Деструкция

Встреча случилась совершенно неожиданно примерно четыре дня спустя. Комнату 37 на четвёртом этаже общежития для второкурсников они продолжали делить втроём, что, безусловно, радовало парней, разбросавших одежду и книги заодно ещё и на три свободные кровати, помимо собственных. Посему к субботе третьей недели комната приобрела вид то ли свалки, то ли отвратительного по обустройству магазина, торгующего черт знает чем. Было принято пугающее, но необходимое решение — прибраться, что в итоге привело лишь к ссоре и большой горе мусора у двери, с выносом которой комната не стала выглядеть опрятнее ни на йоту. Оливер, усевшись на стул, покрытый разноцветной кучей его же грязных футболок, о чём-то сосредоточенно думал, периодически издавая междометия, раздражающие Дрейка, третий час пытающегося сортировать свои бесконечные книги в каком-то особом порядке. Ничего из этого не приносило ощутимого результата обоим, как и то, что Эвен ошибочно решил им об этом сообщить. В итоге его, как самого бесполезного, единогласно выпнули за двери «погулять» и не мешать придумывать важные планы. Идея казалась самой разумной из всего, что было предложено за день, да и Оливер уже начинал посматривать в сторону своего телефона, что в большинстве случаев означало его слабоватую ложь при побеге на свидание, которое он искренне пытался прикрыть каким-то очень важным делом. В такие моменты Дрейк обычно тоже спешил на «свидание», которое потом внезапно отменялось и заводило его в глубины университетской библиотеки. Казалось, от этой странной лжи должно было быть хуже, но парни, наоборот, были удовлетворены ответами друг друга, даже если знали правду. Эвен был уверен, что если посмотреть со стороны, в нём тоже можно было найти бесчисленную кучу всяких разных странностей, начиная от отсутствия звонков, смс и писем, и заканчивая чёртовым непонятным сталкером. Ни одна из специфических особенностей его не трогала, разве что любопытство, подогреваемое невозможностью толком разглядеть лицо парня, не получало нужного выхода. Уже в десятый раз Эвен старался вытолкнуть из головы мысли о слежке или засаде, убеждая себя, что он-то как раз умный, серьёзный второкурсник, и бегать по кампусу за первокурсником (да, он успел разузнать его курс), ему совершенно не к лицу. Но судьбе, как и обычно, было глубоко плевать на чьё-то упрямство и уверенность, ибо стоило ему прийти к любимому дереву в окрестностях территории, там уже сидел… сталкер. Парень низко склонился над какими-то бумагами и, полностью погрузившись в себя, делал росчерки ручкой по листу. Вокруг валялись скомканные бумажки, подойдя поближе и подняв одну, Эвен увидел на ней своё собственное лицо. Одноцветный рисунок не мог передать картинку полностью, но ярко-чёрная струйка, вытекающая из его рта, и закрытые глаза намекали на некоторые очевидные выводы. Он честно хотел начать диалог с привет, но как-то не получилось, вышло самое что ни есть хамское: — Какого хрена? — парень подскочил, выронив всю стопку бумаг, которую держал в руках. Ветер, не особо церемонясь, разметал некоторые листы по траве, а часть закинул на близлежащие деревья. Как назло невозможно было разглядеть ни одного рисунка, помимо злополучной картинки, которую Эвен сминал в руках. — Э-эвен? Хотелось бы тоже назвать оппонента по имени, или фамилии, или хоть как-то, кроме «сталкер», которым Эвен периодически называл парня в своей голове. Но в данной ситуации, казалось, не было подходящего момента спросить имя, или почему он так себя ведёт, да и банальное «что с тобой не так?», тоже никак не хотелось говориться. Они стояли друг напротив друга и молчали, Эвен осматривал его с ног до головы, запоминая на кой-то чёрт, каждую особенность увиденного лица. Обычный парень, светлые волнистые волосы, серо-зелёные покрасневшие потерянные глаза, как будто от хронического недосыпа. Держит свободной рукой шею, как будто прикрывая что-то или боясь удушения. Странная картина. Бледное лицо, чуть ниже ростом, вроде бы — ничего особенного, но ступорозное состояние не проходило, и ни один адекватный вопрос не приходил на ум. Первым очнулся парень: дёрнулся, отступил на шаг и в сумасшедшем темпе бросился собирать разбросанные листы вокруг. Эвен присел и, с намерением помочь, схватил первую попавшуюся бумагу, зависнув на ней минуты на три. Когда он уже готов был поднять взгляд, поборов приступ нелепого стеснения, оказалось, что сталкер резво двигался в сторону своего общежития. На паническое «Стой!» он не затормозил ни на йоту, оставляя шокированного и разбитого Эвена с его военными трофеями в руках.

