понял, что в данный момент происходит исповедь. Странное занятие, которое в голове никак не укладывалось. Можно ещё понять зачем люди ходят к психологу, это всё-таки врач. И то, даже в этом случае Саске мог с трудом представить, что он смог бы озвучить личные проблемы. А тут речь даже не о проблемах. О грехах. Планка поднимается до чего-то, за что тебе должно быть стыдно, за что тебя мучает совесть. К слову об этом, можно ли считать грехом то, что ничего подобного не вызывает? Думается, для религии это не так важно. Установленным заповедям решать, какие чувства по отношению к чему ты должен испытывать. Личный выбор? Вера не терпит таких понятий. Духовный тоталитаризм. − Хочешь исповедаться? − услышал Саске шёпот около уха и чуть дёрнул головой от неожиданности. Ситуация показалась бы интимной, если бы не обстоятельства, которые обязали Итачи прильнуть достаточно близко, чтобы голос был максимально тихим. − Вот уж нет. Думаю, даже перед лицом смерти не стал бы подписываться на это. − Гордость? − хмыкнул Итачи. − Или стыд? − Мне нечего стыдиться. − Ой ли? − Да, − Саске лёгко дёрнул плечами и вновь устремил взгляд на исповедальню. − Что ж. Это похвально, − сказал Итачи и отодвинулся, принимая прежнее положение. − А что касательно тебя? Есть в чём покаяться? Итачи нахмурился и как-то странно скривил губы, будто от боли. Впрочем, эмоции промелькнули буквально на секунду, после чего лицо приняло привычное спокойное выражение. − Всем есть в чём покаяться. − Думаю, дело не в наличии греха, а в том, насколько он тебя гнетёт, − задумчиво протянул Саске, пробежавшись взглядом по потолку, на котором красивой росписью простирались фрески. − Ты прав, но вряд ли исповедь принесёт мне покой. − Настолько гложет грех? − хмыкнул Саске, растягивая улыбку. − Брось, Итачи. Мужеложство не так страшно, как о нём написано в Библии или где там об этом говорится. Есть грехи и страшнее, те, которые даже я считаю отвратительными. Итачи не стал спрашивать какие именно. Не хотелось услышать в этом списке тот, который пожирает его ночами. Священник вышел лишь спустя двадцать минут, в классическом помпезном облачении, свойственном католицизму. Он вышел, достал книгу, и Саске осознал, что он не понимает, зачем они вообще здесь. Интересно? Возможно. Да вот только мерзко от того, что это почти как смотреть спектакль, который прошёл пару часов назад. Впрочем, он бы соврал, если бы сказал, что не покрылся мурашками после первых громогласных звуков голоса, вещающих молитву на латыни. Хоть смысл был и не понятен, но эффект создавался впечатляющий. Когда в первый раз после определённого абзаца священник перекрестился, по залу эхом прошлось почти жуткое «Аминь», и люди встали, повторили движение и сложили руки в молитвенном жесте. Ни Саске, ни Итачи с мест не встали. Это не столь обязательство, сколь простое соответствие традиции, но неуютно от этого меньше не становилось. Итачи же сидел расслабленно, не отрывая внимательного взгляда тёмных глаз от центральной части, но было в нём что-то, что явственно говорило об его мысленном отсутствии тут. Молитва продолжалась. Периодически всё вновь повторялось, и чем чаще это происходило, тем сильнее Саске хотел уйти. Хватит с него такой концентрации эмоций. Он как раз повернулся к своему спутнику, чтобы спросить об уместности их ухода сейчас, как увидел то, что заставило вздрогнуть: Итачи сидел с опущенной головой, согнувшись над немного расставленными ногами, упирался локтями в колени, держал руки в замке и... Молился? Саске пару раз обескураженно моргнул. Картина имела мало сходств с тем, как это делают обычно, сейчас уж точно было с чем сравнить. Не ему судить об этом, но то, как плотно зажмурены глаза, как трепыхают ресницы из-за, по всей видимости, бегающих зрачков, то, как напряжены губы и нахмурены брови, почти отчаянно, болезненно, едва уловимо дрожащие руки, пальцы которых впиваются в кожу до побеления костей − это казалось