***
Столовая в кампусе была построена ещё в те года, когда на весь университет приходилось около ста избранных студентов. Преподаватели искренне верили, что именно это и было лучшим временем заведения, но увы, сами тогда учились разве что в школе, а может ещё пачкали пелёнки. Посему в довоенном строении, даже отреставрированном по последнему слову техники, катастрофически не хватало мест. Дрейк и Оливер, видно наловчившиеся ещё на первом курсе, успели занять очередь, явно продвигающуюся в параллельной вселенной. За те тридцать минут, что они стояли в толпе, Эвен не заметил, чтобы хоть кто-то вокруг сдвинулся вперёд ни на дюйм. Живот издал возмущённый рык, скорее всего общаясь с соседями, и чтобы хоть как-то отвлечься, Эвен высматривал вдали свой, теперь уже не кособокий, персональный столик. Сидеть у общежитий за обедом здесь не любили, предпочитая располагаться под бесконечными деревьями на манер хиппи, используя любимые куртки в качестве пледа. Странные приоритеты, но приезжим не стоило судить местных, это Эвен усвоил ещё три года назад, напоровшись на группу угрожающего вида парней, которые в итоге оказались легкоатлетами. Менее угрожающими они от этого не стали, но вот пару советов по быстрому побегу студентам отсыпали, заодно завербовав в свои ряды Микаэля. Влюблённый взгляд того на мускулы парней был главной темой разговоров ещё, кажется, недели три. Вернувшись из воспоминаний, Эвен понял, что всё это время простоял, пялясь в одну точку. Не самая лучшая стратегия поведения для новичка, которую в итоге пришлось сменить на рассматривание разношёрстного народа в зале. Счастливчики, кто успел прийти за обедом до образования очереди, уже сидели на большой поляне, греясь в солнечных лучах. Без особых насмешек над ожидающими, но и без жалости. По крайней мере, откладывать трапезу из-за пары сотен голодных взглядов никто не собирался. Поймав себя на бесплотных попытках высмотреть знакомые тёмные макушки, Эвен с удивлением заметил, что конец страданиям близок: Оливер тянулся через трёх девушек к сокам, попутно отвешивая настолько странные комплименты, что те явно не могли понять хоть сотую часть их смысла. Может у них и выйдет подружиться, парень был забавным и весёлым, но улавливал атмосферу словно чёртов эмпат, за эти два дня всегда умудряясь вовремя заткнуться. Дрейк наоборот казался его противоположностью: медленно и очень вдумчиво укладывал к себе в тарелку брокколи, выбешивая этим одновременно всех окружающих и заодно себя самого. Воистину, эти парни вдвоём могли бы свести с ума кого угодно, благо Эвен, выросший среди таких же странных бесенят, вливался в коллектив идеально. Намазывая маслом долгожданный тост и одновременно пытаясь не вылить на милую девочку впереди подрагивающий стаканчик с кофе, он заметил на себе чей-то пристальный взгляд. Желание обернуться было невыносимым, но вместе с тем терять остатки концентрации было слишком непозволительно. Аккуратно пристроив стаканчик на плечо выползшего из ниоткуда Оливера, Эвен бросил взгляд в конец зала, туда, откуда, как ему казалось, кто-то активно старался прожечь в нём дыру — но успел заметить лишь тёмную толстовку и невысокий рост ускользающего сквозь толпу парня. Наживать врагов не хотелось совершенно, а других мыслей относительно странных взглядов у него не было, посему здраво рассудив, что, опять же, пялиться в спину кому-то там слишком странно, Эвен, наконец, оплатил чёртовы тосты и двинулся к выходу. Лёгкое чувство дежавю не проходило с утра, но он до последнего пытался списать это на забытую любовь к бессмысленному ожиданию. Другие воспоминания прочно хранились за мраморной стеной из всякой ерунды, вроде вкуса пива или запаха приправ на летней кухне. Утащив сопротивляющихся парней за почти идеально починенный столик Эвен, наконец, вздохнул полной грудью. Идеально. Может и не так, как могло бы быть… там, в другом измерении, в прошлом или будущем, но невероятно потрясающе. Усевшийся на облезлый пенёк с наибрезгливейшим выражением лица Дрейк оказался тем самым недостающим элементом, чтобы Оливер заржал, свалился со складного стула и подбил ногой стол, свалив всю еду на землю к чёртовой матери. Помирая со смеха, в остатках чужого салата, Эвен был на удивление абсолютно счастлив.***
