***
— Ну и ну… Просто ну и ну! — Каролина недоверчиво покачала головой, протягивая Маглору аптечку. — Неужели призраки кусаются? Томас, который успел немножко прийти в себя после шока, посмотрел на Маглора с яростью. — Да, призраки вполне себе кусаются, и ещё как! Эльф проигнорировал его слова: он обеззараживал и перевязывал рану. При этом он бесстрастно заметил: — Тебе повезло, что рана так сильно кровоточит: риск заражения меньше. Томас понимал, что Маглор потрясён случившимся, но ему совсем не хотелось его щадить. — Ясное дело. А твой братец, случайно, не бешеный? Лучше предупреди меня заранее, до того, как у меня начнёт идти пена изо рта. Маглор так же злобно взглянул на него и внезапно затянул повязку; Томас застонал. — Эй, а это-то зачем?! Обманчиво спокойным голосом эльф заявил: — Бешенства у моего брата нет. Томас ответил ему негодующим взглядом… но потом его гнев пропал. Он пожал плечами. — Ну ладно, если он принял меня за вашего отца, я его не виню. Если бы мой папа со мной обращался так, как ваш… да я бы его тоже покусал, чёрт побери! Они оглянулись на Каролину, которая с любопытством прислушивалась к их беседе на квенья. Увидев, что они смотрят на неё, она заметила: — Я-то и не подозревала, что призраки кусаются, а то дала бы вам с собой стек или еще что-нибудь… — Она вопросительно посмотрела на Маглора. — А теперь этот призрак исчез? Маглор ответил резко; в его голосе слышалось напряжение: — Нет. Он не исчез. На самом деле мы не знаем, что с ним делать. — Он яростно посмотрел на неё. — Я был бы очень рад, если бы вы никому не стали об этом рассказывать. Мы совершенно не хотим привлекать к себе внимание. Каролина кивнула. Ледяной тон Маглора немного обеспокоил её. — Конечно, молчу, как рыба, мистер Смит! — Затем она опять покачала головой и прошептала себе под нос: — Кусачие призраки… Снова Томас невольно посмотрел на неё, одобрительно окинув взглядом её фигуру. Что-то было в Каролине Дюбуа исключительно привлекательное; невольно в его сознании возникли всевозможные завлекательные картины, от которых ему в то же время становилось стыдно — руки и другие части тела, касавшиеся таких мест, где их, конечно, уж никак не должно было быть. Томасу было очень не по себе… Ладно, встретил я какую-то случайную девушку примерно моего возраста, и вдруг моё тело решило, что немедленно хочет с ней спариваться. Блин, да что ж со мной такое? Наверно, жизнь в больнице подействовала ему на гормоны. Может, он уже превратился в какого-нибудь больного извращенца, который истекает слюной при виде чего угодно, похожего на женщину… Томас попытался представить себе в голом виде доктора Бердсли, и (к счастью) — его перекосило от отвращения. Ну ладно, значит, он ещё не совсем сдвинулся. Уяснив для себя этот вопрос, он стал думать о стоявшей перед ними задаче. Томасу не очень хотелось, чтобы его погрыз обезумевший призрак, но и оставить всё как есть он тоже не мог. Он должен найти способ избавиться от духа — если не ради Маглора и его пантеона богов, которые любят везде совать свой нос — то хотя бы ради безопасности людей, которые работают в этом приюте. Но как же ему переправить кусачего брата Маглора в иной мир и при этом не получить ещё одну травму? Томас начал обдумывать разные возможности. Может, надеть на призрака намордник? Вряд ли получится. Может, спросить эльфа, чем можно защититься? Томас готов был поспорить, что у Маглора где-нибудь прикопаны доспехи. А может, отвлечь этого духа какой-нибудь блестящей игрушкой или типа того? Томас немедленно отбросил и эту мысль. Нет, плохая идея. Очень плохая. В конце концов, он просто сел рядом с клеткой, осторожно разглядывая Келегорма; в это время Маглор нервно ходил по другому концу приюта. Дух свернулся