в разы искреннее, чем всё, что уже довелось лицезреть. И губы, что шепчут немые слова. Стало не по себе. Казалось, что он не должен был это видеть. И пусть Итачи знал, что он здесь не один, знал, что показывает это практически в открытую, но не хотелось обнажать не своё удивление, в частности, а знание, в принципе. Помимо прочего, промелькнул интерес. Такое действие говорит о многом, многом из того, что таится в закромах сердца, личное настолько, что, пожалуй, вскрывается только в подобные моменты. Понимание того, что у Итачи есть подобные секреты, кольнуло где-то в груди. Да, они вместе всего месяц, в течение которого то, что между ними происходит, нельзя назвать нормальными отношениями, что уж говорить об обнажении секретов или вероятности поделиться тайнами. Тем не менее, вспыхнуло практически фанатичное желание знать об этом человеке всё. Что его мучает, что гнетёт, что заставляет сжимать руки в болезненном жесте, что причиняет мучения. И не важно насколько всё это имеет место быть. Важен сам факт быть связанным с этим человеком чем-то более значимым, нежели примитивная физическая близость. Хотелось моральной. Хотелось знать о всех потаённых уголках сознания. Хотелось знать, о чём он сейчас думает. Это что-то явно важное, что-то, о чём он не расскажет. В голове промелькнула безобразно мерзкая в своей ревности мысль. Почему-то не было сомнений, что, спроси у Сасори об этом, он наверняка скажет, что знает, что именно творится на сердце у Итачи. Захлестнувшая злость показалась до постыдного неуместной, как и порыв прервать то, что сейчас разворачивалось перед его глазами. И всё же он предпочёл перевести взгляд обратно на священника, что продолжал богослужение. Здания собора они покинули уже ближе к одиннадцати, отсидев до конца. После увиденной картины Саске оставшееся время витал в своих мыслях, пытаясь понять чего больше это вызвало в нём сейчас: воодушевления или разочарования. Что-то терзающее сидело глубоко в груди, как навязчивый паразит, способа избавления от которого ты не знаешь. Банальная обида от понимая того, насколько незнаком тебе тот, с кем хочешь быть ближе. Но, с другой стороны, появилось потрясающе мотивирующее чувство − все люди, так или иначе, хотят того или нет, но хранят в себе многое из того, что делает их уникальными. И чаще всего это именно те аспекты, допустим, прошлого, о котором так легко не поговоришь, просто так не расскажешь. Шансы узнать это никчёмно малы, если не подберёшься достаточно близко, до того рубежа, после которого не получится что-то оставить потаённым. Саске понимал, что у каждого есть вещи настолько личные, что, возможно, о них речи никогда и не будет. Необходимо уважать чужие секреты, мысли, мечты или болезненные воспоминания. Да, так правильно. Право на личное пространство внутри самого себя. Потаённые уголки, в которых можно найти нечто абсолютно неожиданное. Демоны. Их не всегда стоит обнажать. В своём стремлении стать ближе не забывай о последствиях. Разочаруешься. Саске знал, что, вскрыв этого человека полностью, он найдёт то, что ему не понравится. Созданный идеализированный образ, навеянный чувствами, разрушится вдребезги, перекроит восприятие. Человек заиграет в новом свете. В свете, который может вызвать отторжение. Но узнать каждый его изъян, каждую грязную мысль, любой скелет в шкафу. Вывернуть содержимое человека наизнанку. Ничего сильнее Саске в жизни не хотел. «Наваждение». Прошло несколько месяцев с тех пор, как с собственных губ слетело это описание, и никогда прежде оно не ощущалось ярче. Несмотря на определённые проблемы, столкновение с которыми было крайне неприятным, за тот месяц, в течение которого Саске было позволено быть рядом, он понял, что окончательно и бесповоротно пропадает. Собственные слова о похоти, о простом влечении, даже о влюблённости казались смехотворно детскими. Страсть вошла в колею, успокоилась, не теряя своей силы, она теперь не была похожа