***

Он шёл по просёлочной дороге, обходя ямы и мелкие лужи на пути. Сумерки сгущались, а огни города уже были не видны даже в отдалении. Туман закрывал обзор дальше нескольких десятков дюймов впереди. Искать кого-то в таких условиях было безумно глупо и тщетно, но Эвен срывал голос, выкрикивая в темноту впереди всего одно имя: — Исак! ИСАК! Вернись! Исак… Глупо было приезжать в эту глушь, даже на уикенд. Ещё глупее надеяться и жить без плана, не обращая внимания на все скандалы в прошлом. Сейчас он корил себя сколько было сил: что слишком слаб, что поверил Исаку, когда тот наивно обещал жизнь одной минутой… Они не справлялись, чёрт возьми, они вообще не справлялись. Эвен думал о чём угодно: о матери, которая наверняка волнуется, что они опять пропали на все выходные, о Сане, которая помогала Исаку справиться, что было сил, но всё тщетно… Черт. Все мысли возвращались лишь к одному: Исак убежал. Один, в темноту и незнакомые дворы рьюканских улиц. Он искал его так долго, что казалось, они далеко за городской чертой и уже ушли в чёртов пригород. — ИСАК! Как и раньше, без ответа. Связи не было. Эва колесила по другой стороне от их дома на машине, наверняка костеря Криса за длинный язык на все лады, но какое сейчас это имело значение? Того, что было не вернуть. Вдалеке показался небольшой огонёк и Эвен бросился вперёд со всех ног, надеясь, что это хотя бы какой-то местный горожанин. А может Исак, включивший на телефоне фонарь… Фара проезжающей через Рьюкан фуры не была светом от телефона, и совсем не походила на отсвет уличных фонарей, но было слишком поздно. Отлетая на обочину, и ощущая отвратительный хруст костей, Эвену отчётливо услышал, что кто-то звал его по имени.