в углу и выглядывал оттуда. Томас задался вопросом — может, какой-нибудь из его пинков и попал в цель? Он надеялся на это. Если дух смог его укусить, то и он, Томас, наверно, тоже смог как следует дать ему по яйцам. Какое-то время Томас просто сидел, но, наконец, достал из сумки альбом для набросков и начал рисовать — просто чтобы избавиться от стресса. Несколькими карандашными линиями он перенёс на бумагу черты Келегорма: яркие, сверкающие глаза под растрёпанной длинной шевелюрой, впалые щёки, острый подбородок… Томас подумал, что Келегорм, наверное, когда-то был прекрасным эльфом. К тому же он был хорошей моделью: если не считать случайного рычания или дёрнувшегося уха, эльф не шевельнулся — и не попросил посмотреть незаконченный рисунок, позволив Томасу свободно работать. Набросок превратился в подробный портрет; за ним последовали и другие. Скрючившаяся фигура Келегорма уже стоила целого анатомического этюда… — Это и есть тот призрак? Томас вздрогнул. Оказалось, что рядом с ним стоит Каролина и держит в руках две чашки кофе. Он кивнул, и она тепло улыбнулась ему. Присев рядом, она протянула ему кружку. — Я не знала, вы с сахаром или с молоком пьёте, или просто чёрный, так что я принесла всё. Выбирайте, — и она свободной рукой залезла в карман своего худи и протянула парню пучок пластиковых ложек и несколько пакетиков со сливками, сахаром и печеньками. Томас не очень понял, что она сказала, но пригласительный жест был вполне очевиден, так что он осторожно взял ложку, немного сахара и печенье. — Спасибо! — Не за что. Они смотрели друг на друга. На какой-то момент повисло неловкое молчание… и потом, не успев сдержаться, Томас протянул руку и стёр пятнышко грязи со щеки Каролины. Он неловко проговорил: — У вас на лице… что-то… Его пальцы касались её щеки достаточно долго, чтобы он успел почувствовать, как кровь прилила к её лицу. Лицо Каролины покрылось тёплым румянцем, и она нервно улыбнулась. — Ой… Да. Я… я… Он шутливо приподнял бровь. — Вы что? — Мне… мне пора. Томас, внезапно почувствовав себя очень уверенно, провёл рукой по месту рядом с собой. — Может, вы здесь посидите? Отдохнёте? И — к большому его удивлению — она всё-таки села рядом с ним. — Конечно. Нормально… Не знаю, что это такое и откуда, блин, оно вообще взялось, но надеюсь, это продлится подольше! Они сидели вместе, а Томас рисовал. Когда он закончил ещё один портрет Келегорма, Каролина заметила: — Бедненький! Напоминает животное, с которым жестоко обращались. Он вопросительно посмотрел на неё. — Жес-то-ко… обращались? — Да, это когда предыдущие владельцы очень плохо относились к своему животному. У нас, к сожалению, много таких. За ними не ухаживали, не кормили, даже по-настоящему мучили… просто тошнит, как подумаешь, что люди могут делать с собаками. Сразу об этом вспомнила, когда посмотрела на ваш рисунок. У него такой вид, как будто ему очень плохо. Томас медленно кивнул. Как всегда, он понял не всё, но основной смысл до него дошёл. Животное, с которым плохо обращались… Да, это и вправду было похоже на то, как сейчас выглядел Келегорм. У юноши возник вопрос: — А как… как помочь животному, с которым жес… жестоко обращались? — Животные, пережившие жестокое обращение, могут быть опасны, потому что они практически никому не доверяют. Им кажется, что все хотят сделать им больно — и они нападают потому, что боятся… Но если вы им докажете, что не представляете опасности, завоюете их доверие, то такому животному можно помочь. — Каролина вздохнула. — Жалко, что в таком маленьком приюте просто нет возможности перевоспитывать таких собак: их очень часто усыпляют за то, что они необщительные и агрессивные. У меня каждый раз прямо сердце разрывается; если бы у меня на это