на оголённый электрический провод, но всё больше на что-то естественное, трепетное, почти неотделимое от тела. Всплески эмоций нашли свой выход, и теперь наступил тот прекрасный период, когда всё утопает в размеренных, но головокружительных в своей форме отношениях, когда ещё не образовался неминуемый налёт бытовой жизни, только удовлетворение от получения желанного. Саске уголками губ усмехнулся той поэтичности, что окружала его мысли в последнее время. Это казалось таким нелепым, даже постыдным, но что-то с этим сделать не получалось. Подобные размышления не поддавались ни контролю, ни подавлению. Они всегда витали рядом, оккупируя всю подвластную область, заставляя своего хозяина отводить глаза в ненавистном смущении. Всё чаще мелькало сравнение с влюблённой школьницей. За это хотелось себя закопать где-то на окраинах города. Иногда проскальзывали минуты разочарования в самом себе, а вместе с этим и раздражение, соблазнительное желание вернуться в привычное состояние, когда ничто и никто, кроме самого себя, не волнует. Только примитивная необходимость в удовлетворении физических потребностей и укреплении чувства собственной восхитительности. Сложно быть влюблённым эгоистом. Губ снова коснулась мягкая, настолько нехарактерная, улыбка. Саске уже почти смирился с тем, насколько часто это случается. Причина, впрочем, это тоже замечает и каждый раз не может не спросить. − Вспомнилось что-то приятное? Саске отрицательно качнул головой, переводя взгляд на линию конца длинного проспекта. − Да так, − уклончиво ответил он, каждый раз не решаясь озвучить правдивый ответ. Одно слово, способное объяснить всё без излишеств. − Поужинаем? − Почти полночь, Саске. Мне кажется, поздновато будет, − справедливо подметил Итачи, кинув взгляд на наручные часы. − Боишься потерять форму? Брось, тебе это не грозит. Можем заказать пиццу и посмотреть наконец тот сомнительный фильм, что ты так рекомендовал. − Он выиграл Каннский фестиваль. − Это более чем повод назвать его сомнительным. Так что? − Саске, − позвал Итачи, останавливаясь около поворота в сторону квартиры, в которой он и так проводил слишком много времени. − Сегодня я поеду домой. Саске тоже остановился, крутанулся на месте и недоверчиво вскинул бровь. − Что это вдруг? − Я и так постоянно остаюсь у тебя. Знаешь, такими темпами даже мой питомец меня в лицо признавать перестанет. − Не удивительно, знаешь. Это с большей вероятностью произойдёт по причине того количества алкоголя, которое он в себя вливает, − неприязненно кинул Саске, скрестив руки на груди и закатив глаза, как только увидел осуждающий взгляд напротив. − Я говорил об Асмодее. − Да понял я. И что? Никаких шансов убедить тебя остаться? − Саске шутливо склонил голову, наблюдая за тем, как Итачи достаёт из кармана пачку сигарет и параллельно быстро водит большим пальцем по экрану телефона, видимо, заказывая такси. − Тебе завтра на работу, между прочим. − Тем более. Завтра вместе и поедем. − Нет, Саске. Прости, но сегодня я позволяю тебе отдохнуть от моей компании. − Как будто в последнее время кто-то позволял мне этой самой компанией наслаждаться в полной мере, − Саске недовольно закатил глаза, становясь рядом с собеседником и облокачиваясь о кирпичную стену. − Я был у тебя четыре дня. − А это проблема? Можешь перевезти кошку, я не против, знаешь. Она милая. А вашу квартиру оставишь в полное его распоряжение. Им с Дейдарой будет удобнее. Итачи, всё ещё смотря на горящий экран, на секунду нахмурился. − Ты уже в курсе? − Чего? − не понял Саске, смотря куда-то через дорогу, но, быстро поняв суть вопроса, хмыкнул и засунул руки в карманы, слегка прогибаясь в спине. − Их отношений? Только слепой бы не заметил. − Вот как. − Это очевидно. Как и то, что мы вместе. Только в отличие от Дейдары я предпочитаю особо не болтать. − А Дейдара много об этом говорит? − Может показаться, что нет, но иногда мне кажется, что имя твоего сожителя в наших