что-то с чем-то

Bing Crosby — Do You Hear What I Hear? Harry Styles — Falling

Они два маленьких эльфа на заводе Санты. И никому нет до них дела. Эльф Перси — все вокруг постоянно возмущались, кто вообще называет эльфа Перси? именем древнегреческого героя, смешно даже — всегда старался работать усердно. Потому что мама хотела, чтобы он был здесь. Не каждому эльфу под силу пройти испытание доброты и поступить к Клаусу. Но Перси смог, и очень пожалел. Несомненно, он был рад. Но его мама осталась одна, защищать её стало некому — и случилось непоправимое. Эльф остался сиротой, но никто его так не называл, названным отцом Перси оставался Святой Никлаус. Которого он, к слову, ни разу не видел, потому что работал в самом нижнем цехе. Цех сбора материалов для будущих рождественских подарков считался самым непрестижным, но большинство начинало именно оттуда. Хоть эльфийская жизнь была достаточно долгой (в среднем, около трёхсот-четырёхсот лет), некоторые работали здесь всю жизнь, не поднимаясь выше. Так вот, Перси работал, выжимая всего себя, и старался не концентрироваться на своей страшной утрате. Пока не произошло случайное столкновение. Эльфийка Аннабет — все вокруг постоянно восхищались, кто вообще может работать так много? и самое главное, качественно — на самом деле, особо не старалась. Всё как-то получалось само. Аннабет с детства была везучей. И разумной. Ей всегда было достаточно одной маленькой ошибки, чтобы вынести урок, запомнить его и никогда больше не наступать на те же грабли. Аннабет умела распределять время и контролировать происходящее. Все вокруг этим восхищались и смело утверждали, что это она в отца такая — в родного, конечно, а не в Святого Ника. Для всех вокруг всё было хорошо, но отец, работающий в одном из высших цехов, ближайших к Санте, не разговаривал с ней, по крайней мере, лет сто. Никто не удивился, когда Аннабет прошла испытание доброты и поступила, как все, в нижний цех. Все ожидали, что она быстро поднимется к своему отцу, будет работать у него в подчинении, но время шло, Аннабет оставалась в нижнем цехе, и у всех возникало всё больше вопросов. После поступления Аннабет заметили быстро, и так же быстро предложили подняться. Она отказалась, потому что не хотела уходить отсюда, где эльфы просты и честны. Здесь они были настоящими добряками и работягами, точь-в-точь как о них говорят люди. Аннабет спокойно работала, помогая другим, кому было тяжелее, и старалась не концентрироваться на молчаливом давлении отца. Пока не произошло случайное столкновение. Перси тащился после тяжёлого рабочего дня к выходу из цеха. Близилось Рождество — нагрузка увеличилась втрое, вчетверо, впятеро. Стали работать не в две, а в четыре смены, чтобы продуктивность была выше. А Перси забыл, что такое сон, хотя эльфам он был не так сильно нужен, как, например, людям. Цех был практически пуст, потому что был перерыв между ночными сменами. Перси был уставший и голодный, особо не смотрел под ноги — и зря. На Аннабет давило сейчас всё — молчание отца, сроки, мысли о горячем какао и коробки. Её смена только что закончилась, поэтому она собиралась отнести последние коробки, завалиться на кровать и выпить вышеупомянутый какао. Коробки были большие, поэтому Аннабет не видела, куда идёт, но надеялась, что ни в кого не врежется. «Тем более, никого уже нет, цех пустой», — успокоила себя эльфийка, и зря. Нетрудно догадаться, что по всем канонам они столкнулись. Громко, болезненно, с разбросанными коробками и звоном бубенцов на их башмаках и колпаках. Аннабет ойкнула, упав на спину, а Перси зашипел, ударившись затылком. Пару секунд они не двигались, слушая тишину цеха и сбивчивость чужого дыхания. А потом возмущённо заговорили одновременно: — Да куда ж ты прёшься, ослепшая каракатица! Воображать много не надо, чтобы идти с закрытыми глазами, да? — Ноги