23:45

Аэропорт – очень проходящее и непостоянное место. И в то же время, самое искреннее: люди плачут, если кого-то провожают, и безумно радуются, когда кто-то прилетает. Это как роддом и морг. Наверное, не самое лучшее сравнение. — «Уважаемые пассажиры, заканчивается посадка на рейс №325 по направлению Нью-йорк — Сеул, всех опоздавших просим немедленно пройти регистрацию.» Последние приготовления перед взлетом: проверка еды, напитков, ремни безопасности, маски. Впрочем, всё как всегда, строго придерживаясь плана обязанностей стюарда на борту самолёта. Это поначалу при взлёте все кишки скручивались, возомнив из себя пластичных балерин, а сердце, каждый раз отрываясь от земли, мысленно прощалось с домом и родными. — Одного пассажира нет, главный говорит, будем ждать, — Чимин в салоне уже всё проверил и закончил с посадкой. — Разве мы такси, чтобы ждать кого-то лично? — Джин бормочет себе под нос ещё что-то, пока пытается открыть бутылку с дорогим алкоголем. — Ай, не знаю. Но мне тоже это не нравится, мы должны были вылететь ещё 4 минуты назад, — Чимин сидит в своем кресле и тупо пялится в телефон. — Ты еду проверил? — Да. — «Сок Джин, Чимин, ответьте!» Чимин устало поднимает руку и, позади себя нащупав бортовой телефон, отвечает. — Чимин слушает. — «Прибыл последний пассажир. Вылет через 5 минут.» — Вас понял, спасибо. Единственное, что радует этих двоих, так это обеды из первого класса, ведь у них вредная работа, там радиация, магнитные излучения… Но зарплата в 20 долларов в сутки, ну простите, это немного маловато что ли. Тем не менее, парни не жалуются, в их домах уже куча сувениров из разных стран Европы, они пробовали самые разные деликатесы, а совместный шопинг не мог не радовать. — Здравствуйте, я провожу вас, — Джин мило улыбается опоздавшему пассажиру, хотя сам уже ненавидит его, потому что его должен был встречать Чимин, но тот всё спёр на то, что «я и так сегодня всех посадил, а что делал ты?». — Простите, я немного не рассчитал время, — голос у парня, идущего за Джином, очень даже приятный, так что бортпроводник отмечает сразу. Джин приводит молодого человека к пустующему месту, любезно помогает с сумкой. — Простите ещё раз, — парень виновато кланяется и всё же садится на своё место, а затем просит прощения у рядом сидящей женщины, которая всё ещё неодобрительно пялится на него, прожигая злющим взглядом. — Уважаемые пассажиры! Прослушайте пожалуйста информацию о правилах, которые Вам необходимо соблюдать в полёте. На борту самолета не разрешается употреблять спиртные напитки, курить — на протяжении всего полёта, вставать со своих мест и передвигаться по салону во время руления, взлёта, а также снижения и посадки самолета, когда включено световое табло. Запрещается трогать и открывать без необходимости замки и ручки основных и запасных выходов, — и хоть этот текст давно выучен на зубок, Джин рассказывает его с некой злостью, ведь вот «это» Чимин должен читать по статуту. Ведь он старший бортпроводник. — Основные выходы расположены слева по борту самолета и снабжены надувными трапами. Запасные выходы расположены слева и справа по борту самолета у девятого, двадцать третьего и тридцать второго рядов кресел. Порядок открывания дверей и люков и приведения в рабочее состояние матерчатых желобов и канатов указаны на трафаретах, которые нанесены на двери и люке. На борту самолета к Вашим услугам — свежие газеты и журналы. Я бортпроводник Ким Сок Джин, также на борту работает главный стюард — Пак Чимин. Благодарим за внимание! Знаете, ведь все стюарды и стюардессы – лицо авиакомпании. Ведь именно они общаются с пассажирами, помогают и сопровождают до самого пункта назначения. Улыбка — самое главное, пожалуй. Чем и