разговорах мелькает настолько часто, что он является единственным человеком на планете. Из уст Дейдары, разумеется, − Итачи на это лишь отстранённо кивнул, видимо, не особо заинтересованный темой. − Как-то так. − Это всё? − В целом, да. Или тебя интересуют подробности? Не думал, что тебе нравится собирать сплетни персонала. − Нет. Не интересуют. − Хотя, − продолжил Саске, закуривая, − тебе должно быть известно уж явно больше. − С чего бы? − А разве вы не настолько близкие друзья, чтобы он тебе рассказывал о своей, видимо, очередной пассии? − Если у них завяжется что-то серьёзное, я об этом узнаю первый. А пока это не двинулось дальше кратковременной интрижки, меня это мало волнует. − А я думал, ты носишься с ним, словно мамочка, даже в таких вопросах. − Саске, − предостерегающе начал Итачи, разворачиваясь в сторону парня, губы которого были искажены той самой улыбкой, которая больше походила на неприязненный оскал. − Мне, кстати, это давно стало интересно, − парень развёл руками, предпочитая не обращать внимание на явное отсутствие желания у собеседника продолжать странно возникшую тему. − Ещё до того, как они с Дейдарой всё-таки начали трахаться. Учитывая то, сколько времени вы двое проводите... проводили вместе, я не понимаю, когда каждый из вас мог бы заниматься личной жизнью. − Саске. − Ладно, может я использовал слишком громкое слово для таких затворников. Просто банальное удовлетворение. − Считаешь, что это та тема, которую стоит обсуждать? − холодно спросил Итачи и в последний раз глянул на экран, на котором высветилось объявление о том, что машина подъедет через пятнадцать минут. Саске лишь пожал плечами, заприметив невысокую каменную перегородку, что ограждала внутренний дворик здания, подошёл к ней, провёл ладонью, чтобы убедиться в достаточной сухости, лёгким движением подтянулся и сел, смотря на Итачи уже сверху вниз. − А почему нет? − Думаешь, это тебя касается? − Нет, − очередное небрежное пожатие плечами. − Просто интересуюсь жизнью твоего близкого друга. В этом есть что-то предосудительное? − Не было бы, если бы я не знал твоего к нему отношения. − Нормальное у меня к нему отношение, не выдумывай. − Рад, если это правда, − сухо ответил Итачи, подходя к той же перегородке. − Относительная, − всё же уклончиво поправился Саске, успевая перехватить подошедшего мужчину за ворот пальто и притягивая ближе к себе. Итачи противиться не стал, располагаясь между разведёнными ногами. − Вот а я о чём? − риторический вопрос, на который Саске притворно виновато улыбнулся. − Ничего не поделаешь. − Ты и не стараешься. − А тебе так важно, чтобы мы поладили? Если хорошо попросишь, я, возможно, смогу исправиться. − Мне хватает и того, что ты обходишься без демонстративной неприязни. − Нет желания, знаешь ли, снова получить по морде. А я и ответить-то не могу, учитывая его возраст. − Может хватит? − Молчу-молчу. Ни слова о возрасте, я согласен. Это как минимум некрасиво по отношению к Дейдаре. Специфика вкусов, я всё понимаю. − Специфика вкусов? − не понял Итачи, отстранённо наблюдая за тем, как длинные пальцы с ярко выраженными суставами перебирают шарф, ненавязчиво вынуждая его хозяина подступить ближе. − Вроде как, этому даже есть название. Какая-то филия, не помню, если честно. Когда нравятся люди в возрасте. − Откуда столько откровенно сочащегося яда? − спросил Итачи, выгибая бровь. Его одновременно и забавляло, и раздражало то, насколько часто Саске упоминает Сасори, не упуская возможности высказаться в адрес последнего не особо лицеприятными словами. − Со стороны может даже показаться, что ты ревнуешь. − Знаешь ли, имею право. Вы живёте вместе, как никак. Итачи решил не уточнять, что его последние слова были шуткой в сторону взаимоотношений Саске с Дейдарой, что вполне очевидно, учитывая изначальную тему обсуждения. Он внимательно посмотрел в глаза брата, понимая, что его ответ кроит в себе больше серьёзности, чем Саске хотелось бы