деньги были, я бы их всех сразу же взяла… Если бы Томас разговаривал с любым другим человеком, то его бы расстроил разговор, в котором он не понимал и половины того, что ему сказали, и мог только бормотать бессвязные обрывки на ломаном английском… но когда он говорил с Каролиной, это его почему-то не волновало. Ему нравилось, что она не старается говорить медленнее или чётче, чтобы ему было понятнее; было очень приятно хоть раз поговорить с тем, кто не суетится по поводу его проблемы. Не говоря уж о том, что то, что он понял из её слов, было вполне разумно. Может, попробовать завоевать доверие Келегорма, показав, что он ему не угрожает? Томасу казалось, что он уже постарался это сделать; едва ли в нём было что-то угрожающее, когда он сидел со своим альбомом перед клеткой… Он взглянул на призрака и ему стало интересно — что же происходит у него в голове. Думает ли он ещё словами — или и мысли у него такие же животные, как и его поведение? Может ли он всё ещё понимать слова? Томас почувствовал с Келегормом странное родство при мысли, что дух, может быть, не понимает свой язык… Что бы сделал я, если бы был на его месте? Если бы я был так перепуган, если бы я вот так потерялся? Что бы помогло мне? Томас глубоко задумался, и пока его карандаш снова чертил линии того грязного кошмара, в который превратились спутанные локоны эльфа, у него возникла идея. — Каролина… Хочу кое-что попросить. Спросить. Маглор уже столько времени шагал по приюту, что собаки больше не тратили сил на то, чтобы лаять, когда он проходил мимо. Он думал только о Келегорме… Его светловолосый брат действительно был «встававшим быстро». Первый, кто поклялся, первый, кто выполнил приказ отца в Лосгаре, первый, кто призвал к битве против родичей после Альквалондэ… Его называли самым прекрасным — и самым жестоким из детей Феанора. Но всё-таки… до всего этого Тьелко был его первым младшим братиком. Маглор вздохнул. В то время он не так уж и радовался, что стал старшим братом… Тогда он думал только о музыке, и у него редко было время для эльфёнка. Может быть, если бы Келегорм интересовался его песнями, то всё было бы по-другому, но сложилось так, что часто Маглор не обращал внимания на малыша — творчество было для него важнее. А когда они выросли, Келегорм почти перестал бывать дома — он предпочитал бродить по лесу и выискивать добычу, а не приходить домой на обед. Близкими друзьями они никогда не были. Может быть, если бы между ними была душевная близость, если бы они знали друг друга лучше, всё было бы по-другому? Маглор немедленно отбросил эту мысль. Размышления над тем «что было бы, если бы» в его жизни никогда не приводили ни к чему хорошему. Сейчас единственное, что было важно — это чтобы Томасу удалось проводить его младшего брата в Чертоги, и лучше — не повстречавшись при этом снова с зубами этого самого брата.***
Теперь клетка была открыта, но Томас не сдвинулся с места. Он продолжал сидеть перед ней со своим альбомом, только теперь между ними не было барьера, который помешал бы Келегорму броситься на него. Посмотри. Никто тебе не угрожает. Я тебе ничего плохого не сделаю. Можешь подойти поближе. Томас нервничал, но ему удавалось этого не показывать. Если бы он играл в покер, то, наверно, был бы хорошим игроком… Он продолжал рисовать, и медленно, постепенно призрак подобрался ближе. Томас не поднимал глаз, но почти чувствовал, как дух приближается к нему; от неприятного ощущения по коже ползли мурашки… Не кусай меня не кусай меня пожалуйста не кусай меня… Внезапно альбом с неожиданной силой выдернули у него из рук. Келегорм взял его; его дёргавшиеся пальцы очертили почти законченный портрет, над которым работал Томас. Из его уст вырвалось тихое, грустное рыдание и