— Чувство юмора говорит тебе 'нет'.
У Перси странный юмор. Мало кто его понимает. Разве что Лео и Салли. Иногда Пайпер, Джейсон, Хейзел или Талия. Ну, а Нико, Фрэнку или Гроуверу будто не суждено было понять приколы Джексона. И Аннабет тоже.
Иногда он говорил несколько несвязанных между собой предложений и смеялся над ними. Иногда, моя посуду, он издавал непонятные — до ужаса милые — звуки и смеялся сам над собой. Иногда он мог врезаться в дверь или не вписаться в поворот в коридоре и потом рассказывать друзьям об этом во всех подробностях, заставляя их смеяться. Иногда он выдавал такие странные метафоры, что Аннабет поражалась, как он вообще что-то общее находил между вещами, которые сопоставлял:
— Жизнь это суп. И я в нём — вилка.
— Медузы выжили спокойно без мозгов все эти миллионы лет, так что понятно, почему Лео такой улыбчивый.
— Сколько не корми пегаса, он всё равно на
сына Посейдона смотрит.
— Джейсон — супермен, тогда я — небоскрёбы, среди которых он летает. Так что не такой он крутой.
— Я люблю кого-то, но меня не любит никто. И ты идеальна. Но никто не идеален. А кто меня любит?.. Никто. Значит,
ты меня любишь.
— У меня плохие ассоциации с «никто», ты прекрасно сам всё помнишь, — бурчит Аннабет, пытаясь скрыть покрасневшие щёки за книгой.
Нет, Перси вовсе не глупый. И, когда ему необходимо —
было необходимо, когда опасность была повсюду, сейчас у них относительно безопасная и спокойная жизнь, всё не слава богам — срочно придумать план, но плана пока нет, он забалтывает, очень умело забалтывает врага, одновременно с этим незаметно оценивая обстановку и обдумывая способ спастись. Не каждому такое под силу.
У Перси действительно хорошо развита реакция отвечать и поддерживать разговор, не давая собеседнику отвлечься от беседы на окружающую обстановку. Но Аннабет, теперь живущей с ним, этот его навык вышел боком. С Джексоном невозможно спорить — он найдёт ответ на любую реплику, и это порой выводит Аннабет из себя. Но ещё хуже, когда сказанное им внезапно смешит её, потому что тогда рушится её образ злой химеры, которая отчитывает его за что-либо.
— Ты в курсе, что ты придурок?
— В свою защиту могу сказать, что я
действительно в курсе.
Иногда Перси не понимает правильно или недопонимает до конца то, что ему говорят. Аннабет думала, что это из-за СДВГ — он постоянно находится в возбуждённом состоянии и спешит, поэтому обдумывает услышанные слова поверхностно, не вдумываясь в их смысл. Или просто пропускает мимо ушей
которые Аннабет любит прикусить, чтобы привлечь его внимание. Аннабет каждый раз не может понять, притворяется ли он или действительно не понимает.
Как-то раз они — на свой страх и риск — приехали в Монтаук, в тот самый домик, на несколько дней. Перси уходил гулять по пляжу очень рано, на рассвете, но Аннабет не будил, потому что она любила вдоволь выспаться, а потом, лёжа в постели, спокойно почитать. И в один из последних дней Аннабет попросила кое о чём Перси перед сном. А на утро происходит такой разговор:
— Когда я просила принести что-нибудь с пляжа, я имела ввиду ракушку или что-то типа того.
А Перси еле удерживает в руках живую чайку:
— Ч-чёрт, ты не говорила такого!
Иногда Перси будет её в три часа ночи.
— Аннабет.
Аннабет изо всех сил контролирует своё дыхание и делает вид, что спит.
— Пс, Аннабет.
Вот настырный…
— Чего тебе, Перси?
— Я только что понял, что свидетельства о рождении — это просто чеки от детей.
И Аннабет бьёт его подушкой в три часа ночи.
Иногда той же ночью происходит что-то такое:
— Перси, подвинься.
Он же притворяется, что спит, чтобы не пришлось двигаться.
— Я знаю, что ты не спишь.
Он начинает фальшиво храпеть.
— У меня рука затекает, отстань.
Он пододвигается ближе.
— Перси!!!
Но больше всего Аннабет бесится с его нелепого глупого юмора, когда он начинает шутить в присутствии других и бессовестно позорить её. Он не стесняется это делать при незнакомых людях, богах, их друзьях и их же собственных семьях.
За ужином, при Салли, Поле, маленькой Эстель, отце, Сью, Мэттью и Бобби, он, совершенно не стесняясь, начинает говорить:
— Оливковое масло сделано из оливок, кокосовое масло сделано из кокосов, получается, детское масло-
— У нас может быть хотя бы
один нормальный семейный ужин?! — судорожно прерывает его, нервно стукнув вилкой и ножом о тарелку.