пользуются Чимин и Джин. В салон заходит Чимин, сменяя Джина, провожает парня с улыбкой, радуясь, что по сути он уже всё сделал за Чимина. Джин бросает лишь «сегодня весь день сам будешь» и гордо, обижено подняв голову, выходит, скрываясь за дверью коридора. — Уважаемые пассажиры, я главный бортпроводник Пак Чимин, — парень пытается взять себя в руки, но смех всё равно проскальзывает сквозь почти серьезную мимику. — Просьба пристегнуть ремни безопасности и проверить наличие масок в случае непредвиденной ситуации. Расстегнуть ремни можно будет после того, как самолёт пройдёт зону турбулентности и наберёт необходимую высоту. Прошу всех занять свои места, мы проверим ваши ремни. Спасибо за внимание! Чимин пошёл по правому проходу, проверяя каждого пассажира. Вскоре в салон вышел и Джин. — Сынок, а можно мне что-то от головы, а то мне так страшно, совсем раскалывается, — старушка поймала Джина за рукав идеально выглаженной рубашки. — Бабуля, чего же вы в таком возрасте летаете? — Джин мило улыбается, ища в кармане всегда припасенные анальгетики. — Ах, да к детям летала, вот уже десяток лет живут в этом, в Нью-Йорке, а я ещё ни разу к ним не приезжала. Бабуля конечно была очень милая, но всё же скоро вылет, Джин пошёл в комнату стюардов, принёс воды для бабули. Тем временем на другом берегу салона происходит нечто непонятное, что Джин замечает только когда возвращается с бутылкой воды: опоздавший пассажир сильно держит Чимина за локоть и что-то тому втирает с похотливым выражением лица, Чимин пытается вежливо, с улыбкой, но с напором, убрать руку молодого человека, но ничего не получается. — Бабуля, вот, запейте таблетку, — Джин оставляет бутылку воды в руках бабули и быстро сдержано уходит, даже не обращая внимания на благодарность бабули. Он хотел бы побежать и врезать этому парню, но статут не позволял, да и Чимин бы не понял. Поэтому он подходит ближе и с улыбкой вторгается в их напряженный разговор. — Прошу прощения, что-то случилось? — Ах, — с досадой ухмыляется молодой человек, отпуская локоть Чимина, а Джин тут же как бы незаметно отталкивает Чимина, чтобы тот шел дальше, — нет, что вы, всё в порядке. Я просто кое-что спросил у вашего напарника. — Пристегните, пожалуйста, ремень, мы скоро взлетаем, — всё с той же улыбкой Джин проверил ремни и отправился дальше. — Уважаемые пассажиры… — Чимин говорил запинаясь, временами вытирая только что выступившие капельки пота с шеи. — Уважаемые пассажиры, — Джин загородил собой Чимина, продолжая наиграно сообщать пассажирам нужную информацию, — отключите ваши телефоны и прочую электронику. Мы взлетаем! Хорошего Вам полёта! Развернувшись, Джин тут же поменялся в лице, словно сбросил маску. Эта ситуация ему немного не нравилась. Он даже начинал ревновать, хотя ни за что себе в этом не признается. Да никогда в жизни. Чтобы он, да ревновал шлюшку-плюшку Чимина? Да что за бред. Но вот взгляд того парня явно задел его, и теперь Джин думал о нём не как о красивом парне, а как о сопернике. — Садись быстрее. Я уже сказал капитану, что мы готовы, — Чимин сидел уже пристегнутый, выключал телефон и ни разу не смотрел на Джина, тот даже начал специально сверлить его взглядом, попутно пристегиваясь, и, не выдержав столь накалённого взгляда, Чимин развернулся к Джину и, не скрывая недовольствия, начал борзеть: — Что? — Да ничего, — Джин фыркает в ответ и отворачивает от партнёра. На словах ничего, а на деле Джина разрывает от любопытства и ревности. Они знакомы? Или этот парень так подкатить решил? Но Чимин был так потерян. Не похоже на него. — Чимин, — Джин разворачивается к Чимину, но тот его уже не слушает: закрыл уши берушами, а глаза закрыл, отбросив голову назад. — Не очень-то и хотелось знать.