Томас кивнул. — Да, это ты. Выглядишь не лучшим образом, а? Из-под копны свалявшихся волос на него глядела пара испуганных, смущённых глаз. Хотя взгляд призрака всё ещё был диким, всё же он стал уже менее животным, чем раньше… Это было хорошо; может быть, его абсурдный план и имел какой-то шанс на удачу. — Тебе же не обязательно так выглядеть, понимаешь? Томас осторожно нащупал сзади себя то, что он попросил у Каролины, и положил это перед ним — на достаточном расстоянии от себя. — Ты знаешь, зачем это? Девушка немного удивилась, когда поняла, что ему нужно, но всё-таки выполнила его просьбу: она принесла разные принадлежности для ухода за собаками. Наверно, было бы более уместно использовать гребни и щётки для людей, но поскольку их под рукой не было (и Келегорм выглядел так, что для него в любом случае нужна была «тяжёлая артиллерия»), приходилось довольствоваться тем, что есть. Дух посмотрел на щётки, потом на Томаса — и потом опять на щётки. Очевидно, он взвешивал имеющиеся возможности. Томас пожал плечами. — Я знаю, это всё не идеально… но если ты мне позволишь, я, возможно, помогу тебе выглядеть поприличнее. Возможно. У него не было опыта в приведении призраков в порядок, так что он не знал, можно ли вообще изменить их внешний вид… Понимал это Келегорм или нет, он снова подошёл поближе: он отложил альбом и взял проволочную щётку. Он осторожно дотронулся до неё, склонил голову набок, будто пытаясь вспомнить, для чего эта штука вообще нужна. Наконец, он подвинул её к Томасу. — Я так понимаю, ты не против? Ответа не было, но беспомощное выражение лица эльфа было достаточно красноречивым. — Ну ладно. Давай-ка начнём. Только не кусаться, договорились? Это самая странная вещь, которую я когда-нибудь делал в своей жизни. Вообще. Если будет ещё страньше — то я пас. Томас покачал головой, обращаясь к самому себе: он осторожно проводил ковровой щёткой по толстым завиткам спутанной гривы Келегорма. Пока эльф был удивительно послушным; он только тихо всхлипывал, когда расчёска вытягивала особенно большой колтун. Не в первый раз Томас не знал, что и думать. Наверно, сам он выглядел смешно — гладит и причёсывает то, что окружающим кажется воздухом… Хорошо, что Каролина вернулась к работе, а Маглор… ну ладно, где бы он ни был, тут его не было. Волос у Келегорма было много, и распутывать их было тяжёлой работой. Томас старался не думать о том, как у него замёрзла задница, и как у него затекли ноги от сидения на бетонном полу; он постепенно разбирал мешанину из колтунов и прядей. Он медленно продвигался вперёд, но прогресс явно был: с каждым причёсыванием узлов в волосах духа становилось всё меньше, да и цвет их стал казаться более здоровым. Когда он, наконец, был доволен своей работой, Томас бодро спросил: — Так ведь гораздо лучше, правда? Реакция оказалась совсем не такой, как он ожидал. Келегорм оставался спокойным и даже расслабленным, пока его причёсывали, но теперь он снова напрягся и задрожал. Инстинктивно Томас подтянул его поближе, временно оставив все мысли о ранах от кровавых укусов. Он ласково погладил волосы призрака. — Тьелко, что с тобой? Ты мне можешь сказать? Он вздрогнул, когда Келегорм посмотрел на него: дикий и тёмный туман исчез из глаз духа: его заменило чистое отчаяние. Неровное рыдание вырвалось из груди эльфа, и он сильно задрожал в объятиях Томаса. — О-они… в-в-все… оставили… м-м-меня… Он выплюнул эти слова с огромным усилиями: казалось, дух забыл, как пользоваться голосом. Внезапно Томас утонул в потоке образов.***
