***
Стоит ей допеть последнюю фразу, как мальчуган действительно резко отталкивается ладонями от ее коленей, с присвистом выдыхает воздух сквозь стиснутые зубы, задирает, насколько возможно, лицо с влажными дорожками на щеках, потихоньку успокаивается, выдыхая приснившийся кошмар, и отогревается, глядя ей в глаза и действительно будто бы погружаясь в теплую серо-зеленую воду, в которой переливчато сияют золотые и серебряные искорки. Убедившись, что братишка немного пришел в себя и отогрелся, сидящая запускает руки под тонкую черную футболку и бережно опускает ладони ему на спину. Пальцы тотчас же привычно находят на острых лопатках два старых затянувшихся продольных симметричных шрама. Стоит девушке прикоснуться к ним, как подушечки пальцев начинает ощутимо жечь и покалывать, точно от небольшого ожога. Но она даже не морщится, лишь ненадолго сбивается на урчание, почувствовав, как вздрогнул он сам. Приподнимает футболку одной рукой да легонько встряхивает волосами, роняя на рубцы целое облако из лепестков сирени и россыпь крупных прозрачных водяных капель. Мягкими бережными круговыми движениями гладит плечи, лопатки и позвоночник, то поднимаясь к шее, то спускаясь к пояснице. Втирает в кожу прохладную воду с растертыми между пальцами цветочными лепестками и тянет без слов какую-то известную только ей мелодию. Не прекращая водить ладонями встряхивает волосами снова и снова, наблюдая за сыплющимися вниз лепестками сирени и жасмина вперемешку с крошечными листиками мелиссы и мяты. Опускаясь мальчику на спину, они становятся крохотными искорками и втягиваются внутрь. С каждой впитавшейся в смуглую кожу искрой жжение становится все слабее, пока наконец не исчезает окончательно. Как только это происходит, мальчуган резко выдыхает и расслабляется, а спустя пару минут осторожно садится и прижимается головой к плечу сестры. Спустя пару минут в комнату входит немолодая женщина с чашкой ароматного травяного чая в руке и ароматными лиловыми соцветиями глицинии в волосах. Бросив на внука озабоченный взгляд и протянув ему исходящую душистым паром кружку, она медленно опускается в кресло и тоже начинает напевать себе под нос какую-то странную песню, отчего в комнате сразу же начинает приятно пахнуть нагревшимся от солнца деревом и становится намного теплее, несмотря на то, что по оконным стеклам с тихим шуршанием стекают струи дождя, изредка захлестывающие сквозь крошечные щёлки в деревянных рамах. Забрав пустую чашку, почесав за ухом кота и поплотнее укутав мальчика одеялом, хозяйка дома кивает девушке и тихо выходит за дверь. Через несколько минут, убедившись, что братишка заснул крепким спокойным сном, девушка ласково треплет его по волосам, оставляет возле его постели фамильяра-волчицу, и, тихо проскользнув в прихожую, набрасывает на плечи тонкий зеленый плащ, берет большую корзину и выходит за дверь. До темноты остается всего пара часов, нужно успеть.***
Дорога от дома до находящегося совсем рядом луга оказывается сложнее, чем казалось — ноги с чавканьем вязнут в раскисшей от дождя влажной земле, высокая трава норовит обвиться вокруг лодыжек и заставить девушку поприветствовать лицом то и дело попадающие под ноги мелкие камешки, а из пухлых, похожих на комкастую темно-серую вату туч сыплются мелкие и очень холодные дождевые капли. Но той, кто больше всего на свете любит воду, такие мелочи нипочем. Она идет, высоко поднимая ноги и позволяя дождинкам путаться в волосах и скатываться по лицу, смывая тяжелые мысли. Вскоре в поле ее зрения наконец-то появляется луг — травяное море, из которого выглядывают бело-сиреневые соцветия мяты, венчающие тонкие стебли с ароматными чуть шершавыми листьями. Последние метры девушка преодолевает бегом, так как дождь усиливается, а в разрывах между тучами виднеются зигзаги молний и слышатся отдаленные раскаты грома. Она падает на колени прямо в траву и начинает охапками рвать