Ametor

— Мама. Это было его первое слово. Уиндред не понимала, почему. — Мама. Уиндред перевела взгляд туда, где должен был стоять Люк, его плечи были напряженны, голова опущена, но овдовевший воин знал, что ему не стоит задерживаться после наступления темноты. Кажется, она слышала, как он кричал на берегу, но не стала прислушиваться. У старости были свои плюсы. У Мартина была маленькая кукла. Жалкая вещь, сделанная из сушёных водорослей и ракушек. И он изучал её с необычной интенсивностью. Мама. И он снова покачал её в своей лапке. Мама. Снова. Мама. Мама. Мама. Туд. Уиндред поняла, что произошло, и перевела взгляд на внука. Маленький Мартин показывал на помятую куклу, лежащую на полу. Его глаза, затуманенные слезами, были широко раскрыты. — Мама. — Мартин, Мартин, — вздохнула Уиндред. Она подняла потрёпанную игрушку с пола и попыталась поправить её платье. — Ты действительно должен играть в эту игру каждый день? Эта нехорошая игра, мышонок. Он мог выглядеть пристыжено, и это заставляло выглядеть полуторамесячного детёныша пугающе. ~~ — Мама, почему ты так кормишь его? Почему ты не кормишь меня так, мама? Осторожный вздох. — Ты слишком взрослый, Тимбал, ты знаешь это. Тишина на мгновенье. — Ты не любишь своего Тимбала? Я тоже хочу кушать, Ма. Мать Тимбаллисто многострадально вздохнула и поставила Мартина вниз, чтобы тот поиграл. — Я люблю тебя, Тимбал. Но я нужна и Мартину. У него нет никого, кто бы мог его накормить. Юной мыши не нужно было напоминать об этом. Он видел, как его мать сердито потрясла костяной погремушкой над мышонком, и опустил уши. Он перевёл взгляд на Люка, стоящего в другой части пещеры. — А папы-мыши тоже не могут кормить своих детей? Глаза его матери потемнели, он не мог понять их выражение. Она не смотрела на него, когда заговорила: — Я не уверена, что у него всё ещё есть отец, милый. Он не знал, почему его мать сказала это. Он не знал, почему Люк повесил голову, когда она прошла мимо. — Мама. И он не знал, почему маленький Мартин зовёт её так. — Она не твоя мама, — поправил Тимбал. Он пытался говорить нежно, но твёрдо. Он упёр лапы в бока. — Мама, — твёрдо ответил Мартин. Уши Тимбаллисто встали торчком: — Она не твоя мама. Это моя мама. Маленький Мартин был зол. Он принял такую же позу, как и он, уперев его маленькие лапки в маленькие бока. Тимбал понизил голос и наклонился поближе к запачканной в молоке мордочке. Он знал, что если эти слова кто-то услышит, то его накажут. — У тебя нет мамы. Поэтому ты пытаешься украсть мою! Тимбаллисто не нужно было, чтобы его слышали. Мартин же встал на лапы, теперь это у него получалось, и набросился на старшего мышонка с кулаками. Его глаза были заполнены слезами. — Мама! — он упал на Тимбала, кусаясь и колотя его. — Мама! Он откусил кусочек уха у Тимбаллисто, прежде чем Люк их разнял. Обоих наказали. Они больше не упоминали о драке, и Тимбал был уверен, что Мартин о ней забыл. Позже, когда Уиндред с трудом заснула, а Люк исчез, Мартин сидел один на песке. Над ним весела деревянная доска. Он не мог разобрать написанных слов. Но, казалось, что табличка что-то шепчет ему в свете пляшущих волн. И он шептал в ответ. То единственное слово, которое имело для него значение.