Мальчик-подросток сидел под деревом; он углубился в книгу. Чёрные волосы, словно занавес, висели перед его лицом. Келегорм медленно подошёл к нему; он пробрался через листву без единого звука. Когда он оказался прямо за спиной у парня, он внезапно высунул голову из кустов, надеясь застать того врасплох. — Ты ещё занят, да? Его предполагаемая «жертва» не подняла глаз от книги, но на его лице появилась гримаса. — Да, Тьелко. Я всё ещё занят. Уходи. — Но… ты же сказал, что почти закончил! Теперь мальчик повернулся и яростно посмотрел на него. — Сейчас до конца не ближе, чем пять минут назад, и не будет ближе, если ты будешь продолжать мне надоедать! Можешь ты хоть чем-то заняться вместо того, чтобы доставать меня?! (Но я же хотел поделать что-нибудь вместе с тобой…) — Л-ладно… извини… … — Она уехала, мой господин. Его слуга слегка вздрогнул, увидев его взгляд. — Куда же? — Мы не знаем. Она путешествует так, как ей вздумается и никогда не делится с нами своими планами. — А она не сказала, когда должна вернуться? Молодой эльф замялся. — Я… я вообще не уверен, что на этот раз она собирается возвращаться, мой господин. (Но мне же нужно с ней поговорить! Я же должен ей сказать, что прошу прощения… я… Мне надо, чтобы она знала!) Он лишь пожал плечами. — Ладно, тогда мне не надо и волноваться, ожидая её. А что ещё случилось во время моего отсутствия? … — У тебя нет чести. Он ухмыльнулся Финроду. — А у тебя, кузен, её слишком много. Если ты не будешь осторожнее, это может просто убить тебя. Он ожидал, что глаза короля блеснут бессильным негодованием… но на сей раз во взгляде Финрода не было ярости. Лишь жалость. … Комната была пуста. (Мы — владений лишённые… но она не была владением. Она была светом, и жизнью, и любовью — а я не мог запереть её и не мог заключить в драгоценную оправу). … После того, как гнев и смущение рассеялись, он почувствовал, как устало смотрит на место рядом с его сиденьем, которое теперь опустело. Он знал, почему Хуан выбрал Лютиэн… Он даже не мог его винить. Он был жестоким и бесчестным — а она была доброй и благородной; едва ли на самом деле тут вообще был выбор. Когда-то великий пёс почтил их дружбу, вернувшись к нему, когда он мог остаться с ней… но Келегорм знал с болезненной уверенностью, что такого подарка второй раз он не получит. Теперь он остался совсем один. … Была тьма, хотя солнце высоко стояло в небе. Тьма была всегда. Тень Клятвы была высокой и чёрной… Он уже не помнил, что это такое — жить в свете. (Тьма похожа на голод). Он оглядел свои войска с чувством мрачного удовлетворения. Они нападут на самой заре. Их много, и их оружие лучше; Дориат согнётся или сломится под их ударом. Синдар заплатят за свою наглость… (Посмотри на нас; наши глаза впали, нас мучает голод… Мы — слуги голода, мы иссушены — яд и кровь утолят нашу жажду, мы так оголодали, что пожираем своих. Мы совсем утратили честь). … Пол был холодным как лёд, но озноб разливался по его телу, словно пламя. Больно не было — не так, как он думал, будет больно. Он думал, что будет гореть… (Наши души зачернены тенью, искажены тьмой… приговорены к тому, чтобы обитать в холоде). Невидящие глаза Диора Элухиля смотрели на него — так же пристально, как при жизни. Даже мёртвым сын Лютиэн был прекрасен… Келегорм посмотрел в его мёртвые очи; тень покрыла зал, и вспомнил о свете Сильмариллов. (От этого света мы бы покрылись волдырями и обуглились… ибо мы — тень, а тень не может быть в свете. Мы сгорели бы в нём, как твари Моргота сгорают на солнце). Холод заставил его руки и ноги окостенеть; кровь стала течь густо и медленно… смерть пришла, и он улыбнулся.***