для того, чтобы идти, не спорю, но к ним в комплекте идут глаза, Рыбьи Мозги! И опять замолчали. Аннабет боялась, что расплачется прямо перед этим крикливым эльфом, но вовремя собрала себя в кучку, и слёзы отхлынули от глаз. А Перси показалось, что он сейчас взорвётся от переутомления — иной причины испытываемых чувств он не мог найти, ведь невозможно одновременно испытывать раздражение, и любопытство, и осуждение, и тягу, и досаду, и смущение. — И как ты прошла проверку на доброту?.. — тихо фыркнул Перси, хмурясь. — А сам-то?.. Помоги мне, — простонала Аннабет, силясь подняться. — Не думай, что тебе досталось больше, чем мне, Воображала, — заметил Перси, поднимая Аннабет. И они оба поняли, что он имел ввиду не только это столкновение. — И почему «Рыбьи Мозги»?.. — Не знаю, само вырвалось, — буркнула Аннабет, садясь на коробку. Перси поднял свой бело-зелёный колпак, отряхнул его и, оставив в руке, сел на другую коробку напротив Аннабет. Та посмотрела на коробку под ним и подняла на него неодобрительный взгляд, недовольно скривив губы. — Чего? — дёрнул плечом Перси. — Я ничего не сказала. Аннабет подняла свой красно-жёлтый колпак — позолоченный бубенец особенно громко прозвенел в тишине цеха — и сжала его между пальцев, хрипя от бьющей, колющей, осколочной головной боли. — Ты… никуда не торопишься? — попыталась сплавить незнакомого эльфа Аннабет. — Не к кому и некуда, — спокойно ответил Перси. — Тем более, ты уже наверняка сделала выводы насчёт меня и хочешь меня задушить, не так ли? — неожиданно язвительно добавил он, залихватски улыбнувшись. — Да, разумеется, — согласилась Аннабет, разжав пальцы, раздражённая внутри, но спокойная наружно. — Ты только не кричи. Всё равно здесь никого нет. Они снова замолчали. Аннабет хотела начать считать отдельно красные и зелёные полоски на свитере Перси, как он спросил: — Куда ты их несла? — К отправщикам в отдел упаковок. В них спрессованная бумага. Она похожа на моё ментальное здоровье, — зачем-то добавила она. Они видели друга впервые, но им казалось, что они понимают каждую эмоцию друг друга, каждый жест, каждое слово и всё, что за ним кроется. Понимают слишком хорошо для незнакомцев. К тому же, как катализатор этого ощущения, выступало осознание, что ни одного, ни вторую никто по-настоящему никогда не понимал. У Перси была мама, но даже для неё иногда были загадкой мысли сына. У Аннабет был отец, но, как оказалось, он не понимал её никогда. А сейчас оба чувствовали, что стоит только подумать о чём-то, и эльф напротив сразу прочитает эту мысль и поймёт правильно. — Выглядишь неважно, — само вырвалось у Перси, пока он засмотрелся на золото, переливающееся в волосах Аннабет. — Знаю. Кажется, я не доживу до Рождества. До Нового Года тем паче. — А я думаю, доживёшь. Ты ведь Аннабет, если я не ошибаюсь? — Да, а ты?.. — спросил она скорее из вежливости, чем из любопытства, или только хотела так думать. — Я Перси. Если память мне не изменяет, мы проходили испытание доброты в один день. У тебя… большая внутренняя сила. Не у всех она есть, — немного скромно улыбнулся Перси, словно говорил о себе. — Думаешь, такие как я никогда не сдаются? — Перси серьёзно посмотрел на неё: — Никогда. — Любой резерв рано или поздно иссякает. Я очень близка к этому. Звон колокола, означающего начало второй ночной смены, оглушил их. Аннабет так точно. На лестницах послышались шаги многочисленных эльфийских ножек и звон бубенчиков. — Я отнесу коробки. А на твоём месте я бы поспал. — Но ты не на моём месте, — возразила Аннабет, вставая, но всё-таки благодарно улыбнулась, натянула колпак на затылок и ушла. Перси слишком тяжело для эльфа Санта Клауса вздохнул и встал. Его колпак мелькал среди тысячи других колпаков, он нёс коробки с спрессованной бумагой и думал об Аннабет. Ни о ком с таким вниманием он не думал, кроме матери, но он