показать. − Неужели ты до сих пор в чём-то нас заподазриваешь? Мне казалось, эта тема давно закрыта. − Тема закрыта давно, но делить тебя с ним мне до сих пор приходится, − Саске старался говорить непринуждённо, понимая, что эта тема с большей вероятностью разозлит Итачи, нежели останется проходной, но и не озвучить то, что его и правда волновало, он не мог. − Делить? Господи, Саске, ты невыносим. Я устал тебе повторять одно и тоже. − Да-да, я помню. Между вами ничего нет и никогда не было, ага. − Но ты мне не веришь, − закончил за него Итачи и почти вымученно выдохнул. Саске промолчал, не желая ни отрицать, ни подтверждать. Обвинять человека, с которым у тебя отношения, в измене или лжи, основания для которых строятся только из собственных предчувствий, по меньшей мере глупо, но что-то внутри не позволяло полностью поверить. Параноидальное чувство того, что его обманывают, категорически не хотело отпускать, более того, с каждым новым днём оно возрастало по мере того, насколько близки они становились. − Знаешь, − начал парень, убирая руки от шарфа и смотря в глаза, − не бери в голову. Я постараюсь что-то с этим сделать, честно. Просто в случае чего лучше скажи мне правду. Тогда я хотя бы буду ненавидеть тебя чуточку меньше. От таких слов Итачи на секунду растерялся, а после, увидев весёлую улыбку, прикрыл глаза и тихо рассмеялся. − Хорошо, − согласился он, − обещаю. − Славно, − протянул Саске, наконец притягивая мужчину достаточно близко, чтобы губы смогли накрыть чужие в неторопливом, но слишком неприличном для их местонахождения поцелуе. Хвататься за такие моменты стало практически навязчивой идеей. Везде, где бы они ни находились, будь то улица, ресторан, парк, кинотеатр или поворот за сценой в их баре, Саске не пропускал случая увязать любовника в слишком жадные, а от того ещё более развязные поцелуи, большая часть которых перерастала в ту стадию, после которой накатывало почти болезненное возбуждение. Это было связано с тем, что Саске катастрофически не хватало близости. Звучит глупо, но ему казалось, что того количества секса, которое присутствовало в их отношениях, было смехотворно мало, учитывая, что Итачи и правда практически живёт у него. Была предпринята пара попыток намекнуть об этом партнёру, но тот лишь отшучивался, говоря о «непомерном аппетите». Саске это, разумеется, бесило, но всё-таки секс − занятие для двоих, поэтому ничего поделать он не мог, лишь пользоваться тем, что было позволено. Дыхание начало подводить через пару минут, но на это было бы обращено мало внимания, пока Итачи слегка не отстранился, почувствовав вибрацию телефона. «Машина подъедет через две минуты». Саске это тоже заметил, поэтому, стоило устройству вновь исчезнуть в недрах кармана, он притянул мужчину ближе и прикоснулся разгорячёнными губами к шее, зная, насколько тому это нравится. − Саске, − позвал Итачи, вопреки следующим словам слегка запрокидывая голову, − не забывай, что мы на улице. Саске ожидаемо ничего не ответил, наоборот, начиная действовать активнее. Несмотря на то, что многое из того, чем им приходилось заниматься, вызывало просто непередаваемое удовольствие, для себя парень понял, что больше всего ему нравилось оставлять на этой бледной тонкой коже багряные отметины, за которые он постоянно отхватывал, но переставать не собирался. Слишком красиво они смотрелись в контрасте с белизной кожи, особенно в области шеи, ключиц и лопаток. Итачи возмущался только из-за шеи, высказывая справедливые аргументы о том, насколько это неприлично, но Саске было откровенно плевать. Он не собирался отказывать себе в подобном удовольствии только из-за каких-то мнимых рамок поведения или мнения окружающих. Скрывать наличие секса в своей жизни глупо. Итачи, впрочем, так не считал, поэтому отпрянул сразу же, стоило ему почувствовать болезненный укус. Не обошлось без демонстративного недовольства. − Мне пора, Саске, − сказал Итачи, замечая, как подъезжает