Иногда от юмора Перси у Аннабет подкашиваются ноги. Потому что некоторые выходки делают его таким горячим — это так нерационально! невозможно такое чувствовать, Чейз, хватит! — и неудержимым. Аннабет заканчивает очередной свой проект, выпрямляется над столом, удовлетворённо осматривая проделанную работу, и выдаёт вслух:
— Совершенство.
— Звала меня? — у Аннабет ноги подкашиваются.
От таких его реплик ей на стенку хочется лезть. Перси выходит с кухни развязной походкой, руки в карманах домашних штанов, на лице ехидная улыбка, которой умеет улыбаться только он, которой Аннабет иногда хочет перерезать ему глотку, когда он особенно выводит её, а потом вскрыть вены себе самой.
Когда Перси снова начинает говорить загадками и Аннабет в хорошем расположении духа, ей удаётся подстроиться и обратить его же шутку против него.
Они — снова на свой страх и риск — приехали в лагерь Полукровок на несколько дней. Навестить старых друзей, Мистер Ди не в счёт, познакомиться с новыми полукровками, вспомнить летние далеко не спокойные деньки, которые когда-то были их буднями, снова пройтись по клубничным полям, посмотреть на все изменения обустройства и спеть со всеми у костра.
Только прибыв, они вдвоём сидят за отдельным столом в обеденном павильоне — все на них пялятся, ведь многие полубоги не знают, кто они, но Персабет чувствуют себя здесь максимально комфортно — и обедают. Большинство старых знакомых ещё не в курсе, что они уже приехали, так что им никто не мешает есть в относительной тишине.
— Я собирался сказать кое-кому, что он мне нравится.
Аннабет отодвигает тарелку с барбекю, сделанным нимфами.
— О, и кто же этот несчастный?
— Ты, Аннабет, — невозмутимо замечает Перси, оглядываясь на негорящий костёр.
— Вот чёрт, — не сдерживается она.
— Эй! — возмущённо вскрикивает Перси, оборачиваясь к ней, а Аннабет смехом давится, утыкаясь лбом в сложенные перед собой руки.
Ещё одна черта Перси, которая одновременно нравится и
не нравится Аннабет, — это то, что его юмор, как и другие его черты, не меняются со временем. Что бы он ни пережил и через что бы они ни прошли вместе, Перси оставался собой. И его юмор, который иногда лез из всех его щелей, в том числе, вместе с навыком язвительных ответов.
За очередной дискуссией чего-то Аннабет серьёзно подмечает:
— Первое впечатление очень важно.
Перси морщится, как бы говоря «не заливай мне тут»:
— Ой, да ладно, ты ведь всё равно вышла за меня.
И Аннабет лупит его по плечу, пока он смеётся с её такой же неизменной реакции на него, которую он так любит и только ради которой и продолжает так неумело шутить.
Перси очень давно понял, что любит Аннабет всю каждой фиброй своей души. Все её сдержанные и несдержанные жесты, иногда излишняя серьёзность — хотя чаще всего полезная — и манера речи, её улыбка и сдвинутые в задумчивости светлые брови, её руки, которые обнимают Перси так, как никто никогда не обнимает, и внутренняя сила. Её смех и маленькие привычки, которые не заметить сразу: ложиться спать строго в одно и то же время (стараться), не допивать четверть стакана чая (потому что заварка на дне слишком горькая), читать по утрам (сжимая в пальцах фотографию Перси, которую она использует как закладку), время от времени внезапно хвататься за бусины на шее (утопая в пучине страшных воспоминаний), гладить себя по колену (когда нужно успокоиться и собраться с мыслями), в глубоких мыслях грызть кончик карандаша и не замечать за собой этого (а потом возмущаться, почему все карандаши изгрызены), никогда не брать первой за руку, а только шагать чуть ближе, касаясь плеча Перси своим (пока они гуляют вдвоём) и забывать закрывать окно на ночь, а потом хрипеть на утро. И её арахнофобия.
Перси возвращается из магазина, Аннабет сидит на диване в гостиной, снова читая что-то. Неся пакеты на кухню, Перси думает, что это странно, потому что обычно она читает именно на кухне.
Аннабет, подняв глаза, нервно дёргается, но остаётся на месте:
— Не ходи туда.
Перси в недоумении останавливается перед ней.
— Почему?
— Я видела паука.
Ха. Понятно. Перси сдерживает глупую улыбку.
— Ты убила его?
— У меня две руки, а у него восемь — так нечестно!
Перси очень любит Аннабет.
И Аннабет так же сильно любит Перси.
— Как называется динозавр без лап?
— Я не знаю. Как называется динозавр без лап?..
Аннабет тяжело вздыхает. Перси довольно улыбается. Это шутка года, века, он уверен.
—
АмпуТИ-рекс.
Будь у Аннабет в руке карандаш, она бы его, наверно, сломала.
— Ладно, хорошо. Полюбила я тебя точно не за чувство юмора.
