23:45

      Старая студия, пропитанная слезами, счастьем, годами тренировок, славой. Позади осталось всё, включая жизнь, любовь и разум. Как на столе разыгрывают последнюю партию в покере, так двое парней играют сейчас в смерть. Два пистолета направлены один против другого. Руки трясутся, потому что они не враги (в каком-то смысле). Гук привязан. К стулу. К людям, что перед ним. К жизни с ними. Если бы можно было всё вернуть в самое начало, подобно видео на ноутбуке, Гук бы просто ушел раньше Тэхена, и ничего бы этого не было. Но кто-то из них трус. Кто-то влюблен. Кто-то собственник. Разве Юнги мог знать, что всё закрутится вот так вот? Нет. Так же, как и Тэ не мог знать, что придётся выбирать таким способом. Это был просто выбор. Просто Чонгук привязан и сидит на стуле позади Тэхена. Просто Тэхен держит на мушке Юнги, считая, что он лишний. — Время идёт, а мы не меняемся, да, Юнги? — Тэхен не уверен, что делает правильно. Но уверен, что точно не зря. От этого все только выиграют. — Да, только пистолеты настоящие. Отпусти его и мы уйдем, — Юнги не хочет стрелять, но ещё больше он не хочет отдавать Гука. И бросать Тэ. — Уйдёте… А как же я? — Не глупи, Тэхен. Ты же сам ушёл. Просто собрал вещи и ушёл. Прекрати делать мне больно. Достаточно, — слова просачиваются сквозь зубы, но это не от злости на Тэхена. Это Юнги себя винит за испоганенные жизни парней перед ним. — А ты, разве ты не делаешь мне больно?! Ты хоть знаешь, что я чувствовал, когда увидел вас дома в тот вечер, да-да, именно в тот, когда я должен был ночевать на работе. Вам было хорошо, Юнги? Хорошо без меня? Я верил вам. Поэтому ушёл, дурак, — Тэхена уносит, в голове начинает темнеть, в груди болеть, а перед глазами сереть — это слёзы.       Юнги сначала думает, а потом решается — понимает, что трое живыми отсюда не выйдут. Для кого-то сейчас последние воспоминания. Для кого-то худшие в жизни, которые будут периодически появляться в памяти: во время завтрака, при просмотре фото, при виде знакомой вещи в шкафу. Вряд ли этот кто-то сможет выкинуть старые однотонные футболки и разнообразные вещи «сожителей». Хотя, думая обо всем этом, он ещё не до конца понимает всю суть происходящего. — Либо отпусти нас, либо убей здесь же, — Юнги тяжело вздыхает, но осторожно опускается на колени, всё так же смотря в глаза Тэхену; ставит оружие на пыльный пол. — Я не стану тебя убивать.       Понемногу скребущий звук в маленькой комнатке усиливается — это крыша Тэхена сползает от выходки его Шуги. А Шуга, собрав все свои силы, медленно встаёт, поднимает руки в примирительном жесте и старается не смотреть на плачущего Чонгука — тому тоже тяжело. Юнги ухмыляется своим мыслям. Он столько раз стоял вот так, обезоружен, перед Тэхеном. Нагой, стеснительный и такой неопытный. Сейчас-то Юнги знает, что делать, если Тэхен говорит «Привет. Я дома. Соскучился?». Сейчас бы обнять Тэхена, зарыться руками в его светлые волосы, снова поцеловать родинку на носу… — Дебил, ты что делаешь? Возьми оружие! — Тэхен, стреляй, — он специально называет его по имени — всё ещё надеется на объятия. Всё ещё надеется на жизнь. — Нееет! — Чонгук не выдерживает ровно тогда, когда Тэ дрожащими руками снимает пистолет с предохранителя и обратно наводит курок на Юнги. Все трое на секунду задерживают дыхание, так же, как Тэ задерживает палец на курке. — Я умер, когда ты ушел. Это всего лишь тело, Тэхен-и, — Юнги чувствует себя психологом, который пытается спасти глупого школьника от самоубийства. Только он забыл, что спасает сейчас себя, вот и ведёт себя сдержано, спокойно выговаривая каждое слово. Ему страшно не меньше, чем Тэхену или Чонгуку. Но что-то в глубине души заставляет его верить, что сейчас Тэхен сломается и опустит оружие, позволяя Юнги обнять его. Но Тэхен не думает опускаться. — Возьми оружие! — Тэхен-и, давай покончим с этим. Я устал. — Юнги! — Походу только Чонгук соображает, что вскоре Тэхен станет убийцей, а Юнги умрёт. — Гукки, прости, что мы такие, тебе не стоило влюбляться в нас, — Юнги бы больше всего не хотелось, чтобы Чонгук видел всё это. Он ведь ещё такой юный. — Ты идиот? Возьми пистолет! — Тэхен-и, можно я тебя обниму? — шаг за шагом, медленно, но Юнги идёт прямо на курок. — Не подходи! Я выстрелю, Юнги! — Тэхен! — Гукки больно. Гукки не знал, что всё вот так закончится. Гукки сожалеет. Малый повзрослел.       Юнги подходит ближе, улыбаясь. Рука Тэ дёргается и он неосознанно нажимает на курок. Юнги видит пулю и успевает сообразить, что происходит. Он смотрит прямо Тэхену в глаза и искренне улыбается. Это всё, что он успевает сделать прежде, чем падает. Пуля проходит насквозь, через легкие. Из уже искажённой улыбки стекает кровь тоненькими ручейками, от уголков губ протекает по подбородку и течёт по белоснежной шее, наконец доходя до белой футболки, впитываясь в неё, оставляя красные пятна. — Юнги!! — животный крик пронзает подвал, который до сегодняшнего дня был студией. Чонгук связан, но срывается и бежит к лежащему на спине Юнги, волоча стул за собой. — Юнги! — Мин смотрит на Гука и слёзы заполняют глаза до краёв. Душевная боль и вина за испорченую юность этого малого гораздо сильнее простреленных лёгких. Он безмолвно улыбается и шевелит губами, будто говоря «прости, что оставляю тебя», но Гук не слышит, а Юнги громче не может. Юнги совсем никак не может. Громче только бешеное сердцебиение Гука, который даже обнять не может Юнги из-за связанных рук за спиной; и замедляющееся сердце Юнги, что вкладывает в последние удары всю свою силу и мощь.       Тэхен наблюдает молча, не в силах даже моргнуть. Перед ним две его любви: одна связана, словно на казни, вторая подыхает как последняя собака. И та, и другая умирают. Остаётся только самому умереть. В его голове, в его душе пустота, он ещё не сообразил, что сделал. А в какой-то момент его накрывает. Из горла тонкими нитями рвутся непонятные тихие звуки боли, пистолет ещё сильнее зажимается в руке, а сам Тэ в немом крике опускается на колени, не в силах подойти к Юнги. Не говоря уже о том, чтобы развязать Гука, целующего Юнги куда попало, лишь бы тот открыл глаза, которые так неожиданно закрылись секундой ранее.       Гук замирает, когда слышит выстрел позади. Сердце сжимается, и он обессиленно опускается на Юнги — больше не может плакать. Больше не может жить. Понимает, что не сможет похоронить в один день и Кима, и Мина. Больше не может.