Предатель.

      Мэв вместе со стражницами уже который час стояла перед этой проклятой камерой. В её мыслях витала ненависть к тому, что сейчас находился напротив неё, но в тоже время она очень хотела узнать, что же так мучает столь неприятного ей эльфа — и что же он такое умудрился сотворить, что заставляет его страдать уже долгое время. За все тысячелетия, проведённые здесь, Он не проронил ни слова, не реагируя ни на подначки, ни на крики и полные ненависти высказывания любой из охранниц — а сейчас из его горла исходили лишь крики боли. Иллидан Ярость Бури — этот проклятый предатель не успокаивался, ни на что не реагируя. А вокруг него содрогалось пространство, будто извиваясь и окутывая кричащего эльфа.       Когда одна из стражниц донесла главной тюремщице о том, что брат Свирепого вновь творит что-то странное в своей камере, она не обратила внимания — за многие годы они уже успели насмотреться на тщетные попытки Предателя что-то сделать лишь ему ведомое. Что — не представлялось возможным узнать — пленник не отвечал на вопросы, занимаясь лишь своими письменами да тренировками с клинками, которые ему оставили по его собственной просьбе. Смысла их забирать никто не видел: всё равно даже с ними заключённый не смог бы сбежать, ведь прутья его решётки были достаточно крепкими, что бы выдержать удары даже демоническими клинками. Клетка же, магически истощающая Иллидана, давала гарантии того, что тот не сможет колдовать любым способом — что окончательно лишало его любой возможности сбежать.       Но сегодняшний день показал, что подобное пренебрежение к пленнику было напрасным. Магический фон внутри клетки бушевал, пространство содрогалось, извивалось вокруг мерцающих ядовито-зелёным цветом рун, покрывавших пол под заключённым. Сам пленник кричал от боли, будто его пытали жесточайшим образом.       Внезапно, Иллидан затих и магическая буря утихла. Стражницы мгновенно пришли в полную боеготовность, готовые атаковать пленника, сделай он хоть что-нибудь необычное. Однако это их не спасло. Волна магии ударила спустя мгновение после внезапного взрыва клетки. Стражницы поголовно отключились, будучи не в состоянии вынести напор хлынувшей энергии. И никто из них не увидел, как тело Охотника замерло на мгновение, будто он умер — а затем вновь начало мерно вздыматься от дыхания. Никто не увидел, что свет в глазницах эльфа, который поднялся спустя несколько минут, изменился с ядовито-зелёного на золотистый с проблесками зелёного, а кожа — посветлела, что придало теперь уже бывшему пленнику вид, напоминающий Кель’дорая — высшего эльфа.

***Некоторое время назад***

      После заточения Иллидана в тюрьму прошло уже почти десять тысяч лет. Некогда великий маг — а теперь ещё и мастер своих клинков, вновь просматривал свой план на наличие ошибок и изъянов. Ведь ритуал, о котором он внезапно вспомнил во время одной из бесчисленных тренировок, которыми заключённый старался скрасить своё пребывание в темнице, требовал внимания к мельчайшим деталям.       Сначала, после обнаружившегося знания, Иллидан некоторое время размышлял, откуда он мог их подчерпнуть — сам он никогда не занимался исследованиями на эту тему. Но ничего лучше теории о скрытых возможностях дара Предводителя демонов или памяти клинков, пропитанных энергией Стража Рока, ему в голову не пришло. Но полезность этого знания после тщательного анализа лишь возросла.       Поглощение душ. Ужасное, противоестественное действо, которое ему предстояло совершать множество раз. Оно было залогом его освобождения, средством, которое позволит ему отомстить тем, кто в глупости своей заключили своего спасителя в тюрьму, посчитав предателем своего народа. Лишь так он сможет набрать силу, которую клетка не сможет поглотить, передать этому проклятому полубогу Кенариусу, который возомнил себя верхом существования, и сбежать.       Долгие годы, десятилетия, века проходили мимо, а всё это время Иллидан собирал крохи энергии, вкладывая их в руны, что прятали ману от взора охранной магии. В перерывах же между начертанием символов, охотник тренировался в обращении с клинками. И вот, наконец, он готов к использованию ритуала. Долгое время охотник не мог закончить рисунок пентаграммы, собираясь с силами и преодолевая отвращение к методу, который обеспечил бы его столь нужной в этой темнице энергией — и в конце концов, он решился. Вложив последние капли энергии, необходимые для активации, он встал в середину пентаграммы и приготовился к поглощению.

***

      Иллидан не знал, что ритуал, ему известный, пришёл к нему в разум в несколько обеднённом виде — любой солдат Легиона знал, что душа должна быть сначала помещена в сосуд — живое существо или нет — не важно. Важно лишь, что ей нужен якорь, который не позволит ей уйти в небытие, оставив мага ни с чем. Знал это и Саргерас, который и передал, в качестве бонуса, более совершенный ритуал, чем знали в этом мире — по его мнению. К сожалению, искусство некромантии и смежные с ним — например, обращение с душами — было у Каль’Дореев не самым популярным — и правил использования таких заклинаний Иллидан не знал.       И вот, новая душа начала вторгаться в тело эльфа. Иллидан, не ожидая такого, просто не успел среагировать, и две души начали сливаться воедино, образуя новую — более сильную, качественно лучшую любой из предыдущих. И тело, служа вместилищем, не могло вынести такой ноши. Даже в бессознательном состоянии эта боль доходила до души, заставляя биться в агонии тело эльфа.       Спустя долгие несколько часов, души слились воедино. Жизнь покинула на секунду тело, что бы вновь вернуться туда для служения обновленной душе, что заняла это тело. А сила, которой наполнилось это вместилище, разом выплеснулась наружу, стремясь разрушить преграды вокруг. И лишь клетке, что смогла сдержать большую часть импульса, но тем не менее разрушившись, эльфийки были обязаны своими жизнями.       Тело, что осталось лежать в клетке, вновь начало изменяться, принимая новый облик, который стал чем-то средним между обликом Иллидана и того, кого в неведении своём призвал Охотник, становясь приемлемым вместилищем для нового владельца.       И вот, наконец, эльф открыл глаза.