***

Пассажиры спят, в ожидании четырнадцати часов и пятнадцати минут перелета. Чимин какой-то рассеянный и часто даже не слышит, что ему говорит Джин. Тот немного злится, но после рассказа Чимина о не сбывшихся отношениях с тем самым опоздавшим пассажиром, каждый раз себя успокаивает. Наверное, раньше надо было думать и говорить о своих чувствах. Всё, Джин, улетел твой самолёт. В правый проход Чимин даже не суётся. Как-то страшно опять встретиться с Чонгуком. И последняя встреча пятилетней давности даёт о себе знать, всё чаще и чаще врываясь в мозг Чимина без приглашения. Тот часто бьёт себя по голове, будто так сможет прогнать все мысли о Чонгуке, который после четырёх лет совместной жизни однажды заявил, что уезжает на ПМЖ в Америку. Сотни не отправленных писем, миллионы стёртых смс, тысячи скинутых вызовов — Чимин так и не смог дать о себе знать после прощального секса в туалете аэропорта за десять минут до вылета и тех последних слов Чонгука, и тех ответных слов его самого.

*+*

— Эй, Пак Чимин, — Гук еле говорил, часто глотая слюну, чтобы хоть как-то увлажнить пересохшее горло и восстановить дыхание. — У тебя… самолёт скоро, — Чимин пытался собраться с мыслями и с вещами, которые были раскиданы по всему туалету, а в дверь давно барабанили, прося открыть, мол «очередь уже собралась, вы чем там занимаетесь». Чимин не слушает Чонгука. Просто тихо собирается и слёзы свои собирает в кулачок, чтобы Гук их не подобрал. — Чимин… — а Гук вроде и спешит, но не спешит — стоит, оперевшись на раковину, и смотрит, как Чимин судорожно собирает свою одежду. — Чего стоишь? Давай собирайся, — Чимину даже глаза стыдно поднять, такого чувственного и нежного секса у них и в первый-то раз не было. Да их первый раз вообще нежностью не пах. Пахло апельсином, новым годом и абрикосовым гелем для душа. — Чим, я люблю тебя, — по голосу слышно, что Чонгук держится, но всё же пропускает одну непослушную слезу, боковым зрением видно, что он её не вытирает, будто игнорит. Будто её нет. Это просто плод воображения его души. — Любовь — мимолетная штука. А что такое любовь, Чонгук? — он, наконец, поднимает заплаканные глаза на возлюбленного. Гук не знает, что ответить, точнее не знает, что именно Чим сейчас хочет услышать. — Это миг, момент. Один из моментов в жизни. Всего лишь элемент. — Ты что несёшь? Четыре года — миг? Момент? — Чонгук не хочет верить Чимину, ведь вариант, что тот специально так говорит, никто не отбрасывал. — Чонгук, — наконец Чим берёт себя в руки и уже уверено смотрит в мокрые глаза Чонгука, — это конец. Уезжай и будь счастлив. — Ты что? Ты что говоришь, глупыш? — Гук мягко улыбается и подходит к Чимину. — Мы же сможем общаться, в конце концов ты сможешь приезжать ко мне, а я к тебе. Я не хочу с тобой расставаться. — А я хочу, — Чимин увернулся от руки Гука, которая хотела взять Чиму за руку. — Не хочу дарить ложные надежды и сам ими питаться. Я не исключаю, что могу изменить тебе. Это всё-таки знаешь, такое дело. Гук слушал и узнавал прежнего Чимина, которым он был до того, как они начали встречаться, а потом и жить вместе. Естественно, не верить нет причин. У Гука от услышанного открывается рот, а руки начинают трястись. Сердце танцует пляску смерти, а тело перестаёт слушаться. Гук в нирване. — Я ухожу, хорошего перелёта. Напиши, как доедешь, — Чим произносит последнее предложение с намёком, что не станет читать то сообщение, потому что с этого момента ему абсолютно похер на Чонгука. Он уходит. Уходит, оставляя дверь открытой.

