Триптих из тюльпанов, везения и надежды

Самое сложное в мире, кажется Фредди, это надежда. Надежда – то, чего в нём обычно было слишком много. Надежда выбиться из бедных кварталов в люди. Надежда, что самая красивая девушка на свете обратит на него внимание. Надежда, что получится отомстить за разбитую жизнь. Хотя нет, вот то как раз была не надежда. За все эти года Фредди научился разбираться в ней слишком хорошо. То была вера – слепая, яростная, злая. Будто посаженный в сердце глиняной статуэтки демон, единственная причина жить – существовать – и двигаться упорно к цели. Вера в свою силу, в свою правоту. Другие зовут её ненавистью. Фредди не хочет состоять из плохих чувств теперь – пусть будет вера. Но тогда ему было всё равно. Теперь-то немного лучше. Сердце может чувствовать боль, медленно, понемногу оттаивает после такой ужасной муки, которая превратила его в кусок льда. Думать об этом до сих пор чудовищно. О застывшей широкой улыбке, оборвавшемся звонком хохоте, ясных голубых глазах, навеки запечатлевших выражение счастья и любви… О том, как легко и даже без особого к этому внимания всё, целую жизнь смог отобрать один человек. Хотя, наверное, нет. Раз уж Фредди решил, что фон Дорф так жалок и не стоит смерти, он не будет думать об этой крысе как о главном враге. Он узнал в лицо, почувствовал на вкус и цвет другого виновника своей тоски – войну. Страшную, мёртвую, обваливающуюся кусками падали и мёрзлой земли. Тот, кто проходит сквозь её челюсти, прежним уже не выйдет. Фредди боролся с ней до конца, приложил все силы, чтобы одолеть её и уронить в такую глубокую могилу, из которой она уже никогда не выберется. Война отобрала у него его единственное в жизни счастье. А потом превратила его в чистую ярость и боль. А потом – робко и несмело подарила надежду. Это сложно – снова пропитываться ею. Это – ощущать всю несправедливость, всю жестокость мира наравне с его сладостью и ширью. Это – улыбающийся Карл, обнимающий Мари и сына, ещё едва держащийся на ногах. Это – долго сидеть в темноте на пороге скрипучего крестьянского домика во Франции, у границы, и ласкать тихо скулящего, жмущегося ближе пса. Это – прощание с лучшим другом и трепетный свет звёзд на искривлённом от боли лице. Это – уставшая, но довольная улыбка Анны, и её мягкие руки, и осознание того, что в мире ещё существуют силы, помимо смерти и ненависти, - такие, например, как любовь, верность и молоденькие девушки, способные горы свернуть ради друзей и родных. Надежда… Пахнет солью и светом, как вода под железным клювом парохода, отплывающего обратно в Америку, где ждёт брат и новая – с чистого листа – жизнь. Фредди не обманывается – она не будет простой. И образ Эмили уже никогда, никогда не уйдёт из его снов – широкая улыбка, подол платья из-под груды обломков; сны безумца, которые, возможно, позже перерастут в картины или нагромождения слов. Но можно ещё жить. Можно ещё работать и помогать семье. Можно ещё строчить письма машущим с причала друзьям, с которыми крепко-накрепко связала война - они вместе победили её, совместными усилиями проломили ей грудь и, обнявшись, плакали на обломках. Можно ещё надеяться. Даже если это и сложно. Пока пахнет весной и миром вольный ветер и гладит по макушке нежной, призрачной ладонью.