быстро переключился с этой мысли на грозовые, слишком серьёзные для эльфа Санта Клауса, глаза. Кто бы ему тогда сказал, что он влюбился бесповоротно и по самые свои заострённые уши. Кто бы открыл ему глаза… Но они два маленьких эльфа на заводе Санты. И никому нет до них дела. — Нельзя просто подойти и подарить что-то, Лео. — Нельзя просто взять и профукать любовь всей своей жизни, Рыбьи Мозги! — слишком громко смеётся Лео, крутясь на своём кресле, которое толкнул Перси. — Не называй меня так!.. — О, понятно, теперь это её приватное прозвище для тебя, я понял. — Тем более, что ты несёшь, эльф несчастный, какая это любовь — мы говорили всего один раз!.. — Самая настоящая, Аквамен, — во второй раз перебил его Лео. — Я это вижу. — Ну да. Мастера, — многозначительно закатывает глаза Перси. Лео был, пожалуй, единственным эльфом, с кем Перси общался по собственному желанию. Ещё Лео был мастером — это эльфы с золотыми руками, из которых двадцать пять на восемь плескалось чистое детское веселье и которые могли читать людей (и не только) — их мысли, чувства и, самое главное, потаённые желания, дабы исполнять их. — Ладно. Я не буду с тобой спорить. — Мудрое решение. Твоё первое за последние сто лет. — Но что ей подарить? И стоит ли вообще? — Твоё второе мудрое решение за последние сто лет, — Перси посмотрел на него взглядом хладнокровного убийцы. — И у меня есть идея! — Лео вскочил с кресла, чуть не упав. — Иди работай, Аквамен, а по окончании своей смены приходи. Думаю, я успею закончить. Но с тебя за это причитается. Вытолкав друга за дверь, Лео натянул волшебные очки, стёкла в которых заменяли тоненькие отполированные ириски, и погрузился в работу. Перси доработал до конца последней в этом году смены через не могу. Фасуя материалы неправильно, он знал, что получит по шее, и не мог перестать думать о том, что же там ударило Лео, этому чокнутому гению, в голову. Как только закончится смена, он побежит к Лео, заберёт подарок и понесётся искать Аннабет. Рождество сегодня, сейчас вечерняя смена. Перси знает, чувствует, что должен сделать эльфийке подарок сегодня, в канун Рождества. Потом будет поздно. Он не мог это никак объяснить, он просто это знал. И ему становилось ещё страшнее от мысли о неудаче. Но Перси верил Лео и доверял ему. Всё-таки его друг был рождён для этого. Как только колокол прозвенел над цехом, Перси словно превратился в чистую энергию, пролетая мимо уставших эльфов, буквально чуть ли не за пару секунд очутившись перед дверью мастерской Лео. Только он хотел постучать, как Лео сам распахнул дверь, едва ударив Перси по лбу. Лео не двигался, улыбаясь во весь рот и заметно пружиня на месте. Перси знал, что он ждёт, когда его спросят, и он спросил. — Ну? Сделал? — Сделал. Лео пропустил его, воровато оглянулся в коридоре и закрыл дверь. Перси застыл, смотря как светящийся шар парит на середине стола, перебивая свет рабочей лампы. Перси не первый раз видел, как завершается изготовление подарка — пропитывание его яркой праздничной энергией, чтобы каждый, кто брал в руки ту вещь, чувствовал эйфорию и счастье. Но сейчас этот свет воздействовал на Перси по-особенному. У него было ощущение, что он сейчас упадёт от переизбытка тех эйфории и счастья, хотя даже не брал ещё в руки этот подарок. И самое главное — что ж там такое? Что сделал Лео? Что Перси должен будет подарить Аннабет?! Сам Лео был космически доволен собой. Он в очередной раз прочувствовал своё мастерство и ещё раз убедился, что действительно был рождён для этого. Прошло полминуты с прихода Перси, и свет шара рассеялся, мягко опуская на стол заветный предмет, ещё поблёскивающей волшебной энергией. — Это… это… Серьёзно, Лео? — Абсолютно. Это самый правильный подарок, который я изготавливал за все свои сто семьдесят три года. Будь уверен. Перси вздохнул. Он верил Лео. Он знал, что Лео в