*+*

 — Чимин, ты мог бы отнести мыло и салфетки в туалет? — Джин занят расфасовкой еды пассажирам и строит очень умное лицо, видите ли он так занят, что даже посмотреть на Чимина нет времени. К слову, за десять часов перелёта атмосфера между напарниками вернулась в своё прежнее дружеское русло. Джин расслабился, потому что после рассказа напарника понял, что на самом деле чувствует к Чимину: всего лишь временный интерес, поэтому лучшим решением будет подождать, пока он сам устанет от Чимина. Если потеряешь гордость, считай влюбился. Джину до этого далеко. Как минимум четыре года сожительства и пять лет на рейсе «Нью-Йорк — Сеул» в надежде встретить однажды возлюбленного. За эти пять лет Чимин уже перестал надеяться на случайную встречу, а робота стюарда оказалась не такой уж и плохой. Тем более с хорошим-то напарником. Чимин высовывает голову из-за занавески и осматривает салон, находит Чонгука и, успокоившись тем, что тот спит, походкой вора-неудачника направляется в туалет, держа в руках две пачки мыла, бутылку жидкого мыла и влажные/сухие салфетки. Когда Чим проходит возле Чонгука, его сердце становится похожим на металлоискатель: начинает громко пищать в голове. Но Чимин всё же останавливается возле спящего парня. Чонгук очень возмужал и стал совсем не похож на того, кого ещё помнит Чимин: милый, стеснительный в жизни и безрассудный в кровати. Паку вдруг захотелось дотронуться до шоколадных волос, попробовать, такие же они мягкие, как раньше. Может и не помнит этого, но руки-то должны узнать. — Молодой человек, — вырывает Чимина из нирваны мужчина позади него, — простите, любезный, когда мы прилетим? — Что? — Он немного потерян, ещё не может переключиться с вдруг вспыхнувших чувств на работу. — А, прилетим… Через три часа. Вам скоро подадут еду. Простите, я пойду. Прийти в себя получается только в туалете, когда Чим умывает красные щеки ледяной водой. Из рук всё валится, и даже элементарно налить жидкое мыло в тару становится очень сложным заданием. — Да что с тобой, чёрт возьми? — он смотрит в зеркало, пытаясь понять, а что в нём собственно изменилось за эти 5 лет? Сказать, что Чим похорошел будет как-то не правильно. Глаза от перелётов уставшие, тело потеряло былую форму, правда укладка всегда у Чимы на высоте – всё-таки лицо компании. Когда в дверь стучат, он быстро закидывает принесённые салфетки в тумбочку и открывает замок, опустив голову, выходит из маленькой кабинки. Выходит, пока не врезается в чужую грудь. В такую знакомую чужую родную грудь. Чонгук ждёт, пока Чим поднимет взгляд, а когда понимает, что Чим его узнал, но смотреть не очень спешит, сам берёт того за подбородок и поднимает лицо к своему. Чим повинуется, но взгляд отводит, нервно дышит и наверное наверняка хочет сбежать или провалиться в запасной люк. Чонгук заходит в маленькую кабинку, всё ещё держа Чимина за подбородок. Закрывает замок. А Чим не двигается. Боится. Прикосновения Чонгука совсем не такие, как прежде, да и парень уже не тот запуганный мальчишка, которого Чим всему обучал. Чонгук ещё немного разглядывает лицо Чимина и, не выдерживая, целует хёна. Чим наконец смотрит в запредельно близкие глаза, но не решается отвечать, хотя маленький дружок в штанах давно проголосовал за маленький секс в маленькой кабинке на борту самолёта. Чонгук ничего не делает лишнего, лишь целует. Тонко и трепетно, будто призрака, боясь сильнее выдохнуть, чтобы он не развеялся. Ему жутко не хватало этих пухленьких губ. Ему жутко не хватало крохотного Чимина. Когда Чим, наконец, прикрывает глаза и несмело отвечает на поцелуй, Чонгук улыбается и воспринимает это как зеленый свет. Ведь это и есть зеленый свет. Гук приподнимает Чиму и усаживает его на умывальник, тот уже и сам обвивает ногами Гука, желая большего. Гук жадно блуждает руками по знакомому телу, будто проверяя свою память. На боку родинка, на позвоночнике внизу шрамик детства, а на лопатке шрам, который Чим получил, когда они выбирались из пылающей машины. Они чудом выжили в той аварии. Чонгук помнит. Чонгук помнит всё.