Когда Томас пришёл в себя, он заметил, что подтянул Келегорма ещё ближе и ласково баюкает его. Эльф всё ещё дрожал. — Н-не… ух-ходи… Томас успокаивающе провёл пальцами по косам призрака. — Я не уйду. Ш-ш-ш… Я не уйду. Видения были искажёнными, рваными, и он плохо понял всё, что видел… но это душераздирающее чувство одиночества и отвержения больно ударило по нему. Томас больше не думал о том, как смешно он должен выглядеть или о том, как это всё странно… он просто хотел, чтобы существо в его объятиях снова почувствовало себя в безопасности. Какое-то время он просто обнимал призрака, тихо проводя пальцами по его локонам или рисуя круги у него на спине… и, в конце концов, Келегорм перестал дрожать. Он выглядел уставшим и измученным, слишком вымотанным, чтобы даже двигаться. — У-у-стал… Голос его был едва слышным шёпотом. — Тогда тебе надо поспать. — Н-н-не уходи… — Ш-ш-ш… Томас продолжал гладить Келегорма по волосам, и, к радости своей, заметил, что эльф уже наполовину спит, глядя на него затуманенными глазами с тяжелеющими веками. Он улыбнулся. — Спи, Тьелко. И — словно это было последнее приказание, в котором он нуждался, дух, наконец, сдался сну и обмяк в руках Томаса. Томас чувствовал, как он лежит рядом… и в следующее мгновение его уже не было. Надеюсь, что где бы он теперь ни был, он больше не будет одинок.***
Томас сидел у клетки, спокойно покачиваясь из стороны в сторону, обнимая что-то невидимое. Выражение лица у него было одновременно смущённое и странно торжественное: оно напоминало Маглору о том, как он видел людей, которых потрясло предвидение… Томас не замечал его, и поэтому он молчал — чтобы не беспокоить юношу и не мешать ему делать то, что он делал. Маглор лишь спокойно наблюдал за ним, переводя взгляд то на пустую кофейную чашку, то на отброшенный альбом, то на разбросанные по клетке щётки. Когда он пристальнее пригляделся к альбому, сердце у него сжалось. Все рисунки Томаса были жестокими в своей точности, безжалостными, безо всяких недоговорок… но вот этот был как нож в сердце. Он едва узнал своего брата в скрюченном существе, которого нарисовал Томас… Маглор в этот раз даже мельком не увидел брата, но всё-таки почувствовал, когда фэа Келегорма ушла. Это было словно что-то взведённое до отказа внезапно расслабилось, нервное напряжение погасло в воздухе… наверно, это должно было ощущаться, как облегчение, но почему-то облегчения не было. У Томаса на лице застыло всё то же странно торжественное выражение, когда он вышел из клетки. Из-за этого он стал выглядеть старо — гораздо старше, чем на свои восемнадцать лет… Маглор почувствовал, как дрожь пробежала у него по спине, когда он увидел это. Как будто бы за пару часов Томас постарел на тысячу лет… и сходство с его отцом стало просто пугающим. — Томас, с тобой всё в порядке? — Да… да, в порядке. Наверное. Он казался каким-то пугающе отсутствующим… — Ты уверен? — Мгм. Только когда они дошли до приёмной, Томас вышел из этого странного состояния. — Каролина! Ощущение древности ушло — вместе с ужасающим сходством с Феанором… и Маглор начал волноваться по совершенно другой причине. Когда он смотрел на то, как Томас неловко общается с молодой сотрудницей приюта, это было всё равно, что смотреть на фейерверк, готовый взорваться: он уже почти видел, как летят искры. Да что он себе думает, этот парень? Вернувшись в машину, он заметил, что Томас держит листок бумаги. Маглор с подозрением глянул на него. — Это ещё что? Томас радостно ему улыбнулся. — Это её телефон. — Зачем он тебе? Томас саркастически приподнял бровь. — А вы как думаете? Маглор вздохнул. — Ты уверен, что это хорошая идея? Юноша пожал плечами, продолжая всё так же улыбаться. — Я думаю, что это прекрасная идея. — Он обернулся к Маглору. — Знаете ли, я думаю, что я ей что-нибудь сделаю. — Что-нибудь ей сделаешь? — Ну, я хочу сказать, рисунок или картину. Я мало что ещё могу сделать. Как вы думаете, что ей может понравиться? Если бы ему не надо было смотреть на дорогу, Маглор стал бы биться головой о руль. Валар, почему?