машина. − Может, всё-таки ко мне? − предпринял последнюю попытку Саске, всё ещё не отпуская мужчину из цепких объятий. − Я уже сказал − не сегодня. Саске состроил недовольную мину и спрыгнул с насиженного места, на что Итачи закатил глаза и, перехватив парня поперёк шеи, притянул ближе для прощального поцелуя. В этот же момент порыв ветра подхватил длинные передние пряди и контакт быстро прервался − Саске резко мотнул головой, скривив губы. − Их настолько много, что они везде, − неприязненно бросил он, проведя тыльной стороной ладони по губам. − Я устал находить их в самых неожиданных местах в самые неожиданные моменты. − Настолько не нравятся? − улыбнулся Итачи, собирая волосы и перекидывая их на одну сторону. − Настолько мешаются. Не думал состричь? − Ты уже не в первый раз об этом говоришь. − Тогда может стоит сделать выводы? − Мне пора.***
Ключ провернулся в замке с характерным звуком. Итачи лениво скинул пальто с плеч и повесил его на вешалку, про себя отсчитывая секунды. Обычно уже по истечении пяти можно было лицезреть существо, которое преданно и верно выходило его встречать. В этот раз не потребовалось и трёх, как в ногах уже утробно урчало пушистое создание, просясь на руки. Проигнорировать это не представлялось возможным. Наклонившись, он аккуратно поддел кошку под передними лапами и, уже разгибаясь, заметил, что в гостиной горит свет. Если быть честным, то он сегодня вернулся домой как раз по причине желания побыть одному, думая, что сожитель уйдёт на ночь. Не сказать, что разрушенные планы сильно огорчили, но оставаться с Сасори наедине каждый раз было сложно. Несмотря на постоянные убеждения самого себя, Итачи понимал, что их отношения сильно изменились даже после обоюдных негласных заверений, что всё в порядке. Ни черта не в порядке. Нет, они, отношения, не стали плохими, они всё так же были близки, как и обычно, но незримая стена непонимания и осуждения не исчезла полностью. По крайней мере, так думалось самому Итачи. Сасори же не сказал ни слова в подтверждение. Каждый раз, когда в их разговорах мелькал хотя бы намёк на столь нежелательное наличие Саске в жизни Итачи, мужчина мягко уводил всё в иную сторону, видимо, не желая больше нарываться на конфликт. В любом случае, что-то между ними мешало Итачи чувствовать привычное спокойствие, кое было характерно только в присутствии одного конкретного человека, который сейчас сидел в гостиной в привычном положении − полулёжа, с вытянутыми на стол ногами, бокалом в одной руке и книгой в другой. Если в случае Итачи чтение было приятным способом саморазвития и отдыха одновременно, то для Сасори книги были любовью с раннего возраста. Хорошие или плохие, длинные или короткие, романы или детективы, проза или поэзия − всё это уходило на второй план, стоило пальцам коснуться шероховатых страниц, а обонянию уловить специфический запах свежей печати. Да, любовь к книгам − своеобразное искусство. Присутствие было замечено только в тот момент, когда Итачи перешагнул порог комнаты. Сасори отвлёкся от книги и непонимающе посмотрел на вошедшего. − Не думал, что ты сегодня будешь дома, − сказал он, откладывая книгу. − Хотел сказать тоже самое, − Итачи просто пожал плечами и позволил кошке спрыгнуть на барную стойку, о которую сам же и облокотился. Скрестив руки на груди, он кинул взгляд в сторону мужчины, который уже вернул внимание к ненадолго прерванному занятию. На самом деле оставался занятным факт того, что никто из них не приводил в дом посторонних. Тем более на ночь. Это традиция, берущая корни ещё с подросткового возраста Итачи, когда он уже стал достаточно взрослым, чтобы в принципе заводить половых партнёров, а для Сасори прошло достаточно времени, чтобы позволить себе с кем-то спать. Задумываясь об этом сейчас, Итачи не мог ответить на странный по своей природе вопрос − несмотря на то, что они действительно близки, у него не было чёткого представления о типаже, который