Большую часть занятий вели по привычному принципу — пока тебя видят, присутствие отмечают и замечаний не делают — ты хороший студент. Если вдобавок к прочему ты сможешь решить два теста из трёх, вполне возможно даже заработаешь скидку на обучение. Такие условия устраивали почти всех, разве что кроме работающих однокурсников и профессора Грина. И если с первыми недовольными разбирались убеждением и отчислением, угомонить новаторски настроенного мужчину не мог никто. Может оттого, что он всё-таки был доктором наук и деканом факультета, а может его просто боялись, вдруг ему пришло бы в голову переключиться со своими вопросами от студентов к коллегам? На пары к Грину попадать боялись, предпочитая отработать пропуски где угодно ещё, как минимум из-за того, что в аудитории не было ни одного безопасного места. Кого, о чем и зачем спросить, казалось, не знал даже сам профессор, вгоняя тем самым и без того нервных студентов в панику. Но были и у него плюсы: тех, кто активно врывался в полемику, он любил, поощрял и всячески защищал, стараясь культивировать среди «тестовых зомби» хоть кого-то с мозгами. Эвен считал это занятие, безусловно, полезным и может даже нужным, но лишь когда на это можно было полюбоваться со стороны. Определённо не принимая в диспуте участия. По пыткам студентов профессором Грином, наверное, можно было бы написать курсовую работу, если бы только он не был тем, кто её допускал. Посему занятия профессора он посещал активно, даже радостно, вплоть до этого дня. Всё началось внезапно, когда он отвлёкся, пытаясь безуспешно высмотреть в огромной аудитории своего надоедливого наблюдателя, Грин подкрался незаметно к их ряду и спросил в лоб: — В чем смысл жизни, мистер Бэк Найшейм? Одновременно в голове Эвена пронеслась тысяча вариантов, от несбыточных мечтаний до наполеоновских планов. Все они выглядели идеально, каждая вселенная, каждый иной исход всё тех же событий. Слишком много несбыточного на него одного. Но была у этих планов, задумок, вариантов всего одна общая черта, абсолютно до тошноты банальная, кроме которой ни черта больше не приходило в голову… — В счастье, мистер Грин. Брови у профессора непроизвольно поднялись вверх, видимо он ожидал то ли других вариантов, то ли большей конкретики. Казалось, он даже призадумался над ответом, чем побудил всех неспящих однокурсников повернуть головы в сторону странной беседы. — В чем же тогда счастье? — он улыбался уголками губ, что делало его хоть немного не таким суровым. Если отвлечься от атмосферы, забыть, кто он есть, то мистер Грин выглядел как самый обычный пожилой мужчина. В этот момент Эвен почти решил спросить его, знает ли он ответы на свои вопросы. — Я пока не нашёл ответ, профессор, — даже не приблизился, если бы он решился отвечать откровенно. Чувство дежавю крепко держалось полторы недели, и сейчас Эвен думал лишь о том, что для счастья ему достаточно будет не испытывать этого ощущения дни напролёт. — Но думаю, обязательно узнаю. В ближайшем будущем. По залу прокатился тихий смех, быстро сошедший под взглядом профессора, и когда мистер Грин уже направился к кафедре, он резко обернулся и, кажется, искренне сказал: — Обязательно сообщите мне, если узнаете, мистер Бэк Найшейм. Это было почти похоже на план, ну или неплохой мотив, найти то самое счастье, которое люди пытаются найти всю жизнь и рассказать об этом преподавателю, которого знаешь от силы с год. Но зато забавно, Эвен усмехнулся и быстро обернулся, почувствовав на себе прожигающий знакомый взгляд. На протяжении этих полутора недель такие моменты вошли в привычку: Эвен оборачивался, парень терялся в толпе или просто куда-то девался, как по мановению волшебной палочки, чем сначала интриговал, а сейчас добился вполне ощутимого раздражения. Как и сейчас, оглядев верхние ряды аудитории, Эвен заметил его не сразу, узнав лишь по привычному стилю и комплекции. На последнем ряду, положив ноги на стол, сидел худощавый парень в мешковатой одежде. Глаза и лицо были прикрыты козырьком бейсболки, которая в свою очередь была частично скрыта тёмным капюшоном безразмерной толстовки. Если бы не выдержанность одежды в одном стиле, парень напоминал бы подозрительную личность, которой, собственно, по определению Эвена и являлся, но здесь всем и на всё было безразлично, так что со своей странной проблемой ему придётся разбираться самостоятельно. Продолжая буравить незнакомца взглядом ещё с минуту, он сдался, отвернувшись, и принялся за монотонную работу по записыванию гриновских лекций, которые, в отличии от его неожиданных вопросов, были слишком близки к учебным стандартам. Практически засыпая на потёртой парте в конце лекции Эвен был уверен, что почти понял определение того самого счастья, но предательски важная мысль ускользнула, так и не оставив в его голове однозначного ответа.