растения. Мать-и-мачеха, череда, зверобой, мята, одуванчики, ромашки, календула. Ногти обламываются под корень, ярко синие джинсы расцвечиваются пятнами травяного сока, но оно всё того стоит, стоит и ещё тысячу раз стоит. Наконец, корзина наполняется до краев, девушка вскакивает на ноги и под усиливающимся дождём несется к лесу. Сказать по правде, она сама толком не знает, что именно собирается делать в лесу, и поначалу просто шагает по стремительно раскисающей лесной тропинке, повторяя про себя строку из песни, ежась от усиливающегося ветра и натягивая на голову капюшон. Она уже готова повернуть обратно, когда взгляд вдруг неожиданно падает на древовидный кустарник, покрытый мелкими голубыми цветами. Розмарин. Наконец-то все, что нужно, найдено. Наломав целую охапку веток, девушка отправляется назад, кренясь от ветра и сгибаясь под тяжестью корзины. Когда она добирается до дома, все уже окутано непроглядной тьмой, накрапывающий дождь превращается в настоящий ливень, а от ветра скрипят и гнутся деревья. Немного отогревшись после трех чашек обжигающе горячего чая с ягодами и медом, она опускается в кресло, ставит возле себя корзинку и начинает осторожно переплетать между собой ещё влажные травяные стебли. Мята сплетается с чередой и розмарином, жасмин — с ромашкой и одуванчиками, а зверобой — с сыплющимся с волос жасмином и сиренью. Стебли свиваются в воздушное зеленое кружево, унизанное серебристыми хрустальными каплями-бусинами. С цветочных головок сыплется пахнущая мёдом желтая пыльца, покрывающая пол ровным пушистым ковром. Проснувшийся мальчуган шлепает босыми ногами по теплым скрипучим доскам, с любопытством смотрит на сестрино занятие и, подойдя поближе, утыкается лбом ей в плечо, издавая звук, напоминающий урчание. Потрепав брата по волосам и запутав в его золотисто-русой шевелюре пыльцу, ромашки, календулу и мать-и-мачеху, девушка возвращается к плетению, мурлыча себе под нос мелодичную песенку на каком-то странном языке, немного напоминающем кельтский. В медленно появляющемся из-под ее рук ажурном ароматном зеленом полотне виднеются фиолетовые всполохи мяты, желтые и оранжевые «огоньки» календулы, одуванчиков, череды и мать-и мачехи, голубоватые звездочки розмарина и нежные лепестки сирени и жасмина. Она вплетает в свое творение летящие из незакрытой заслонкой печи лучистые искорки, мурлыканье нахального полосатого кота по кличке Кузя, запах свежих румяных пирожков и теплого молока, а также несколько странных, но без сомнения чудесных историй, рассказанных хозяйкой дома. Наконец, последний одуванчик занимает свое место в получившемся полотне, и оно тотчас же начинает испускать теплое золотистое свечение. Паренек, задремавший возле печки, неожиданно распахивает золотисто-карие глаза и с любопытством смотрит на необычное творение. — Спать, пожалуй, пора, время уже позднее, — улыбнулась женщина, поднимаясь на ноги и относя в раковину блюдо из-под пирожков и три глиняные кружки. Мальчик по-прежнему с восхищением разглядывает переливчатое травяное полотно, но все же устало щурится и зевает. Сказывается пятичасовая тряска в электричке и неспокойный сон днем. Девушка согласно кивает, разминая уставшие пальцы, покрытые зелено-коричневыми пятнами травяного сока, и, отставив корзину в сторону, поднимается вместе с братом по скрипучей винтовой лестнице в спальню. Перед тем, как пожелать им спокойной ночи, хозяйка дома ставит на тумбочку желтый и голубовато-зеленый фонари, поправляет внуку одеяло и подмигивает девушке. — Звезды наделены силой не менее могущественной, чем огонь и вода, а на полную луну любая ворожба крепче делается. С этими словами, она выходит за дверь, начертив перед этим в воздухе обережный знак. Убедившись, что брат спит, уткнувшись носом в набитого травами волчонка и запустив фамильяра-волка к себе на одеяло, девушка тихонько выскальзывает из постели. Она оставляет возле его кровати свою лунную волчицу, тихонько спускается