***

Джин замечает, что Чимы долго нет, только когда раздаёт обед и не находит на своём месте Чонгука. Он оглядывается, но не видит ни пассажира, ни Чимина — значит вместе. Особо в самолёте уединиться негде, поэтому единственный вариант — туалет, именно тот, к которому сейчас направляется высокий молодой человек. Джин начинает паниковать и уже бежит к парню, но ещё не придумывает, что он ему скажет. — Молодой человек! — едва успевает Джин поймать парня за локоть, когда тот берётся за ручку двери в коридор, ведь если он откроет, то весь салон будет слышать пошлые стоны из туалета, и Джин это понимает. — Простите, мне надо в туалет, — парень похоже очень спешит, но это не останавливает Джина. — Молодой человек, у нас санитарная зона! — Джин просто выпаливает первое пришедшее в голову и тащит парня назад. — Но мне очень надо! — тот уже слишком терпит и откровенно не понимает действий бортпроводника. — Аааа, — Джин опять паникует и ничего другого не придумывает, как потащить парня в туалет для борт-персонала. Пассажиры начинают переговариваться между собой, видя, как странно стюард себя ведёт. Держа согнувшегося пополам парня за руку, Джин останавливается у занавески и разворачивается к пассажирам. — Уважаемые пассажиры, — он проглатывает нервный ком и пытается улыбнуться, выходит криво и смешно, но он старается, — туалет сломан и не работает, персонал просит прощения у всех пассажиров за неудобства. Просьба не заходить, это может быть опасным для вашей жизни. Запихивает паренька в коридор и открывает дверь туалета, показывая, что он может зайти сюда. Тот уже еле держится, но всё же решается спросить: — Вы же сказали, что санитарная зона. — Давай вали уже, такой дотошный, — Джин толкает парня в кабинку и закрывает за ним дверь. — Боже, не повезло же твоей девушке, или парню. Такой глупый, разве не понятно, что там у ребят жизнь налаживается, нет, ему в туалет надо. Джин ещё долго что-то бормочет возле двери, пока парень не стучит аккуратно. — Ну что ещё? — фыркает Джин. — Во-первых, я всё слышу, — из-за двери доносится глухой звук, — во-вторых, нет, у меня нет парня, который бы меня терпел. В третьих, я не идиот, а Ким Нам Джун. А в четвёртых... — Эй, парень, можешь потом написать на меня жалобу, но если ты сейчас же не перестанешь нести чушь и не выйдешь, я тебя сам оттуда достану. Я устал и очень зол сейчас на тебя, — Джин сдержанно пинает дверь ногой, показывая своё недовольство. Нда, работа всё-таки у них нервная. — В четвёртых... — Да ты заебал меня уже! — Здесь нет бумаги. Джин понимает всю суть ситуации и не знает, кому сейчас больше неловко: ему за поведение, или парню за сказанное. Стюард успокаивается, неловко открывает дверь, протягивая бумагу парню, и уже мысленно продумывает речь. Дверь открывается, Джин уже на пороге бьёт поклоны. — Простите меня за грубость, я был не прав. Нам Джун откровенно не знает, что сказать. Он никогда раньше не попадал в подобные ситуации, и слава богам за это. — О, что вы здесь делаете? — Чим приходит прям очень вовремя: туалет нараспашку, незнакомый человек, которому Джин кланяется, а услышав, Чим лишь поднимает голову, оставаясь согнутым на 90 градусов. — Ну вот, — говорит Джин, — санитарная зона закончилась. Чим краснеет, поправляя верхние пуговички уже помятой рубашки. И сначала не понимает всей ситуации, но чувствует, что что-то пропустил. А, точно, санитарную зону.