***

Эвен вырвался из сна, когда на часах было почти три ночи. Простыни оказались мокрыми от пота, а руки тряслись так, что поджечь сигарету вышло лишь раза с пятого. Парни, к счастью, продолжали спать, хотя его крик, казалось, повис в тишине тёмной комнаты. Курить в помещении было запрещено, но ему сейчас не было до этого никакого дела. Распахнув окно и высунувшись почти полностью в прохладу сентябрьского утра, Эвен курил и собирал по частицам воспоминания о безумном сне. Реалистичность кошмара пугала до дрожи, руки ещё чувствовали холод асфальта, а в голове слишком отчётливо для обычного сна слышался лязг тормозов. Левая рука непроизвольно потянулась к шее, туда, где было его счастливое родимое пятно — маленькая чёрная родинка в форме ромба. Стоило дотронуться до неё, и Эвен всегда успокаивался, но в это утро одного касания не хватало, в голову упорно лезли картинки этой страшной ночи. Как назло вспомнилось, что парень, Исак, держался за шею при их последней, реальной, встрече. Хоть во сне он так и не видел лица того, за кем бежал, Эвен всё равно отчётливо чувствовал, что это именно его имя. Чёртов мальчишка со страшными рисунками и пустыми глазами не отпускал теперь даже во снах, отсылая каким-то непонятным образом безумные картинки. Но, помимо липкого ужаса от ощущения собственной смерти, Эвен цеплялся за то чувство — паники, граничащей с безумием — от осознания, что Исак тоже мог пострадать. Почему-то мысль о своей кончине не вызвала и толики подобных эмоций. Выкинув окурок прямо из окна, он прикрыл створку и прислонился лбом к холодному стеклу, в полутьме вытаскивая из-под подушки разглаженные листы бумаги. Смотреть на собственное окровавленное лицо сейчас не было никаких сил, но вот второй рисунок, тот, что ввёл его в почти что паралич, был как нельзя кстати. Схематичный, но талантливо нарисованный, какой-то весь остро-болезненный… Как Исак, спящий сейчас в соседнем здании. Клубы дыма, кровать и лишь они на ней, раскуривающие на двоих одну сигарету, лежащие так близко, что можно дотянуться рукой, провести кончиками пальцев по лицу, на другой половине подушки. Счастливые, с примесью горечи и любви. Такой, о которой Эвен даже не мечтал. Которую никогда за все двадцать лет даже у других не видел. Он лёг обратно на кровать, поплотнее укутавшись в одеяло, надеясь хоть так избавиться от непрекращающейся дрожи, и убрал рисунок под подушку, тщательно разгладив перед этим все его углы. Наверное, сумасшествие заразно, раз одного почти диалога и нескольких взглядов ему оказалось достаточно, чтобы, как и Исак, сойти с ума. В безумии своего персонального сталкера он точно не сомневался. Закрывая глаза, Эвен сконцентрировался на злополучной картинке и со всей болезненной искренностью пожелал, чтобы следующий сон был именно таким.

***

Последующая неделя была наполнена учёбой во всех возможных и невозможных вариациях. Преподаватели, решившие, что студенты успели втянуться в атмосферу обучения, поднажали и стали заваливать несчастных бесконечным потоком докладов и курсовых. К Дрейку, прослывшему на потоке умным парнем, подтягивались студенты, с почти-что оленьими по размеру глазами и умоляли помочь, что определённо поднимало ему самооценку и одновременно бесило Оливера, на похождения которого всем вдруг внезапно стало наплевать. Эвен искренне пытался поддерживать беседу, вымучивать из себя защиту докладов и даже отличиться в спорте, задумавшись о чем-то и как ни странно пробежав норматив быстрее всех. Но даже бесконечный поток движущихся и суетящихся вокруг людей не мог заставить его забыть о кошмаре. И рисунках, которые стали его постоянными спутниками, аккуратно сложенные и бережно хранимые в кармане. Исак Вальтерсен оказался нелюдимым первокурсником, о котором никто толком ничего сказать не мог. Жил в оплачиваемой отдельной комнатке и не общался ни с кем, ни из студентов, ни из преподавателей, проводя всё свободное время в наушниках или классе рисования. Он мастерски избегал любых встреч, где бы Эвен ни пытался его подстеречь, так что хоть для диалога, хоть для выяснения отношений Исака найти было невозможно. И вроде бы, такая манера поведения должна была успокоить Эвена, ведь кошмары не появлялись с той злополучной ночи, но постоянное чувство дежавю и упорные настойчивые, пусть и редкие, взгляды держали в тонусе и подогревали затухающий интерес. Под конец второй недели и после странного сна, наполненного буднями в другой школе, с другими друзьями и Исаком, постоянно смотрящим сквозь него, Эвен решил начать действовать. Если выловить персонального сталкера стало невыполнимой задачей, нужно было пробраться к нему в логово, то есть в комнату и поискать улики там. Что это за улики, насколько противозаконно и аморально он собирался поступить и вообще «зачем», «как» и «почему» было отметено в сознании как лишние детали. Осталось лишь проработать детали и найти время для выполнения плана. Только и всего.