на первый этаж и, усевшись в кресло, снова берет в руки упругие стебли мяты и розмарина. Пальцы выкручивает и сводит от усталости, из-за отсутствия рядом фамильяра клонит в сон, но девушка упрямо плетет, добавляя к цветам капли воды, мелкие звезды и лунные лучики. Та, что редко бывает счастливой, но дарит ему свою радугу. И он с ней умеет летать, — поет она, доплетая перемигивающееся звездами полотно. Строчки из песни звенят в воздухе, руки девушки тянутся к волосам, бережно обламывая очередной тонкий стебелек. Но на этот раз в ее руках оказывается не привычная веточка сирени или жасмина, а диковинный цветок, переливающийся всеми цветами радуги. Как только она заканчивает бережно заправлять на место тонкий стебель, лежащее на ее коленях травяное крыло окутывается звездно-радужным сиянием, а в следующий миг кончики стеблей, выглядывающие из верхней части крыльев, сплетаются между собой в единый прочный стебель. С первым заглянувшим в окно рассветным лучом налетевший порыв ветра подхватывает крылья и, подняв их с колен колдуньи, несет вверх по лестнице. Девушка устало откидывается в кресле, трет виски и закрывает глаза. Она успела. Теперь остается только подождать совсем чуть-чуть, и все наконец-то будет правильно.***
Мальчуган просыпается от странного ощущения за спиной, так непохожего на привычную боль в лопатках, оглядывается и замирает — на месте помимо воли притягивающей взгляд пустоты колышутся два цветущих зеленых полотна, переливающиеся в лучах утреннего солнца всеми мыслимыми цветами и оттенками. Ощущения от них непривычны и немного болезненны, но в полной мере неприятными назвать их нельзя. Проснувшаяся от тихого изумленно-радостного возгласа ведьма протирает глаза и счастливо улыбается. Получилось. Глаза спустившейся по лестнице хозяйки дома тоже вспыхивают золотистой радостью, стоит ей увидеть ажурные зеленые крылья за спиной внука. Но между ее бровей все равно пролегает тревожная морщинка. — Все в порядке, ба, почти не больно, — улыбается мальчуган, вертясь перед зеркалом в попытке рассмотреть крылья. Девушка кладет руки ему на спину, отправляя две втянувшиеся в кожу зеленые искры. — Теперь совсем прошло, — парнишка радостно улыбается, обнимая бабушку и сестру. — Если хотите, можете потренироваться на лугу, там будет очень удобно, — женщина с улыбкой треплет внука по волосам, но тут же снова притворно-сурово хмурится: — Сначала завтрак, я напекла вам оладий. Спустя полчаса брат с сестрой уже стоят посреди цветущего луга, взявшись за руки, и щурятся на солнце. Крылья за спиной парнишки трепещут, сияют и переливаются, а играющий в застывших каплях воды свет делает их похожими на хрустальные граненые бусины и отскакивает от них миниатюрными радугами. За спиной девушки тоже трепещут на ветру крылья, только не травянисто-солнечно-звездно- зелёные, а покрытые мягкими пушистыми перьями, отливающими то бежевым, то голубовато-серым, то зеленым, будто сосновые иглы или обвивающий стволы мягкий мох. Наконец, паренёк кивает головой, придя к какому-то решению, разбегается вместе с крепко держащей его за руку сестрой и высоко подпрыгивает, попутно расправляя крылья. Свист ветра в ушах, пьянящее, вызывающее восторг ощущение полёта, тянущая боль в непривычных к полету мышцах, секундная потеря равновесия и моментальное его обретение. Щекочущие босые ноги травяные стебли… Описав несколько кругов над лугом, брат с сестрой плавно снижаются, а потом внезапно со смехом падают в мягкую траву, подставляя спины теплому солнцу. По лицу паренька расплывается счастливая улыбка, ведь несмотря на не очень приятные ощущения в плечах и руках, за спиной шелестят и позванивают на ветру каплями-бусинками крылья, в волосах цветут одуванчики, ромашки и череда, дома ждёт любимая бабушка, а рядом, легонько сжимая руку теплыми пальцами, лежит сестра. И он с ней умеет летать. Или, во всяком случае, твердо знает, что скоро обязательно научится.