предпочитает его сожитель. С одной стороны, он часто наблюдает картины, в которых Сасори флиртует со всеми без разбора, не деля людей по внешности, полу или возрасту. Но дальше флирта это не заходит. С другой стороны, наличие отношений после Мадары оставалось неизвестным. Итачи предпочитал думать, что их просто не было, раз уж он не знает. Тут-то и пришло понимание очевидной причины, почему их связь с Дейдарой казалась странной − до этого случая все партнёры Сасори оставались за кадром. Не было ни знакомств, ни имён, ни внешности. Всё это наталкивало на мысль о достаточной серьёзности завязавшейся интрижки. Обижал лишь факт, что Сасори ни словом об этом не обмолвился, месяц назад просто сказав, что уходит к бармену на ночь. Никаких объяснений или пояснений, никакой предыстории. Поэтому оставалось лишь гадать, как долго они уже были вместе до момента, когда Итачи это узнал. Неприятно резанул привычный укор за эгоистичный каприз быть в курсе всего, что происходит в жизни Сасори. Пора бы уже смириться с мыслью, что с возрастом они, так или иначе, отдаляются. Остаётся вопросом времени, когда у кого-то из них появятся настоящие отношения, после которых разъезд будет очевиден. Это, правда, в большей мере относилось скорее к Итачи, как к младшему. Сасори и так постоянно напоминает о необходимости завести семью. Всё верно. В один момент именно Итачи будет тем, кому надо будет отсюда уехать, чтобы иметь возможность обосновать своё личное «гнёздышко» с тем, с кем он в лучшем случае проведёт всю жизнь. Итачи слегка улыбнулся. Всё это планы на не особо близкое будущее. А пока он может возвращаться в эту квартиру с полной уверенностью в том, что сможет увидеть этого человека на этом самом диване. С виски и книгой в руках. И менять ничего не хотелось, даже несмотря на промелькнувшую мысль о Саске. Данного рода мысли не были чем-то новым, они уже давно обросли почти приятной тоской по тому, что ещё не утрачено. Каждый грешит минутами меланхолии, некой утечки очарования, странным чувством, вызывающими потребность заглушить их в чём-то приятном, привычном, в чём-то, где не надо думать о будущем. У Итачи такое место было. Он мягко обошёл занятый диван, подхватил небольшую декоративную подушку, уложил её на бедро читающего мужчины и аккуратно лёг, позволяя расслабиться. И даже не ясно - телу ли, или душе. Сасори на это никак не отреагировал, просто молча приподнял книгу, позволяя устроиться удобнее. Уютное успокаивающее молчание. Не были нужны ни бесполезные слова, ни дежурные фразы, ни соблюдение какого-то образа. Итачи думалось, что только в такие моменты он был полностью настоящим. Рука, закинутая над головой и прикрывающая глаза в локте, начала затекать спустя минут двадцать, и если бы не это, Итачи был уверен, что заснул бы. Пришлось сменить позу, в процессе чего он как-то неудачно повернулся, зажав кончики прядей об диван, что не вызвало приятных ощущений. Недовольно шикнув, он вытащил волосы из под себя и хотел было перекинуть через плечо на грудь, но его остановила рука, которая аккуратно собрала их одним отточенным движением и протянула через подушку, вытягивая во всю длину. Итачи улыбнулся и, наконец, устроившись, прикрыл глаза, чувствуя, как чужие пальцы привычно перебирают пряди у основания. Это усыпляло лучше любого снотворного, и он хотел было поддаться, но в памяти всплыл Саске и его постоянные недовольства, озвучиванием которых он занимался на регулярной основе. − Как думаешь... − Мм? − протянул Сасори, не особо фокусируясь на словах. − Может мне и правда стоит их состричь? − всё-таки решил спросить Итачи, помедлив, задумчиво рассматривая зажатый между пальцами кончик смоляной пряди. Реакция последовала только спустя минуту, которая, видимо, была необходима, чтобы смысл вопроса дошёл до отвлечённого сознания. Итачи слышал, как над головой опустили книгу и слегка повернулись в его сторону. − С чего вдруг такие вопросы? − спросил