этом мастер. И чувствовал, что подарок действительно самый правильный. Поэтому взял его, пообещал исполнить любое желание Лео позже и побежал в цех. Он узнал {читаем: подглядел} расписание Аннабет, и знал, что они сейчас работали в одну смену. Оставалось надеяться на то самое рождественское чудо, которое придумали люди и о котором они твердят каждый год, и бежать быстрее, чем когда-либо. Удача (или всё-таки рождественское чудо?) была на стороне Перси. Он застал Аннабет у одного из остановленных конвейеров, одну. Цех был пустой, снова. Как в первую встречу. Аннабет заметила его сразу, и Перси заметил, что в её взгляде тут же что-то переменилось. Словно грозовое небо в миг прояснилось. — Аннабет. — Перси?.. — она вскочила на ноги и подошла к нему. — Что ты?.. — Сегодня Рождество, — Перси не знал, с чего начать. — Я в курсе, Рыбьи Мозги. — Не перебивай, Воображала. В общем, у меня для тебя кое-что есть. Аннабет ничуть не удивилась, словно чувствовала, что именно для этого он искал её, и именно искал, а не встретил случайно. Она тоже эти несколько дней думала только о нём, и её это, в отличие от Перси, пугало. Но что-то внутри — вероятно, продолжительное, даже затянувшееся чувство непрерывного одиночества — заставило её обратиться к мастеру, чтобы тот прочитал Перси и создал для него идеальный подарок. Аннабет так же удивилась, когда увидела готовый подарок, но почувствовала уверенность, что Перси бы понравилось. А вот подарит ли она ему это — здесь она не чувствовала никакой уверенности. Когда Перси нашёл её, Аннабет успела оббегать весь цех и разочароваться в рождественском чуде. А потом снова в него поверила, когда наткнулась на зелёные огни в глазах эльфа, таким странным образом вошедшего в её жизнь. Можно сказать, врезавшегося. — Вот. Возьми. Не знаю, почему, но я уверен, что тебе понравится. Аннабет приняла из его рук небольшой свёрточек размером с её ладонь. Она заметила, что Перси был взволнован. Обвив подарок пальцами, Аннабет вспомнила о своём подарке. — Наверное, ты не поверишь, но у меня для тебя тоже что-то есть. — Правда? — не поверил Перси. Обычно ему делала подарки только мама. И, Гринч его побери, да, она о нём думала. Аннабет залезла в карман своего платья и немного подрагивающей рукой достала свёрточек примерно такого же размера, что ей подарил Перси. — Возьми. С Рождеством тебя, Рыбьи Мозги. Их пальцы соприкоснулись, и оба почувствовали такую эйфорию и такое счастье, излучаемые подарками, что готовы были тут же взлететь подобно оленям Санта Клауса.  — И тебя, Воображала. — Ты уже знаешь, что там, — сказал Перси, когда Аннабет приготовилась распаковывать подарок. — Как и ты, — согласилась Аннабет. — Ты… ощущаешь их правильность, да? — Да. Они посмотрели друг на друга. Зелёное море и серое грозовое небо — необыкновенный, но прекрасный пейзаж, которой создавался между этими эльфами. — Тогда вместе? — Давай. Они развернули подарки одновременно. В свёрточках были свечи. Свеча в форме голубки, как символ веры. Веры в светлое будущее, веры во всё, что свершается в этом огромном мире, веры в себя, веры в рождественское чудо. У Перси в руках была голубка нежного голубого цвета, а у Аннабет — серебряная, мерцающая в свете цеховых ламп. Оба эльфа улыбались. Искренне, с сияющими глазами. И оба чувствовали, что Рождество близко, оно пропитало их счастьем и эйфорией, как их подарки, и окрылило умиротворением. Перси, держа в одной руке заветную свечку, другой рукой потянулся к эльфийке. Его пальцы аккуратно, нежно, плавно и медленно обхватили ладонь невозражающей Аннабет. Это было так правильно. И им было так хорошо, пока они держали друг друга и почти волшебные свечки. А я напомню, что они два маленьких эльфа на заводе Санты. И никому нет до них дела.       Но два сердца в это Рождество встретились и стали счастливее. Это ли не прекрасно?..