Огоньки

В далёком 1890 году несколько педагогов-энтузиастов собрались вместе с весьма необычной целью: положить начало учебному заведению для детей «не от мира сего». Отбирался преподавательский состав тщательно и из проверенных людей — необычных подростков нельзя было поручить простым учителям. Не каждый выдержит неконтролируемо превращающихся призраков, перемещаемые телекинезом предметы и невозможность даже подумать — дети-телепаты обязательно залезут в голову. Но эти люди реально любили своё дело и бережно, по крупицам собирали, фактически отлавливали и кое-где спасали самых ненормальных. Знаете, сверхспособности, они сродни мастурбации — ты сначала просто что-то инстинктивно делаешь, тебе становится приятно, а потом тебя обязательно ловят на этом и называют грязным, выродком, ублюдком (нужное подчеркнуть). А потом сверхспособность становится опасной, потому что ее нужно контролировать. А с этим справляются далеко не все. Первый выпуск из всего лишь семи ребят глядит на Мирона со старой фотографии на стене библиотеки: два фантома, улыбающаяся девушка (кто она там, предсказатель?) в ситцевом платье в горох, трое парней-телепатов, одетых почти одинаково: круглые очки, рубашки с жабо, отглаженные брюки; длинноволосый парень с большими глазами, который абсолютно выпал из реальности в момент, когда их фотографировали. И профессор Мариенгоф рядом с ними. Профессор Мариенгоф был особенным человеком. Чутким, так до конца и не повзрослевшим «ловцом детских душ» — потрясающим собеседником и, к сожалению, отвратительным педагогом. Он любил своих «детей-выродков» всеми фибрами души, но смиряться с ежегодными выпусками не хотел и не мог — слишком тяжело ему было отпускать каждого из них в несправедливый мир с неиллюзорной вероятностью, что их пережуют и выплюнут оставшуюся кровавую массу. Об этом Фёдорову, расчувствовавшись, однажды рассказал старый преподаватель. Не рассказал, точнее, а передал в похожем на смутный сон видении. Сам преподаватель был онейромантом и обучал лицеистов контролю над снами и галлюцинациями. Старик особенно любил Мирона за его склонность к рефлексии. \\\ Только вот эта самая склонности и мешала ему жить. Конференция была через две недели, а голова парня была скорее похожа на пустой сосуд с колокольчиком внутри, который раздражающе звенел при каждом шаге. Нужно выступить перед новенькими и показать им контролируемое создание. Это, по мнению самого Мирона, было жутким фарсом. Выдавливать из себя что-то по требованию на публике, как будто ты цирковая собачка или автомат с жвачками по рублю — унизительное занятие. К тому же в этот раз его могут и осмеять. Этот, как его там? Карелин. В какой-то мере сейчас Мир завидовал ему. Его дикой, еще нетронутой энергии, наверняка непокорной и разрушительной. Ведь огоньки из-под пальцев выходят не сразу легкими и послушными, они еще обжигают их, а без выхода и вовсе медленно плавят нутро и голову. «Так, хуй с ним» — резюмировал творец, выбегая из лицея под неизменный мелкий дождь и сразу же закуривая. «Философствовать все равно будет удобнее где-нибудь около Исаакия». \\\ Питерская осень — явление странное и очень двуличное. Она, конечно, очень красиво смотрится из окон уютных кофеен и на фотографиях в популярных инстаграмах, а еще воспевается поэтами серебряного и фейсбучного веков. Но, с другой стороны, она пахнет заоблачно дорогим глинтвейном, толкается сотнями локтей на площадях и узких переходах, ругается тысячами языков мокрых и простуженных людей, хлюпает в прохудившихся кедах и продувает пальто. Мирон предпочел бы в этой осени раствориться и никогда не быть отфильтрованным обратно вместе со странным ее горчащим осадком. Он сидит во дворе и курит, курит и смотрит на затянутое тучами небо. \\\ В это время Карелина вызывает к себе нынешний директор лицея — харизматичный Саша Тимарцев, в прошлом выпускник фантомного профиля. — И зачем меня вообще заперли в эту богадельню? Мне вполне неплохо было в Хабаровске. — новенький начинает с атаки, натягивая капюшон по самые косматые брови, делая свой взгляд еще более агрессивно-забитым. — В Хабаровске, говоришь? Судя по тому, как тебя искали наши преподаватели, за последнее время ты очень часто менял место обитания. Ты можешь быть в безопасности у нас, Слава. Я прекрасно знаю, как ты малым работал в цирке. Только вот твое призвание — не цирк вовсе, тебе незачем на арене кривляться. Поучись тут, вот тебе стипендия, общежитие — чем не условия? Со стороны может показаться, что директор лебезит перед подростком совершенно без цели, но цель у него вполне ясная: обезопасить Славку от самого же себя. За этим парнем преподаватели действительно гонялись по всей стране как Ньют Саламандер за своими фантастическим тварями: Карелин постоянно скрывался и менял имя. Воровская лапа, Птичий пепел, Бутер Бродский — его вряд ли бы нашли вообще, если бы не слепой телепат по кличке Светло, которым наш творец весьма дорожил. И вот теперь вся их шайка здесь: анимаг Джиглипуф, фантом Замай, Светло и Слава. — Только Ваню с Гришей не трогайте. Я здесь все разнесу, если узнаю, что с ними что-то произойдет. — Не тронем мы ни Светло, ни кота его. А ты успокойся, осваивайся, знакомься с лицеем и преподавателями. Мы все желаем тебе добра, нам выгодно держаться вместе. — Можно уже идти, а? — Карелину жутко надоели проповеди улыбающегося лысого, и ему хотелось поскорее свалить, не утруждая себя созерцанием ослепляющей улыбки еще минут пятнадцать. — Да, конечно. До встречи на занятиях, Слава!