Сасори, нахмурившись. − Просто, − сорвал Итачи, дёрнув плечом. − Они действительно уже слишком длинные. − Ты, разумеется, можешь, если они тебе мешают, − осторожно начал Сасори. − Но не пожалеешь? − Я никогда не считал их чем-то настолько важным, чтобы пожалеть. Просто стремление быть похожим на него. − А его больше нет? − Всё, что я мог от него перенять, я уже перенял. Что-то действительно важное. Волосы к этому не относятся. Детская глупость, которая в какой-то момент стала привычкой. − Как я уже и сказал. Если тебе они мешают, то состригай. В другом случае я не вижу причин для этого, − заключил Сасори, возвращая внимание книге и заканчивая мысль уже на периферии. − Как-то жалко. Итачи усмехнулся. Ничего удивительного в озвученном не было, это даже как-то по-обидному очевидно. Он не стал бы продолжать разговор, как в мыслях что-то щёлкнуло, и губы растянулись в довольной усмешке. − Вот как? − Это тебя удивляет? − Нет. Просто ты впервые об этом говоришь. Сасори заторможенно поднял голову и перевёл взгляд в сторону лежащего на своих ногах парня. Увидев на его лице хитрую, почти откровенно насмехающуюся улыбку, он недовольно цокнул и закатил глаза, демонстративно утыкаясь обратно в буквы на страницах. − А этот факт нужно было озвучивать? По-моему, достаточно просто подойти к зеркалу и увидеть их длину. − Это другое, − протянул Итачи. − Что угодно может быть чем-то, чего жаль лишиться. Для разных людей разные вещи. А тут твоё личное отношение. − И что? − Мне приятно. − Из-за того, что я считаю, что такие волосы жалко было бы отстричь? − Из-за того, что акцентируешь на таком внимание. − Тебе стоит просто попросить, и я, так уж и быть, порадую тебя своим вниманием. В любой момент, Учиха. Не стесняйся, − отшутился Сасори и потрепал тёмную макушку. − Даже так? Тогда, Сасори, − Итачи на секунду призадумался, а после развернулся ещё сильнее, так, чтобы уже полностью видеть старательно сосредоточенное лицо сверху, − порадуй меня своим вниманием. − А разве сейчас я не этим занимаюсь? − Сейчас ты читаешь, − недовольно подметил Итачи и, не получив реакции, резким движением вырвал книгу из рук мужчины. Сасори, не ожидавший подобного, пару раз недоумённо моргнул, а потом обречённо запрокинул голову. − И ты туда же. Ладно. Что ты от меня хочешь? − выдохнул он, освободившейся рукой массируя уставшую шею. − Внимания. Это же очевидно. − И я так понимаю, в какой-то особенной форме, верно? − Верно, − медленно кивнул Итачи, всё ещё не снимания с губ тени игривости. − И какой же? − Почему ты считаешь, что было бы жалко состригать волосы? − Ты столько лет растил их, − выбрал наиболее логичный ответ Сасори, пытаясь сдержать рвущуюся улыбку. Подобное настроение Итачи всегда забавляло. − И только из-за этого? − Что ты хочешь от меня услышать, Учиха? − не выдержал Сасори, тихо рассмеявшись. − Ты сам постоянно говоришь мне их состричь, а сейчас я слышу что-то совсем иное. Мистер Акасуна, Ваши показания не сходятся. − И каков вердикт? − Мне кажется, тут замешено что-то личное, но я так и не понял, что именно. − Ну конечно, − Сасори снова закатил глаза, уже двумя руками перебирая причину дискуссии. − И всё-таки, откуда такие мысли? − Мне пару раз не особо тонко намекнули, что находят их обременительными. − Для тебя? − Ты уходишь от темы, − тихо напомнил Итачи, прикрывая глаза. − От темы, в которой ты вынуждаешь меня отговорить тебя состригать волосы? − От темы, в которой я вынуждаю тебя сделать мне комплимент, озвучив, наконец, свою маленькую слабость. − Хорошо, − Сасори согласно кивнул, поднимая руку с зажатой в ней прядью к лицу, и улыбнулся. Даже на таком расстоянии он отчётливо уловил нотки привычного неизменного дуэта: трюфель и сандал. Аромат, которым ему никогда не будет позволено насытиться полностью. − Если я скажу, что не хочу, чтобы ты их состригал, потому что считаю эту шевелюру невероятно красивой и привлекательной, я смогу тебя удовлетворить? − Более чем.